У Людмилы с Далилой дела тоже намечались немалые: подруги собирались подробнейше обсудить проблему Карапета Ашотовича. Точнее, они хотели отыскать истоки этой проблемы.
– Не знаю, – нервно дергая себя за нос, рассуждала Людмила. – Ничего не пойму. Миша Калоев, конечно, погиб, но Карачка все же мужчина.
– Несомненно, мужчина, – профессионально подтвердила Далила.
Припомнив, как жадно Сасунян смотрел на ее бюст, бедра и ноги, она тут же добавила:
– Он мужчина, причем со всеми яркими проявлениями, присущими его полу.
– Тогда почему он не спит из-за гибели друга? – трагически вопросила Людмила и мимоходом добавила: – Кстати, он почти и не ест.
– Да-а? – удивилась Далила. – Этого я не заметила. По-моему, ел он рассеянно, но с большим аппетитом.
– Ты не видела, как мой Карачка раньше лопал. А помидоры его? Подумаешь, некоторые помялись. Ты слышала, как он вопил? Из-за сущего пустяка коршуном на дочку набросился. Раньше он голоса на Маришу не повышал, а сегодня готов был родное дитя убить. Из-за чего? Из-за какой-то травы? Даля, я тебе говорю, он становится невыносимым. Ты должна его вылечить.
– Вылечу, – пообещала Далила.
Людмила, удовлетворенно кивнув, зло дернула себя за нос и с напором продолжила:
– Карачка Мишу Калоева, конечно, любил, но не до такой же степени, чтобы ночами не спать. Миша все же не девушка, не жена и не мать, он просто друг, хоть и любимый. Да, друга убили, так и что из того? Вдова, между прочим, спит превосходно.
Самсонова удивилась:
– Откуда ты знаешь?
– Я с ней дружу, если это можно назвать дружбой.
– Пожалуйста, поясни, – попросила Далила.
– Ха! Поясни! Что тут пояснять? – риторически вопросила Людмила и заявила: – Мой Карачка помешан на Марине Калоевой. Только и слышу: бери с нее в этом пример, бери пример в том. Ты скажи, это ли не маразм: он дочку мою назвал в честь жены друга. Куда только Мишка покойный смотрел.
Людмила глянула на Далилу с возмущением (адресованным мужу) и вновь риторически осведомилась:
– Теперь представляешь, как сильно я возлюбила эту Марину и какая роскошная у нас с этой святошей дружба?
Самсонова удивилась:
– А почему «святошей»?
– А потому, что она не баба, а черт с хвостом и копытами, но перед мужчинами притворяется ангелом.
– Каким же образом она притворяется? – заинтересовалась Далила.
– Самым обычным, – яростно выплюнула Людмила, безжалостно дернув себя за нос (уже покрасневший). – Овцу из себя перед мужем строила всю дорогу, всю их брачную жизнь. Перед соседями беспомощностью прикидывается, перед друзьями добренькую разыгрывает, а сама эгоистка, злючка и пофигистка. Как я ненавижу эту ломаку! – взвыла она.
Самсонова с легким укором спросила:
– Ты уверена, что справедлива к Марине Калоевой? Твой муж восхищается женой друга, история вовсе не редкая. Я согласна, тебе трудно любить эту женщину, но и ты согласись: в таком случае невозможно быть объективной.
Людмила зверски дернула себя за нос, хмыкнула и взорвалась:
– Невозможно быть объективной?! Ха! Да, мой муж восхищается этой притворщицей, а ее муж покончил с собой, почему же она спит как убитая? Еле на днях ее разбудила, эту Марину. А неряха какая! Три домработницы и садовник мусор за ней разгребают, а я работаю и с хозяйством одна управляюсь. Но пример почему-то должна я брать с Марины, а не Марина с меня.
– Хорошо, – согласилась Далила, – Марина плохая хозяйка. Зная тебя, допустить это вовсе не трудно. Лично я второй такой чистюли, как ты, не встречала. И оставь ты в покое свой бедный нос, – скрывая раздражение, попросила она.
Людмила горестно сообщила:
– Нос у меня шелушится.
– Еще бы, так его дергать.
– Все нервы.
Далила вздохнула:
– Вот именно, нервы, побольше себя накручивай, то ли будет еще. К черту все постороннее. Давай лучше подумаем, что происходит с твоим родным мужем, зачем нам чужая Марина?
– И на фиг она не нужна, – пробурчала Людмила. – А с мужем что…
Подумав, она (совсем как в далеком их детстве) спросила:
– Хочешь правду?
Далила припомнила: «И Семенова до сих пор любит так говорить».
Поеживаясь, она сказала:
– Хочу.
– Давненько он обожает эту Марину. Подозреваю, что с детства, хоть и скрывает. А тут случай такой: Марина вдова, – выпалила Людмила и сердобольно вздохнула: – Ох, вот мужик сна и лишился. Как говорится: и хочется, и колется, и мамка не велит. С одной стороны, вроде семья: жена, и дочку он обожает, а с другой – освободилась баба его мечты. Мужская дружба уже не мешает, хоть сегодня бери и женись, – зло заключила она и яростно сплюнула.
