В одном Оррик мог согласиться с Геси. Населявшие эти горы орки действительно напоминали отродий обезьяны и шакала — мелкорослые, сгорбленные, с руками чуть не до земли, лицами, не просто напоминающими уродливые звериные морды, а почти что ими и являющиеся, серой кожей и грубыми чёрными волосами. И пахло от них подобающе плохо. На сложенных почти как люди верзил с пустыми глазами, которых правители Ваану использовали в качестве боевых рабов, они походили так мало, что Оррик задумался даже, не обзывают ли «орками» всех околочеловеческих мутантов и подозрительных вырожденцев подряд. Впрочем, несмотря на худосочный вид, работать горные орки могли неплохо, выносливости, чтобы махать заступом и лопатой, им было не занимать.
Желание работать — другой вопрос. При одном приближении Оррика, окидывающего рабочих критическим взглядом, оно, конечно, резко разгоралось. Не требовалось даже живительных пинков и затрещин. У местных методов работы с простыми смертными были и свои достоинства. Всё же, при одной мысли о том, чтобы следующее десятидневье работать надсмотрщиком, Оррику хотелось скривиться.
Пока Оррик ломал голову, как бы придать рабсиле искренней мотивации, он не забывал поглядывать по сторонам — он вообще об этом редко забывал. Впрочем, заметить не шибко умного орка, решившего втихую присесть отдохнуть за углом показавшейся из песка массивной стены, мог бы и невнимательный человек. Но от внимания Оррика не укрылось и кое-что ещё.
— А ну замер! — рявкнул Оррик самым зверским голосом, на который был способен.
Даже если б орк не понимал Общего наречия, его парализовало бы одним тоном. Так что он не успел даже ничего толком промямлить, прежде чем Оррик выхватил шпагу, сделал несколько быстрых шагов и нанёс удар, так быстро, будто молния сверкнула.
Зато потом вскочил как ошпаренный — а все прочие орки вокруг замерли. Не все вокруг могли видеть на песке скорпиона, с отрубленным остриём шпаги хвостом, так что для наглядности, Оррик вторым ударом проткнул его и поднял извивающееся насекомое повыше. Скорпионы в Ваану водились такие, что впору видеть в ночном кошмаре — размером чуть ли не с ладонь, чёрные как смоль, волосатые. Их яд мог свалить даже слона или дваждырождённого на ступени Молодости. Ну а уж смертного единственный удар жалом обрекал на весьма быструю, но весьма мучительную смерть, если только в нескольких шагах не окажется чародея-целителя или бутылочки с универсальным противоядием.
На короткий миг повисла тишина, работа прекратилась, орки смотрели на издыхающего скорпиона, потом начали рефлекторно оглядываться вокруг. Оррик вскинул голову, прислушиваясь к неким очень тихим, подозрительным звукам, которые теперь не заглушались шумом работы. И тут же тишину разорвали крики ужаса. Оррик не замедлил рвануть в направлении, откуда они раздались, одним прыжком вскочив на вершину начавшей обнажаться каменной громады, по другую сторону которых рабочих вдруг обуял испуг, вместо того, чтобы её обходить. И сам с трудом сдержал испуганный возглас, едва не наступив на ещё одного скорпиона. Да что там «одного» — из обнажившейся трещины в древней плите, они теперь ползли кипящей чёрной волной — словно резкие крики вдруг взбудоражили их гнездо.
Оррик в каких только переделках не бывал, так что не спасовал и перед опасностью, против которой было немного проку от шпаги или пистолета.
— Огня! Огня! — заорал он во всю глотку, с каждым словом разрубая надвое ещё одного скорпиона у своих ног. — Тащите огня! Углей! Масло!
Надежды выжечь мерзких тварей прежде чем те успеют расползтись по всем раскопкам было мало, но Оррик и вправду имел опыт командования на войне, так что знал — уж лучше делать нечто не слишком полезное, чем не делать ничего.
Чувства у Оррика были острые, но пока в пределах человеческих. Зато они подкреплялись необычайной внимательностью, без которой, он, наверное, умер бы молодым. Вот и сейчас ему помогло то, что он краем глаза заметил, как Мелам на своём холме выполняет размашистые колдовские пассы — и не просто заметил, а и осознал, что тот делает. Так что Оррик отскочил за миг до того, как воздух вокруг извергавшей скорпионов трещины вдруг обратился в тягучую жижу и область этой жижи начала стремительно расширяться во все стороны, подобно выдуваемому из раскалённого стекла сосуду. Внутри неё движения мерзких насекомых замедлялись до крайности, словно помутившийся воздух вокруг них и вправду вдруг приобрёл консистенцию жидкого стекла. Скорпион, отброшенный пинком Оррика, влетел в колдовской пузырь и завис в воздухе, его полёт неожиданно сделался медленнее, чем у опускающегося на землю пёрышка.
