Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 3

Глава 3

Истекая потом под палящим солнцем, мы двигались по равнине на Север. В горле было сухо, как в пустыне, глаза слезились, голову сильно напекло, по такому солнцу очень не хватало широкополой ковбойской шляпы.

Вопреки тому, что мне хотелось о многом расспросить Леона, ехали, молча, я все время прикладывался к фляжке с водой, но не пил, а просто смачивал губы.

Хорошо, что хоть тряска на гнедом почти не ощущалась. Мое измученное, не успевшее восстановиться после прошлых приключений тело, просто спало в седле, живя своей отдельной жизнью. Если бы не жара, да тревожные мысли, так вообще можно было по кайфу.

Но и проблема жары вскоре решилась. Вдалеке показался лес, мы с Леоном, не сговариваясь, ускорились, спеша спрятаться под кронами деревьев. И понемногу нас захлестнул азарт, и мы погнали коней уже наперегонки.

Мой гнедой двигался легко и плавно, едва касаясь земли, будто и не конь вовсе, а мягколапая пантера, однако я все равно умудрялся болтаться в седле, как говно в проруби.

Серенькая кобылка Леона тоже была довольно резвой, а сам волк, в отличие от меня, умелым наездником. Казалось, он слился с лошадью в единое целое. И нёсся ровно, стремительно, точно серая волна по полю.

Какое-то время мы шли ноздря в ноздрю. Потом мой гнедой сердито фыркнул и дал жару. Понёс так, что мне пришлось вцепиться за поводья едва ли не зубами, чтобы не вылететь из седла, рискуя сломать себе шею.

Мы с гнедым стремительно пошли на опережение, а вскоре серая волна осталась позади. Однако очень близко за моей спиной продолжал раздаваться упрямый топот копыт.

Лес быстро приближался, а волк не думал отставать. Сердце билось в висках. Еще немного и волк бы меня сцапал, как в страшной детской песенке, когда мама настоятельно просила меня не ложиться на бочок. Гнедой, словно почувствовав мою совершенно иррациональную, поднятую из глубины веков, панику, ещё поднажал, и мы ворвались в лес.

Потихоньку тиски страха стали разжиматься, уступая моменту первобытного ликования. Я победил. Гнедой, чувствуя, что дело сделано, стал потихоньку сбавлять обороты.

Но радовался я недолго, так как вместо того, чтобы смотреть вперед, я всё время оглядывался назад, желая теперь предъявить свою победу волку. Поэтому не заметив низко свесившейся над дорогой ветки, я на всем скаку, а неслись мы всё ещё довольно быстро, налетел на неё грудью.

Ветка затрещала, но всё же осталась на месте, а вот меня, саданув по ребрам и пробороздив по лицу, вышибло из седла. Конь продолжал скакать, в то время как я шмякнулся на землю и закрутился от боли, безуспешно пытаясь поймать губами воздух.

А все-таки гнедой был самым настоящим чудом, другой конь убежал бы, а этот наоборот, вернулся ко мне и виновато фыркая, склонил свою гриву, мол, залезай человек.

Сзади кто-то неудержимо заливался хохотом. Это Леон — его угораздило появиться именно в тот момент, когда я растянулся на земле, поэтому про всякий момент триумфа можно было забыть навсегда.

Волк спешился и поспешил ко мне, но вовсе не для того, чтобы помочь мне подняться, как я было подумал, а к моему коню.

— Ая-яй, не конь, а чудо! — прицокивая языком стал нахваливать он гнедого, оглаживая его по морде. — Тебе б еще достойного всадника. Эрик, а может, продашь мне его! Я за такого коня, харму бы отдал.

— Шиш тебе с маслом, а не моего коня, — обиженно буркнул я, поднимаясь с земли и цепляясь по мере распрямления за гриву гнедого.

Потрогал рассеченный лоб, затем болевший бок. Дышать было всё еще больно, из-за чего я понял, что и мне, как когда-то первому мужчине на земле, пришлось принести в жертву пару ребер, только в отличие от Адама не на строительство женщины, а в угоду собственной глупости. Хотя не сказал бы, что лежала уж такая большая разница между этими двумя результатами. Хорошо ещё, что процесс регенерации уже запустился, и через полчаса я должен быть как новенький.

— Эх, — грустно вздохнул Леон. — Тебе бы тогда научиться, хоть немного держаться в седле, ты ведь мучаешь и себя и животину такой ездой.

Так и хотелось послать волка на три веселых буквы. Но, к сожалению, он был прав, я действительно, абсолютно не умел держаться в седле. А вот то, как это делал сам Леон, просто завораживало.

— Так научи, — смирив гордыню, предложил я.

