Как объяснил Мелам, рисуя Оррику на песке примерный план гробницы, идея был в том, чтобы не просто докопаться до входа, а вскрыть всю её внешнюю часть, просто разобрав те ловушки, которые ещё не перестали действовать от старости, вместо того, чтобы отбивать головами падающие потолки. Объём работ предстоял немаленький, но вопреки опасениям, раскопки продвигались с достаточной скоростью.
К сожалению, помимо внешней части у гробницы имелась ещё и внутренняя, вырезанная в сплошной скале. И вот тут уже орки с заступами были бессильны. Тут уже предстояло браться за дело дваждырождённым. Тем не менее, Оррик считал, что и от орков ещё может быть польза.
— Айраг, собери-ка всех из ваших, у кого есть луки, копья, дротики. И расставь, пожалуй, вооон там, — обратился Оррик к сыну вождя племени. — Не бойся, в гробницу не погоним. Скорее, оттуда может что-то выскочить. И заруби на носу, колдовские твари питаются страхом смертных, зато сами боятся обычного железа, так что в случае чего, главное — не ссать.
Молодой орк кивнул и кинулся исполнять приказ. Мелам может и пообещал оркам многое, но так и не озаботился запомнить имена кого-то, кроме старого вождя, с которым вёл переговоры. А вот Оррик озаботился. Ещё одна из известных ему гипотез происхождения орков полагала их полуживотными, которым придали близкую к человеческой форму в забытые эпохи для войны и рабского труда. Звучало правдоподобно, но Оррик и к обычным животным не относился без внимания, когда от них могла оказаться зависящей его жизнь.
Вот и то, что он сказал Айрагу, было эквивалентом успокаивающего уверенного тона в адрес собаки, лошади, или там солдата в строю. То есть, не то что бы Оррик нагло соврал, в некоторой степени его слова были правдой. В такой неумеренно обширной категории существ как «колдовские твари» имелись и такие, кому железо, даже в руках простых смертных, весьма опасно. Но сейчас Оррик ожидал, что уж если в гробнице было что-то активное и смертоносное, то, скорее всего, какое-нибудь умертвие, которому стрелы и копья горных дикарей либо вообще не страшнее чем рыбе дождь, либо раньше способны заставить свалиться под весом воткнувшегося оружия, чем убить заново. Однако, если его ожидания ошибочны, даже орочий сброд мог оказаться полезным. А если он будет заранее чувствовать себя полезным, то, может, не разбежится раньше времени.
— Всё осторожничаешь? — усмехнулся Мелам, когда Оррик вернулся к нему.
— Всё осторожничаю. По плану, что ты мне набросал, за этой дверью — большое помещение. Зачем его делать перед основной залой гробницы, если не для стража?
— Свалить менее ценное добро, — пожал плечами Мелам. — Впрочем, ты вполне можешь быть прав.
— Меньше слов, больше дела, — заметила Геси на Общем, с сильным акцентом. Они с Энгуром уже стояли здесь, явно готовые к любым неприятностям.
Оррик оглядел упомянутую дверь сверху донизу. Среди коричневого песка и серого камня вокруг, она выглядела бриллиантом на мусорной куче. Усилия орков полностью открыли её солнечному свету, даже тяжёлые плиты, раньше формировавшие идущий к ней коридор внешней гробницы, теперь были опрокинуты и частично растащены. Вездесущая пыль не липла к белому мрамору массивных створок в полтора человеческих роста и бегущим по поверхности камня золотым узорам. Ни малейшего намёка на петли не наблюдалось. Как не было и ни единой царапины, хотя Оррик лично выдавал затрещины паре особо предприимчивых орков, пытавшихся отколупать кусочек золота. Конечно, при наличии неограниченного времени эту дверь можно было продолбить, заклинаниями и укреплённым Вторым Дыханием железом, но время было ограничено. Даже не будь дни Выпадения уже недалеко, чем дольше продолжались раскопки, тем выше была вероятность, что враги Мелама и Геси решат проверить, где это их носит.
По словам Мелама, дверь такого типа открывалась при быстром касании девяти элементов узора, кажущихся случайными, но на деле образующих незаметную для непосвящённого — или даже для не очень внимательного посвящённого — комбинацию тайных знаков. Чернокнижник ещё вчера осмотрел узоры на двери, потом долго чертил на песке и считал в уме, сидя у шатра. Теперь он был убеждён, в правильности по крайней мере одного из вычисленных им вариантов.
