1
Саня хмуро разглядывал лежавшего на гальке ханура, и выражение его лица смело можно было перевести как «ну-надо-же-живой-правда-ненадолго-и-чё-делать». А так как лекарь был лекарем по людским хворям, то хвори звериные лечить не то чтобы не умел - не пробовал. Но, как говорится, всё бывает в первый раз - главное чтобы первый не стал последним - а значит, глаза боятся, но… видят. Видят, что жизненные потоки восстановимы. Значит что? Надо восстанавливать.
Примерно так рассуждал бывший тайный агент Тайной Стражи королевства, бывший лэр Крисс и бывший… лекарь Саня. Нет, ошибки тут никакой. Дело в том, что тех, с кем он был в последние дни, он попросту обманывал. Он делал вид, что занимается интенсивным целительством себя самого, но… у него не получалось. Представьте себе. Жизнью, в буквальном смысле, он был обязан мальчишке по имени Тишан - тот каким-то образом поделился с ним частью сил. И всё бы ничего, если бы.
Потоки, с помощью которых Тишан вытащил лекаря из-за грани были, как бы так помягче выразиться… не те. Они буквально вывернули Саню наизнанку, восстановив его тело, но нарушили и заменили чем-то другим его собственные жизненные узлы. Не только внутренности у Сани болели. Не только сросшиеся, вопреки всем канонам медицинской науки за считанные мгновения, кости. Пытаясь приспособиться и связать себя с глубинной человеческой сутью, билась внутри него чужая, дикая и невероятно… древняя сила. Она металась по всем углам и закоулкам его тела и вела себя как орудующий шваброй матрос, смывающий грязную воду за борт. Оставляла за собой пустое и чистое пространство, где нахально занимала место сама. Было больно. Словно целый день той же шваброй по хребту… Болели не только кишки и ребра. Болел позвоночник, сердце, жилы… Про ноги-руки и речи нет. Даже череп пытался болеть, хотя там вроде бы нечему.
А самое странное, что теперь Саня, кроме магических нитей цвета зеленых оливок, замечал еще и противно-розовые, бирюзовые, какие-то ненормально-коричневые, и, что совсем пугало - черные. Стоило прикрыть веки, как в глазах начинал полыхать сумасшедший фейерверк невообразимых цветов.
Существо, которое лежало перед ним вспыхивало в такт редкому биению маленького сердца коричневыми сполохами. Сначала Саня подумал, что со зрением у него что-то не так. Потом, оглянувшись вокруг, понял что «всё так» и решил не торопиться с выводами. Следом за выводами, пришло обреченное понимание, что ему теперь с этим жить, знать бы еще, что с этим делать. Правда, была надежда, что жить осталось не так уж долго, а значит и проблемы, внезапно свалившиеся на голову, скоро исчезнут вместе с треклятой болью.
Решив, что терять ни ему, ни зверю нечего - если не попытаться вылечить ханура, тот сдохнет однозначно – Саня привычно вытянул ладони и, чтобы поддержать силы маленького пациента, влил в него… ну… что есть, то и влил. Еще со времен обретения дара, лекарь Саня считал себя обязанным любому живому существу, если, конечно, это существо не пытается его убить или съесть, и, не задумываясь, отвалил хануру столько, что тельце зверя подлетело на добрый локоть, повисело пару мгновений в воздухе и шлепнулось обратно. Хорошо, что сработал рефлекс всех целителей - не навреди – и Саня успел подставить ладони. Иначе Пончик долбанулся бы о камни во второй раз, уже окончательный.
Наверное, в тот исторический миг, в информационном пространстве Дара родилась передовая идея об экстренной кардиостимуляции. Но Сане было не до истории. Он с хануром на руках побрел в нишу, где контрабандисты хранили груз, надеясь там хоть немного отдохнуть, выстелив сухую землю ветками растущего рядом кустарника.
2
Лежал я себе на прочной и, что самое приятное, неподвижной опоре, блаженно подставив солнечным лучам босые ноги, и думу думал. Что делать с Алабаром? Если верить Машке, еще немного и дракон просто свихнется. Лично меня это не устраивает. Неизвестно ещё, как отреагирует его «помойное» племя на подобный расклад. Могу поспорить, что Алабаровские родственнички будут его искать. Да и просто жалко. Значит надо что-то придумать. Что и как? Во-первых, с драконом ничего сейчас не сделаешь, во-вторых…
– Маш, - позвал я.