Рука потянулась вверх, но под строгим взглядом подруги дернуть свой нос Людмила уже не решилась.
– Странная у тебя логика, – удивилась Далила. – Разве не разумней признать, что Карапета Ашотовича потрясла гибель друга?
– Не разумней. Я уверена, с Мишкой Калоевым Карачка только из-за Марины дружил.
– Да с чего ты взяла?
– С того. Где он был, этот Мишка? Я про него лишь тогда и узнала, когда он на свадьбу нас пригласил. А до этого Карачка про него не вспоминал, зато не расставался с Рубеном, со своим компаньоном. Вот с кем были они друзья неразлейвода.
Далила изумленно спросила:
– Почему были?
Людмила хлюпнула носом:
– Потому, что Рубен погиб. Вот из-за кого я по-настоящему горевала, – призналась она, вытирая слезу. – И до сих пор горюю, в отличие от Карапета.
– А что Карапет?
– Представь себе, – победоносно сообщила Людмила, – Карачка переживал, на похоронах даже всплакнул, но сон его не расстроился. А все потому, что Марина, видите ли, Рубена терпеть не могла. Карачку ревновала она. То и дело Карапету нашептывала, какой Рубен негодяй. И все, конечно, врала. Рубен был отличным парнем.
– А как он погиб? – поинтересовалась Далила.
– Лишку глотнул и заснул с сигаретой в руке. Сгорел наш Рубеша в своей квартире. Как факел сгорел. А Марину Калоеву он, между прочим, ненавидел так же, как я.
– Почему?
Людмила собралась было дернуть свой нос, но передумала и пожала плечами:
– Не знаю. Видимо, чувствовал покойный Рубен, что эта змеюка моего Карачку против него настраивает.
– Настраивает? – удивилась Далила. – Зачем?
– Чтобы Карапет на Рубена не отвлекался. Сасунян мой поначалу с Мишкой не слишком дружил. Мишка ведь осетин. Что за дружба у армянина и осетина? Говорю я тебе, он все больше с Мариной. Марина, кстати, наполовину армянка. У нее отец арменин.
Самсонова удивилась:
– Как же твой муж с армянкой Мариной при живом муже осетине дружил?
– А вот так, – прошипела Людмила и украдкой дернула-таки себя за нос. – Та, овца, то и дело Карачке моему звонила: «Ой, Миша домой не пришел. Ой, пойдем со мной к нему на работу. Ой, я на него опять накричала, ой, он меня не простит, ой, я виновата». Пока Карачка сопли Марине своей утирал, она за мужем, за Мишкой чокнутым, бегала.
– Почему за «чокнутым»?
– Да был он ни рыба ни мясо. Зато охочий до баб. Зверски Маринка его ревновала. Скандалы закатывала! Житья мужику не давала. Он несколько раз хотел от нее уходить, она ползала на коленях, в покорности и любви клялась. Не жизнь у Мишки была, а могила. Довела мужика, вот он и застрелился. Зато Марина теперь крепко спит. Но Карачка мой почему-то за двоих переживает.
– Ну, не знаю, – вздохнула Далила. – Нормально ориентированные в сексе мужчины чаще сдержанны в проявлении чувств. Возможно, твой муж был значительно больше привязан к Калоеву, чем тебе показалось. Во всяком случае, мне, как врачу, очевиден такой ход изменений в его организме: смерть Рубена пагубно сказалась на нервной системе Карапета Ашотовича, а гибель второго друга усилила это отрицательное действие.
На самом деле, по всему выходило, что Людмила права. Далила так близко приняла боль подруги, что растерялась и не нашла нужных слов.
«Да что это я так странно с Люсей-то заговорила? – рассердилась она на себя. – С посторонними людьми сама задушевность, а с подругой шпарю каким-то дурацким бездушным текстом. Что, не могла по-простому ее успокоить?»
Чтобы исправить ошибку, Далила смущенно добавила:
– В народе про такое отрицательное действие говорят: событие человека добило.
Снова вышло не так, как надо бы. Зардевшись, Далила подумала: «Нет, я сегодня не в форме. Лучше мне помолчать».
А Людмила закрыла лицо ладонями и зарыдала. Этим она окончательно добила Далилу (как говорят в народе про такое отрицательное действие). Она поняла, что не помогла старой подруге, а напротив, усилила ее страдания. Далила вздохнула и горестно прошептала:
– Кажется, я плохой психолог.
– Дело не в тебе, – взвыла Людмила. – Я теряю его! Марина нагло уводит моего мужика!
– Это еще не факт, – возразила Далила и, возненавидев себя, обреченно подумала: «Опять не то говорю. Да что это я сегодня горбушки леплю? Одну за другой! Просто срам! А ну, быстро взять себя в руки!» – мысленно приказала себе она.
Но как тут возьмешь, когда подруга прижалась к Далиле и, горько рыдая, взмолилась:
– Далька! Ты же умная! Ты же все это умеешь! Сделай что-нибудь! Помоги! Он меня точно бросит! Он к Марине своей уйдет!
