По Новгороду покатился слух, что должны казнить какого-то убийцу. Дело не из ряда вон выходящее. Нечасто, но такое случается. И любителей посмаковать такие события бывало не очень много. Имя его никто не знал, но поговаривали, что это знатный человек. А это уже подливало масло в огонь. Почти всех интересовало: кто? Но посадничество хранило глубокую тайну, отвечая наиболее назойливым, что когда посадник назначит день, тогда и узнаете. Такой ответ только возбуждал праздный люд.
Фёдор Данилович влезал в какое-нибудь дело, а как из него выйти, не знал. У него было большое желание убрать как своего соперника Егора и показать свою непреклонную волю в борьбе с преступниками. Однако, зная об авторитете, который имел новоиспечённый боярин среди новгородцев, так, с ходу решить его боялся. Выбирал удобное время.
Выпроводив Оницифера, заручившись поддержкой преданных бояр, он упростил решение. Но вот боярин Осип Захарович, его надежда, выслушав посадника, ничего не сказал, поднялся и пошёл к двери. Удивлённый Фёдор остановил его словами:
— Осип, ты чё промолчал?
Тот повернулся и ответил:
— Покель не разберусь, никакого моего согласия не будить.
— Так давай разбираться, — потребовал посадник.
— С кем? С этими? — боярин брезгливо показал на Павшу и его служку.
Потом плюнул и сказав: «Есть и другие», вышел.
Фёдор Данилович заёрзал: «С кем после таких слов Осипа предстоит разбираться?». И навалился на служку Павша.
— Кто там был и кто что видел? — грозно потребовал он у него ответа.
Тому ничего не оставалось делать, как сознаться:
— Был батюшка и дружок Егоров.
— Камбила? — спросил Фёдор, да так грубо, что служка испуганно сжался.
— Я... я не знаю, как э... зовут, — заикался он.
— Чё сразу не сказал?
Служка ещё сильнее сжался.
— Откуда батюшка? — начал допрос Фёдор.
Тот пожал плечами, потом сказал, как бы в пояснение:
— Его нашёл Фёдор, но где, мне не ведомо.
Поняв, что больше ничего толкового служка сказать не может, а с Камбилом он разберётся сам, стал думу думать. «Со священником ясно, его вряд ли найти, — подумал он, — а вот дружок Егоров... Он ведь, кстати, — Фёдор аж подпрыгнул, — он, похоже, московского князя предупредил. Вот ето да!».
Несмотря на поздний час Данилович собран бояр, купцов, участвовавших в своё время в заговоре. Все они думали, что посадник заведёт разговор о Гланде, этом паршивом пруссе, как они называли его между собой. Но Фёдор начал с того, что у него сеть подозрение об истинном убийце боярина Фёдора Дворянинцева. Стоило им услышать эти слова об убийстве... как бояре оживились. Какой-то боярин, под одобрение остальных, забасил:
— Мы тя избрали, чтоб ты судил по справедливости. Кто убил Фёдора, должон быть и сам убиен. Иначе порядку не будет. И останешься ты без бояр. А те, — он повернулся к окну и указал на него пальцем, явно имея в виду народ, — тя не изберут.
— Да! Да! — поддержал его тайный совет.
Посадник закивал головой, мол, понял, выполню и дальше новел речь.
— Не знаю, что случилось, но почему Московский князь так внезапно уехал? Уж не напугал ли его кто? — спросив, он покосился на присутствующих.
Те стали меж собой переглядываться, давая друг друга сигналы, мол, надо ему об этом рассказать. И почти хором навалились на Камбилу.
— Предатель! Смерть ему! — заорали многие.
Посадник поднял руку. Бояре еле стихли.
— Я говорил и ещё раз скажу: нужны доказательства. Москва узнаить... бед могет наделать.
— Так чё, предателя терпеть будем? — крикнул кто-то из дальнего угла.
— Да, — развёл руками посадник, — худо, когда средь нас такая сволочь заведётся. И оставлять без наказания это дело нельзя. Вы бы, — он обвёл их взглядом, — подумали... чтоб и другим было неповадно. Подумаем?
Бояре поняли, на что намекает посадник: «Чужими руками... ишь, хитёр!» И решили, что надо расходиться и стали подниматься.
— Да поторопитесь, — бросил он им вслед.
После встречи с посадником, Осип на следующий же день поехал в темницу, чтобы встретиться с Егором. Ему стало жалко этого парня. А что дело для него может кончиться плохо, он понял из разговора с посадником. «Засудит он его», — сделал для себя вывод Осип.