Парень дернулся - он, оказывается, уснул.
Крепкие у него нервы, однако. Я тут сижу, переживаю, понимаешь, а он… Кошак, одним словом.
– Чего?
- Мне нужна монета. Медная. Срочно.
Машка сел и зевнул.
- Я смотрю, у тебя баронские замашки появились, - недовольно заворчал оборотень, - Вот что значит законный титул. Еще немного, и аларский чай в постель потребуешь. Может тебе кредитную линию открыть? На полпроцента годовых? Ты не стесняйся, у меня этой меди до фига. При каждом шаге, слышь, бренчит.
Он похлопал по пустым карманам и ехидно осведомился:
– Ты что здесь покупать собрался, полугном? Уж не свободу ли? Смотри, дешево оценил!
- А подумать, велеречивый ты наш?
Оборотень непонимающе уставился на меня, но через пару мгновений до него дошло. Он задумался, потом зыркнул в сторону лодок, оглянулся на храпящего мага и вытащил дротик.
-- Так у тебя их не нашли?! – я хоть и старался говорить тихо, но чуть не подпрыгнул от возмущения.
– Как видишь, – Машка моё возмущение проигнорировал.
– Так чего же ты…
– А лодкой ты бы правил? Умеешь? Выйдем на тихую воду, там и будем швыряться острыми предметами. Если понадобится.
Он повернулся спиной и завозился. Вскоре у меня на ладони лежал маленький медный утяжелитель.
– Хватит? – тихо спросил Машка, коротким броском выкидывая в озеро покорёженный дротик.
Я пожал плечами. Маловато, конечно, но хоть что-то. Зажал красный металл в руке и сосредоточился. И… удивился. Мне даже напрягаться не пришлось – просто попросил и всё – медь стала синей. Не, ну так не бывает – слишком просто! Что-то здесь не так.
Перешел на магическое восприятие и моргнул.
Над всей поверхностью озера – от края до края – сплошной пеленой переливалось и дышало изумрудное сияние! Словно воздушные пузырьки, из темной глубины поднимались, закручивались в медленном вихре и таяли над водой ярко-зеленые искры. Их бесшумный танец завораживал и неудержимо звал к себе.
Поднявшись с места, я подошел к краю «ступени» и присел, вытянув руку. Не дыша от тихого восторга, осторожно дотронулся до удивительной, сказочно красивой поверхности и почувствовал, как обрадованно устремились к пальцам миллионы искристых песчинок. Почувствовал их суетливое покалывание, потянул на себя пелену, и огромное сверкающее покрывало вдруг легко заскользило над водой, подчиняясь движению моей руки. Чуть подвигал ладонью, и оно ликующе колыхнулось, обдав черные берега ярким мерцающим всплеском. Да тут силы! Озеро – накопитель! Вот почему всё так легко! И Машка быстро восстановился, и Алабар быстро очнулся.
Погодите, очнулся?! А откуда я это…
3
За спиной громко застонал дракон. Я резко поднялся и шагнул от края. А ведь придурковатый менталист спит. Что сейчас будет…
Я еще не видел, чтобы обычные люди двигались с такой скоростью: дедок бежал к Венику, словно жиром пятки смазал – аж в ушах засвистело. Моих. Торопился, ты смотри! Неужто, поверил Машке?
– Веня, Веня, – затормошил он спящего, – Просыпайся!
Упомянутый Веня, от Жаена отмахнулся, и тот вспомнил, что быстрее будет вырубить дракона. Подскочил к Алабару, но моментально подоспевший оборотень схватил перепуганного дедка, отпихнул, хотя, продолжать потасовку не стал. Загородил собой дракона, и уставился на всех с видом упертого носорога.