Лишь несколько особенно прытких скорпионов оказались вне области замедления. Оррик выдохнул с облегчением и тут же заорал на орков, чуть не попадавших навзничь при виде настоящего чародейства, снова:
— Чего замерли?!? Пошевеливайтесь, пока заклинание держит этих тварей!
Он улучил миг, чтобы задержать взгляд на Меламе. Чернокнижник, конечно, потом скажет, что опасности для него всё равно не было…
— Опасности для тебя всё равно не было, — отмахнулся Мелам.
Время спокойно поговорить наедине у них нашлось вечером, в шатре Мелама, где сейчас ночевали они оба. По счастью, крыши у шатра не было, так что обет Оррика не проводить под одной крышей более трёх дней и ночей пребывание здесь технически не нарушало.
— Даже не успей ты выскочить из области действия Расплавления Песка Времени, твоя скорость относительно скорпионов осталась бы той же. К тому же, примитивных существ это заклинание обычно пугает и дезориентирует. И в тот момент нашей основной задачей было не позволить им расползаться повсюду, не так ли?
С логикой Мелама было не поспорить, так что Оррик спорить и не стал, лишь молча кивнул, но зарубку на память сделал.
— Ведь если бы они расползлись, мы потеряли бы минимум день, а может несколько, — продолжил свои рассуждения Мелам. — По закону и обычаю Ваану, древние клады и наследия принадлежат не обнаружившему их, а сумевшему извлечь. Извлечь же наследие наставника Зеша за пределами пяти Выпадающих дней нам вряд удастся. Чернь на улицах называет их Колдовскими днями и болтает, будто в это время наша сила возрастает до предела. На то она и чернь, чтобы верить во внушённые ей глупости. На самом деле в эти дни и ночи привычные законы и барьеры нашего мира ослабевают, так что магия может и становится более могущественной — но также менее стабильной. Для основной массы простых и заурядных заклинаний существенной разницы нет, хотя во время Выпадения их тоже лучше творить с особым тщанием. Но вот что касается заклинаний замысловатых и старинных, вроде тех, что хранят древние гробницы от недостойных, то эта нестабильность делает их более… ну, скажем так, хрупкими. Сейчас для нас благоприятен и год, не буду уже углубляться в то, как это вытекает из положения светил, рассказ о древних магических системах Ваану и их связи с астрологией тебя лишь утомит. Но несмотря на всё это, моих сил вряд ли хватит, чтобы развеять защиту гробницы. Это одна из причин, по которой я пригласил Геси участвовать, так что, прошу тебя, не обращай внимания на её отсутствующие манеры и отвратительные привычки.
— Уж это я как-нибудь переживу, — отмахнулся Оррик. — Лучше объясни наконец, почему ты считаешь, будто этот Зеш оставил в своём склепе наследие, а не пару своих любимых чародейских ловушек. В прошлый раз нас прервали.
— А, — Мелам на некоторое время задумался. Посмотрел в свой опустевший кубок и на опустевший поднос между собой и Орриком. Отставил кубок, сел очень прямо, сложил пальцы обеих рук в замысловатый волшебный знак, и тихим, ровным голосом заговорил на Высоком Наречии:
Моё тело — косяки и петли, моя воля — дверь, мои слова — ключ.
Дар супруги владетеля тёмных вод, предстань передо мной.
Дар дочери облачённого в серебряную чешую, предстань передо мной.
Дар внучки владыки жизни, предстань передо мной.
