Чужестранец в землях загадок

Гостеприимство, часть 2

Обсудив положение, Оррик и Мауген пришли к выводу, что дом, неплохое укрытие от зверья и лесной нечисти, может стать ловушкой, если дойдёт дело до драки с дваждырождёнными. А раз уж ограда всё равно была довольно символической, то и поджидали они незваных гостей сидя на валунах перед нею.

Четверо, как сказал Мауген, ехали конными. Но из-за поворота тропы они показались уже спешившись. Четверо. Мрачный здоровяк, напоминающий Маугена, только покрупнее, потяжеловеснее и поглупее на вид, с двуручным мечом на плече и метательным топориком в правой руке. Неопределённого возраста женщина, худая как стрела, два своих кривых клинка уже державшая наизготовку. Брюнет, выглядевший обычнее всех, не особенно высокий или мощно сложенный, копьё и щит в руках да меч на поясе, но Оррику показавшийся предводителем в этой компании. Бледный и черноволосый юноша, настолько моложавый и гладколицый для такой суровой компании, что возникали сомнения, человек ли он, или, может, какой-нибудь эльф, вертящий волшебную палочку в руках, а головой — по сторонам.

Увидев перед собой сразу двоих встречающих, они остановились, пытаясь прикинуть ситуацию. Мауген воспользовался их секундным замешательством, чтобы заговорить первым.

— Какие люди в моей глуши. Ты, я гляжу, с годами только здоровеешь, Руад. Орта, давненько не виделись. Зоран, и тебе привет. Прости, не знаком с вашим четвёртым товарищем.

Брюнет, при более близком рассмотрении оказавшийся обладателем довольно-таки неприятного лица, которое вряд ли исправила бы даже попытка сбрить щетину и постричься, осклабился:

— Мы решили, что шесть рук хорошо, а восемь лучше и скинулись, чтобы нанять Калайноса.

Чародей пожал плечами:

— Это так. У меня нет вражды к тебе, незнакомец, что бы мои спутники ни пытались внушить мне по дороге. Просто обеспечение привычного мне образа жизни среди людей требует довольно много золота.

— Надеюсь, ты взял у них всё золото вперёд, — хмыкнул Мауген.

Лицо брюнета исказилось злобной гримасой:

— Да уж, тебе ли не знать, как расплачиваются сталью, Мауген. Ты никак ещё надеешься отболтаться?

— Да вот и надеюсь. Я, как видишь, обзавёлся тут знакомствами. Оррик, что рядом со мной, не единственный дваждырождённый в своём клане. Вместе с друзьями и дальними родственниками, они кое-чего значат в здешних местах. Даже если вы сумеете убить меня и его — сумеете ли вы доехать до Хлябей живыми?

Оррик не вмешивался в разговор, но постарался придать себе внушительный вид, надеясь, что его потрепанная одежда не слишком заметна под дорогим плащом, который одолжил Мауген.

— Сволочь, — прошипела женщина, и уже шагнула было вперёд, но Зоран выставил копьё, преграждая ей дорогу.

— И что же ты нам предлагаешь, Мауген? Ехать обратно с пустыми руками?

Мауген ухмыльнулся:

— Когда я навострил лыжи из Хлябей, то и корону прихватил с собой. Но сдаётся, что тут она мне уже ни к чему. Берите её, вот вам и доказательство, что изловили Маугена-изгоя, а уж насчёт прилагающейся головы сами чего-нибудь придумаете, чай не дети.

Женщина по-прежнему выглядела готовой взорваться от гнева, чародей слушал разговор со скучающим видом, но Зоран и Руад переглянулись в сомнении. Затем Зоран внимательно осмотрел Оррика с ног до головы и Оррику его пристальный взгляд понравился куда меньше, чем взгляд Маугена.

— Что-то ты не похож на почтенного господина из здешних мест, Оррик или как тебя там, — подытожил Зоран результат осмотра. — А похож ты на изгнанника или странника, которого мой старый враг Мауген как-то уговорил сунуть башку под топор ради него. Ты хоть знаешь, с каким прожжённым негодяем связался? Если бы все его кровники попробовали собраться сюда, боюсь, долина их не вместила бы.

Оррик подумал секунду и покачал головой:

— Золотой Судья потом разберётся как-нибудь с его делами, ему с небес виднее. А я лучше буду верить в то, что видел сам, а не в то, что услышал от врага.

