Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 3

Глава 4

Воздуха в легких становилось всё меньше, а страх и отчаяние разрастались всё больше. Я в панике замахал руками, пытаясь отбиться от тьмы, но она становилась только плотнее и осязаемей.

— Леон, — прохрипел я.

Ответом мне была тишина. Я материализовал меч и рубанул им густую черноту, но меч прошёл сквозь тьму, не причинив ей никакого вреда, зато в моих легких осталось ещё меньше кислорода.

В затухающем сознании разбитыми осколками зеркала кружились воспоминания из прошлой жизни, причудливо сплетаясь в воспоминаниях с жизнью этой. Детский смех. Игра в жмурки. Затаённое дыхание, пока чьи-то руки водят в миллиметре от лица… Рука всё ближе… Сердце падает в пятки. Визг…. Придет серенький волчок и укусит за бочок….

— Не бойся темноты, — прошептал женский голос из глубины памяти.

Мама умерла рано, мне тогда было лет пять, я ее почти и не помнил, вот разве что запах её крема для рук и ещё — голос. Отец все мамины фотографии по пьянке сжёг, и я не знал, как она выглядела. А сейчас увидел её, с большими золотистыми глазами, как у матери Эрика, как у меня. Сейчас, и там, в прошлой жизни…

— Мама, мне страшно, — шепчу я детским голосом. — Там в темноте кто-то есть.

— Тьма это лишь отсутствие света, — смеется мама. — Стань светом и тьма исчезнет!

— Так просто? — недоверчиво переспрашиваю я.

— Все самое сложное в жизни — оно же есть самое простое, — вздыхает она, и я чувствую, как её теплые губы нежно касаются моего лба.

«Стань светом и тьма и исчезнет» — билось в угасающем сознании.

Я оперся на эти слова и из последних сил зажег в себе свет магией.

И сам ослеп от яркой золотой вспышки, которая загорелась вокруг меня. Тиски, сжимающие мою шею, разжались. Я жадно схватился за воздух.

Отдышавшись, замахал горящими руками, разгоняя тьму и уже в пространстве света пытаясь разыскать Леона. Тьма вокруг клубилась рваными ошмётками, противно шипя и нехотя отползая всё дальше в туман гиблых земель, откуда она и была родом.

Леон лежал на земле вниз головой, рядом со своей издохшей кобылкой. Чудо тоже завалился неподалеку от них, но по тому, как судорожного дыхания раздувались и опадали его бока, я с облегчением понял, что мой конь жив.

Первым делом я подбежал к Леону. Он тоже был жил, просто потерял сознание. Я спешно влил ему в лёгкие магией добрую порцию кислорода и волк задышал. Немного успокоившись, я оставил его, рассчитывая, что скоро он должен прийти в себя.

Кобылу волка спасти мне не удалось, похоже, она умерла от разрыва сердца. Чуду тоже понадобилось немного кислорода. Конь был испуган и, как собака, жалостливо уткнулся мне в плечо, я успокоил его как мог, поглаживал по морде.

Хорошо, что магия Аве здесь ещё работала, хотя на исцеления и магический огонь я истратил энергии наверное больше половины и сейчас сам чувствовал себя неважнецки. Башка кружилась, подташнивало.

Небо медленно серело, оголяя унылый пейзаж и серость земли, отражённые в небе, как в кривом зеркале. Позади нас из земли, изрытой норами, вздымался уродливый частокол мертвых деревьев. Впереди, над болотами, висел густой туман, и разглядеть, это просто марево или обитаемая субстанция, не представлялось возможным от слова совсем.

Леон била мелкая дрожь, и чтобы трястись меньше он обхватил себе руками, уставившись безумными глазами куда-то в себя и судя по его виду, ничего хорошего там он не наблюдал.

— Ты как? — обеспокоенно спросил я, выкорчевывая растущий рядом сухостой на дрова.

Определённо, что огонь сейчас был нужен.

— Я не пойду с тобой, сокол, — затряс седой головой Леон. — Я не могу…

Я наломал веток и поскорее зажёг костер.

Внимательно приглядевшись к Леону, я понял, что и ему, видимо тоже что-то показала тьма. Он словно бы опять состарился, прибавив не менее тридцати лет к тому уверенному и насмешливому мужчине, что учил меня держаться в седле и драться на мечах — от того Леона не осталось и намека. Он превратился в жалкого испуганного старика.

