Калоеву на этот раз удалось спасти. Елизавета Бойцова не поскупилась: поставила перед дверью палаты подруги двух дородных парней, а в самой палате посадила сиделку.
После принятых мер Марина снова быстро пошла на поправку. Теперь в палату к ней никого не пускали, кроме Самсоновой и Елизаветы. Врачей и медсестер, разумеется, тоже пускали, но неохотно. Сиделка же на людей в белых халатах смотрела как гад на лягушку. И все лекарства исследовала придирчиво, со смиренным презрением. Докторам становилось не по себе, и они старались в палате Калоевой без нужды не задерживаться.
Наконец наступил момент, когда врачи разрешили поговорить с Калоевой. Бойцова осторожно попыталась выяснить, кто посещал Марину в тот день, когда у нее резко поднялся сахар. На все вопросы Марина молчала. Когда же Бойцова заплакала от бессилия, Марина грустно ее попросила:
– Не надо, Лиза, не могу я сказать. Она ни в чем не виновата, а вы ее сразу же обвините.
Бойцова не успокоилась. Несколько дней она подбивала Далилу пойти к Калоевой на разведку.
– Ты же психоаналитик, – шипела она, – знаешь все подходы к душе. Расспросила бы Марину, должны же мы знать, кто ее смерти желает.
Самсонова отмахнулась:
– Отстань от нее. По-другому надо нам действовать.
– Как по-другому? – не унималась Елизавета.
– Все преступления надо раскрыть, тогда Марина опять будет в безопасности.
– Ничего себе! – ужаснулась Бойцова. – Раскрыть все преступления! А на Луну слетать нам не нужно?
Этим вечером Далила расположилась в своем кабинете. На лист бумаги нанесла всех подозреваемых. И так и эдак пыталась их совместить, пересечь их интересы, но подозреваемые не совмещались и интересы их плохо пересекались. Особенно не совмещалась покойная Светлана Михайловна с покойной Анфисой. А Далила спешила, чуяла, что от ее расторопности зависит жизнь Марины Калоевой.
И на этот раз Самсонову не подвело чутье. Ночью ее разбудил звонок. Звонила Бойцова и так истошно кричала, что Далила уж было подумала, что Марина скончалась.
Оказалось, что (слава богу!) Марина жива, но сахар резко поднялся опять, снова сбивают, а он поднимается – в общем, история старая.
– Спасают? – спросила Далила.
– Спасли, – выпалила Бойцова. – Но я теперь места себе не нахожу. Что же происходит? Мои ребята клянутся, что в палату никто не входил. В том же клянется сиделка. Как думаешь, их не подкупили?
– Все возможно, – вздохнула Далила.
Повесив трубку, она глянула на часы и подумала: «Эх, нельзя Мару будить, слишком рано, на весь день разболеется. Но что же делать? Надо спешить! Надо анализировать. Мне нужна ее логика. А Мара, ну как назло, сопротивляется. Вредничает, ведь не такие задачки решала. Что же она молчит? Неужели не понимает? Заладила: Людмила не виновата. Ох, не убережем мы Марину, никогда себе не прощу!»
С трудом дождавшись утра, Далила отправилась к тетушке Маре. Машинально жевала песочный пирог. Травяные чаи гоняла. И тасовала, тасовала туда-сюда фигуры подозреваемых. Нотариус с Анфисой был в сговоре, потому она к нему и пришла…
Тетушка версию разбивала:
– Всем известно, как честны наши нотариусы. С кем они только не в сговоре? Что ж, всех клиентов подряд убивать? И ты забыла, его самого убили, Марка Борисовича. Он, кстати, был порядочный человек. Насколько это, конечно, возможно в нашей продажной стране.
– Ах, тетя, не вздумай заговорить о политике, – испугалась Далила.
– Еще чего! Выдвигай свою версию.
– Миша Калоев Анфису убил…
– Почему?
– Я не знаю, – со слезами призналась Далила.
Тетушка посоветовала:
– Вот что, деточка, сдается мне, что Светлану Михайловну надо искать. Оттуда ниточка и потянется.
– Да где же я буду ее искать? Паспортов мне пациенты не предъявляют, настоящих имен их не спрашиваю. Может, она и не Светлана Михайловна, а…
Далила застыла.
– Что, деточка? – испугалась тетушка Мара.
– А что, если Светлана Михайловна и есть Зинка Попова, подруга Пекаловой?
Старушка напомнила:
– Но Светлана Михайловна умерла раньше, чем Зинаида уехала.
– А может, она солгала.
– Зачем?
– Чтобы меня запутать.
Тетушка Мара, пряча улыбку, принялась резать пирог.
– Ах, почему ты мне не помогаешь? – рассердилась Далила. – Надо спешить!
– Куда?
– Нужно Марину спасать!
– Детка, ты увлеклась. Свои силы переоценила. Сама посуди, у тебя шесть трупов: Анфиса, Калоев, Светлана Михайловна, Сасунян, нотариус и Трофимыч.
Далила добавила:
– Семь, ты забыла Рубена.
Тетушка почему-то обрадовалась:
– Именно! Я забыла Рубена! Видишь, как сложно. И что же ты хочешь при этом?
– Марину спасти.
– Детка, прими от меня совет. Ты не следователь. Ты психолог и психиатр, отличнейший психоаналитик. Я так всем и говорю: моя племянница ас. Вот и займись своим делом. Вернись к своим книгам, копай, там ищи, там, в науке разгадка.
– Ты все знаешь! – прозрела Далила. – Предательница! Ты все знаешь! Видишь, как я страдаю, и все же молчишь! Жестокая!
Тетушка племянницу осадила:
– Полегче, родная, полегче, я не господь, я не знаю. Не буду отказываться, версии есть, но все они неутешительны. Расстраивать тебя не хочу. У тебя и без того круги под глазами.
– Но как ты не поймешь! – закричала Далила. – Марину кто-то хочет убить! Марину надо спасать!
Тетушка Мара поднесла палец к губам и прошептала:
– Тише, ребенок. Надо Марину спасать, но, повторяю, я не бог. Ты умница, попробуй, спаси.
– Я тоже не бог.
– Ты молодая, а я слишком старая. У тебя есть жажда, в тебе есть огонь, ты хочешь знать, а я уже пепел. Лопаю песочные пироги и жирею. Попробуй-ка хоть раз обойтись без меня.
Был брошен упрек.
Серьезный упрек!
Впервые!!!
Далила не ожидала.
– Попробую! – упрямо процедила она.
Тетушку Далила покидала обиженная, но не сломленная.
Уходя, твердила: «А вот и попробую спасти Марину Калоеву! Попробую и спасу!»
И не спасла.
Елизавета Бойцова никому уже не доверяла: охрану сменила, сиделку, но новый приступ Марину добил. Сахар снова вдруг подскочил, Калоева впала в кому.
Долго лежала безжизненная Марина. Далила каждый день приходила на нее посмотреть, осторожно рядом садилась, нежно руку брала и уговаривала, просила жить, не сдаваться. Но однажды не выдержала Далила и горько расплакалась. Всхлипывая, повторяла:
– Мариша, прости! Мариша, это я во всем виновата! Не уберегла!
В палату ворвались врачи. «Нельзя! Нельзя!» Потащили Далилу к выходу. Оглянувшись, она содрогнулась: по щеке Марины катилась слеза.
На следующий день Калоева умерла.