Подошло время, когда природа, словно готовясь на предстоящему пиршеству, стала рядиться в новый наряд. Где-то накинула на плечи чёрный платок, где-то подпоясала себя широким золотым поясом, а где-то... Да разве обо всём расскажешь! И вот в окружении этой невыразимой красы у Марфы протекала новая жизнь.
Лука да Марфа, дед да бабка, на молодую Марфу не могли нарадоваться. Красота её их уже не тревожила, а вот то, что она была работящей, безотказной, доброй и отзывчивой, их подкупало. Они и не заметили, как она вошла в их душу, вытеснив даже родных детей.
Судьба Луки да Марфы была не редкой на Руси. С юности полюбили они друг друга. А встретились случайно, когда Лука со своими деревенскими на Пасху пожаловали в село, где проживала Марфа с родителями. Столкнулись, выйдя из церкви. Лука, увидев девицу, набрался смелости и... похристосовался. И запала она ему в душу. За два десятка вёрст стал он бегать в село, чтобы хоть глазком увидеть её. Запал чужак и в её душу. Да куда там! Кто спросит, чего хотят их сердца.
Её выдали за зажиточного жениха. Для Луки подобрали зажиточную невесту, которую и за версту нельзя было поставить рядом. Но куда деться... Судьба! Погоревал, погоревал да смирился. Как казалось, быстро они забыли друг друга. Ан, нет. Судьба-злодейка отбросила своё злодейское лицо и повернулась к ним доброй сторонушкой. Марфа схоронила мужа, ушла в вечный мир и жена Луки.
Однажды Лука привёз в село для боярина свою десятину. Собираясь в обратную дорогу, зашёл в церковь. И надо же такому случиться: на том же месте он вновь повстречал Марфу. Его не опечалили её морщинки на щеках, её поблекшие волосы и усталые очи. Нет! Перед ним была та, цветущая и задорная девица. Плясунья и певица. Да и по её взгляду было видно, что она не заметила его плешину, опустившиеся плечи, ссутулившуюся фигуру. Заискрились его глаза. Зажгли они и её взгляд.
— Христос воскрес! — как тогда, проговорил он, напоминая этими словами их встречу.
— Воистину воскрес! — ответила она.
Её ответ обрадовал Луку: «Не забыла, значит, помнила!»
Теперь им ничто не мешало. Дети стали взрослыми. У всех свои семьи, свои проблемы. Старые решили никому не мешать, не мозолить глаза и не давать повода для пересудов. Лука был отменным плотником. Полсела обустроил. Теперь настала его очередь обустроить себя. Выбрали они место в далёкой лесной чаще, подальше от завистливых, осуждающих глаз. За зиму Лука подготовил лес. Когда отшумели ручьи, запряг жерёбую лошадёнку, к возку привязал коровёнку. Погрузил «струмент», как он говаривал, кое-что из посуды, посадил Марфу и утром, на зорьке, пока седо досматривало сны, в сопровождении верной Баски отправились они строить свою жизнь. Забились подальше, чтобы никто не нашёл и не смог помешать их счастью, так неожиданно посетившему их. Но Марфа на селе слыла первой знахаркой. От матери да от бабки досталось. Вереница людей пита к ней за помощью. И редко кто был неудовлетворён. Из могилы людей вытаскивала. Когда она исчезла, всполошилось село, застонала и округа. И ударились люди в поиск. Разыскали.
Марфа-старшая стала к своему умению приучать и младшую. Толковой, а самое главное, желающей перенять знания оказалась младшая Марфа. Лука только ухмылялся, глядя, как они дружно готовили впрок зелье, собирали травы.
И вот однажды громкий лай щенят Баски возвестил о том, что к ним в очередной раз жалует непрошеный гость. Встретить его вышла младшая Марфа. И увидела она целый отряд каких-то воинов. Впереди — молодой, с мужественным лицом предводитель. Подъехав, он спрыгнул с лошади и взглянул на деву, и, похоже, забыл, зачем он сюда прибыл. Он уставился на неё, точно на драгоценное изваяние. Его взгляд смутил девушку, и она с криком:
— Бабушка, это к тебе! — юркнула в избу.
Марфа-старшая вышла с тряпкой в руке. Но, увидев предводителя, встала, как вкопанная.
— Боярин?! — вопросительным голосом воскликнула она.
— Я, Марфа! Я! — бодро, радостно ответил тот.
— Как дорогу-то нашёл? — спросила она, забрасывая по привычке вытеральник на плечо.
