Я ругнулся от досады, надо было всё-таки намекнуть своим, что мы все заодно. А вот теперь попробуй, расхлебай эту кашу.
В голове мелькнула шальная мысль дать бой, но шансов победить не было от слова совсем. А вот погибнуть при сопротивлении — запросто. И никакого суда, чтобы привести приговор в исполнение не понадобилось бы. Судя по нетерпению в глазах братьев, этого от нас только и ждали. Нет, решил я, не сделаю я им такого одолжения. Братья, взяв нас в плотное кольцо, ещё постояли, выжидая, и поняв, что никто махать кулаками не собирается, не смогли скрыть вздохов разочарования.
— Так-так, — нарушил тишину брат Морган, противно растягивая слова, — что мы видим. Брат Лесли, гордыня вас едва не погубила. Всё-таки нужно иногда соизволить и обратится за помощью к своим братьям. Таких опасных преступников сопровождать малыми силами, идея не из лучших.
Я сообразил — по всей видимости, пока братьям и в голову не приходит, что брат Лесли с нами заодно и вполне мог замыслить организацию нашего побега.
— Тем не менее, как ты видишь, Морган, я сумел доставить их до тюрьмы без излишнего шума, чего вам не удалось. Я знал, если они будут дурить, то мне здесь ничего не угрожает, — и бровью не повел, брат Лесли, на ходу подхватывая подсказанную братьями роль невинной овечки.
— А куда это ты их повел всем скопом? — подозрительно прищурился альбинос. — Пыточная в другой стороне.
— Побег им хотел организовать, — честно признался брат Лесли.
Повисла тишина. Я поморщился, осознавая всю опрометчивость данной откровенности брата Лесли. Однако через мгновение все дружно рассмеялись, не на секунду этому не поверив. Я тоже нервно хихикнул, вспомнив один известный парадокс, если хочешь кого-то обмануть, скажи ему правду.
— Шутки шутками, брат Лесли, — вмиг сделавшись серьёзным, подытожил седовласый брат, — но мы всё же вынуждены коллективно выразить вам своё негодование по поводу вашей беспечности, и просим вас сделать пожертвование в храм Триликого.
— Воля братьев для меня священна, — покорно склонил голову брат Лесли.
Я порадовался такому исходу дела. Хоть здесь мы этим сраным братьям утёрли нос. И брат Лесли сохранил своё влияние и власть, а значит, сможет нам помочь в суде. Ведь он теперь напрямую заинтересован, чтобы мне не отчекрыжили голову, иначе я не смогу помочь его сыну.
— Мы могли бы вас всех казнить при попытке к бегству, — брезгливо обратился к нам альбинос.
— Но мы чтим наш порядок, — не дал договорить альбиносу брат Морган. — Суд состоится через шесть часов. Мы дадим вам возможность изложить свою версию событий и попытаться защитить свои интересы перед Триликим.
— А потом уже казните, — усмехнулся я.
— Уверены, что так оно и будет, — не стали возражать братья.
— Не стоит лезть поперёд батьки в пекло, — я одарил их самой холодной улыбкой, что смог изобразить и братья растеряно переглянулись, явно не поняв меткий фразеологизм из моего мира.
Нас развели по камерам. Я очень хотел оказаться в камере с отцом, но такой возможности мне, ожидаемо, никто не предоставил. Меня запихали в темницу с Филом.
Фил опять был очень взвинчен, и когда все разошлись, подал голос.
— Что будем делать? — спросил он.
— Ждать суда, — зевая, сказал я, укладываясь поудобнее на лавку.
— Ты так спокойно об этом говоришь⁈ — возмутился Фил. — У нас нет шансов выиграть этот суд.
— Так думает брат Лесли, но это всего лишь его мнение, Фил, — возразил я. — На нашей стороне правда.
— Ты еще не понял, Эрик? Иногда правды не достаточно, чтобы победить!
— Без правды нет смысла побеждать. Не боись, Фил, мы и не из таких передряг вылезали.
— Ты думаешь, я за себя боюсь, Эрик⁈ — скривился Фил. — Я не боюсь смерти, сокол, я жажду её. Зверь во мне каждый миг просится на волю, я чувствую такую тоску, какой за всю свою человеческую жизнь не испытывал. Даже горе по убитой матери меркнет в сравнении с этой тоской. Но мой долг спасти сестру. Если бы смерть угрожала только мне, но она угрожает и тебе. А кроме тебя, да меня, помочь ей некому!
Я тяжело вздохнул, мне больно было слышать такое от друга. Я и сам видел, как изменился жизнерадостный добродушный Фил, после этого проклятого зелья. И теперь для меня стало ясно как день, что тот прежний мальчишка больше не вернётся.
— Фил, утра вечера мудренее, — заметил я. — Давай отдохнем, завтра нам предстоит борьба за жизнь. И мы её выиграем.
Фил подошел к бочке с водой и умыл раскрасневшееся лицо. Глубоко вздохнул-выдохнул, повторил это несколько раз и сел на соседнюю лавку.
— Хорошо, Эрик, если уж я тебе поверил, то буду верить до конца.
Хоть Фил и был прав — мы опять угодили в самую жопную жопу, и его тревога по этому поводу не могла обойти стороной и меня, я очень хотел спать и легко провалился в сон несмотря ни на что. Видимо, я слишком устал за эти дни, и надеялся, что в этот раз обойдется без пророческих сновидений, и я просто наберусь какой-то бодрости перед очередным злоключением.
