Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 3

Глава 2

Достал ключ и тяжело, со скрежетом, провернул его в замке, потянул за ручку. Дверь со скрипом, медленно подалась на меня. Я сделал шаг, переступив порог.

Воздух был спертый, тяжелый. В нос ударила, потревоженная моими ногами, пыль, я поморщился и чихнул.

Сквозь плотные наглухо задернутые шторы свет почти не проникал и в комнате царил зловещий полумрак.

Я был напряжен донельзя. Вовсю работала накрученная отцом жуть, еще и мрак этот в комнате… Первым делом я пошел к окну. Шаги в тишине глухо стучали и отдавались в висках. Я раздвинул тяжелые бархатные шторы. Пыль словно искрящимися пузырьками шампанского затанцевала в воздухе подсвеченная лучами вечернего солнца. Свет ударил по глазам, я сощурился и вновь, не удержавшись, чихнул.

Я огляделся, прислушался к себе. Пока никаких из обещанных отцом голосов и галлюцинаций у меня не наблюдалось. Апартаменты отличались только большими размерами, роскошью времен Людовика XIVи запустением. На пыльном полу, извилистой тропкой, оставались отпечатки моих ног. В комнате, рядом с кроватью стояла большая золотая ванна, большое трюмо с зеркалами, для одной комнаты зеркал вообще было многовато: зеркальный потолок, зеркала на стенах и на шкафах. Как будто кто-то страдал синдромом нарцисса.

Кроме зеркал, повсюду висели ещё и картины, но, что на них изображено, из-за слоя пыли разглядеть было сложно. Так как горничных сюда заманить не представлялось возможным, с их тряпками и штучками для уборки, я сдернул с кровати тяжелое покрывало, решив смахнуть пыль с картин им.

Картину я выбрал самую большую, чуть ли не во всю стену, ту, что висела как раз напротив кровати. Чтобы очистить её от пыли пришлось подставить стул и не один, а два, взгромоздив их один на другой. Надо сказать, что на этой неустойчивой конструкции размахивать тяжелым покрывалом было не самым большим удовольствием.

Вдруг за спиной раздался резкий хлопок, я вздрогнул, стулья подо мной качнулись, и я с чудовищным грохотом полетел на пол. Мало того, что я хорошо приложился головой, так еще один из дубовых стульев, чуть не переломал мне ребра, свалившись на меня сверху.

Я отшвырнул от себя стул и в следующую секунду уже был на ногах с мечом наготове, а затем медленно обернулся на испугавший меня звук хлопка. Однако тревога была ложной, оказывается, это всего лишь сквозняк закрыл дверь.

На мгновение у меня даже закрались подозрения, что отец спецом меня так настроил, а сам стоит где-нибудь за шторкой и посмеивается в кулак над моей трусостью, но я быстро взял себя в руки и отогнал эту абсурдную мысль.

Я отошел на несколько шагов назад от картины, чтобы лучше её разглядеть. Большую часть пространства на полотне занимало голубое небо, на заднем фоне росло одинокое дерево, соединяя небо и землю, своими красными ветками. Оно было похоже на то самое, в котором я еще недавно оставил кольцо и нашел подвеску с хармой, на то, из которого вышла богиня жизни Аве и даровала мне силу сокола. Только местность сильно отличалась, эта была голая равнина, покрытая золотистым ковром трав.

На переднем плане стояла женщина с младенцем на руках. Она, опустив глаза, улыбалась ему. Лица мальчика не было видно, а вот женщина на холсте определенно, как две капли воды, была похожа на мою мать.

Я смотрел и так и сяк — картина как картина, сюжет добрый, полный любви и материнской нежности, сюжет даже где-то божественный, ничего тут ни страшного не было, ни полезного для меня. Местность определить я тоже не мог.

Я отвернулся, осматриваясь дальше. Решил обыскать шкафы, может быть там найдутся подсказки. Но в шкафах обнаружился лишь гардероб матери, состоящий из дорогих и пышных шляпок, перчаток, юбок, платьев, их было так много, что их при желании хватило бы чтобы обрядить полгорода.