Вспышек призрачной сверхъестественной энергии не было, просто воздух словно бы начал сгущаться и на подносе из ниоткуда образовалась изрядная горка горячих лепёшек, да румяных пирогов, начинённых рисом, просом и овощами. Кубки же обоих присутствующих наполнились густым пивом, которое Оррику не шибко нравилось, но всё же сильно превосходило по вкусу грязноватую воду из местного источника
Человек невежественный мог бы счесть наколдованные еду и питьё обманом, чародейской иллюзией. Или подумал бы, что странно со стороны чернокнижника, ревностно оберегающего секреты своего искусства, показывать своё заклинание другим. Оррик, однако, знался с чародеями и раньше. Так что ему было известно — слова Мелама, начиная с «Моё тело…» были хорошо если десятой частью полного заклинания, а лишь завершающими словами, произнесение которых воплощало магию в жизнь. Примерно как нажатие на рычаг арбалета, посылающее болт в цель. Но если руки слишком кривые, чтобы арбалет сперва зарядить, то сколько ни жми, а толку не будет. Исхитрись даже Оррик подслушать и основную часть заклинания, ничего не изменилось бы. Потому что она была сложным ритуалом, в котором не все необходимые элементы были внешними. Ну и конечно все заклинания, заслуживающие называться заклинаниями, требовали Второго Дыхания, но как раз в этом Оррик не так сильно отставал от Мелама.
Пока эти мысли мелькали в голове Оррика, Мелам шумно выдохнул и сел поудобнее. Даже заклинания, которые чародей, за счёт упорной практики и подъёма общего уровня своей силы, освоил в достаточной мере, чтобы заставлять их срабатывать раз за разом, не начитывая всё с начала, всё-таки вызывали некоторую физическую и умственную усталость. День за днём кормить толпу работников наколдованной едой Мелам может и мог, но не хотел. Оррик, меж тем, взялся за лепёшку и откусил хрустящий краешек.
— Вкусно?
Оррик промычал в ответ нечто утвердительное. Творения Мелама действительно были хороши, такое, пожалуй, могла испечь опытная кухарка, отобрав лучшую муку и начинку.
Чародей чуть улыбнулся:
— Я знавал одну волшебницу, пришедшую в Ваану издалека. Она считала, что магу не следует полагаться в жизни на одни лишь чары и полезно обладать навыками смертных. Когда я потратил примерно полтора десятидневья, чтобы выучить то заклинание, плодами которого ты сейчас наслаждаешься, она продолжала спорить, утверждая, что ей очень легко будет сменить рецепт пирогов, а мне для этого нужно будет учить заклинание заново, если у него вообще есть нужный вариант. Но всякий кто пробовал её стряпню, отдавал предпочтение наколдованной мною еде.
На лицо Мелама вернулось суровое выражение:
— Чародейство, магия, называй как хочешь — величайшее из умений, известных смертным. Я говорю это не в упрёк адептам других Путей Второго Дыхания. Если предположить равную ступень и круг, то мастер духовных боевых искусств, такой как ты, Оррик, скорее всего, одолеет меня в прямом бою. На то боевые искусства и называются боевыми. Но разве можешь ты с их помощью что-то построить или создать, ну вот хоть ту же лепёшку, что у тебя в руке? Адепты воплощения обычно тоже попросту изменяют свои тела, чтобы сделать их смертоноснее. Магия же позволяет творить — творить насколько хватит знаний, воображения и Второго Дыхания. И среди всех ответвлений Великого Пути магии, это более всего касается благородного искусства волшебника, которым владею и я. Мы, волшебники, не надеемся на один лишь врождённый дар, не заключаем сделок с потусторонними силами и не молим их о просветлении. Мы полагаемся на силу наших умов, на постижение тайн мироздания, на использование постигнутого как рычага, способного сдвинуть землю и небо. Знаешь, что в своё время принесло Ваану славу и величие? Стремление к вот этому вот постижению, непрерывному и бесконечно углубляющемуся, не скованному никакими условностями. Лишь это, и ничего более! Посвятив себя волшебству, отбросив всё, что мешало совершенствованию в нём, люди на четыре тысячи лет вознеслись над драконами, демонами и богами и достигли величия, неслыханного с тех пор, как выпала из мира Страна Снизошедших Звёзд! Казалось, что даже таинства Ступени Вечности уже находятся в одном лишь шаге!
Оррик до этого момента слушал с благожелательным видом, но тут как видно на его лице промелькнули отголоски его настоящих мыслей, которые Мелам немедленно заметил:
— Не кривись, я прекрасно знаю, насколько прогнил мой город. Сейчас даже Стражи Башни — это сборище ничтожеств, готовых целовать козла в задницу, если это даст им хоть крупицу незаработанной силы, чтобы не напрягаясь вкусно есть, сладко спать, трахать рабов и унюхиваться пыльцой чёрного лотоса.