Оррик шагнул вперёд, снимая перчатки. Аккуратно размял пальцы. Чтобы дверь открылась, требовались, в первую очередь, знания мистики. Но и сверхчеловеческая точность с быстротой прикосновений были очень кстати. Несколько минут Оррик тщательно осматривал дверь, проводя кончиками пальцев вдоль отполированных золотых линий. Затем отступил на полшага назад и глубоко вздохнул, пропуская через себя энергию мироздания. На миг мелкие волоски на его теле встали дыбом.
А затем на ещё более краткий миг его руки превратились в размытое пятно, и пальцы отстучали очень быстрый ритм по двери — тихие звуки девяти ударов пальцем практически слились в один звук.
Белый мрамор остался настолько же недвижен, насколько и положено тяжеленным каменным плитам.
Оррик сдержал ругательство и потратил следующие полминуты на то, чтобы полностью выровнять дыхание, прежде чем повторить попытку, на этот раз используя другой порядок стремительных касаний.
На этот раз дверь отозвалась мрачным гулом и скрежетом. Камень под ногами Оррика задрожал, когда массивные створки начали медленно расходиться. Прежде чем щель между ними успела стать заметной, Оррик уже стоял на почтительном расстоянии, со шпагой и пистолетом наготове. Энгур присоединился к нему, держа в руке древний кривой меч из тёмной бронзы, тогда как чародеи держались за их спинами.
На протяжении пары дюжин ударов сердца казалось, что предосторожности напрасны. За раскрывающимися дверями был виден лишь мрак. Затем до ноздрей Оррика дотянулась вонь, слишком омерзительная, чтобы её можно было приписать простому разложению, тем более после стольких лет.
А затем, прежде чем он успел на это отреагировать, мрак словно бы ожил, выплеснувшись наружу подобно вязкой волне бурлящего дёгтя. Хоть Оррик и считал, что готов ко всему, в тот момент у него только что волосы дыбом не встали от ужаса. Его тело среагировало быстрее разума, хлопнул выстрел. В единственный оставшийся у него пистолет Оррик зарядил серебряную пулю, грозную для нежити, но она исчезла в поразительно быстро движущейся тёмной массе, не произведя видимого эффекта.
Страх, возможно, оказался бы решающим фактором, происходи дело во мраке подземного лабиринта, где тварь должна была напасть по изначальной задумке строителя гробницы, а не среди бела дня. Яркий свет солнца может и не ослабил её напрямую, но после первых мгновений неожиданности позволил увидеть, что, конечно, страж гробницы устрашающ. Что его тело напоминает одновременно и ползучего слизня вышиной с некрупную лошадь, и пресмыкающееся с гигантской пастью и широкими лапами, и волну текучего студня, да при этом ещё движется с проворством, которое никак не заподозришь в чём-то настолько дряблом… Но что у него всё же есть форма, что это не непостижимый ужас, а всего лишь чудовище, да, опасное, да, вероятно не живое в привычном понимании слова, но всё-таки материальное. А если существу нужна материальная форма, чтобы убивать — значит и его можно убить в ответ.
Чародеи, надо отдать им должное, додумались до этого и среагировали почти так же быстро как Оррик, выкрикнув свои самые быстрые убийственные заклинания. Но рой острых осколков обсидиана утонул в мерзкой плоти, наделав едва ли больше бед, чем пуля Оррика, а вспышка рубинового света странно искривилась, приблизившись к чудовищу, и разбилась на дождь искр, соскользнувших с него как капли воды по смоле.
Оррик, меж тем, еле успел отскочить, уклоняясь от тяжеловесного, но пугающе быстрого рывка. Энгур воспользовался тем, что на миг внимание чудовища было направлено в другую сторону, и нанёс чудовищный удар туда, где у нормальных созданий была шея. Его бронзовый меч без сомнения был зачарован — кто бы иначе стал пользоваться таким старьём — но и чары на клинке оказались немногим эффективнее чар обычных. По крайней мере его удар заставил чудовище испустить булькающий рёв и отмахнутся полубесформенной лапой. Энгур почти успел уклониться, но его торс зацепило по касательной. Там где чёрная слизь коснулась кожи, та задымилась, вспучилась пузырями, начала стекать с рёбер как расплавленный воск.