Но встретиться с Егором оказалось непросто. Его посадили в отдельную яму и дали ему прокорм. Посадник категорически запретил страже кого-либо к нему допускать. Но горсть монет сделала своё дело. Там, в яме, Осип лично от Егора узнал, как всё было.
— Да, — чешет голову Осип, — попали вы с дружком.
И рассказал, что на Камбилу бояре начали охоту.
— Так пусть бежит в Московию. Скажи ему, боярин!
— Сказал, а знаешь, что он ответил?
— Нет.
— Что без тебя с места не сдвинется.
Впервые на лице Егора засветилась жизнь.
— Передай ему, что я прошу его, как брата, как друга, пусть не смотрит на меня, а спасает себя, свою прелестную Айни, детей. А мне... всё равно! — махнул он рукой.
Осип за подбородок поднял его голову.
— Ты чё это, парень, расквасился хуже бабы? А ну бери себя в руки! Дорога жизни ровной не быват. Не спасёшь себя, пропадёт и Камбила. И етот грех падёт на твою душу. На-ка, держи! — он протянул ему увесистый кисет.
Но Егор отвёл его руку:
— Не надо, боярин!
— Надо! — и сунул кисет ему за пазуху.
От Егора боярин, покружив по городу, поехал к посаднику. Фёдор сказался занятым, на что служке посадника боярин твёрдо ответил:
— Я дождусь, когда он освободится, — и уверенно уселся в полуразваленное кресло.
Когда Осип зашёл наконец-то к Даниловичу, то не узнал его. Уж больно уверенно он выглядел. Осипа провести было трудно. Он понял: получил во всём поддержку бояр. «Ну, посмотрим». Осип сел без приглашения, развалясь по-хозяйски, всем своим видом показывая, что он с ним на равных, может поменяться и местами. Это раздражающе подействовало на Даниловича: «Чёрт его знает, — подумал он, — Новгород наполнен московским войском, и на чьей стороне в случае чего окажется Иван, трудно сказать. Уж больно свободно этот боярин себя чувствует».
— Разобрался? — мягким голосом спросил Фёдор.
Осип кивнул.
— Нужны свидетели! — продолжал посадник, торжествуя.
— Они есть!
Эти слова ошарашили Фёдора.
— Хто? — не выдержал он.
— Ты знаешь.
Видно было, как тот заёрзал в кресле.
— Я думаю, верить... этому... э...
— Камбиле, — подсказал Осип.
— Почему он берёт на себя это убийство?
— Вынужденное убийство, — поправил Осип, не спуская глаз с Фёдора, — и к тому же Марфа была моей. Как она оказалась в той далёкой деревеньке, хто без мойво ведома, мог ето сделать?
Но тот нашёлся:
— Дворянинцев был для неё прекрасным женихом. Сам видный, богатый, боярин. Да за него любая бы пошла с радостью. А кто была эта девка? Сам же сказал: «Моя».
— Вот именно! — боярин поддел поближе. — Хто спросил меня?
Фёдор только моргал глазами:
— Ну уж не совсем твоя. Она чё, рабыня? — стал он отбиваться.
Осип приподнялся и грудью лёг на стол:
— А ты знашь, сколь её семья мне должна? А хто будет отрабатывать? Може, ты?
Он так приблизился к нему, что стал дышать прямо посаднику в лицо. Фёдор вынужден был отстраниться. И вдруг посадник поднялся; опираясь о стол, заговорил:
— Этот «герой» убил боярина. Да это разбой, весь на...
— Остынь, боярин! — осадил Осип Фёдора. — Не гоже посаднику мстить человеку, вина которого в том, чё он могет тя... — и сделал щелчок пальцами, показывая этим, что тот может лишиться своего звания.
Осип, вероятно, решил добить растерявшегося посадника и тихо проговорил:
— Тама был ещё свидетель: батюшка.
Фёдор побледнел:
— Где он?
Осип усмехнулся:
— Ты много бы дал, чтобы об етом узнать, не узнаешь!
— Мне не надо узнавать. А вот твой прусс — предатель. Он предал интересы города. Тож будешь защищать?
— Я етого не слыхивал. И те советую об етом молчать. Хто подтвердит твои надуманные бредни? Иль ты хоть, чтоб князь Иван стал разбираться? Ты хоть оскорбить великого князя? Вспомни, как вы уже раз ползали перед ним.
— Не вы, а мы, — вставил Фёдор, показывая тем самым, что тот был с ними.
Но Осип не обратил на это внимания и продолжил:
— Я думаю, на этот раз етим не ограничиться. Так что советую: Егора отпустить, а о Камбиле... забыть.
Осип поднялся и неторопливо направился к двери.