— Да добрые люди помогли.
— А-а-а! Но я вижу, ты не хвор. Чё надоть-то?
— Да... вот батя у меня... плохой, — и он повернулся назад, давая сигнал.
Из-за спины воинов вышли четверо с носилками в руках. Над жердями виднелась чья-то седая голова. Лёгкий ветер, словно молодой травкой, играл ими.
Бабка подошла к нему. Лицо больного было жёлтым. Щёки впали. Глаза глубоко ввалились. Она бесцеремонно подняла ему одно веко и низко склонилась над больным.
— Чё так позно? — выпрямляясь, спросила она.
— Дак пока тя разыщешь... — боярин вздохнул, поглядывая на дверь.
Бабка перехватила его взгляд. И жёстким, до строгости, голосом, произнесла:
— Неча туды зырить.
Боярин встрепенулся и, почувствовав неловкость, стал оправдываться.
— Да я... так просто.
— Знаю вас... кобелёв. Скажи, пущай несуть в избу.
— Несите! — приказал боярин, оставшись на дворе.
Этим он как бы подчёркивал своё безразличие ко всему. На дороге он всё же догнал старуху, шествовавшую во главе.
— Как он, выживет? А?
Та только взглянула на него и понта вслед за носильщиками.
Больной был известным новгородским боярином Евстафием Дворянинцевым, не раз избиравшимся посадником. А привёз его к Марфе Фёдор, его сын. Марфа знавала Евстафьева давно. Был он тогда посадником. О нём говорили как об умном, волевом и энергичном человеке. Порой его требование доходило до деспотизма. Это, главным образом, касалось зажиточных людей, которые выворачивались, хитрили, чтобы как-то уменьшить свою долю в казну. Тут Евстафий был беспощаден.
Под горячую руку тайного претендента на его место попал боярин Лука Варфоломей. Евстафий не дал ему слабины, заставив выплатить полностью причитающуюся с того подать. Тот затаил злобу. Момент для мщения вскоре ему представился. Варфоломей подговорил Ивана Крутилу, знаменитого кулачного бойца и смутьяна, чтобы тот поднял людей против Дворянинцева. А поводом послужило сильное вздорожание соли. Обоз с солью купца Григория Ляпы был кем-то похищен. Охрана перебита, и товар исчез неизвестно куда. Крутила с дружками стал орать на Ярославовом Дворике, что это дело рук посадника.
— Нажиться за щёт нас хочет! — орал он.
Народ зажёгся подобно сухой соломе. Евстафий только после обеда прилёг отдохнуть, как в хоромы ворвалась взбешённая толпа. Она выволокла посадника во двор и стала избивать, требуя сказать, куда тот дел обоз с солью. Что посадник мог сказать, если он к делу не имел никакого отношения? Но кто из разъярённых мог это слышать? Били до тех пор, пока кто-то из них не крикнул:
— Стой, робя, ён не дышить!
Толпа вмиг рассеялась, посчитав, что он готов. Правда, на прощание подожгли его строения.
Тело посадника нашли в пахучей луже у скотного двора. Он еле дышал. Отмыв, родные бросились к новгородским лекарям. Но все, кто его смотрел, отказывались лечить, считая дело бесполезным.
— Тута и Абрагам бы не справился, — разводили они руками.
Абрагам был когда-то у Александра Невского личным врачом. Еврей по национальности, был он знатным лекарем. Многих спас от костлявой. В Новгороде до сих пор помнили его.
К посаднику из села приехал староста, не зная о случившемся. Когда узнал о беде, то сказал:
— У мня есть баба Марфа. Везите к ней. Она мёртвых подымат.
Что родным делать? В телегу положили беднягу и повезли. Еле тёплого привезли. Посмотрела Марфа и взялась за дело. Поставила посадника на ноги. Резво побежал он, от радости, наверное, позабыв расплатиться. Узнав о его выздоровлении, Варфоломей, чтобы Иван не проговорился, дал ему денег и велел бежать из Новгорода, что тот благоразумно и сделал. Когда Евстафий вернулся в заново отстроенные хоромы, первым, кто пришёл его поздравить с благополучным возвращением, был Варфоломей.
Вторично он попал к Марфе с животом. Вдруг появились такие боли, что хоть лезь на стенку. Чем ни пичкали местные лекари, облегчения не было. Тогда Дворянинцев заорал, чтобы его везли к Марфе. И на этот раз его надежда была оправдана.
