– Выходит, Карапет Ашотович почти год сотрудничает с этой Анфисой? – спросила Далила.
Людмила презрительно фыркнула:
– Да как с ней сотрудничать, если она в бизнесе ни бум-бум. Просто овца. Анфиса откуда-то из глубинки, а тут нужны связи. Да и глупая еще она. Девчонка совсем, не шиша в жизни не понимает. Карачка платил ей проценты какие-то с дела, она и рада была.
Самсонова осторожно осведомилась:
– А чем занимается эта Анфиса?
Людмила презрительно фыркнула:
– А фиг ее знает. Очень она мне нужна. Я ее ни разу не видела.
– Разве невеста Рубена не была на похоронах своего жениха? – удивилась Далила.
– Была. Там-то все о ней и узнали. Эта невеста свалилась на нас, словно снег на голову.
– Да-а? А как думаешь, что заставило Рубена скрывать невесту от лучшего друга?
– Вот уж не знаю, – пожала плечами Людмила и, горько усмехнувшись, предположила: – Рубен был так себе внешне, а Карачка мой кобель и симпатяга. Может, поэтому Рубеша и не спешил показывать свою красотку-Анфису. На похоронах она, конечно, была. Там с ней Карапет и познакомился, да меня на тех похоронах не было. Я с Маришей на даче у мамы застряла. Отец приболел, пришлось за ним ухаживать.
– А Миша Калоев с Мариной были на тех похоронах? – спросила Далила.
Людмила потрясла головой:
– Нет, Марина сама не пошла, и Мише идти запретила.
– Почему?
– Я же говорила, она враждовала с Рубеном.
В беседе с подругой Самсонова надеялась развеять страшную версию, но полученной информации хватило как раз на то, чтобы утвердиться в возникших ранее подозрениях: муж Людмилы – убийца Анфисы Пекаловой. И даже хуже: если до этой беседы были лишь голые подозрения, жидко замешенные на любви, то теперь вырисовывался и материальный мотив.
Далиле стало очевидно: о том, что Анфиса любовница Миши Калоева, Людмила не знает, как не знает о том, что и Карапет состоял с девушкой в связи.
Сделанное открытие лишило Самсонову равновесия.
– Что с тобой? – удивилась Людмила, взглянув подруге в лицо. – Ты какая-то стала зелененькая.
– Ой, Люсь, что-то мне плохо, – артистично простонала Далила. – Я, наверно, лучше пойду.
– Да куда ты такая пойдешь? – всполошилась Людмила. – Никуда я тебя не пущу! Говори, что у тебя болит?
– Ничего не болит. Просто слабость. Кажется, я сегодня не ела, – пролепетала Далила, ругая себя за отсутствие изобретательности.
Маневр не удался. Людмила легко отразила ее неуклюжий ход, строго постановив:
– Сейчас я тебя накормлю.
Пришлось Самсоновой отправляться в столовую нахваливать плов.
Впрочем, плов действительно был ароматным и вкусным – Людмила, под стать своему Карапету, мастерица во всем. Далила ела, нахваливала и размышляла.
«Совершенно очевидно просматривается трезвый расчет Сасуняна, – раскладывала она по полочкам полученную информацию. – Как только Карапет Ашотович выяснил, кому досталась доля Рубена, он кинулся утешать невесту покойного. Такие, как Сасунян, утешают женщин в постели. Туда он Анфису и уложил.
Похоже, Пекалова не из тех, кто слишком сопротивляется.
Но зачем он передал ее Михаилу?
Или не передавал? Или Анфиса сама к Михаилу ушла?
Возможно. Сасунян к победам привык. В поражении на любовном фронте он вряд ли признается».
– Как там Галка? – вплелся в мысли Далилы вопрос. – Ты ее видела?
– Да.
– Что «да»? – рассердилась Людмила. – Как она? Почему не заходит?
– Что?
– Да она не слышит меня! О чем это ты так сильно задумалась?
– Так, ни о чем, – встрепенулась Далила и отмахнулась: – У Галки полный порядок.
– Мне так не показалось.
– Да, Семенова в последнее время странная, совсем на себя не похожа, – машинально согласилась Далила, собираясь отдаться своим прежним мыслям.