— Значит, я пойду один, волк, — тихо заявил я.

— Не называй меня так! — вздрогнул Леон.

— Как скажешь, — не стал спорить я.

Я занялся мертвой кобылой, снял с неё все снаряжении и поклажу Леона. Накрыл волка его серым плащом. Набрал воду в котелок, засыпал туда травяного чая и поставил на огонь. Затем оттащил лошадь с помощью магии подальше в лес, а там зажег магическим огнем, чтобы не бросать здесь труп несчастного животного. Огонь ел кобылку жадно и быстро. Меня же качнуло от еще одной траты энергии.

Истощенный и энергетически, и физически я плюхнулся на землю, прислонившись спиной к теплому боку Чуда. Надо было хоть немножко восстановиться перед дорогой. Волк молчал с отсутствующим видом. Я добавил в костер дрова, разлил чай по кружкам.

— Леон, что это было? — спросил я, протягивая волку его чай. — Это тьма, что нас чуть не прикончила, что это?

Леон взял кружку, обхватив её двумя руками, посмотрел на меня, словно только что заметил, что я вообще здесь с ним рядом всё это время находился.

— Всё просто, — пожал плечами волк. — Зло порождает зло, тьма, порождает тьму. Раньше гиблые земли были меньше. Сейчас границы сильно сместились, тьма потихоньку разрастается, становится плотней. Она столько лет питалась страхами и отчаяниями, что нажралась до самой черноты и накопила большую силу, такую большую, что может при желании доползти до вашего Веросити, но пока что-то её удерживает.

— Как ты думаешь, что?

— Думаю, отсутствие пищи, пока люди живут в относительном мире, не зная страхов и отчаяний войны, ей нет туда дороги, но, когда начнется война, она придет к вам… — Леон плотнее закутался в плащ и с тоской посмотрел в огонь. — Эти полнолуния, всегда сводят меня с ума…Тебе не пройти по этим болотам, мальчик, оставь эту затею. Это верная гибель, не только тела, но и хармы.

— Что тебе показала тьма? — не обращая внимания на зловещее пророчество, продолжал допытываться я.

Волк громко отхлебнул из кружки с горячим чаем. Кажется, даже не почувствовав, что явно обжёгся кипятком.

— Я проклят, — тихо сказал он. — Я стал волком, потому что меня прокляли. Знаешь, ли ты, что значит быть волком? Это не тот светлый дар, что у тебя, сокол. Быть волком — это вечная тоска по человеку в себе. Я в плену тьмы, что вечно алчет. А луна будит во мне лютую злобу и голод. Меня прокляли, и ладно бы просто безликие сотни и тысячи людей, чьи жизни я сгубил во время войны в борьбе за власть. Меня прокляли самые близкие.

Волк замолчал. Снова припал к кружке, выпив остатки чая залпом, долил себе из котелка. После отставил кружку, взял веточку, зажег её о костер и стал внимательно наблюдать, как огонь, поедая дерево, всё ближе подбирается к его пальцам.

— Кто? — не вытерпел я затянувшейся паузы.

— Моя собственная мать, — огонь дошел до руки Леона и погас, словно бы его затушила оторвавшаяся от пальцев, тьма. — После гибели младшего брата. Моя мать меня прокляла, плюнув мне в лицо. Она была служительницей богини Аве и презирала мой выбор. Богиня жизни отвернулась от меня, оставив без своей защиты, а богиня смерти за это преподнесла мне свой дар, а точнее проклятье!

Мать, которая служит жизни, вряд ли стала бы обрекать своего сына на вечные муки, только за его выбор, скорее всего, за выбором следовало что-то ещё. И младший брат упомянут здесь не случайно.

— Как погиб твой брат?

Я осторожно отпил из своей кружки всё еще горячий чай, и, ошпарив себе язык, выругался.

— А ты не глуп, — невесело рассмеялся Леон. — Да, ты угадал, сокол. Я…я убил его… Здесь, на поле брани. Натан всегда был восторженным романтиком, что с возрастом обычно лечится. Но ему не дали на это времени. Его глупостью воспользовались мои враги, натравив братишку на меня. Я не знал, что он выступит с остатками защитников города против моего конного отряда. Я не хотел его убивать… Это вышло случайно…

Леон обхватил голову руками и закачался, словно пытаясь утешить свою боль. Потом как пружина выпрямился и продолжил с каменным лицом.