— Это я могу, — оскалился волк. — Урок первый, дай коню имя.

Я посмотрел на коня, он, будто соглашаясь с волком, фыркнул и махнул мордой сверху вниз.

— Будешь Чудом? — предложил я.

Конь переступил с ноги на ногу, мол, хоть горшком назови, только в печку не сажай. Я вопросительно поглядел на Леона.

— Чудо, так чудо, — пожал плечами Леон, взбираясь на свою лошадь.

Я тоже сел на своё чудо, и мы продолжили путь под покрикивания Леона:

— Пользуйся ногами! Выпрями спину! Поймай ритм!

Вскоре у меня заныли и спина, и ноги, и голова от постоянных подзуживаний Леона. Привалов мы почти не делали и двигались как можно быстрее, иногда переводя коней на трусцу.

Солнце стало склоняться к горизонту, так и день проскакал вместе с нами, пора было останавливаться на ночлег.

Мы нашли недалеко от дороги полянку, спешились. Набрали дровишек, разожгли костер. И хоть у меня мышцы ныли, усталость эта была скорее приятная, в общем, пока мы чувствовали себя на эмоциональном подъёме, как в походе в детском лагере.

— Неплохой мы сегодня путь проделали, — оценил волк. — Завтра к вечеру будем уже в гиблых землях. Может и хорошо, что к вечеру доберемся, сможем отдохнуть перед тем, как вступить в темный край.

— А что там в этих гиблых землях? Чего люди так бояться болот? Неприятно, ноги промочить? — я поспешил задать давно назревшие вопросы. — В конце концов, мы можем обернуться и проскочить их побыстрей, в звериных обличиях.

— Там не работает магия жизни, да и магия Триликого крайне ослаблена, — ответил Леон, глядя в огонь и помолчав, добавил. — Ты как будто только что на этот свет родился, о мире, в котором живешь, не знаешь ничего. Оно и понятно, совсем пацан… Другое непонятно…

— Не переживай, волк, я быстро учусь, — попытался отшутиться я.

— Ты чистый лист, сокол, — продолжал выговаривать мне волк. — У тебя нет никаких знаний, верхом ты ездить не умеешь, меч держишь так, что порой страшно, как это ты сам себя ещё не зарезал. Ты импульсивен, идешь напролом, думаешь, но не просчитываешь, всё на интуиции… Но что-то есть в тебе такое, что склонило самую прекрасную и милосердную женщину одарить тебя необычайно великим даром, выбрав своим заступником. Загадка для меня.

Тут мне уже стало не до шуток, обида ударила в голову. Да, я и сам себе часто задавал подобные вопросы, но я-то мог, а какая-то шавка серая, нет, уж, пусть тявкает в другом месте.

Я подскочил на ноги и материализовал меч.

Волк, казалось, только этого и добивался. Он тоже уже был на ногах и материализовал свое оружие. Это был серповидный меч, заточенный с одной стороны. Эфес был сделан как крючок, такой меч хрен выбьешь из рук, разве что с рукой. Фальката откуда-то припомнилось мне, может с учебки, там мы много всякого оружие перевидали.

Леон и я, с оружием наготове, молча сделали круг, зло глядя друг другу в глаза.

Сошлись, сначала медленно, словно пробуя друг друга на вкус. Потом всё более и более ускоряясь. Если бы не мгновенные реакции сокола, я бы вообще не смог уловить движения клинка Леона, так быстро и умеючи он им махал — его меч для глаза обычного человека походил бы на светящуюся белую полоску, точно молния рассекающая воздух.

Фалькату, как вид меча, вряд ли можно было назвать изящным оружием, он рубил напролом, не лучше топорика Фила, однако в руках волка, фальката двигалась изящно и стремительно.

Если поначалу волк явно поддавался, видимо, давая возможность раскрыться мне как бойцу, то совсем скоро взялся за дело посерьёзнее, и время от времени мне стало попадать. Причем затупил он свою фалькату не сильно, и она рубила вполне ощутимо.

Тяжелые удары последовали по плечу, ноге, запястью. И вот фальката у моего горла. Ещё раз и ещё… Мне не помогала даже ярость, итог был один — мгновение и холодный металл щекочет мой кадык.

— Тебе не победить, ворона, мальчишка, — как-то обреченно констатировал волк, в очередной раз, уложив меня на лопатки. — Ты супротив него ничто. Ни в мечах, ни верхом, ни в магии.

— Это мы еще посмотрим, — просипел я, поднимаясь на ноги и принимая боевую стойку, однако тело мне не подчинялось и стойка получилась скорее комичной, чем боевой.