Но как бы не так: Людмила немедленно подхватила:
– Вот именно, Галка в последнее время странная. Она тебе говорила про Голос?
Самсонова удивилась:
– Про какой еще голос?
– Ну, как же, второй год ей звонит незнакомый мужчина. Сначала в трубку дышал, потом заговорил. Галка уши мне все протрещала, что у нее телефонный роман, а потом вдруг как отрезало. Расспрашиваю ее, Галка отмалчивается, а ведь раньше о нем болтала без умолку. А теперь она и вовсе пропала. Я думаю, это связано.
– Связано с чем? – удивилась Далила.
Людмила всплеснула руками:
– Ты меня что, совсем, подруга, не слушаешь? Семенова стала реже ко мне забегать, потому что я выпытываю у нее про Голос.
– А ты не выпытывай.
– Я так не могу. У Галки девочка подрастает, ребенку срочно нужен отец. Кстати, а ты почему одна до сих пор? Почти два года прошло, как вы разбежались с Матвеем. Пора бы уже.
Далила опешила:
– Ты о чем?
– Ну, заладила! – рассердилась Людмила. – «С чем» да «о чем»! Спрашиваю открытым текстом: почему замуж не выходишь? Ты что, по-прежнему любишь Матвея?
– С чего ты взяла?
– Не я взяла, а Галка.
– Ну, Семенова! Сплетница! Я ей задам, – возмутилась Далила.
Людмила осадила подругу:
– Да погоди ты, задаст она, быстрая. Семенова испереживалась вся за тебя. Я, кстати, тоже переживаю. Как вспомню, какая красивая пара вы были с Матвеем… Ах! Знаешь, – подмигнула она, – сейчас уже в прошлом, скажу: и я ведь была в него влюблена. Честное слово!
Самсонова рассмеялась:
– Нашла чем удивить. Все девчонки были тогда влюблены в моего Матвея.
– Точно. Даже наша первая раскрасавица, Машка Степанова, помнишь? И та была в него влюблена, а он глазами на всех-то постреливал, но гулял только с тобой. Удивляюсь, как ты его подцепила? Это сейчас ты расцвела, а тогда была худющая, аж страшно смотреть. А ну, Далька, колись, чем ты красавца взяла?
– Ребеночка родила, – отмахнулась Далила и, хмурясь, добавила: – Сдуру, в четырнадцать лет. До сих пор за глупость свою расплачиваюсь.
– Да-а, – простонала Людмила, – здорово ты тогда всех удивила. Учителя в один голос взвыли: «В тихом омуте черти водятся!» Но Матвей тебя сильно любил. Он и сейчас тебя любит. Галка твердит: «Стоит Дальке пальцем его поманить, Матвейчик с радостью прибежит».
Далила пожала плечами:
– Возможно, она и права.
– Что ж не манишь? Вижу, ты его тоже любишь.
– Я? Матвея? – поразилась Далила.
Изумленно уставившись на подругу, она сердито спросила:
– С чего ты взяла? Я его ненавижу, предателя.
– А тогда почему фамилию не меняешь? Ты же Петрова была. Если Матвей тебе ненавистен, зачем его фамилию сохранила?
– Из корыстных соображений, – вяло пояснила Далила. – Во-первых, не хочу быть с сыном на разных фамилиях.
– Ладно, – согласилась Людмила, – ответ принимается. А во-вторых?
– А во-вторых, дверь менять не хочу.
Подруга опешила:
– Какую дверь?
– Дверь офиса моего, – усмехнулась Далила.
– А какое отношение дверь имеет к Матвею?
– Самое прямое. На ней барельеф дорогой: девушка состригает волосы у спящего гиганта. А под барельефом табличка: «Далила – героиня библейской легенды – очаровала Самсона и, выведав, что тайна его силы в длинных волосах, обрезала их, когда он спал. Обессиленный таким образом Самсон был взят в плен врагами.
Ваши враги – ваши желания и привычки, которые зачастую лишают вас последней надежды на счастье. Как с ними справиться, знаю я, психоаналитик Далила Самсонова». Последнее – жирным шрифтом. Ну, как?