У Зорана не изменились ни лицо, ни тон, когда он продолжил:

— Лучше бы тебе всё же…

Если бы Оррик больше следил за тем, что Зоран говорит, а не за тем, что он может сделать, всё могло бы окончиться куда печальнее. А так, хоть Зоран и метнул своё копьё из неудобной позиции, почти без замаха, на середине фразы, надеясь застать противника врасплох, Оррик успел это заметить — и сделать вдох.

Простые смертные рождаются однажды. А дваждырождённые… они зовутся дваждырождёнными потому, что делают свой первый вдох дважды в жизни. В день, когда у них открывается Второе Дыхание. С того самого дня и вдоха они пропускают через себя не только воздух, а и чудодейственную силу неба и земли. Умножающую их физическую мощь, реакцию, выносливость, живучесть, наблюдательность, сообразительность и быстроту ума. Но и чудодейственная сила во многом работала по привычным законам. Использовать её в полной доступной мере для дваждырождённого было столь же утомительно, как для смертного — таскать тяжести или бегать со всех ног.

Но сейчас Оррик успел сделать вдох. Словно бы волна искр пробежала по телу. Восприятие обострилось ещё сильнее. Ускоренные рефлексы сработали сами собой, так что брошенное копьё пробило лишь начавший падать на землю плащ, в котором уже не было Оррика.

Дальше всё начало происходить очень быстро. Мауген разрядил арбалет, целясь в чародея. Само собой. Из всех дваждырождённых чародеи обладали самыми таинственными и непредсказуемыми способностями, потому-то и не стоило давать им эти способности применить в бою. Так что и Оррик не сговариваясь метнул своё копьё в чародея же. В тот же момент в него самого полетел топорик здоровяка. Да и чародей только казался считающим ворон. Пальцы его левой руки мгновенно сложились в защитный магический знак, а волшебная палочка в правой руке плюнула снопом рубиново-алого пламени. В Оррика. Ну конечно. Способности Маугена четвёрка себе примерно представляла. А вот Оррик был неизвестным фактором, так что по той же логике боя дваждырождённых, его следовало прикончить первым.

Скорости, позволившей ему избежать первой внезапной атаки, Оррик мог достигать лишь в коротком рывке. Он ещё успел увернуться от топорика, а вот пламенный магический разряд настиг его — не обжёг, но ударил в бок как кувалдой, выведя из равновесия, отбросив назад. Хуже того, от места удара по телу тут же начало распространяться онемение, не дающее ни двигаться, ни вдохнуть.

В тот же самый момент арбалетный болт высек сноп бело-голубых искр из созданного чародеем невидимого щита и улетел в сторону. А вот поставить защиту ещё раз, чтобы отразить копьё Оррика, чародей уже не успел и отлетел на несколько шагов, отброшенный страшным ударом, хоть и не убитый, но раненый.

Оррику было не до него. Он отчаянно пытался сделать вдох. Если чары скуют дыхание — обычное и Второе — дольше чем на пару мгновений, то и всё тело, оставшись без притока чудодейственной силы, только и позволяющей им сопротивляться, тут же будет парализовано. И усилия Оррика увенчались успехом. Новая электризующая волна прокатилась по телу, изгоняя губительное онемение.

Но эти усилия потребовали хоть и краткого, но времени, за которое здоровяк успел добежать до него и замахнуться не менее здоровым, чем его хозяин, мечом. Проворства у этой туши было хоть отбавляй. В следующие секунды Оррику было не до того, где находятся другие противники и что там с Маугеном — он был слишком озабочен попытками не получить удар, который мог бы срубить средних размеров сосну. Разок здоровяк сумел зацепить его по касательной, но сейчас Оррик даже не почувствовал ничего кроме тупого толчка — как и его противник едва ли заметил ответный удар шпагой в бедро.

А затем Оррик смог наконец выровнять Дыхание и сконцентрировать текущую через него силу — в невозможное с виду уклонение от удара, который должен был перешибить его чуть выше пояса и прямой выпад, стремительный как удар грома. Шпага, выкованная одним из лучших оружейников далёкой западной страны, легко прошла и через кольчугу и через тело, проткнув грудь здоровяка насквозь, пробив лёгкое — и на миг застряла между рёбрами.

Здоровяк, хоть на лицо и казался тупым, среагировал быстрее Оррика, который целых полсекунды пытался выдернуть шпагу обратно. Он вмиг ухватил противника за кисть руки — а затем, отбросив меч, сжал в объятиях, которые можно было бы, наверное, назвать медвежьими, если б не тот факт, что простого медведя такая хватка раздавила бы как перезревший фрукт.