Но теперь уже Оррик устремился вперёд, полосуя дряблую массу шпагой. Вероятно, на свете существовала истинная неуязвимость, или нечто достаточно близкое к ней, что с точки зрения Оррика никакой практической разницы не было. Но вряд ли обладатель столь могучей и непостижимой силы мог оказаться заточённым как простой страж в гробнице давно забытого чернокнижника. В сражении же с чудовищами, которые лишь казались неуязвимыми из-за своих волшебных уловок, следовало помнить несколько простых правил, если уж не хватало грубой силы, чтобы размазать противника, со всеми его уловками, на двадцать шагов по земле. Если скверна, исказившая тела и души существ, когда-то бывших смертными, от оборотней до нежити и дьявольских слуг Отступника, берегла их от обычного оружия, то они оставались уязвимы к серебру. А для чистокровных отродий сверхъестественных сил и Хаоса, от фей до демонов Бездны, губительно было холодное железо. Одни лишь ложные боги и их порождения были в той или иной мере зачарованы от всего, кроме силы Богов истинных да особых приёмов боевых искусств, отбиравших у жертвы её волшебную защиту. Оррик знал один такой приём, но почитал его неудобным в настоящем бою.
Сейчас он всё равно не понадобился, потому что предположение Оррика о природе их противника оказалась верным. Лезвие шпаги не только прошло через псевдоплоть чудовища как нож сквозь масло — её касание заставляло чёрную массу мгновенно застывать и рассыпаться прахом. Увы, не всю разом. Всё-таки тварь была довольно велика.
И довольно проворна, как Оррик немедленно убедился, когда её рёв перешёл в вопль и она бросилась на него, забыв о прочих противниках. Оррик уклонился от первого неуклюжего рывка, ещё раз полоснув шпагой на отскоке. Тварь махнула лапой, пытаясь дотянуться до него — и лапа удлинилась и ускорилась, обращаясь в длинное щупальце-хлыст, бьющее хоть и предсказуемо, но очень далеко. Чтобы увернуться, Оррик бросился на землю, проворно перекатился, прежде чем мерзкая туша приземлилась на него, снова вскочил на ноги, разрывая дистанцию — и очень вовремя.
Песок и обломки камня вокруг чудовища вдруг вздыбились, обволакивая его со всех сторон, словно сами вдруг стали ещё более чудовищной допотопной амебой, пытающейся ухватить добычу своими псевдоподиями. Не нужно было великого ума, чтобы догадаться — пока бойцы отвлекали стража гробницы, чародеи воспользовались своим шансом произнести более длинные и могущественные заклинания. Вместо того, чтобы нападать, пока песчаная ловушка удерживает чудовище, Оррик отскочил ещё дальше, памятуя, что чародеев тут двое.
И очень вовремя, потому что в следующий миг чудовище и всё вокруг него превратилось в гигантский огненный шар. Волна раскалённого воздуха была такой, что даже будучи на приличном расстоянии Оррик отшатнулся ещё на пару шагов, прикрывая лицо. Смертных это пламя при прямом попадании мгновенно превращало в почерневшие, скрюченные трупы, дваждырождённый калибра Оррика скорее всего выжил бы, но испытав массу незабываемых ощущений.
Однако, даже полуослепнув на миг, Оррик не утратил бдительности. Тварь, вызванная как бы не прямиком из Бездны, человеком, даже дваждырождённым, не была. Поэтому когда прямо из пламени вылетел чёрный отросток, нанося прямой удар словно копьём, он опять увернулся — хотя и не успел полоснуть по нему в ответ.
Пламя угасло и исчезло неестественно быстро, как если бы огненный шар взорвался на водной поверхности. Выросшие из земли щупальца частью оплавились, частью пропитались чёрной слизью, и на глазах замирали, вновь обращаясь в инертную материю. Жар превратил большие куски шкуры твари в спёкшееся подобие смолы, теперь они трескались и осыпались, пока она вырывалась из стремительно утрачивающей силу чародейской ловушки. Её булькание и шипение звучали безумнее, чем раньше, но силы словно и не уменьшились.
До момента, пока сверху не посыпались метательные снаряды. Орки всё же набрались смелости атаковать. Их оружие было сработано довольно-таки грубо, в настоящем сражении от него было бы не много проку — но наконечники их стрел и дротиков были сделаны из железа. И они глубоко уходили в чёрную массу, нанося жестокие ранения.
Рёв твари стал почти неслышимым для человеческого уха, на миг она беспорядочно заколыхалась, не зная, кто был самой страшной угрозой. Один плохо нацеленный дротик воткнулся в песок шага за три перед Орриком. Соваться ближе, видя такую «меткость», не хотелось, но упускать момент не хотелось ещё сильнее. Он быстро шагнул вперёд, схватил дротик и метнул его в чудовище с силой, недоступной простому орку.