Жаль, но недоделанный маг проснулся и тут же вспомнил об игрушке. И дракон снова оцепенел. Несшиеся к нам во всю прыть близнецы притормозили, Веник сел на одеяле с оскорбленным видом и словами «что, уже пожрать есть?», а Машка сцепился с Жаеном в словесной перепалке. Что они там друг другу орали, я услышать не успел, потому что возле меня оказался Тамил. Большерукий наемник подскочил со спины, заломил мне руки и зашептал в затылок:
– Спокойно, Тиш, это я для вида! Ещё часа четыре потерпите. И попроси Машку не трогать дураков. Только с вашим бугаем, не знаю что делать.
– У меня в левой руке… – заторопился я и почувствовал, как Тамил разжал мою ладонь. – Полоумному засунь куда-нибудь… на спокойной воде… потом выкинешь...
Тамил толкнул меня вперед, делая вид, что очень, очень зол.
А дедок-то! Хоть и ярился на оборотня, но рук не распускал. Только матерился как… контрабандист. Родную душу почуял?
4
Обедали наши… сопровождающие не спеша. Сыр, вяленое мясо и хлеб прожевывали долго и тщательно. А чтобы немного скрасить томительно-скучное время трапезы, вздумалось его сиятельству Венику развлечься. Заодно и остальных повеселить. Угадайте с трех раз, кто из присутствующих на незваном обеде больше других подошел на роль певицы и танцовщицы? Точнее, певуна и танцора?
Если не вдаваться в подробности, пел Алабар какие-то свои заунывные песни, плясал тангот и скакал зайчиком с пустыми глазами и неподвижным, серым от усталости, лицом, вокруг хрюкающих от смеха едоков.
В награду за актерский талант, Веник решил дракона накормить. По-своему. Кинул кусок хлеба ему под ноги со словами «встань на четвереньки, возьми зубами и съешь!». И дракон выполнил приказ беспрекословно, никак не реагируя на ухмылки жующих возле него людей. Но когда Веник, воодушевленный всеобщей потехой, снова бросил хлеб с приказом «возьми!», дедок, наткнувшись на Машкин взгляд, стукнул дебила ложкой по лбу и нехотя буркнул:
– Осади. Посмеялись и будя.
Веник оторопел. Но поняв, что на этот раз Жаен ему не спустит, а может и еще раз в лоб заедет,обиженно засопел.
Я смотрел на это представление и думал: а… собс-сно, чего я возмущаюсь? Разве я не такой, как они? Или тот же Веник? Что, никогда не хотел быть сильнее всех? Не хотел, чтобы мне подчинялись? Или не мечтал придавить обидчика одной левой? А если я знал, что «одной левой» никогда не случится, разве не зудела внутри мысль: выставить врага на посмещище, подчинить себе, и пусть бы он делал всё, что я хочу? Разве каждый из нас, видя кого-то лучше себя, старается тоже стать лучше? Не смешите. Гораздо проще сделать другого хуже себя. Осмеять, оклеветать, обмануть… Сильных сделать слабыми, умных глупыми, а от несгибаемых избавиться. Как? О, это просто. Залезть в их разум.
Для Веника исполнилась его мечта. Воплотился в реальность его личный жизненный триумф! Его победа! Какой же восторг должен испытывать этот недоумок, безнаказанно унижая сильного? Какое удовольствие он получает от его безропотного подчинения? Я бы не удивился, если бы придурок заставил дракона облизать ему сапоги. Но Веник – избалованный дурачок, чьи желания такие же недалекие, как и он сам.
А что чувствовали те, кто двести лет назад получил безраздельную власть? Над драконами, над гномами. Те, у кого была одна единственная способность: проникать в чужой разум и подчинять его себе. Те, чья алчность и тщеславие не заканчивались облизыванием сапог.
Наверное, они почувствовали себя богами. А «богам» незачем становиться умнее и лучше, не так ли? У них в руках – без усилий, задарма – оказались знания, которым нет цены! И как они поступили с подарком? Никак. Зачем им знания – они же «боги»! Но что дальше?
А дальше... Пожарами горела земля. Лавой плавились камни. Кипели и вспять текли реки. Исчезали в пламени города, и люди таяли пеплом, оставляя на стенах чернеющие отпечатки тел…
Ну, и? Чем в Вессалии отличаются власть-обретшие-тогда и власть-имеющие-ныне от полудурка Веника?
Кстати, если я вам скажу, что нам поесть не дали, вы сильно удивитесь?