И вот третий случай.
— Суды кладите! — Марфа показала на лежак.
Потом строго глянула на носильщиков, те поняли и гурьбой вышли во двор.
— Ну, что там? — полюбопытствовал Фёдор, приоткрыв дверь, но не решаясь зайти внутрь.
Та только пожала плечами.
— Марфуша, — позвала старуха девушку; забившуюся в угол.
Когда дева подскочила, она сказала ей:
— Дай-ка вон ту склянку.
Девушка научилась понимать её с полуслова. Теперь они вдвоём склонились над боярином.
— Разожми-ка ему рот, — приказала бабка.
Марфа с трудом это сделала. Старшая Марфа влила ему настойку.
— Пущай полежит! — бабка отошла от лежака. — Глянь, уехал боярин ан нет, — попросила бабка.
Марфуша резво оказалась у двери. И... замерла. Перед ней стоял молодой боярин.
— Ты чё, я не кусаюсь! — проговорил он, увидев испуганное лицо девушки.
— Я? Я не боюсь!
Разговор между ними прервал голос старухи:
— Марфуша, иди ко мне. А ты, — голос её погрубел, — уходи, — она грозно поглядела на молодого боярина.
Трудно гордому боярину сносить такие слова. Но куда деваться!
— Мы ещё увидимся, — глядя на девушку, проговорил он и пошёл к лошадям.
Собаки, почуяв чужого, вновь бросились на него. Марфа вынуждена была отогнать их. Его взгляд провожал девушку, пока она не скрылась за дверью. Потом покачал головой, чему-то улыбнулся и вскочил на коня. Но прежде чем тронуться в путь, неведомо кому сказал:
— Я ещё вернусь!
Не то девушка услышала эти слова, не то от чего-то другого, но щёки её пылали. Бабка, посмотрев на неё, недовольно буркнула:
— Ой, смотри, девка. Знаю я стих молодцов.
— Ты чё, бабуля! Да мне, кроме Егора, никто не нужен! — и она опять скромно села в уголок.
Через какое-то время раздался обрадованный голос старухи:
— Ты глянь, ожил!
Марфуша подскочила к лежаку. Глаза боярина были открыты. Увидев склонившиеся над ним лица, он слабо улыбнулся и еле слышно произнёс:
— Марфа, ты?
— Я, я, Естафий! Ляжи!
Его взгляд застыл на лице девушки.
— Дочка?
— Дочка, дочка, — ответила старуха и добавила: — открой-ка рот.
И она влила ему снадобье.
— Теперя спи! — и обе прошли к столу и уселись рядом. — Так, значит, у тя есть Егорушка? — бабка проговорила эти слова ласковым голосом.
Марфа, опустив голову, ответила:
— Есть!
— Так где ён?
А Егор, сидя в ладье, грёб, как и другие, изо всех сил. Они возвращались домой. Как сказал дед Варлам, поход был удачным. Боярин оказался прав, послав в такое время дружину. Они скупили у печорцев много мехов, мёда. По пути присовокупили и соль. Осип показал пример друг им боярам, как надо богатеть. Варлам поднялся, сказав:
— Кажись, подходим к Лосиному переходу.
Сам, держась за плечи дружинников, направился на нос ладьи. Он зорко выглядывал место для причаливания.
— Давай! — и кивнул в сторону не сильно заросшего пологого берега.
Отсюда несколько вёрст надо будет тащить ладьи до Свири. Потом по Ладожью до Волхова. Так что считай, ты уже почти дома.
Егор возвращался с двояким чувством: повидал разной землицы, увидел других людей, немного познал их жизнь. Что-то стал понимать в торговле. Оказывается, нелёгкое это дело. Завёл новых друзей. Дед Варлам был им доволен. Часто оставлял за себя. Научился Егор и мечом владеть. Каждую длительную остановку использовал для этого. Увидел чудо — дни без ночи! А вот комары одолели. Река только и спасала да мысль, что скоро будет дома! Варлам, заметив Егорушкины старания, сказал, что об этом узнает боярин. Дурак он тогда был, боярство попросил. Завидно было, как Осип решал вопросы. Вот и дёрнул чёрт за язык. Потом сам удивлялся своей смелости. А жить самому бы так. Нет, он сейчас попросит деньгу. Да, попросит. Нет, просить не будет. Боярин уже сказал, что он ему ничего не должен. А вот поедет он и заберёт свою Марфу. Она ему важнее любою боярства. Зачем оно ему? Не было в их роду бояр, пущай и не будет. Мука одна. И без этого люди живут. А Марфу он никому не отдаст. Да свадьбу такую справит, что долго сельчане вспоминать будут. Избу большую себе построим. Варлам сказал, что на всё денег хватит.