Горе Людмилы было таким отчаянным, что Далила из первоклассного специалиста превратилась в обычную несчастную женщину: запершило в носу, к горлу ком подкатил, задушили рыдания.
– Да как же я тебе помогу?! – по-бабьи завыла она. – От меня от самой муж сбежал! Своего мужика я не удержала, как другим помогать?! Дура я, дура-а!
Все, что зрело давно, но было научно подавлено, вдруг прорвало. Психоаналитик Самсонова голосила, жалуясь на сына, на мужа, на пациентов, подруг, конкуренцию и соседей…
Людмила ей вторила, но отставала. По накалу страданий Далила так далеко рванула вперед, что начала уже заикаться, в то время как Людмила лишь безобидно шмыгала носом, попискивая:
– Я теряю его, теряю.
Какой там «теряю, теряю»? То, что происходило с Далилой, тянуло уже на истерику. Когда она начала задыхаться, пытаясь что-то сказать, Людмила испуганно подскочила и с воплем «Далька, сейчас!» вылетела из комнаты. Вскоре она вернулась с пузырьком и стаканом:
– Выпей, тебе полегчает. Лекарство самое лучшее, самое дорогое, Кара…
Она осеклась и застыла, испуганно уставившись на подругу. Далила прекратила рыдать и задыхаться.
– Давай уж сюда твое самое дорогое, – сказала она, отбирая у Людмилы стакан.
Вылив в него половину пузырька, Далила лихо, не поморщившись, выпила горькую жидкость и согласилась с Елизаветой Бойцовой, давней своей оппоненткой.
– Лизка права, – горестно сказала Далила, – нет женщине счастья рядом с мужчиной. Нет.
– А кто эта, Лизка? – почему-то шепотом спросила Людмила.
– Президент женского клуба. Хочешь быть его членом?
Людмила вылила в рот остатки лекарства и заявила:
– Членом быть не хочу! Тогда уже лучше членшей!
– Членшей и будешь, – пообещала Далила и твердо заверила: – А мужика твоего мы в стойло вернем. Ой, отпустило, – порадовалась она, игриво добавив: – Что-то я захмелела.
– Правильно, капли-то на медицинском спирте. Карачка сам их делал…
– По лучшему в мире рецепту, по самому дорогому, – беззлобно «лягнулась» Далила и, чмокнув в щеку подругу, призналась: – А все же мы, бабы, стервы, завидуем мы друг другу.
Людмила охотно с ней согласилась:
– Завидуем, а завидовать нечему. В какую семью ни глянешь, одно и то же: муж притесняет жену.
Далила напомнила:
– А как же Марина Калоева? Из твоих слов я поняла, что Марина неплохо устроилась. Все шло по схеме: неврастеничка доставала хорошего парня на все лады, бедняга же отбивался.
– Так, как Марина устроилась, врагу не пожелаешь, – отмахнулась Людмила. – Мало, что Миша гулял, их взгляды расходились по каждому пустяку. Марина уступала, Мишка наступал. Сама посуди, что за мед вечно кланяться? Калоев и сделал из жены неврастеничку. А потом понял, что перестарался, и руки на себя наложил.
– Что-то я не пойму, – удивилась Далила. – Я вроде слышала, что Миша Калоев убит.
– Это Карачка так считает, а «менты» в один голос твердят: самоубийство.
Далила деловито осведомилась:
– Почему они так решили? И почему твой муж думает по-другому? Какие Карапет Ашотович аргументы приводит?
– А вот этого я не знаю, – обиженно сообщила Людмила. – Кара со мной не очень-то откровенничает. Так что делать будем, психолог? – горестно спросила она.
– Надо подумать.
Подумали и решили, что Далила в ходе лечения выяснит, в каких отношениях Карапет Ашотович состоит с Мариной Калоевой.
– Если у них действительно далеко зашло, не переживай, – успокоила она подругу. – Есть масса способов расстроить их пылкие чувства. По опыту знаю, относительно истинных качеств любимых женщин мужчины склонны погружаться в иллюзию.
Людмила воспряла:
– Вот именно, нужно срочно открыть Карапету глаза. Еще не известно, как погиб бедный Миша.
– Ты о чем? – насторожилась Далила.
– Может, Марина сама же мужа и пристрелила. Сколько ее ни расспрашиваю, она про тот день категорически не хочет со мной говорить. Сразу в слезы, притворщица. А Кара вообще на днях заявил: «Не суй нос в чужие дела». Где справедливость? – возмущенно спросила Людмила. – Его-то нос там уже побывал. Выходит, у него с Мариной дела, которые мне чужие?
– Получается, так, – согласилась Далила. – Но ты не горюй, я осторожно все разузнаю, а после этого предпримем серьезные меры. Можешь не сомневаться, семью сохраним.
– Только на тебя и надежда, – простонала Людмила.
На том и расстались.
Ах, не знала Далила, как опрометчивы ее обещания.