1
Проснулся я от приглушенного бормотания еле слышимого за дощатой стеной. Звуки были неразличимы, кто-то явно старался говорить тихо.
В крохотное оконце, напоминавшее скорее вырубленную в старых бревнах бойницу, пыталось заглянуть полуденное солнце, и иногда задувал ветерок, наполненный солеными запахами близкого моря. Стекол в окне не было, заменяли его ставни, закрывающиеся на ночь изнутри.
Под боком у меня сладко посапывал Пончик, видимо решивший, что корзина не место для порядочного ханура, у которого есть хозяин. Особенно если этот хозяин накрыт толстым пуховым одеялом. Сам же хозяин, от попытки откинуть одеяло и встать, тихо охнул, потому как у него не осталось ни одной мышцы которая бы не напомнила о вчерашнем.
В изголовье лавки, на которой лежал я, стояла еще одна, где спал Саня. Тоже под пуховым одеялом. Тихо и спокойно. Осунувшееся лицо, заострившиеся нос и подбородок, сине-зелено-серо-дальше-не-определить-какой цвет лица, но он все же спал, а не пытался раньше времени удрать на Небеса.
Бормотание оказалось спором, грозящим вскоре перейти в громкую, и оттого хорошо слышимую, стадию. Спорили двое. Один голос был женским, другой детским, мальчишеским, рьяно пытавшимся что-то доказать.
- Эвон, рыла-то у них какие! Ненашенские. Не обеднеют на медьку-то. - тихо возмущался мальчишка. - Это мы тебе, тетка Насьяна, почитай задарма отдаем, а чужакам негоже!
- Так ты ж для меня её и принес! - громким шепотом напомнил ему голос знахарки.
- Но жрать-то будут они! – доказывал малец.
- А я, по-твоему, не буду?
Я кое-как поднялся, вышел босиком в прихожую и заглянул в соседнюю комнату. Мальчишке было на вид не больше двенадцати. В крепкой парусиновой куртке, таких же штанах, подвернутых до колен и без обувки. Перед ним, на полу, стояла небольшая плетеная корзина.
Ни оборотня, ни дракона в доме не было, но наши вещички примостились в уголке возле кирпичной печи, и знахарка стояла, загораживая их от подростка.
– Так ты себе отложи немного и полмедьки дай, а за остальное по медьке! С них потом и спросишь, – показал он на наши шмотки. - Небось, вон хабар тащили! Знаем мы таких, которые по лесам бродят.
От корзины, стоявшей у его ног, несло водорослями и рыбой, и в голосе паренька недвусмысленно читалось презрение рыбацкого сословия к пешим бродягам. Я усмехнулся.
- Да не нужна нам твоя рыба, – зашел я в светёлку, - тащи ее обратно.
Зачерпнул деревянным ковшом из ведра и с наслаждением глотнул холодной родниковой воды.
Мальчишка рассматривал меня молча. Молчал он и тогда, когда я, напившись, повесил ковшик на место.
- Ладно, - он подтер нос рукавом и повернулся к знахарке. - Давай всё за медьку.
Получив желаемое от «тетки Насьяны», он вывалил из корзины в подставленную лохань с десяток крупных рыбин и проворно юркнул за дверь, откуда сразу же послышался показушно-старательный лай.
– Мне иногда ребятня рыбу таскает, - сочла нужным объяснить Насья. -- Добра этого в море полно, почитай, каждая семья морем живет. Бывает, что и даром приносят.
При дневном свете она оказалась моложе, чем подумалось ночью, и это озадачило. Откуда она могла набраться такого опыта и таких знаний? Хотя, поселение Малая Пятка располагалась как раз на стыке морских и пеших контрабандных путей, и народ здесь околачивался разный. Далеко не каждый, попавший в переделку «ловец удачи», обращался за помощью к дипломированному лекарю. Вернее, ни один не обращался. Потому, Насью, хоть и не привечали, но терпели, как полезную достопримечательность. Её необычная, чужая внешность выпестовала и характер – неудобный для многих, но хранивший ее от малых, а, может, и от больших бед.
– Нухай сказал, что вы не всех лечить беретесь, – помялся я. Если честно, я просто хотел узнать, сколько надо будет заплатить за лечение Сани. И за наш постой, наверно, надо.
– Не всех, – она нахмурилась. – Чужое похмелье не моя забота. И девки залетевшие тоже. От дурости у меня снадобья нет.
– А с нас сколько возьмете? – решил я не ходить вокруг да около.
– С ва-ас… – протянула она заинтересованно. Помолчала, подумала. Оглядела меня сног до головы. Взглядом, словно холодом,прошлась по коже, – За лечение три серебрушки. А с тебя… Просьбу мою выполнишь?
Я удивился и пожал плечами.
– Если смогу, то конечно.
– Сможешь.
2
В дом шумно ввалились двое – Алабар и Машка.