Ладья носом уткнулась в берег. Варлам еле удержался, успев схватиться за плечо гребца.
— Сходи-ка, Витяй, посмотри — что, как? — приказал Варлам.
Тот молча поднялся и спрыгнул на землю. Вернулся довольно быстро, заявив:
— Никого не видать.
— Пошли, ребята! — крикнул Варлам, выпрыгивая из ладьи.
Сделав несколько шагов к верху, он остановился и оглянулся назад.
— Эй, лодии-то к кустам вяжите. На задних — грузила сбросьте!
Они гурьбой поднялись наверх. Перед ними простиралась большая поляна. Местами в ней серебрилась поверхность крошечных озёрец.
— Надоть путь смотреть, — обернулся он к ватаге.
Вначале они не обратили внимания, что, охватывая поле полукольцом, стояли многочисленные копны.
Почти подойдя к лесу, Егор вдруг обратил внимание на чей-то человеческий след.
— Никак тута кто-то бродил! — бросил он.
— Чё ты сказал? — спросил, обернувшись, Варлам.
— Да, говорю, след чей-то свежий.
— Где? — встрепенулся Варлам.
— Да вон! — он показал.
Варлам вернулся и опустился на колени. Внимательно его оглядел. Заметил несколько сломанных свежих стеблей.
— Так, так! — загадочно произнёс он, поднимаясь, и стал внимательно оглядывать местность. — А ну-ка, — он глянул на одного мужика средних лет, — ступай-ка, посмотри на ети копёнки.
— Лады! — и направился к ближайшей из них.
До неё было несколько десятков шагов. Когда он нагнулся, чтобы сбросить сено, вдруг рухнул на него и замер.
— Назад! — заорал Варлам, выхватывая меч.
Его опытный глаз сразу определил: их встречают. Враги! Но вот беда, послушав Витяя, не все были с оружием. Многие оставили его в лодиях.
Конны враз зашевелились и оттуда стали выскакивать люди.
— Скорее к лодиям! — орал Варлам, убегая во все лопатки.
И вдруг он прервал бег, прихрамывая на одну ногу. Из ляжки торчала стрела. Люди бросились к нему.
— Назад! — заорал Варлам.
Но всё же несколько вооружённых человек осталось с ним.
Егор подхватил его и, что есть силы, потащил к реке. Но было уже поздно.
— Беги, парень! — почти плачущим голосом попросил Варлам.
— Нет! — заорал Егор, вступая в единоборство с одним из наступающих.
Не то тот залежался, не то был плохо обучен, но Егор, к своему удивлению, быстро его одолел. Это вдохновило парня. Сражался и Варлам. К ним подоспело ещё несколько человек. Битва разгорелась. Как ни странно, хорошо получалось у Егора. Нападавшие даже начали отступать. Казалось, ещё миг — и путь будет свободен. В лодиях спасение.
Но какой-то воин, а это был их предводитель, досель наблюдавший за битвой, подоспел на помощь своим и бился с таким ожесточением, что варламовцы падали один за другим. Егор бросился к нему. Завязалась ужасная сечь. В какой-то миг Егор занёс, кажется, смертельный удар. Но к тому на помощь поспешил не менее ловкий вражина. Он отбил удар Егора и стал яростно его теснить. Нападавшие воодушевились и бросились на остатки варламовцев.
Ряды быстро таяли. Кому-то удалось прорваться, кто-то лежал на земле. Варлам уже не мог стоять на ногах, получив дополнительные раны.
— Гоните на тот берег! — успел крикнуть он.
Но... не всем это удалось. Нападавшие, сломив сопротивление, успели добежать до лодий и некоторые стали их добычей.
Егор дрался до последнего, не оставляя своего вожака. Когда его окружили противники, только по приказу Варлама, который, собрав последние силы, крикнул ему: «Сдавайся!», он бросил меч.