Бабские тряпки меня интересовали мало, поэтому очень скоро я закрыл шкаф и полез в трюмо.

Несколько ящичков оказались заперты. Я подергал их, но тщетно. Стал думать, как взломать, пока не догадался воспользоваться данной мне отцом связкой ключей. Открыл. Обнаружил там шкатулки с такими украшениями, что даже присвистнул. Серьги, кольца, браслеты, подвески, ожерелья. Все было сделано из чистого золота и платины, все камни драгоценные. Особенно мать отдавала предпочтения рубинам и алмазам, хотя были и сапфировые комплекты.

— А отец жалуется, что в казне нет денег, чтобы город восстановить, — проворчал я, закрывая ящики. — Да, продав эти побрякушки, можно вообще город снести и отстроить заново. Еще и на сдачу, провизией на пару лет запастись.

Краем глаза я уловил какое-то движение. Резко повернулся и встретился взглядом в зеркале с самим с собой. Ощущения в комнате действительно были какие-то неприятные. Всё время казалось, что за тобой кто-то наблюдает и, кажется, разгадка лежала на поверхности — всё из-за злосчастных зеркал. Усмехнувшись, найденному объяснению, я снова стал рассматривать содержимое ящика.

Внимание мое привлекла одна красивая резная деревянная шкатулка. Она была небольшой и выделялась на фоне остальных, обтянутых бархатом шкатулок, своей скромностью. Я долга не мог ее открыть, пока интуитивно не догадался, что там нужно хитро надавить с двух сторон на крышку.

В шкатулке лежал красивый гребень. Деревянные зубья от времени почернели и рассохлись, а вот гребешок уцелел — он был выполнен очень искусно, на одной стороне сидел на ветке черный ворон, а на противоположной ветке сидел янтарный сокол. Ветки между птицами сплетались в один узел. Сам гребень был теплый и как будто энергетически заряжен силой. Я закрыл шкатулку и положил ее в карман.

В одном из ящиков, на дне, в тайнике я увидел тоненькую книжечку, переплет был перетянут атласом, похоже, что-то вроде дневника. Я жадно схватил её и стал листать, но страницы были пусты. Я автоматически сунул занятную тетрадку себе за пояс, чувствуя, что там что-то есть такое, чего я пока просто не вижу.

Я намеревался было уйти, машинально обернулся и бросил взгляд на картину… И сердце упало в пятки. Небо на картине заволокло тучами. Дерево обогрело сверху донизу, горизонт пылал ярким пламенем пожара. А женщина теперь смотрела не на младенца, а прямо на меня и в глазах её плясал огонь безумия. Ребёнок у неё на руках начал исчезать, растворяясь точно мираж. Она опустила голову, взглянула на свои опустевшие руки, а потом запрокинув голову, горестно закричала.

Первым моим порывом было делать отсюда ноги. Но мои ноги, как будто прилипли к полу, и делать ничего не желали. Я как в трансе всё смотрел на женщину, точнее на свою мать. Она вдруг замолчала и вновь подняла взгляд на меня.

Фон за ее спиной стремительно менялся. Небо становилось то светлей, то темней, мелькали леса, незнакомые города, храмы, деревни….

— Ищи меня там, — хрипло прошептала она, поворачиваясь ко мне спиной и уходя все дальше, вглубь картины, потом всё же обернулась и договорила. — За болотной пустошью, в старом городе есть храм Матери-Богини, я буду ждать тебя с моим гребнем там, сокол.

— А почему не сын, а сокол? — с вызовом поинтересовался я у матери, пусть картинка, но могла бы быть и подобрее к своему сыну.

Однако моя мать уже скрылась за дверьми какого-то полуразрушенного храма, который зловещей громадой заслонял собой хмурое небо.