Одетые в домотканую и сто раз латаную одежонку, в шитых дратвой берестяных чёботах, они выглядели босяками, подрядившимися полоть грядки за медный пятак. Топоту от них было много, половицы под драконом обреченно прогнулись, а кошак тут же полез по кастрюлям. Разочарованно покрутил носом, обнаружил рыбу и заблестел глазами. Но Насья, уперев руки в боки заявила, что кормить будет только меня, потому как эти двое уже завтракали, и надо иметь совесть.
Но тут внезапно появилась совесть. Песочного окраса. Слегка облезлая. Она тихонько процарапала внушительными когтями деревянный пол, села возле моих ног и печально поглядела снизу вверх. На меня. Сначала. Потом на Насью.
И знахарка сдалась. Она отослала Машку в курятник за яйцами, Алабара заставила нарезать краюху хлеба тем самым ножом, с которым встречала нас, вынула из малой печи горшок с вареной картошкой и пристроила на столе. Тут же появилась и сметана в небольшой крынке. Отложив всего понемногу в мелкую плошку, Насья поставила ее на пол, и ханур принялся за еду первым, не особо обращая на нас внимания. А Насья подхватила лохань с рыбой и вышла чистить ее во двор.
Что ж жизнь продолжается, и, по-моему, неплохо.
Набив рассыпчатой картошкой рот, и сунув туда же ложку сметаны, я честно пытался прожевать сей деликатес, но пока получалось не очень – пожадничал. Алабар, как самый воспитанный представитель нашей компашки, ел степенно, не спеша. Кошак воспитанием себя не утруждал, еще по дороге из курятника выцедил пару сырых яиц, но честно поделился с нами, когда пришел.
– Итак, господа многоуважаемые и немного уважаемые, что предпримем дальше? – начал оборотень.
Мне, конечно, хотелось спросить, кто тут «немного», но полный рот разговаривать мешал, а дракон просто слушал и ел.
– Предлагаю после выздоровления нашего лекаря, шакарку убить. Кто за?
Зная, что Машкина авантюрная жилка никогда не даст ему умереть спокойно, я не стал удивляться, хоть и поперхнулся слегка куском хлеба с намазанной на него сметаной. Алабару было труднее. Он явно не ожидал от Машки такой кровожадности и еле удержался на стуле от внезапного приступа кашля. Но кошак продолжал:
– Сами посудите. Она знает, что я оборотень, раз. Что Алабар дракон, два. Не смотри на меня так, Тишан, она сама сказала. Утром.
– Зачем?
– Зачем сказала? Ну…
– Он к ней… как это… клинья подбивать начал, – Алабар откашлялся, наконец, – а она спросила, не беспокоят ли его блохи? У нее как раз есть недорогое противоблошиное средство.
– Сам-то! Тиш, она у него чешуйку попросила. Одну! Сказала, что вчера для нашего доходяги использовала какой-то антикварный эликсир. Там чешуя дракона как ингредиент. А этот... перепончатый зажал.
– У меня чешуя не такая! – возмутился дракон.
– Откуда ты знаешь какая «не такая»? Она же не печень у тебя попросила! И не шкуру. Это наши вчерашние тележники за твоей тушкой ехали. А чешуя новая отрастёт!
Оба насупились.
– Она даже знает, что я гном, – вслух задумался я. – Откуда?
Оборотень и дракон тоже задумались.
– Помнишь, мы шакту отбили у Камора? – вдруг спросил Машка. – Возможно, Насья тоже шакта?
– Тоже, – раздалось от двери. Насья прошла к столу с чищенной рыбой, (шустро у нее получилось), налила воду в емкость и принялась смывать остатки чешуи, – Да, волк, я тоже шакта. Наполовину. Как и ваш гном. Мать у меня была знахаркой. Здесь, в этом доме жила. И я тут родилась. Так что мать меня всему и научила, а от отца… достались кое какие знания. С ними сама разобралась. Вопросы остались?
– Я не волк.
– Мне без разницы, – отмахнулась знахарка, – Я тебя на цепь сажать не собираюсь.
– Насья,– я разглядывал огород за окном, по которому неспешно бродили рябые куры, – А если к тебе придут? Не обычные люди, а маги. И спросят. О нас.
– Ты про менталистов что-ли?
Я смутился. И в самом деле, чего я ей тут как дитю малому. А Насья вдруг улыбнулась.
– У шакаров природная защита. Она человеческим магам не по силам. Да и не придут ко мне. Не велика сошка.
– Для спецов из Стражи мелочей не бывает. Они любого разговорят, – оборотень демонстративно-внимательно разглядывал знахарку. И Насья разозлилась.
– Ты на меня так-то не глазей, я не жар-птица! Я на вашем пути всего лишь столбик вестовой. А вам еще топать и топать. Вы еще такого наворотите, что до меня и дела никому не будет.
Я замер. А Машка сузил глаза.
– Ты читаешь судьбы?