Леон, игнорируя мою готовность к драке, убрал оружие и сел у костра. Подбросил в затухающий костер дров. Я не стал настаивать на очередном своём поражении и тоже спрятал меч.

— Тут и смотреть нечего, мы с вороном прошли большую войну. Я всегда считался средним бойцом, тогда как ворон… равных ему в бою я не видел. Тебе до него, как до луны, не дотянуться, мальчик.

— Я смогу победить, — упрямо, процедил я.

— Если ты хочешь победить, сокол, — задумчиво ответил волк. — Тогда возьми себя за жопу. Прекрати жалеть свое изнеженное тельце и тренируйся! Только воля, помноженная на волю, сможет помочь тебе не умереть вместе со всеми твоими милыми друзьями. Скоро грядет война. Ворон ещё не расправил свои крылья после долгого сна, он еще не восстановил свои силы. Но очень скоро он войдет в силу и тогда….

Леон говорил с горечью, но ровно, не повышая голоса, словно просто констатировал факт. И нельзя было отрицать, что факт был именно таким — не внушающим оптимизма, ни ему, ни мне, ни моему отцу, в чём я был тоже уверен, даже не спрашивая его мнения.

— Что тогда? — тихо спросил я.

— Ты слишком слаб, чтобы бросить ему вызов! — продолжил волк. — Ты спрашиваешь, почему земли называются гиблыми…. Когда-то давно там располагалась великая столица империи Мира. Во время столетней войны за неё шла ожесточённая борьба. Бои шли годами. Мы в них потеряли много своих людей… Но Вард всё-таки одержал верх. После взятия города были убиты все: женщины, дети, старики, младенцы и, конечно, все воины, оборонявшие город. Замки и храмы, что многие столетия являлись символами этого города, были разрушены вороном до основания, город сожжен и разграблен. Великое зло, совершенное вороном, позволило приумножить свою злую силу и отравить даже саму землю вокруг. Он не просто убил всех воинов, он заключил их хармы на вечные страдания, привязав к этой земле.

— Это как? — поинтересовался я, всё еще сомневаясь в подлинности всей этой мифической белеберды, так порой бывает, что после войны, многое обрастает выдумками.

— С помощью кровавого ритуала. Земля, пропитана кровью и в городе и на много миль вокруг. Трупы воинов не были преданы земле, их рвали падальщики. Оттого земля обратилась в болота. Хармы мечутся не в силах осмыслить, что их путь на земле окончен. Из страха и боли рождается тьма. Тринадцать возведенных Вардом идолов держат хармы на этой земле, не давая им продолжить свой путь.

— Что если идолов уничтожить? — спросил я.

— Много прославленных героев до тебя тоже так думали и пытались это сделать. Насколько мне известно, ни один не вернулся из этих земель… У тебя страшный враг, сокол. Ты же слаб, но ты наша единственная надежда…

Я смотрел на Леона, если всё что он говорит правда, а скорее всего так оно и есть, он, возможно, сам лично во всём этом дерьме участвовал. Нет, не возможно, а наверняка, и участвовал на стороне ворона.

— Как ты мог служить такому чудовищу? — побелевшими губами спросил я, наконец-то начиная понимать ненависть отца к волку.

— Я не просто служил, сокол, — возразил Леон. — Я был и есть такое же чудовище, как и ворон. Мы с ним из одного теста.

— И отчего же ты тогда здесь со мной, а не там с ним?

Волк какое-то время молчал, глядя в огонь. Огонь плотоядно потрескивал. Я заметил, что Леон сжал в руках фляжку так сильно, что костяшки побелели.

— Личные счеты, — тихо ответил он.

Я понял, что дальше допытываться бесполезно, да и ни к чему. Не так важно, что движет человеком в тот или иной момент, важно, что он представляет из себя в целом.

— Тогда спи, волк, я подежурю первым, — сглатывая окончания в зевке, сказал я.

Волк не стал спорить, закутался в свой походный плащ и моментально уснул. Волку полностью доверять было нельзя. Да, он спас мне жизнь, но у меня опасные и хитрые враги, и это могло просто быть частью какого-то их плана.

Более того, меня настораживало, почему волк, зная, про непроходимость гиблых земель, так легко согласился пойти сюда по моей просьбе.

Жаль, что Томаш не отправился со мной в этот поход. Я впервые понял, что этот прямодушный парень был мне надежным плечом…

— Вставай сокол, рассвет близко, — разбудил меня Леон в конце своего дежурства.

Ещё не рассвело, и можно было минут пятнадцать запросто поспать.

— Рано, — буркнул я, пытаясь снова упасть в теплое забытье.

— Не рано, — возразил волк. — Нам ещё потренироваться, надо успеть.