— Мне сообщили, что против нас в очередной раз выступила из города горстка воинов. Они были закованы в доспехи. Мы вышли в поле, наши войска сошлись. Натан, всегда, вместо того, чтобы, как грамотный военачальник, управлять войсками на расстоянии, точно дурак, бежал вперед всего войска, дыбы личным примером вдохновить своих людей. Я видел лишь придурка в прекрасно сделанных доспехах, на порядок выше других, явно вожака стаи и понимал, что эта моя главная мишень. Я взял арбалет и выстрелил в него, я попал ему в отверстие в плече, но стрелы были отравлены… Потом началась заварушка. Он какое-то время даже держался на ногах, размахивая мечом. Натана вынесли его войны с поля боя и унесли умирать в город к нашей матери. Я не хотел убивать Натана! Я даже не сразу узнал, что убил своего брата…

Волк опять надолго замолчал, жадно отхлебывая из кружки, руки у него дрожали.

— Через месяц, после этого ничем не примечательного для меня сражения мы взяли столицу. Я первым делом пришел в храм к матери. Она встретила меня недобро, не гнала, но и будто совсем не замечала, словно я был ей совсем чужой. Когда я спросил ее про Натана, она показала мне его могилу, стрелу и доспехи. Я узнал те доспехи, они были славно выкованы, я узнал и мою стрелу, которой я убил Натана. Когда-то в детстве нас научил мастерить такие стрелы отец, их отличало особое оперение, которое позволяло им бить без промаха в любую цель, мы охотились ими в лесу на кроликов. Секрет изготовления этих стрел был нашей семейной тайной, — Леон горько рассмеялся. — По моей реакции, мать убедилась в своих подозрениях и после этого прокляла меня.

Леон снова зажег ветку и снова огонь пополз к его пальцам, но на этот раз навстречу огню поползла тьма, явственными щупальцами отделившись от руки волка, и с шипением затушила огонь.

— Я испугался горя и гнева матери и ушел бродить по городу, где царствовал хаос. Но я ничего не замечал вокруг. Мне стало так тоскливо и одиноко. Тогда впервые я почувствовал звериную тоску. Тогда впервые я выл на луну. Я пришел к матери на следующий день, знал, что она не простит, но не мог не прийти. Однако к тому времени её, как и других служительниц Аве, уже убили, надругавшись над ней… Я не подумал, почему-то, что её нужно взять под защиту… Проклятье окрепло, так как это предсмертное проклятье и я стал… тем, кем стал…

Теперь многое в истории Леона становилось более ясным.

— Поэтому ты решил уйти от ворона? — озвучил я свою догадку. — И зачем он тебя потом пытал?

Я подбросил в костер еще дров. Несмотря на яркое пламя, было холодно и влажно.

— Нет, — возразил Леон, — даже после случившегося я был готов служить ворону. Хотя… что-то во мне тогда сломалось. После того, как мы взяли столицу. Я еще мог понять жестокость к живым, отчасти мог понять, но не к мёртвым… Для меня было диким, что Вард решил привязать хармы всех воинов и жителей, обороняющих город к земле, и помножить их страдания на вечность. В том числе и страдания моего брата и матери. Да, сокол, хармы Натана и моей матери тоже здесь. Бродят заключенные в вечной ненависти ко мне. Потому я и решил с тобой пойти…Я подумал, что, возможно, ты сможешь что-то сделать, а я, возможно, смогу помочь тебе в этом…. Но я ошибался. Они обречены.

— Значит, ты ушел от ворона, после этого ритуала? — продолжал проявлять свое любопытство я.

— Нет, сокол, я был с вороном до самого конца… Запомни, держи друзей близко, а врагов еще ближе. Хотя, к чему тебе мёртвому эта наука? — усмехнулся волк. — Я ошибался.

— Ты не ошибался, Леон, — уверенно возразил я. — Я разрушу эту богомерзкую магию. С тобой или без тебя, я пройду эти болота, уничтожу идолов и освобожу все хармы, что томятся здесь в неволе, а потом спасу Фила. Ты сам говорил, что только крепкая воля поможет победить. Так настало применить теорию на практике.

— Воля, а не глупость, — поправил меня Леон, недовольный, что оказался бит своей же картой.

— Некоторые считаю, что глупо делать лишние движения, что глупо бороться, а если ты отказываешься бороться то, как ты намерен победить? — заметил я. — Впрочем, не мне тебя учить, волк.