Насья помялась. Но все-же ответила:
– Ваши нет. Но Дар проснулся. Он меняется. А вы лишь орудие в его помыслах. Над вами его покров и приказ, хотите вы того или нет. А Хозяйка за вами присмотрит и пожалеет. Но с пути свернуть не даст. И чем дальше вы с него отойдете, тем больше за вами крови натечет.
– Туману напустила...
– Уж как могла.
3
Во дворе залаяла собака, и вскоре на ступеньках кто-то старательно зашоркал ногами, сбивая грязь с подошв.
Насторожился только я. Крылатый и хвостатые были абсолютно спокойны. Пончик, сыто валяясь на верхней печной лежанке, и ухом не повел. Знахарка так и вовсе головы не повернула. Один я переполошный тут оказался. Обидно, слушайте.
Дверь неспешно отворилась, и явила нам упитанного селянина в добротной одежке и новеньких яловых сапогах. Он по старому обычаю влёгкую поклонился порогу и шагнул в прохладный сумрак прихожей.
– Дома хозяйка-то? – зычным голосом спросил он, отлично видя и нас и знахарку.
– Дома, дома, – отозвалась Насья, – Заходи дядь Митяй.
Мы переглянулись, но остались сидеть.
Дядь Митяй неторопливо прошел к столу и основательно уселся на прихваченный у стены табурет.
– Кх-м… – прокашлялся он.
И… на этом всё.
Нет, солидность это здорово. И неторопливость тоже. Есть время обдумать, придумать, додумать… и все прочее. Показать эдакое величие кому-нибудь, кто ничего о тебе не знает. Но иногда складывается впечатление, что такой человек плохо понимает, зачем он пришел. И закрадывается в голову какая-нибудь подленькая мыслишка: а может он пытается у тебя что-то вызнать? Так, на всякий случай. Вдруг ты не выдержишь и как-нибудь себя проявишь. Иногда он начинает разглагольствовать о погоде, о вчерашнем снеге, о сегодняшнем дожде. Так и хочется спросить: «Те чё надо-то?»
Похоже, не только я был в недоумении, и под пристальными взглядами нас троих мужик стушевался.
– Я по какому вопросу-то пришел, Насья, – начал было он, и снова замолчал.
Наверно именно Насье предлагалось догадаться по какому «вопросу», ибо молчание затягивалось.
– Болит чего, дядь Митяй? – наконец участливо спросила знахарка.
– А? – опомнился Митяй, – а, нет. Я с тобой о твоих постояльцах пришел побеседовать, значит.
Нормально. А мы, что – мебель? Новая. С глазами, руками и... всем остальным.
– Ну, давай, беседуй, – женщина не престала возиться с рыбой. Подсолила ее, выложила в глиняную чашку с мукой, достала сковороду. – Ты чего хотел узнать?
– Да, – облегченно выдохнул Митяй, – Кто такие, что у нас делают? Слыхал я, их у водопада Нухай подобрал и сюда привез. Что они там делали?
Н-нда… Запущено всё. Я посмотрел на Машку, но оборотень как воды в рот набрал. Забавляется он, дипломатичный наш.
– Простите, а вы кто? – спросил я.
Селянин вдруг искренне удивился. Правда, я не понял чему. Тому, что «мебель» заговорила, или, что «мебель» не знает, кто он такой?
– Староста же я. Здешний. За порядком приглядываю.
Так и подмывало спросить, одним глазом что ли? Но официальному представителю власти не стоило в нашем, непростом, положении хамить, и я ограничился туманной формулировкой:
– А мы…на охоту ходили. Охотились. Мы.
Машка еле сдерживался, чтобы не заржать, зато староста воззрился на меня с интересом.
– Наш приятель заболел, – продолжал я. Нет, с камешками и железками у меня определенно лучше получается, – простудился. И… лошади разбежались. Медведя увидели и убежали. И вещи прихватили.
– Кто? – удивился староста.
– Э… Лошади.
Ну, не умею я как Машка правдоподобно врать на ходу. Хотя можно было заранее продумать, что говорить «представителю». Несложно было догадаться, что какой-нибудь «представитель» рано или поздно появится.
– Ну, мы тоже побежали. До водопада. Добежали. А здесь мы… отдохнем и… пойдем. Назад.
– Ага, – наконец отреагировал староста, – А куда назад-то?
– … в Тихий. Оттуда мы.
– В Тихий-то далеко-о… – протянул он. – Пешком или на лошадях?
– М-м… Ау вас тут и лошади есть?
– А как же! – вдруг оживился староста, – Вам каких надо-то?
И тут я понял. Ему решительно по барабану, кто мы такие и что мы делали в горах. Но когда вопрос касается хорошей сделки, и пахнет звонкой монетой, тут уж просыпается интерес. Тут начинает управлять процессом её величество выгода. Даже так – Выгода.
– Не решили мы еще. Но если что, мы обязательно, всенепременно и вне всякого сомнения обратимся исключительно к вам.
Словом, ушел дядь Митяй окрыленным.
А вот гость, который явился к вечеру, был совсем из другого теста.