Послать, конечно, волка очень хотелось, но это делать было бы слишком глупо. Судя по всему Леон, решил взяться за меня по полной. А мне нужно было не упустить шанс перенять у него все знания, которыми он со мной решил поделиться.

Я встал, мы размялись, а потом вновь сошлись на мечах. Леон оказался более терпеливым наставником, чем мой отец. Он показал мне несколько хитростей в позициях, которые помогали держать баланс и пару интересных приемов.

Наскоро позавтракав, мы оседлали коней и вновь отправились в путь. Двигались мы быстро, иногда переходя на трусцу. Но и во время скачки мне не было покоя, приходилось следовать указаниям Леона.

Привал мы сделали только в полдень. К тому времени в каждой клеточке моих мышц поселились усталость и боль.

Я хоть и рисковал остаться в глазах Леона слабоумным недорослем, всё-таки задал еще один интересующий меня вопрос. Я знал, что учиться можно, только спрашивая.

— А кто такие ворогды? Откуда они взялись?

— Это слуги ворона, — пояснил Леон. — Самые преданные его слуги. В какое-то время образовался культ Варда. Появился орден Ворона. Тринадцать его основателей, с помощью магии, ритуалов, зелья… и боги только знают, чего ещё, трансформировали свои тела и хармы вот таким вот образом. На них не воздействует никакая магия. И убить их нельзя полностью, они потом возрождаются. Питаются человечиной, причем и мясом людей и их негативными эмоциями: болью, страхами. В общем, эта такая дрянь, которую, по-моему, побаивается даже сам Вард.

Да, фанатики во всех мирах одна из самых опасных зараз. Они добрые-то идеи наизнанку выворачивают, а уж когда поклонятся злу…. Горько и страшно становилось от того, что эти жуткие существа были когда-то людьми.

Мы вновь отправились в путь.

Во второй половине дня погода и пейзаж стали стремительно меняться. Лес редел, всё чаще появлялись полянки с больными, чахлыми деревьями. Налетел холодный ветер. Небо потихоньку затягивала хмарь, оно сделалось стальным, как металл. Несмотря на ветер, воздух был каким-то тяжелым, напитанным влагой и сладковатым запахом тлена, который все больше усиливался.

Я поёжился, достал плащ и поплотнее закутался в него. Кони тоже стали вести себя тревожно. Моё-то Чудо еще держалось, а вот кобылка волка меленько так подрагивала, то и дело поводя ушами и мотая мордой.

Стало темнеть, по земле пополз туман. Деревья стали попадаться сплошь мёртвые.

— Вот они гиблые земли. Предлагаю заночевать здесь. На границе. А потом отпустить наших лошадок и двинуться туда пешком.

Отпускать Чудо оказалось делом нелёгким, но Леон был прав, толку от коня в болоте немного, а загубить его здесь — проще простого.

— За какое время мы доберёмся пешком? — напряженно спросил я.

— Если бы мы шли в те времена, когда не было болота, то добрались бы до города послезавтра к полудню, а то и чуть раньше, скорым шагом, перебежками да с небольшими привалами. А с этим проклятым болотом, не думаю, что мы вообще из него выберемся.

Я прикинул, в лучшем случае трое с половиной суток на дорогу до города. А обратно без лошадей.

— Без лошадей обратно не поспеем…

— Если мы вдруг всё-таки сможем выбраться. Ты обратно сможешь полететь соколом, а я побегу волком. Тебя я конечно не догоню… Но ты сможешь долететь за день, ну максимум за два.

Я не стал говорить волку, что так надолго никогда в сокола не обращался и уж тем более не летал. Решил, раз он считает что смогу, значит, пусть так и будет.

Мы поели, Леон всё-таки заставил меня помахать железяками, хотя после целого дня в седле, размяться, действительно оказалось делом приятным. Я, усвоив ещё кое-какие хитрости, даже один раз достал Леона мечом.

Затем мы легли спать. Оба понимали, что сегодня нужно отдохнуть, как следует перед нелегкой дорогой, поэтому дежурство отменялось.

Первое, что я почувствовал, когда открыл глаза, это жгучий холод. Потом услышал шёпот Леона. Сдавленный и испуганный.

— Сокол, — хрипел Леон.

Я открыл глаза, но ничего кроме тьмы не увидел, вообще ничего. На миг я даже испугался, что ослеп как в прошлый раз, когда вылечил Аделаиду. Но у этой тьмы были другие свойства. Она была плотной, осязаемой. И она вполне ощутимо навалилась на нас с волком. Навалилась с одной целью — задушить. И ей это, похоже, удавалось.

Воздуха в легких становилось всё меньше и меньше.