А у Оррика хребет и грудная клетка её выдержали, в основном, так что хоть в глазах и потемнело, но ещё остались силы отвести голову назад и силой ударить здоровяка лбом в подбородок. А когда хватка на миг ослабла — вытащить висящий на поясе нож и всадить неприятелю в бок, раз, другой. Нож был самым непримечательным, больше пригодным для всяких хозяйственных нужд, которые возникают в путешествии — но лезвие всё же пробило кольчугу и сломалось лишь на втором ударе.

Здоровяк испустил жуткий булькающий вой, нечеловеческая мощь исчезала из его рук. Даже слабые дваждырождённые могли выдерживать и залечивать безусловно смертельные для обычных людей раны, но мало кому было под силу долго сражаться и держать Второе Дыхание ровным с пробитым лёгким. Напрягая все силы, Оррик разжал хватку здоровяка, оттолкнул его от себя, вырвал торчащую из груди шпагу.

В тот момент, когда он нанёс противнику свирепый удар в шею, грянул гром. На секунду Оррик оглох. Вспышка молнии была такой, что смотри он в её сторону, то и глаза могли бы пострадать не меньше ушей. Инстинктивно, он отскочил прочь, разрывая дистанцию. Что случилось, пока он сражался со здоровяком?

Мауген видно был незаурядным бойцом. Он сражался один против двух дваждырождённых и всё равно, чтобы сразить его потребовалась чародейская молния. Но сейчас от него остался лишь почти неузнаваемый труп, как в прочем и от брюнета, Зорана или как его. Дваждырождённая женщина лежала чуть в стороне от тропы, куда молния не достала, а правая рука её лежала отдельно.

А вот чародей, похоже, чувствовал себя относительно неплохо. Копьё пришлось ему в плечо, не задев внутренних органов, сейчас даже кровь уже останавливалась, не успев пропитать одежду на боку. И волшебная палочка в его руке была нацелена на Оррика. Расстояние между ними было шагов в пятнадцать. Ни копья, ни топора, ни даже какого-нибудь вшивого ножа, чтобы метнуть в противника у Оррика больше не было. В идеальном состоянии он попробовал бы настигнуть чародея одним рывком, вот только стоило ему на миг остановиться, чтобы оглядеться, как грудь сжала тупая боль, а в глазах помутилось. Сколько рёбер сломаны гадать времени не было. Как и не было времени гадать, сколько сил осталось у последнего оставшегося противника после призыва молнии.

Прежде чем Оррик успел броситься вперёд, чародей заговорил:

— Постой! Нам больше нет смысла сражаться.

Ему всё-таки досталось. Бледное лицо было испещрено каплями пота. Но и Оррик чувствовал себя полуживым, так что ответил не действиями, а словами:

— Это ещё почему?

— Мои наниматели мертвы, как и твой друг. Почему бы нам не разойтись миром? Я заберу их вещи, а на ваши не претендую.

Оррик ненадолго задумался, прежде чем ответить:

— Вы сюда не пешком пришли. Мне нужна лошадь, а лучше две.

— Разве не справедливо будет, если каждая из сторон останется при своих?

Оррик напустил на себя колеблющийся вид и наконец сказал:

— У Маугена была драгоценная корона, он же о ней говорил. Не думаю, будто в его сундуке найдётся ещё что-то ценное, но корона, как по мне — вполне достойная плата за пару лошадей и упряжь.

На этот раз призадумался чародей. На лице его не отражалось ничего, кроме физического напряжения, но Оррик ставил на то, что внутри алчность сейчас берёт верх над осторожностью. И не прогадал:

— Я думаю, всё, что я смогу найти в доме Маугена будет достойной платой за пару лошадей, упряжь, седельные сумки и их содержимое.

Оррик выдохнул сквозь зубы, словно с досады и развёл руками:

— Ладно, пусть будет по-твоему.

Женщина застонала и попыталась шевельнуться, когда чародей осторожно, не выпуская Оррика из виду, двинулся прочь. Ни тот ни другой не обратили на неё никакого внимания.

Оррик копался в свежеприобретённом имуществе, когда из дома раздался первый крик боли. Надежда на то, что Мауген и вправду защитил наиболее ценные из своих пожитков способом, которого даже дваждырождённым стоило опасаться, оправдалась.