Я еще постоял какое-то время, задумчиво глядя на картину, надеясь, что может быть, она ещё чего-нибудь покажет, но больше ничего не происходило. Кроме чудовищной усталости, что так сильно на меня навалилась, аж голова закружилась и виски сдавило. Я поспешил выйти из проклятой комнаты и запереть за собой дверь.

Нужно было срочно узнать у кого-нибудь, где и насколько далеко этот храм находиться. Успею ли я добраться до него раньше, чем Фил окончательно лишиться разума.

Однако шаг за шагом мне становилось только хуже, ноги делались все более ватными и непослушными, в висках колотило, во рту пересохло. Из носа закапала кровь.

Благо я заметил дверь в уборную. Только бы успеть дойти, напиться, умыться и тогда точно полегчает. Дойти я успел и даже повернул вентиль, но напиться мне так и не удалось. В глазах потемнело, и я рухнул на каменный пол.

Очнулся я ночью от того, что замерз. Вода, перелившись через край раковины, хлестала прям на меня. Я вымок до нитки. Собравшись с силами, я поднялся, хлюпая по полу водой, закрыл вентиль.

Я вышел из уборной. Глянул в окно. Из черного неба на меня смотрел желтоватый глаз луны. Время — ночь, я провалялся в уборной весь вечер. Мне было всё еще хреново, но больше всего я жалел о попусту потраченном драгоценном времени.

Сейчас оставалось только помыться и лечь спать, а утром пойти к сэру Артуру и расспросить про старый город. Утро вечера, как говориться, мудренее, стараясь немного себя успокоить вспомнил я старую истину.

Утром я встал на рассвете. Быстро принял душ, оделся, сделал разминку: отжался поприседал, поразмахивал руками и ногами. Позавтракал на кухне, тоже очень быстро и пошел к сэру Артуру.

Старика я застал буквально на чемоданах. Он, поджав тонкие губы, собирал вещи — основой его вещей были книги и склянки с зельями.

— Сэр Артур, доброе утро! Вы куда-то собрались? — спросил я, взяв сверху со стопки книг верхнюю и автоматически полистав ее.

— Доброе утро, ваша светлость, — не отрывая взгляд от своих книг, которые он перетасовывал из кучи в кучу, видимо решая, какие взять, а какие оставить, поздоровался сэр Артур. — Да, ваша светлость, мой путь в стенах вашего замка окончен. Я стар и мне пора уходить на покой, последние события мне это отчётливо показали.

Старик говорил с упрёком, видимо досадуя, что ему пришлось пережить пленение и унижения от сэра Арчибальда.

— Куда же вы пойдете? — растеряно поинтересовался я, откладывая книгу на место и внимательно наблюдая за вознёй старика.

— В храме тринадцатого герцогства давно для меня есть келья, — старательно не глядя в мою сторону, продребезжал сэр Артур. — Там я смогу спокойно дожить свою старость, занимаясь науками и книгами. Более того, вы должны понимать, что мой долг, рассказать жрецам Триликого о случившемся здесь. И про то, что пострадали люди, и про то, что вас не было на месте, чтобы нас защитить, хотя это ваш долг.

Вот оно что. Стало противно до тошноты. Побежал, значит, как крыса с тонущего корабля стукачить, что его бедного не защитили. Именно этого, по всей видимости, опасался отец, а то, чего больше всего боишься, обычно и случается.

Я решил не выказывать своего презрения к поступку старика. Лучше всё же расстаться с этим стукачом на хорошей ноте, может быть, это повлияет на то, как именно он расскажет заготовленную историю.

— Ну как же мы без вас? — спросил я, делая вид, что я ничего не понимаю и очень опечален его уходом.

— Из тринадцатого герцогства вам, скорее всего, направят нового монаха и наставника, возможно, его влияние будет больше, чем у меня. — с какие-то непонятным намеком ответил старик.

— Очень жаль, что вы уходите, — вздохнул я. — Вы были мне хорошим учителем.