Нападавшие явно торопились поскорее разделаться с захваченной добычей. Земля-то была чужая. А вдруг хозяин этого добра послал кого-нибудь встретить этот груз? Нет, рисковать никто не хотел, особенно предводитель. Он повернулся в сторону леса и махнул рукой. Тотчас из него вылетел конный отряд. Всадники знали, что надо делать. С верёвками в руках они бросились к захваченным ладьям и стали их вязать, чтобы с помощью лошадей вытащить на сушу. На земле тевтонцы сноровисто опустошали лодки и вязали груз на конские спины. Между тем другая часть тевтонского отряда занималась тем, что обшаривала поляну, выискивая раненых, чтобы их добить.
Несколько человек, окружив Егора, подвели его к предводителю. Один из сопровождавших достал меч, явно готовясь немедленно выполнить волю своего командира. Предводитель подошёл к Егору, окинул его сверху вниз критическим взглядом. «Да, хоть и молодой, но воин отличный. Таких бы мне побольше. Но разве согласится он, смотрит-то, как змеёныш. Нет, таких не заставишь служить нам. Выбор тут один: смерть», — решил он. И, отступив на несколько шагов, кивнул головой. Тевтонец поднял меч. И вдруг стоявший рядом с предводителем Камбила подскочил к палачу и перехватил его руку.
— Конрад, — обратился он к предводителю, — отдай его мне!
— Зачем он тебе? — удивлённо спросил тот.
— Я хочу сделать его своим оруженосцем. Ты видел: он замечательный боец. Такой мне нужен, — ответил Камбила.
— Ха! Да он вонзит тебе нож при первой возможности!
Но это не напугало просившего:
— Пусть это будет моей бедой! — эти слова прозвучали с плохо скрываемым вызовом.
По всей видимости, просившему очень хотелось получить этого парня, и он не постеснялся сказать:
— Граф, — назвал он его, подметив ранее, что тому нравится, когда его так называют, — ты же мне говорил, что ваша светлость — мой вечный должник!
Конрад посмотрел на него, ничего не сказав, перевёл взгляд на тевтонца, готового выполнить приказ повелителя. Что творилось в душе Егора, знал только Всевышний. К нему были его молитвы. Прожив в Великом Новгороде около года как е немцами, так и с литовцами он хорошо познал их языки. И с какой благодарностью взирал он на того, кто так настойчиво бился за его жизнь! Что оставалось делать предводителю? Он улыбнулся и заговорил, глядя на тевтонца с мечом:
— Как я могу отказать своему «ангелу-хранителю». Воистину, Всевышний послал тебя, — он смотрит на Камбила, — быть моим спасителем. И сегодня я вновь обязан тебе своей жизнью. Иначе бы он, — Конрад переводит взгляд на пленника, взоры их встретились.
Какой ненавистью горел взгляд Егора! Это вызвало в рыцаре бурную реакцию:
— Не-ет! — взревел он, — несмотря на свои обещания я велю отр...
— Рыцарь! — Камбила шагнул к нему, — ты не должен изменять своему обещанию. Бесчестие хуже смерти! Рыцарь его не может допустить! Не правда ли, Конрад?
Эти слова немного охладили предводителя. Чтобы как-то окончательно добить Конрада, Камбила с улыбкой, бархатным голосом произнёс:
— Кто меня этому учил?
— Ладно, — буркнул он, — твоя взяла. Бери!
Егор чувствовал, что он вечно будет благодарен этому человеку, который так решительно вступился за его жизнь. «Только зачем я ему?» Сам же решил, что спасителю он никогда не изменит. В этот момент Камбила подошёл к нему и, взяв его под руку, сказал:
— Пошли!
Холодный йот выступил на лице Егора. Он решил почему-то не показывать своё знание языков и вопросительно посмотрел на спасителя.
— Он тебя не понял, Гланда, — подсказал Конрад и на хорошем русском проговорил, обращаясь к пленнику: — давай иди за ним.
— Скажи ему, — Гланда обратился к Конраду, — чтобы он учил меня своему языку.
Камбила потребовал для своего оруженосца лошадь, и они поехали рядом. Учёба началась.
Палец спасителя показывает на дерево.
— Дуб, — отвечает тот, — берёза, ручей, дорога...
Проводник и обратную дорогу выбрал такую, что они на пути не встретили никакого люда, и привёл туда, откуда начинался их путь по Русской земле. Конрад отдал причитающуюся ему деньгу. Когда тот торопливо стал удаляться, рыцарь, повернувшись к Камбиле, сказал:
— Тебя не затруднит послать ему стрелу в спину?
На что тот ответил:
— Предпочитаю смотреть в лицо врагу.
Егор удивлённо посмотрел на своего нового хозяина.