— Но ты намекаешь, что наставник Зеш жил в иные, лучшие времена? — Оррик поспешил отвести разговор от собственной персоны. Чернокнижник может и верил в чернокнижническую версию сказок про утерянный золотой век — а может и нет — но он не выжил бы в яме со змеями и скорпионами без проницательности, способности читать людей… и обострённой подозрительности. Кто знает, что он мог учудить, осознав истинную степень отвращения Оррика к Ваану и его чародеям.
— Да, — кивнул Мелам. — Он жил при двадцать третьей царской династии. В те времена упадок Ваану ещё лишь начинался. В те времена для того, кто по заслугам был назван магом, мудрецом и наставником, было вполне естественно сокрыть своё наследие в хитроумно спрятанной гробнице, оставив при этом подсказки для достойных завладеть им. Можно сказать, так делало большинство истинных магов, не успевших перед смертью найти подходящего преемника. Чародеи ваших западных земель на самом-то деле уже почти тысячу лет как предали своё искусство, склонившись перед Императором-Основателем, признав за ним и его святошами право делать запретным всё, что бы те ни пожелали назвать «чёрной» магией. Поэтому и чувства долга перед самой магией у них больше нет. Но то у чародеев ваших земель. Да, в Ваану тоже попадались те, кто хотел просто утащить с собой в могилу побольше народу, если уж не надеялся из могилы возродиться, тем или иным способом. Но для большинства именитых древних чувство причастности к величайшему из искусств, желание превратить свои личные достижения в ещё одну ступень на пути к его высотам были не пустыми звуками. Так что они оставляли свои знания и сокровища тем, кто обладает достаточным умом и умениями, чтобы продолжить их дело. Иначе откуда бы взялись те бесчисленные гробницы и клады, которые по сию пору не могут выбрать до дна авантюристы и гробокопатели с четырёх концов света, как ты думаешь, Оррик?
Оррик задумался на миг, смахивая крошки с усов. Чернокнижник опять рассуждал вполне логично. К тому же Оррик и раньше слышал нечто похожее, вот только чародеи западных земель утверждали, что при царях в Ваану практиковался страшный ритуал, помечавший тело и душу мага несмываемой меткой, которая делала стремление к совершенствованию магии столь же сильным как голод или жажда. Чтобы избежать такой метки четверо основателей западной традиции якобы и сбежали из Ваану в землю, где потом был построен Парг. Но всё же…
— Предположим, можно поставить, ну, скажем, пять к одному, что этот Зеш действительно хотел передать своё наследие достойному. По мне, это очень оптимистично, но предположим. Чего ради не какие-нибудь бродячие головорезы-гробокопатели, а маги Ваану, обладающие богатствами и высоким положением, готовы кинуть кость, выпадение единицы на которой принесёт смерть?
Мелам хмыкнул, с оттенком самодовольства:
— Кто не рискует, тот не пьёт эликсир молодости, так ведь говорят у вас на западе? Может в наше время многие Стражи Башни и готовы вести жизнь свиньи, без амбиций, забыв и заветы чародеев Ваану, и о том, что вообще значит быть человеком, но я — не они.
Оррик усмехнулся:
— Ты напоминаешь мне меня самого, лет так тридцать назад. А ещё клевещут, что у чародеев вместо крови водица.
Оррик тут не соврал. Он просто не стал уточнять, что сам он даже тридцать лет назад любил и хитрость, спрятанную под бравадой, и ответы, на самом деле не содержавшие ответа. А ещё он и тогда не гнушался лести:
— А вот сейчас я уже немолод, и меня всё беспокоит, нет ли подвоха в тех чародейских средствах для возвышения над твоими соперниками, которые ты надеешься откопать. Не прими за упрёк твоим способностям, всё-таки, тому кто сам несведущ в тайных искусствах сложновато сразу понять, знает ли чародей что делает.
Мелам хмыкнул, прежде чем ответить:
— Не волнуйся, знаю. Но сегодня уже поздновато для таких разговоров.
Правда при этом он сделал как бы случайный жест, поведя рукой в ту сторону, где стоял шатёр Геси и Энгура. Оррик понял намёк без дополнительных подсказок. Мелам не желал говорить о некоторых деталях, когда не видел, что сейчас делает Геси и не подслушивает ли она их тем или иным волшебным способом.
Оррик в свою очередь хмыкнул. Особых сомнений в том, что чернокнижники не поделят добычу мирно и станут строить друг другу ловушки ещё прежде, чем увидят эту добычу хоть издали, у него не было с самого начала. Зато были серьёзные сомнения относительно того, выполнит ли Мелам обещание, данное ему, Оррику.