Дамский негодник

Глава 19

Примерное направление Самсонова знала из рассказов подруги, а уточнила адрес у самого Сасуняна: по сотовому сообщила, что едет к нему. Карапет Ашотович не удивился и даже сказал:

– Отлично, сегодня сам к вам собирался.

– Даже так? – удивилась она.

– Возникли проблемы.

– А что вас беспокоит? – нетерпеливо поинтересовалась Далила, презрев собственные привычки.

Торопить события – не в ее правилах: приедет – узнает. Телефон не для длительных переговоров – так считала она. Тем более что разговор намечался серьезный, нетелефонный.

Сасунян ответил коротко:

– Меня беспокоит жена.

У Далилы засосало под ложечкой, но от дальнейших расспросов она воздержалась.

Зато при встрече, едва поздоровавшись, тревожно спросила:

– Карапет Ашотович, что происходит с Людмилой?

Сасунян лишь развел руками:

– Сам не пойму. Об этом вас и хотел спросить. Она странная. Даже дочка уже замечает. Видели, как она за нос себя таскает? А глаз? Левый глаз у Людмилы дергается постоянно. По сути, не меня, а ее надо лечить. Вы бы с ней поработали.

– А в чем дело? – испугалась Далила, не ожидавшая такой просьбы. – Нос и глаз – это нервное, но вроде бы есть причина.

Сасунян отмахнулся:

– Я так не считаю. Что за причина?

– Простите, но вынуждена напомнить. Ваши измены. Чем не причина?

– К моим изменам Людмила привыкла, а вот с тех пор, как погиб Михаил, супругу свою не узнаю. Раньше рот у нее не закрывался, а теперь все молчит. А порой так на меня посмотрит, что волосы дыбом встают. Стыдно признаться, но родную жену боюсь. А на днях у меня знаете что спросила?

Вопрос прозвучал риторически, но Карапет Ашотович сделал паузу, задумчиво уставившись на Далилу. Она, приглашая его продолжить, пожала плечами:

– Откуда мне знать.

Он грустно признался:

– Спросила меня: «А что теперь с фабрикой Калоева будет?» Я ответил, что фабрика Марине достанется. «Ага, – говорит, – все Марине, Михаил о жене позаботился, а ты? Как ты о нас позаботился? Что нам с дочкой останется, если вдруг случится беда?»

– Какая беда? – насторожилась Далила.

Сасунян отмахнулся:

– А кто ее знает? Спросить не рискнул.

– Жаль. И что вы ответили?

– Как есть, так и сказал. Калоев ни о ком не заботился. Марина – жена, ей все по закону и отойдет.

– И что же Людмила?

– Я тоже, кричит, жена, а толку? Что мне отойдет? И в слезы. Закончилось все истерикой. Раньше не было у нее истерик. Оптимистка она.

Далила вздохнула:

– Знаю. И как вы поступили?

– Пришлось ее успокаивать.

– Что же вы ей сказали? – поинтересовалась Далила.

Карапет Ашотович, вдруг краснея, признался:

– Да глупость сказал, что, пока ты моя жена, ни о чем не беспокойся.

Самсонова подытожила, осуждающе покачав головой:

– Да-а, уклончиво как-то у вас получилось. Будто не понимаете, чего Людмила боится.

– Да понимаю я все, – с досадой махнул рукой Сасунян, – а что было делать? Врать не хочу, а правду ей говорить даже опасно.

– Почему опасно?

– Да черт ее знает, на что она пойдет сгоряча.

– Даже так?

– Да. Порой мне кажется, что Людмила и Марину может убить.

Далила вспыхнула:

– При чем здесь Марина? Почему «и Марину»? Что вы этим хотите сказать?

Сасунян побледнел:

– Что хочу этим сказать? На всякий случай, лучше я промолчу.

Самсонова огорчилась:

– Не доверяете?

И напомнила:

– Я подруга ее, я Людмилу люблю.

– Любите?

Карапет Ашотович изучающе уставился на Далилу и, рубанув воздух рукой, вдруг закричал:

– Ладно, вам я скажу! Все скажу! Но смотрите, не пожалейте потом!

– Не пожалею.

– Хорошо! Люська чокнулась, понимаете? – рявкнул он.

Самсонова потрясла головой:

– Не понимаю.

– С ума моя Люська сошла! Не фигурально, по-настоящему. Воет она по ночам…

– Воет? – отшатнулась Далила.

Сасунян показал:

– У-уу!

Получилось зловеще, а он в довершение добавил:

– Как волчица воет. Или как ведьма. Сам не пойму. Я от страха подальше спать ухожу и дверь закрываю. А с Анфиской что получилось? Это все Люська.

– Да при чем здесь она? – рассердилась Далила.

Карапет Ашотович удивился:

– Вам ли не знать? Вы же ее подруга, разве Люська вам не пожаловалась?

– Про Анфису ни слова, лишь про Марину.

– Лишь про Марину?!

Сасунян был ошеломлен.

– Неужели про Анфису не говорила? – растерянно спросил он и, не дожидаясь ответа, с жаром продолжил: – По-сумасшедшему к Анфиске ревновала меня. Что ни день, то скандал. Марина все ерунда, она не такая красивая. Во всяком случае, Людмила моя так считает. И замужем Марина была, и немолодая уже, а вот Анфиса девица к тому же свободная. Вот и сошла моя Люська с ума: вбила себе в голову, что я из-за доли Рубена с ней разведусь и на Анфисе женюсь. Вбила, и где она, эта Анфиса? – горестно вопросил Сасунян и заключил: – Правда, я сам, дурак, виноват, сам плеснул масла в огонь.

– Как плеснули? – испугалась Далила.

– Да ляпнул я Люське, что Анфиса намеревается долю Рубена мне завещать.

– Зачем вы ей это сказали?

– Думал, Люська обрадуется. Жадная больно она.

– Жадная? Обрадуется? – поразилась Далила. – Чему? Разве Анфиса была смертельно больна? Юная, значительно младше Людмилы и тем более младше вас. Какая польза от ее завещания? Вы что, нарочно дразнили жену?

Сасунян огрызнулся:

– Ваша подруга чокнутая. Ну ляпнул я, не подумал, зачем же кадило-то раздувать. Видели бы вы, как Людмила взбесилась. «Вот оно что, – завопила, – Анфиска шалава твоя!»

Он обреченно махнул рукой:

– Даже рассказывать не хочу, какой шум подняла.

Далила вдруг вспомнила своего Матвея – увы, уже не своего. Да, они развелись, но даже сейчас Матвей не стал бы обсуждать проблемы своей бывшей жены с чужим человеком. Да еще такие проблемы, да еще в таком свете. Как-то это не по-мужски. Можно сослаться на то, что Далила подруга Людмилы и психиатр, но все равно это некрасиво. Он же в убийстве жену обвиняет! Кому, как не ему, на сей счет помолчать.

У Самсоновой появилось чувство, что Сасунян жену оговаривает. Люська взбалмошная, нервная стала, факт, но на сумасшедшую она не похожа.

– Вы хотите сказать, что Людмила убила Анфису? Не просто убила, забила до смерти. Неужели вы способны всерьез обвинить в таком зверском, нечеловеческом преступлении родную жену, мать вашей дочери? – строго спросила Далила, не скрывая своей неприязни.

Карапет Ашотович взвыл:

– Да был я там! Видел своими глазами!