Оставшись один, Фёдор схватился за голову: «Как ни крути, Осип прав. Чё-то ране я об етом не подумал? Тронь этого Егора или прусса... и тогда беда». Посадник не находил себе места. Сколько он ни метался по посаднической, ничего хорошего придумать не мог. Так и ушёл домой, говоря, что утро вечера мудреней.
Но и утром Фёдор так ни на что и не решился. Да и посоветоваться было не с кем. Как на грех, никто не приходил. Фёдор уже думал сам съездить к кому-либо из бояр, как в дверях показалась голова Григория Ляпы.
— Заходи! — обрадовался Фёдор.
Ляпа зашёл. Его лицо так и лоснилось от довольства.
— Чему рад? — грубовато спросил посадник.
— Да... русские закупили у мня всю соль, а сами уходють.
— Как уходють? — подскочил Фёдор.
— А так! Войска возвращаются к себе.
— Подожди! — крикнул Фёдор и выскочил из помещения.
«А чё же князь ничего не сказал?» — зло подумав Фёдор и неторопливо пошёл дальше.
Но тут подбежал к нему служка.
— Тя ждёт князь Иван!
— Вот те раз! — вырвалось у посадника.
Когда запыхавшийся посадник подбежал к дому, то увидел там множество всадников. Кто-то узнал его и не без издёвки крикнул:
— Беги, посадник, к себе... А то князь рассердится.
Проводил за околицу князя, который объяснил причину своего ухода:
— Магнус Орешек взял. Сейчас проливать лишнюю кровь мы не будем. Что дальше делать, зима покажет.
Фёдор возвращался к себе, а в голове стучало: «Магнус взял Орешек. Значит, скоро объявится Оницифер. Русские ушли, Оницифера нет. Надо судить! Скорее надо судить!» Весь день у него прошёл комом. Кто-то спросил его:
— Ни завтра ли будем судить?
— Нет! Нет! — отчего-то замахал он руками.
Всю ночь Фёдор Данилович не мог заснуть. Только под утро он немного урвал ото сна. Но в посадничество явился бодрым, уверенным в себе. Он всё же не решился на этот шаг. На всякий случай решил привлечь на свою сторону ещё часть населения. Для этого приказал разыскать Ивана Крутилу, долго с ним о чём-то разговаривал. Иван вышел от него с довольным видом. И вскоре по Новгороду побежала молва, мол, посадник нянчится с убийцами.
Вскоре собралась изрядная толпа молодцов, которые стали орать:
— Под топор убийцу! Под топор убийцу!
Зная, что у Егора остались сторонники в городе, он приказал усилить охрану темницы. Как раз в это время разведать обстановку подъехал Камбила. Увидев, какая подошла охрана, его сердце, казалось, выпрыгнет из груди. Не щадя лошадь, он помчался к хоромам Осипа. Боярин оказался на месте.
Услышав рассказ Камбилы, Осип нервно защёлкал пальцами.
— Ты знаешь, мы, похоже, бессильны. Ето он осмелился с уходом князя Ивана. Он знал, что я мог ему пожаловаться.
— Что же делать? — голос Камбилы звучал трагически.
— Я тебе вновь предлагаю немедля скрыться. Теперь мы Егору ничем помочь не можем. Не пойдём же войной на Новгород.
Камбила вскочил и заходил туда-сюда.
— Сядь, сядь, успокойся, — тихо сказал Осип, — предлагаю поехать со мной. Мне тоже лучше быть сегодня подальше от них. А то заметут как защитника Егора.
— Это так серьёзно? — Камбила остановился напротив его.
— Такими словами не шутят.
— Я, если ты не возражаешь, отправлю с тобой жену, детей.
— Не боишься? — спросил и засмеялся.
— Боярин, сейчас не до смеха. А если мы найдём батюшку? — Камбила подвинул сиделец и уселся напротив.
Осип посмотрел на него и ответил:
— Ты думаешь, я так время проводил? В тех дебрях его разыскать — лехче налима руками поймать.
Камбила нервно тёр колени и бормотал:
— Ну что же, что можно сделать? Может, дать денег. А? — он пытливо посмотрел на боярина.
Тот усмехнулся:
— Кому? Посаднику? Сейчас ему нельзя брать никаких денег, — боярин закинул ногу на ногу и откинулся на спинку кресла. — Это он растравил новгородцев.
— Как же так? — Камбила ударил по столу кулаком. — Человек не виноват, а его хотят казнить.
— Слушай, боярин, дело Егора не в его вине.
— А в чём? — Камбила привстал.
— А в том, что Егора могут выбрать посадником.
— Егора? Посадником? — он плюхнулся на сиделец. — Вот ето да!