— Я же сказал, что я не волк! — раздраженно процедил Леон, оголяя клыки.

Я не обратил на его агрессию ни каплю внимания. Я стал собираться в болота. Расседлал Чудо, взял все необходимые вещи для похода по болоту, остальное решил оставить.

— Ты не можешь изменить своего прошлого, волк. Я тебя не судья. — задумчиво рассудил я. — Но сейчас… Сейчас ты сам определяешь, кто ты есть сейчас, а имя тоже нужно заслужить. Для меня ты был и остаешься волком. Прощай.

Я погладил Чудо. Заглянул коню в его умные глаза.

— Давай, Чудо, беги обратно домой и жди меня там, — велел я. — Я скоро вернусь!

Конь фыркнул, переступил с копыта на копыто, мол, еще чего удумал, никуда я не пойду двуногий.

— Не выёживайся! — буркнул я. — Всё-таки я тут главный.

Конь заржал, выказывая недоверие к моему авторитету всем своим наглым видом. Я хотел было уже показать, кто тут в доме хозяин, но передумал.

— Ну, не упрямься, друг, — зашел я с другой стороны и попытался объяснить коню, почему ему лучше не ходить со мной, — так будет лучше, ты мне еще пригодишься, иди, здесь от тебя нет никакого проку. Ты погибнешь зазря! Чудо, здесь я должен идти один.

На этот раз конь мои аргументы принял и, развернувшись, опустив морду, медленно побрёл в лес. У кромки остановился, оглянулся на меня, словно спрашивая, не передумал ли я. Я кивнул, мол, иди-иди, и конь трусцой поскакал прочь.

Я глубоко вздохнул и как в детстве, ныряя сразу с головой в холодное озере, так и сейчас решительно двинулся в туман. Туман плотно окутал меня, так что на расстоянии вытянутой руки стало ничего не видно. Под ногами вскоре опасно захлюпало, но я худо-бедно нащупал какую-то козью тропку.

На самом деле я был далеко не так уверен в себе, как старался показать волку, просто у меня не было выбора. Я знал одно, что я или пройду начатый путь, или останусь в этих землях. А еще я интуитивно чувствовал, что волку нужен уверенный лидер, ему нужен вожак. Он сам говорил, что пойдет только за сильным. И я должен был это право сильного, всё время отстаивать, а я в какой-то момент дал слабину, вот и вышло, что вышло.

Я не просчитался. Вскоре за моей спиной раздались хлюпающие шаги. Мы какое-то время просто шли молча. Я не хотел задевать гордость Леона, какой-нибудь неосторожной шуточкой, а он видимо боялся, что я его гордость не пощажу.

Однако вскоре мне стало как-то не по себе. По спине катался жутковатый холодок, будто мне в затылок не Леон дышал, а смерть.

Я развернулся, чтобы уже покончить с этой игрой в молчанку с идущим вослед воздыхателем. И оказалось, что очень вовремя, так как едва успел увернуться от удара огромной когтистой руки, который могла бы легко снести мне голову с плеч.

Я, перекувыркнувшись, крепко встал на ноги, в ужасе взирая на существо, которого чуть было не принял за Леона. Оно было похоже на человека лишь очертаниями фигуры, но на этом сходство заканчивалось. Существо было выше меня на добрые две головы. Тощее, обтянутое бледной желтоватой кожей, с длинными непропорциональными руками. На лысой голове, где-то в области лба горели два красных глаза, а посредине, вместо носа было большое ротовое отверстие без губ, но зато с обилием клыков, которые располагались во рту в форме спирали.

Я выругался, как сантехник, уронивший ключ на ногу, и материализовал меч. Существо оказалось довольно проворным для своего роста и комплекции, а ещё прыгучим, точно саранча. Мне тоже пришлось попрыгать, уворачиваясь от его ударов и наскоков.

Все же мой меч разрубил тварь пополам. Крови не было. Тело распалось на две части и, словно сдулось, упав к моим ногам бесформенным комком слизи. Очень быстро слизь впиталось в болотистую почву.

Я скривился от отвращения, но, тем не менее, вздохнул с облегчением. Еще раз внимательно осмотревшись по сторонам, спрятал меч и пошел дальше.

Однако вдруг меня кто-то схватил за ноги и сильно дернул, повалив на землю. Скользкие руки твари потащили меня в болото.

В панике я брыкался, пытался ухватиться хоть за что-нибудь, но меня затягивало все глубже и глубже…