— Не льстите мне, ваша светлость, — махнул рукой сэр Артур. — Всё чему я вас научил, так это крепкому сну под мои лекции.

Возразить мне старику, в этом пункте, было нечего, я действительно на его уроках спал и почти ничего, из того, что он мне говорил, не помнил. Но виной тому была скука, которую он нагонял своим монотонным голосом.

Спрашивать его про старый город, теперь было бы просто глупо и недальновидно. Теперь он играл на другой стороне, и эта другая сторона, могла оказаться нам совсем не дружеской.

— Что ж тогда прощайте, сэр Артур, — грустно покачал я головой. — Пусть ваша старость больше не омрачается никакими потрясениями.

— Спасибо, ваша светлость, — поблагодарил меня сэр Артур и я уже было развернулся, чтобы уйти, но не успел. — Ваша светлость, вы, кажется, хотели что-то спросить.

— Пустяки, Сэр Артур, я уже и сам забыл, зачем приходил, — рассмеялся я.

— Что ж, неудивительно. Это потому, что вы не тренируете свою память, — скептически улыбнулся мне в ответ старик. — А ведь именно память делает человека, человеком.

— Придется исправляться, — развел я руками.

— Да, ваша светлость, вам как никому, нужно человеком остаться, вы ведь стоите на страже жизни. Вот вам от меня подарок, возможно, он поможет вашу память разбудить, если вы приложите к этому хоть какое-то усилие.

С этими словами сэр Артур протянул мне книгу, в кожаном переплете. Я взял ее и, поблагодарив, вышел.

Я вышел в смешанных чувствах. Злиться на старика я больше не мог, его даже можно было понять. Его так воспитали, для него долг — превыше всего, а доложить, он считает именно своим долгом. Да и стресс он пережил на старости лет такой, что иному, на целую жизнь бы хватило заикой остаться. Шутка ли, угроза быть публично сваренным заживо…

Надо было все-таки его спросить про старый город, про эти болота и храм, что я видел на картине. А теперь вот куда идти, не к отцу же с прояснением своих видений

Так я шёл пока не наткнулся на Томаша и Леона, о чем-то беззаботно болтающих меж собой в коридоре. Мне даже завидно стало от их беззаботности.

— Эрик, а мы тебя повсюду искали, — неожиданно обрадовался мне Томаш.

— Зачем интересно? — чуя подвох, настороженно буркнул я.

— Мы с семьей уезжаем, — простодушно сообщил Томаш. — Я и Стелла хотели с тобой попрощаться. Она хотела спросить тебя, можно ли ей забрать всех девочек с собой. И вообще, Стелла, как будто хотела тебя увидеть.

— Девочек пускай забирает, конечно, я уверен, она сумеет о них позаботиться, — я замешкался. — Не очень люблю прощаться и полагаю, что моя невеста там меня и будет поджидать, что-то не очень она к Стелле. С чего бы это?

— Так оно и будет, а в коготки этой пантере лучше не попадаться, — расхохотался Томаш. — Ну что ж, тогда я Стелле сам передам твоё «до свидания».

— А как насчет того, чтобы прогуляться со мной до старого города? Мне не помешает ваша помощь, — скороговоркой предложил я, терпеть не могу кого-то о чем-то просить, но помощь мне и вправду нужна, а Томаш и Леон наверняка знали про этот город.

— Еще бы, — расхохотался вдруг Леон. — Прогулка-то не из приятных.

— Я бы даже сказал из смертельно опасных, — заметил Томаш.

— Ну я-то с тобой сокол, — заверил меня волк. — Теперь уже до конца.

— Я пас, — тяжело вздохнул Томаш. — Через две недели меня ждут в академии, а у нас накопилось много дел в герцогстве. И эти ворогды тревожат, вдруг у нас объявятся. Не могу, Эрик, извини.

— Понимаю, Томаш, я не в обиде, учись хорошо, — я пожал Томашу руку, искренне пожал, поняв, что за всё это время сильно привязался к этому высокомерному засранцу.