Может это оказалось решающим, а может как раз в этот момент накапливающиеся ранения истощили нечистую силу, позволявшую чудовищу поддерживать и анимировать материальную форму — но оно разом осело и растеклось волной быстро испаряющейся слизи и чудовищного зловония. Отбегая, чтоб поберечь обоняние Оррик небрежно отсалютовал шпагой в левой руке чародеям и державшемуся сейчас в стороне Энгуру.
До первой ночи Выпадения оставалось ещё два дня, так что даже одолев стража, проникнуть в сердце гробницы сразу не удалось. Проход вглубь не закрывало светящихся волшебных барьеров, но стоило лишь приблизиться к нему, чтобы у Оррика пошли мурашки по коже. Он не усомнился в словах Мелама о чародейской защите, способной стереть в пыль дваждырожденных их уровня.
Ещё сразу после прибытия на место раскопок, Оррик приказал оркам выбрать своих лучших охотников и следопытов и расставить вокруг этого места посты. Мелама могли преследовать его враги, а в горной глуши бродила, как говорили, пара довольно крупных разбойничьих шаек. Шансов обнаружить горстку крадущихся дваждырождённых у таких стражей было, конечно, мало. Сам Оррик запросто бы взялся пройти мимо них незамеченным, хотя не считал себя специалистом в скрытности и поначалу не был знаком с местностью. Но уж обнаружить приближение целого отряда, прежде чем тот свалится неосторожным гробокопателям прямо на голову, и обычным оркам было под силу. Оррик считал, что невозможность уберечь себя от всех возможных опасностей — ещё не повод пренебрегать разумными мерами предосторожности.
Он также не очень надеялся на орочью бдительность, поэтому объезжал посты раз в сутки, каждый раз меняя время. Сегодня он чуть задержался у последнего поста, чтобы полюбоваться на великолепный, алый с золотом, закат над пустыней, один из немногих прекрасных видов в этой безрадостной местности. И чтобы поболтать с часовыми. После случая со скорпионами орки отвечали охотнее. Со временем Оррик получил от них некоторое представление об окружающих горах.
Блуждающая луна сегодня светила высоко в быстро чернеющем небе, но всё же возвращался Оррик уже в глубоких сумерках, так что он спешился, ведя лошадь в поводу и выбирая тропу сам — ещё не хватало, чтобы она сломала или рассекла ногу. Часовые за всё время ни разу не замечали поблизости чужих, но Оррик не сбавлял бдительности — мало ли чего они не замечали.
Поэтому то, что его поджидали, он понял задолго до того, как Геси вышла ему навстречу на тропу, там, где их со всех сторон скрывали от чужих взглядов скалы. Но виду не подал.
— Приветствую, Оррик-чужестранец, — обратилась чародейка на Общем, встав с камня ему навстречу. Акцент её словно бы стал менее выраженным.
— Приветствую, Геси-чародейка, — вежливым тоном отозвался Оррик. — Чем обязан встречей в столь неожиданном месте?
— О, ты мне кажешься достаточно умным и наблюдательным человеком, чтобы понять это без объяснений.
— Хм, — Оррик сделал некоторую паузу, утёр пот со лба, пригладил усы, прежде чем отвечать. — Ну и как же ты хочешь убедить меня предать Мелама?
— «Предать» — неподходящее слово. Ты конечно и сам знаешь, что доверия между вами нет. Но знаешь ли ты, что именно благодаря Меламу твои буйства в рыночном районе привели тебя на дыбу? Ещё до отъезда из Ваану я навела справки. Старик Нуна сделал вид, что тебя вообще не было, представил всё произошедшее как ликвидацию им и его свитой распоясавшейся преступной шайки, но мне удалось найти и разговорить базарного смотрителя, которого ты пытался оставить без зубов. От него-то я и выведала, чьё именно заклинание оглушило тебя, и почему уж от Мелама-то скрыть настоящего возмутителя спокойствия было невозможно.
Оррик пожал плечами:
— Если и так, сложно винить Мелама в том, что он помог задержать преступника, которому в тот момент не был обязан ровно ничем.