— А что? Парень он здравый, — он расстегнул на кафтане верхние пуговицы, — чуть королишку шведского не пленил, голова у его работает. Люди-то ето видють. Вот Фёдор и боится.
Камбила смотрел на Осипа, как будто впервые видел.
— Чем ты удивлён? А разве у вас не так? Разве там, у вас, брат не поднимал руку на брата?
— Было, — уныло произнёс Камбила.
— Вот видишь. Знаешь, у нас говорят: утро вечера мудренее. У меня заночуешь аль домой пойдёшь?
— Домой.
— Тогда мои люди тебя проводят. Ей! — крикнул он.
В дверях показался какой-то мужик.
— Пётр, — обратился Осип к вошедшему, — собери человек двадцать мужиков, чтобы проводили гостя. Да шли не с пустыми руками.
Перед уходом, когда прощались, Осип напомнил:
— Жене скажи, пусть собирается.
Камбила покосился на него, кивнул на прощание и пошёл к выходу. Осип только покачал головой, глядя вслед уходящему.
Посадник решился и пришёл в этот день раньше обычного. Он был в чёрном одеянии. Как же, сегодня он будет вершить важное дело: судить убийцу, где мера наказания — смерть.
Под утро, когда едва забрезжил рассвет, у темницы появился человек. Непонятный головной убор закрывал голову до глаз. Чёрный длинный плащ с большим воротником скрывал его лицо. Прячась за углом, он терпеливо ожидал, когда кто-нибудь выйдет. Идти вовнутрь он опасался: вдруг там посадничья стража? Его терпение было вознаграждено. Он увидел важного усатого стражника и, приняв его за старшего, тихонько вышел из укрытия и подошёл к нему.
Хватаясь за меч, стражник грубовато спросил:
— Чего надоть?
Человек распахнул плащ, показывая, что он не вооружён, и осторожно начал подходить к стражу. Подойдя достаточно близко, он оглянулся по сторонам и зашептал:
— Тут у вас... мой брат. Он честный человек и ни в чём не виноват.
Страж ухмыльнулся:
— Я здесь уж десяток лет и виновных ни одного не встретил. Ну, чё надоть?
— Я те, — и опять оглянулся по сторонам, — дам много денег, — он открыл полу — к поясу была привязана тяжёлая киса. Приподняв её, потряс на ладони. — Ето всё твоё, тут те хватит и твоим детям. Отпусти Егора.
— Кого? Игора?
— Пойми: не виноват он, не виноват.
— Мил человек, — стражник к такому богатею подходил мягко, — да не могу я, не могу. Ты знашь, сколь нашего брата сидит внизу? Ето я вышел дыхнуть, там такой воздух — дышать нечем.
— Тут всем хватит!
— Э, мил человек, у многих жёны, дети. Они никаких денег не стоють. Иди с миром домой, а то щас подъедуть да и тя заграбастають.
— Щас уйду. Скажи только, по какой дороге его повезут.
Страж внимательно посмотрел на него, качнул головой:
— Если ф так хочешь брата увидеть, повезут его вот по той дороге.
И он показал, где пойдёт телега с человеком, жить которому на этом свете осталось мгновение. У незнакомца на глазах появились слёзы. Стражник за долгие годы пребывания в этом здании всё же не очерствел и по-доброму сказал:
— Уходь, мил человек, не уж головы не жаль? Слышь, едут!
Действительно, в отдалении послышался стук колёс по настилу.
Опустив голову, незнакомец побрёл прочь.
— Эй! — окрикнул его стражник. — Поди сюды.
Тот послушно вернулся, внутренне надеясь, что страж может чем-нибудь помочь. И он помог. Советом, чтобы незнакомец принёс ему тёплую одежонку.
— Он там, — страж кивнул в сторону двери, которая вела в темницу, — от холода дуба дасть. Пущай хоть перед смертушкой погреется.
Человек развернулся и со всех ног пустился прочь.
Он бежал и думал, куда ему — домой или на Егорово жильё. Ноги как-то сами принесли его к Егорову жилищу. Оно было пусто. Вабор куда-то делся. Человек выбрал меховик, рубаху, безрукавку и начал всё скатывать, потом поглядел под лежак, достал сапоги и сунул их в связку. Взял всё под мышку и стал спускаться вниз.
— Ей, осторожней! — раздалось внезапно снизу. — Зенками гляди.
Голос был знаком. Когда человек с тепляком спустился вниз, то обомлел: перед ним, как с неба спустился, стоял Оницифер Лукич.