Томаш ушел. Я подумал, что так и не выяснил, кто они такие эти чудовища — ворогды и откуда они вообще взялись на свете белом, а поставил себе крестик, чтобы у кого-нибудь потом спросить.

— А зачем тебе в проклятые земли, сокол? — полюбопытствовал волк, выводя меня из раздумий. — Тебе жить надоело?

— Что за проклятые земли? — не сразу понял я.

— Понятно, почему ваш учитель истории поспешил убежать, — снова рассмеялся Леон. — Это знает всякий ребёнок.

Взгляд у меня затяжелел.

— Объясни, — терпеливо велел я.

— Когда была великая война, там находилась столица, — не стал спорить волк. — И за эту столицу велись нешуточные бои. В итоге ворон победил. Столица была разрушена. Долгое время даже воздух там был сладковатый от запаха человеческих трупов. Земли вокруг обратились в болота, говорят там живет нечисть, хармы не упокоенных воинов, бродят по ночам и поют грустные песни о смерти. Ну и прочие небылицы. Но небылицы небылицами, а болота вокруг города действительно гиблые. Вообще, многие храбрецы туда ходили за подвигами, и молва говорит, что никто не вернулся.

— Далеко эти земли отсюда?

— Три-четыре дня пути, если на конягах, да без приключений, — пожал плечами Леон.

Я прикинул, осталось восемь дней до полного превращения Фила в медведя. Значит, учитывая путь туда и обратно, времени на все про все у нас впритык.

— Когда выдвигаемся? — словно подслушав мои мысли, спросил Леон.

— Прямо сейчас, Леон. Прямо сейчас. Берём провизию, одежду, встретимся у конюшни через полчаса.

Собрался я быстро. Нашел Альфреда и дал ему указания насчет Фила, предупредив, что нужно, в случае чего, укрепить дверь камеры и Фила не выпускать оттуда ни при каких обстоятельствах.

Альфред спокойно выслушал меня и заверил, что все исполнит в точности. И всё же старик не удержался от вопроса.

— Ваша светлость, вы спасете мальчика? Я знал его с детства.

— Да, Альфред, спасу.

У конюшни меня ждал не только Леон, но и маленькая Венди.

— Ты почему не уехала со Стеллой⁈ — строго спросил я, едва не застонав от отчаяния, еще и ребенок на мою бедную голову свалился.

— Потому что моё место здесь, — ответила малявка. — Но ты не переживай, сокол, я пока побуду с той тётей, которая хочет выйти за тебя замуж. С Лейлой, она мне очень обрадовалась.

Я едва сдержался, так и хотелось взять ремень и надавать девчонки по заднице. Но она и так себя наказала — ей предстоит восемь дней провести с капризной злыдней, которая будет относиться к ребенку, как к рабыне.

— Как только я приеду, ты отправишься к Стелле, — сказал я, жалея, что у меня нет времени отправить девочку к Стелле сейчас же.

— Хорошо, — девчонка подбежала и обняла меня, так как роста в ней было всего ничего, получается, что обняла за ноги. — Удачи тебе, Эрик.

Я взял девчонку на руки и прижал к себе.

— Спасибо, Венди! Жди меня, и Лейле, себя в обиду не давай!

— Я ей нравлюсь, она хорошая, просто не показывает этого, — беззаботно улыбнулась девочка.

— Ага, хорошая, когда спит зубами к стенке, — хмыкнул я.

— Вот, это тебе поможет в трудную минуту.

Она протянула мне огромный медвежий коготь и, спрыгнув с моих рук, убежала. Мне хотелось тут же выбросить эту мерзкую штуку, но я, пересилив себя, спрятал коготь в карман.

— Должно быть, жалеешь, что я не убил эту настырную девчонку, когда была такая возможность, — усмехнулся Леон.

— Плохо ты меня знаешь, волк, поехали, — буркнул я, пришпорив своего чудесного гнедого коня.