Услышав этот крик, Оррик устремился к двери в дом со всех ног. Что бы там в сундуке ни было, убить дваждырождённого не так-то просто. И действительно, как раз в тот момент, когда Оррик ворвался в дом, чародей наконец оторвал от себя извивающуюся многоногую тварь в золотисто-зелёном хитиновом панцире и раздавил её голову сапогом. Руки его были покрыты укусами, кожа вокруг которых уже начала чернеть от губительного яда, но вероятно он мог спасти себя — если бы не копьё Оррика, на этот раз вошедшее точно по центру груди. Даже это не прикончило его сразу. Он ещё попытался произнести заклинание — пока удар шпаги не оборвал слова вместе с жизнью.

Убедившись, что противник мёртв, Оррик тяжело опустился на скамью. Его вновь начало мутить. Распоротая мечом почти до кости рука, сломанные рёбра, поражённые магией нервы, шишка на голове от удара о челюсть здоровяка — чего только не болело.

— Надо было устраивать засаду, — скривился он.

В большинстве стран, где побывал Оррик, мертвецов сжигали, но обычай его собственной родины предполагал похороны в земле. Четырёх неприятелей он прикопал прямо у тропы, а вот место для могилы Маугена выбрал поглубже в лесу, чтобы её не так просто было найти трупоеду или некроманту. Среди трофейного имущества нашлась пара фляжек с золотым исцеляющим вином, так что орудуя найденной в доме Маугена лопатой Оррик чувствовал себя уже почти нормально.

Оррик посмотрел на тело Маугена на дне могилы, затем на меч Маугена у себя в руке. Хоть и богаты были прилагающиеся к нему ножны и пояс, но с самим мечом они не шли ни в какое сравнение. В Яннарии таких длинных мечей с рукоятью под одну руку не ковали уже давно. Но устаревшая форма была мелочью. Оррик мог с ходу сказать, что изукрашенный золотой вязью прямой клинок — чудо, порождённое сверхъестественным искусством кузнеца. Время и сражения не оставили на нём ни царапины, ни пятнышка ржавчины, не притупили необычайной заточки острия. Такой меч мог с равной лёгкостью срезать толстый гвоздь и разделить надвое коснувшийся его лезвия опавший лист.

Оррик вздохнул и положил меч телу на грудь. Не то чтобы он был особо сентиментален. Да и Мауген не произвёл на него впечатления человека, способного выбраться из могилы, чтобы преследовать похитителя любимого оружия, тем более, если тот отомстил его убийце. Но Оррик сильно подозревал, что количество желающих убить одинокого путника, без родни, вассалов и союзников, ради волшебного меча будет намного, намного больше количества тех, против кого волшебный меч окажется заметно полезнее его старой доброй шпаги.

А подняв глаза, Оррик увидел появившуюся с другой стороны могилы как по волшебству — хотя почему «как»? — женщину. И понять, что перед ним не смертная, а горная фея было несложно, даже не вглядываясь в серые как камень волосы и зелёные глаза без белков и зрачков, даже не обращая внимания на красоту, слишком идеальную для смертных. Ну, кто ещё мог появиться словно из ниоткуда в подобном месте, кто ещё мог ходить по горам с босыми ногами, в пародии на одежду из шкуры снежного барса, держащейся на её теле, пожалуй, одним лишь волшебством?

При встрече с феями даже дваждырождённому стоило быть вежливым. Но сейчас Оррик был совершенно не в настроении. Он смерил незваную гостью мрачным взглядом.

— Вот теперь пожалуй понятно, от кого Мауген узнавал о том, что к его дому направляются какие-то незнакомцы. А ведь помоги ты ему не только словами — он бы, пожалуй, сейчас был жив. Но ведь он старел. А великому воину не подобает скучная смерть от старости, так, прекрасная госпожа?

Фея улыбнулась и кивнула. Нагнулась, чтобы собрать ладонью горсть раскопанной земли, добавила к ней что-то вроде семян, вдруг возникших в её руке и бросила в могилу. Оррик закрыл глаза, повторив пару раз про себя, что гневаться на Волшебный Народ смысла не больше, чем на пылающий огонь или текущую воду. А когда открыл их, хозяйка перевала уже исчезла.

Оррик пробурчал нечто нечленораздельное сквозь зубы и взялся за лопату. Солнце было ещё высоко, но тянуть время не стоило, если к ночи он надеялся оказаться отсюда подальше.