— Камбила? — удивился тот. — Ты чё тут с ранья? А тепляк зачем? Аль своровал? — сказал, а сам рассмеялся. — Я вот только приехал, еду мимо, дай, думаю, зайду. Как тут Егор?
— Как! Как! Плохо Егору! — нервным, срывающим голосом ответил Камбила. — Сегодня его хотят казнить.
— Чё ты лопочешь? — взревел и схватил его за грудь. — Как казнить?
— Просто, — отцепляя его руку, сказал он, — отрубят голову и... всё.
— За что? — лицо Лукича помрачнело.
— Да ни за что. Мы те рассказывали, — Камбила поправил ношу.
— За ето?
Камбила кивнул.
— И хто?
— Хто, хто. Посадник, вот хто!
— Федька?
Камбила опять кивнул.
— Ну, гад, доигрался, — Лукич скрипнул зубами, — я те забытое припомню. За мной, Камбила.
Фёдор подошёл к окну. На площади собирался народ. Палачи привезли плаху и стали её устанавливать. У крыльца стоит подвода, на которой должны привезти преступника, и много дружинников. Все вооружены, словно готовятся к бою со шведами. Фёдор улыбнулся. Он победил. Он уже готовился издать задуманный приказ, как увидел, что на площадь ввалилась большая толпа каких-то людей. Впереди... постой-ка, постой-ка, не уж... — посадник тщательно всматривается. — Он? О, Господи! Он!
Это шёл Оницифер со своей дружиной. На их счету победа не только над шведским королём. А какие они устраивали походы, доходя до Зачи и до Заволочан! Кровушки-то они попролили изрядно. Но эти походы их сплотили, и не было в городе силы, чтобы могла противостоять этой шайке, как порой «величали» эту дружину. Посадниковы воины, видя решительно шагавшего Лукича с мечом в руке, во главе своей дружины, бросились в разные стороны, забыв про строгие наказы посадника. Как ураган, ворвался Лукич в посадническую. Открывая каждую дверь, рычал:
— Где?
Испуганные люди только пожимали плечами, дрожа от страха. Лукич влетел в посаднический кабинет. Тот был пуст. Он сел в кресло.
— Сурок! — позвал он промелькнувшего в дверях дружинника.
Тот заглянул:
— Чё те, Лукич?
— Мотай в темник и вези суды Егора. Да мигом!
Парень сорвался с места, точно подхваченный ураганом.
А вечером у Камбилы собрались Егор, Оницифер и Осип.
Разговор начал Осип.
— Чё, други! Благодарите спасителя, — и посмотрел на Лукича.
— Да чё я... они мои друзья. Будь я тама, они дожить бы мня не оставили.
— Не оставили, — согласился Осип, — но, думаю, им, — он поглядел на Камбилу и Егора, — надоть решать, где быть. Если ф хотите мой совет, — те закивали, — то думаю... вам пряма дорога в Московию. В Пруссии тама... — он махнул рукой. — В Тверь — мало надежд. Слабо то княжество. Только Московия.
— Стой! — выкрикнул Лукич! — Чё ты их выпровождаешь? И стал их уговаривать, чтобы остались, ударяя себя в грудь, что в обиду их не даст.
Вразумительным оказался Осип.
— Так-то так, Лукич. Но ведь с тобой всякое может случится. Хто тогда за них заступится? А бояре не забудут, кто предупредил Московского князя, — и посмотрел на Камбилу. Тот сделал вид, что не понял.
— Не забудут и Егора.
— Да я никуда не мечу, — вставил слово Егор.
Осип оглянулся на него, рассмеялся:
— Это я поверю. Они, — он показал на Камбилу и Лукича, — а те — нет. Я их натуру знаю. Езжайте, пока ждут.
— Ну, что, Егор? — Камбила посмотрел на друга. — Я думаю, боярин прав. Жаль только вот с такими, как Лукич, расставаться.
— А я буду к вам в Московию в гости приезжать, — и рассмеялся. — А если прижмёт... возьмёте? — спросил он.
— Не сомневайся! — в один голос ответили друзья.
Через несколько дней караван, под охраной дружинников Лукича, двинул на Запад.
— Пусть думают, что вы поехали в Пруссию. Зачем Московии делать проблемы? Те могут узнать и давить на Симеона, чтобы вас вернуть, обвиняя в преступлении.
Егор последний раз зашёл в Софийский собор. На коленях поблагодарил Господа нашего Иисуса Христа, попросил у него помощи. Пожалел, что не мог проститься с Вабором. Он оставил ему на память золотой перстень с бриллиантом: «Пусть друга помнит».
Ехали молча. У каждого было неспокойно в душе: как встретит их Московия, что нового принесёт им жизнь...