Геси ненадолго задумалась, словно подбирая слова. У Оррика возникло некое ощущение странности происходящего, но прежде чем он успел его обдумать, чернокнижница заговорила вновь:
— Зачем ты притворяешься, Оррик? Я следила за Меламом задолго до того, как мы выехали в эту экспедицию и знаю, что сразу после встречи с тобой он изрядно потратился, купив свиток с заклинанием Сдавливающей Петли Слов. Зачем он мог ему срочно понадобиться, как если не для того, чтобы подкрепить магией клятву верности некоего дваждырождённого, которому он не мог доверять, но который находился в положении, позволяющем вымогать у него такую клятву? Но это заклинание убивает нарушившего своё слово медленно, а не быстро. И так уж вышло, что у меня есть тоже свиток с заклинанием ступени Зрелости — заклинанием Незримого Разложения, способным развеять любые чары и проклятия, которые посильны для нынешних магов Ваану.
Оррик поглядел Геси в глаза. В лунном свете лицо чародейки казалось не теплее погребальной маски. И раскрашено оно было не хуже. Оррику сперва казалось, что её макияж должен был придать ей вид грозной и устрашающей чернокнижницы, но кто знает, может на самом деле это считалось местным эталоном красоты — всё-таки возможности пообщаться с женщинами положением выше танцовщиц и служанок, чтобы ознакомиться с нынешней модой Ваану у Оррика не было. Но ради кого ей было модничать — не ради же своей марионетки Энгура? Пусть она и пользовалась им в постели, достаточно энергично, чтобы можно было услышать из шатра Мелама…
Почувствовав, что вызванная его размышлениями пауза сейчас станет подозрительной, Оррик спросил, более заинтересованный тем как чернокнижница ответит, чем конкретным содержанием её слов:
— Столько усилий и расходов. Неужто клад Зеша никак невозможно поделить по-честному?
— Значит Мелам ничего тебе не сказал? Хм. Он полагает, в своём самодовольстве, будто мне почти ничего не известно о наставнике Зеше. Но он неправ. Я знаю, что именно сокрыто в гробнице. Наставник Зеш не просто тренировал магов Ваану. Большую часть жизни, он мечтал найти способ, упрощающий возвышение до ступени Зрелости. Главнейшим предметом его исследований было то, что мы называем Эликсиром Мудрости. В малой концентрации эта жидкость служит основой для зелий, временно обостряющих ум, позволяющих лучше замечать неочевидные детали, распознавать связи и закономерности. В высокой она становится ядом, несущим безумие и смерть. Зеш считал, что если вредоносное действие удастся ослабить, то Эликсир вместо безумия будет приносить перманентную перестройку мозга, открывающую достойному путь к Зрелости.
Геси на миг задумалась, прежде чем продолжить:
— Если изложить длинную историю из старой хроники вкратце: сперва подход Зеша принёс ему славу и царскую милость, но потом он потерял и славу, и милость, и едва не потерял даже собственную голову. Синтез улучшенного Эликсира Мудрости по его формуле оказался требующим легендарных ингредиентов, вроде астрального льда, восполнить запас которых в то время было уже невозможно. Записано, что всего Зеш сумел сделать лишь шесть порций. Три он отдал покровителям, две — самым многообещающим ученикам. Где же быть шестой, как не в его гробнице? Эликсир Мудрости, как и большинство настоящих волшебных эликсиров, почти не разлагается. В обычных условиях он может сохранять полезные свойства эпохами. Думаю, ты уже понял, почему нам с Меламом не поделить этот клад?
Оррик поднял палец:
— Одна порция не поднимет на Зрелость двоих. Все прочие сокровища, которые там могут быть — мусор, рядом с шансом на новую ступень.
Геси кивнула в ответ:
— Верно. Мелам, я полагаю, уже обговаривал с тобой, как убить меня и Энгура?
Оррик лишь хмыкнул.
— Ты, конечно, можешь поступить по уговору с Меламом и сегодня же выдать ему нашу беседу. Я, всё-таки, никак не могу гарантировать тебе своей честности. Но подумай сам — стоит ли верить человеку, который столько от тебя скрывает?
— Можно подумать, что ты не скрываешь большой секрет. — подумал Оррик, хотя лицо его оставалось непроницаемым. — Ставлю десять к одному, что скрываешь. Даже если рассмотреть одни лишь твои слова… Впрочем, это не значит, что Мелам не намерен от меня избавиться. Подъём на ступень Зрелости… Это, может, сделает его соперником самому проклятому наместнику его богомерзкого города, подъём на Зрелость всякий чернокнижник пожелает хранить в тайне, такой тайне, которую и по неведенью никто не мог бы выдать…