– Отпадно, – оценила Людмила.
– Сама видишь, как выгодно я использовала удачное наложение имени на фамилию. Как тут менять?
– Да, такую фамилию и я, пожалуй, оставила бы. Но дело ведь не только в фамилии. Матвейчик любовь твоя первая…
– Которая не стала последней, – поспешила закончить мысль подруги Далила.
– Да ладно тебе, – отмахнулась Людмила. – Столько лет душа в душу прожили, сына ты ему родила. А что такое эта его Ирина? Тьфу! Сколько лет он знает ее? Галка сказала, что женился Матвей только из мести, тебе назло. Ты ему с Иркиным мужем с этим, как его…
– С Козыревым, – подсказала Далила.
Людмила вдохновенно продолжила:
– Да, ты ему с Козыревым изменила, Ирка тебя сдала, вот Матвей на ней и женился[2]. И Ирка не любит Матвея, и он не любит ее. Она своему Козыреву отомстила, Матвей тебе отомстил, и оба опомнились, а у них уже брак, ребеночек. Что, разве я не права?
Далила грустно кивнула:
– Кое в чем, похоже, права.
– Вот и скорей Матвея прощай. Хватит, помучила, и сходитесь. Он хороший мужик, такого не грех и простить. Я вон своего кобеля прощаю, и ничего. Живу ради дочки, да еще за него и борюсь, всяких баб отгоняю. Ох, будь он неладен, – ругнулась Людмила и, жалобно глядя подруге в глаза, с надеждой спросила: – Далька, как думаешь, на этот раз у меня получится вернуть Кару в семью? Бросит он эту свою Марину?
– А стоит ли его возвращать? – смущенно спросила Далила и скаламбурила: – Жизнь с твоим Карой становится слишком похожа на кару божью.
– А что делать, если люблю? И знаешь, иногда даже счастлива.
Далила ласково попросила:
– Люсь, а давай спецкурсик пройдем, а? Честное слово, я с тобой поработаю, и всю любовь к Карачке снимет, словно рукой.
– Зачем это? – отшатнулась Людмила. – Да я лишь благодаря любви этой и могу еще как-то его выносить! Если б не эта любовь, точно прибила бы кобеля!
– Да зачем его прибивать? Разведись.
– Умная ты, «разведись»! Развестись проще всего, а кто нас с Маринкой будет кормить? На мою зарплату не пошикуешь, а я привыкла жить в комфорте, в достатке. Нет, ты мне Карачку сохрани, а я уж как-нибудь с ним помучаюсь. Лет десять осталось.
– Почему – лет десять? – поразилась Далила.
Людмила с надеждой призналась:
– Через десять лет ему стукнет полтинник. Уж к этому возрасту, думаю, угомонится, зараза. А нет, так я импотенцию на него нашлю. В пятьдесят импотенция не такая уж редкость.
Самсонова предупредила:
– Смотри, Люська, импотенты злые-презлые.
– Ничего. Я как-нибудь потерплю. Все лучше, чем от разных нехороших болезней лечиться. Одним СПИДом еще не болела, а так уже от всего лечилась, благодаря ему, кобелю.
– Ты-то потерпишь, да потерпит ли он? – скептически осведомилась Далила.
Людмила насторожилась:
– А что?
– Ранняя импотенция частенько ведет к гомосексуализму, что в наше время даже и модно.
– Да ты что! – всплеснула руками Людмила и, нервно дернув свой нос, поразилась: – Ну, ты погляди! Никакого сладу нет с этими мужиками! А еще говорят: или забор забей, или кобеля убей. Выходит, теперь уж и забор забивать бесполезно. Этот кобель и хозяина трахнет. Да-а, осталось одно: убить кобеля!
– Что ты болтаешь? – испугалась Далила.
Людмила, зло сощурив глаза, задумчиво уставилась в пол:
– Что думаю, то и болтаю. Иной раз так разозлит, что и бога попросишь: «Хоть бы сдох родной муженек!» Здоровье и молодость ему отдала, а теперь он к другой уйдет, а я нищей останусь.
Сердце Далилы сжалось: «Похоже, Люська близка к отчаянию».