Однако надеялся я зря. Мою душу опять потащило из сна, к моим врагам. В этот раз я видел не замок Варда и не Амадей, а кое-что новенькое.
С высоты птичьего полета я смотрел на Тринадцатый город, над которым клубились черные тучи. Ледяной ветер бил в перья, мотыляя меня из стороны в сторону.
Приблизив картинку, я обнаружил на одной из улиц сына брата Лесли. Мальчишка Диксен перерезал горло какому-то подвыпившему мужику, встал на четвереньки и стал лакать его ещё горячую кровь. Послышались шаги стражника, Диксен оторвался от своего занятия. Поднялся на ноги — вся рожа и одежда у него были в крови. Не дожидаясь стражника, он шмыгнул в тёмный проулок.
Ветер ударил меня в грудь. Меня отнесло от города на несколько километров. Я увидел, как через поле к городу неслась вереница экипажей в сопровождении стражи. Судя по гербам, погостить в городе желали сплошь герцоги да лорды. Среди прочих я заметил и экипаж братьев Глостеров.
Я детализировал происходящее в экипаже. Там, вместе с Глостерами вольготно сидел Арчибальд, невыразимо мерзко потирая маленькие толстые ручки, пальцы которых были унизанные дорогими перстнями, при своем жирном бурдюке на месте живота.
Я глазам своим не верил. Еще свежа была картина, как ворогды иссушили его тело, обратив в ничто. Как он нажрал за такое короткое время столько жира? И вообще как смог выжить?
— Все идёт, как по маслу, мой друг Джейкоб, — хвастливо говорил он. — Скоро я стану един со своей хармой, и Седрик Тёмный обретет прежнюю мощь в моём лице.
— Главное, чтобы этот Седрик, в вашем лице, действительно помог нам победить ворона, — хмуро пробурчал старший Глостер. — А-то от этого мальчишки Эрика толку, как от козла молока. Слабо верится, что богиня жизни выбрала его нам в защитники.
— О-о-о, не сомневайтесь, ваша светлость, я же показывал вам пророчество, всё так и будет, — слащаво улыбнулся Арчибальд. — А я отомщу им за своего сыночка Роджера. Запомнят они и его, и меня…
Его вид, такой скользкий и самодовольный, даже у Глостеров вызывал презрение.
— Об этом ваше пророчество ничего не говорит, — хмуро заметил Джейкоб.
— Это потому что запоминать будет некому, — скрипуче рассмеялся Арчибальд.
— Вы так уверены в этом Седрике…
Я проснулся весь мокрый от пота, голова гудела, хотелось пить, но вставать было лень. Я уткнулся взглядом в паутину, которую паук сплел в углу камеры. На паутине жужжала муха, пытаясь вырваться из клейких сетей на волю. Но паук уже был готов прокусить её, желая отведать её жизненных соков.
Исходя из увиденного, напрашивался вывод, что вся эта катавасия со склепом была заранее спланирована Арчибальдом и Глостерами. Они просчитали каждую мелочь, и не просто просчитали, а в помощь им было некое пророчество.
Я ошибался, заговор был устроен не со стороны Варда. Не ворон стоял за всеми этими пешками, а какой-то жалкий Арчибальд. Как назвал его Вард — тень человека, гомункул. Даже как-то неловко стало за герцогов, что они так легко повелись на столь сомнительную авантюру.
Аристократы не верили в меня, вот в чём корень всех бед. Я казался им всем просто слабым безвольным мальчишкой. Они поддались панике, и нашли такой вот выход из ситуации, решив вышибать клин клином. Да только ума, чтобы подумать наперед, видимо, им не хватило, или они считали, что Седрика одолеть будет легче, чем ворона.
В какой-то степени их можно было понять. Они знали Эрика Герберта, то есть ещё не меня, а настоящего, с самого рождения, до того как его телом завладел я. И судя по всему это был безответственный малолетний дебил — оболтус и ходок. Это впечатление укоренилось в обществе у всех, и его не так-то просто было переломить, тем более, откровенно говоря, я не очень-то и старался.
Дверь камеры с грохотом открылась, пробудив ото сна Фила, который подскочив, как ужаленный, вмиг оказался на ногах. Прямо на пол нам поставили поднос с блюдами, в которых аппетитно дымилась еда.
— Ваш завтрак, — процедил стражник, с опаской косясь на Фила. — Суд состоится через полчаса.
Меня уговаривать дважды не пришлось. Я встал, продрал глаза, плеснул в лицо холодной водичкой и сразу набросился на еду. Кормили, надо сказать, в этой тюрьме не хуже, чем в каком-нибудь столичном ресторане. Тут вам и икорка, и масло, и запашистая каша на молоке, и даже кофеек.
Фил присоединился к трапезе без особого энтузиазма.
— Кажется, твой аппетит не может испортить ничего, — хмуро заметил он, размазывая кашу по чашке.
— Война войной, а обед по распорядку, — рапортовал я, откусывая смачный кусок хрустящего белого хлеба густо смазанного маслом с икрой.
Я подъел всё — за себя, и за Фила, и почувствовал, что силы и энергия при мне, а значит, я еще повоюю.
Пришли стражники. Нас заковали в кандалы, и теперь я понял, о каком магическом блоке говорил брат Лесли. Магию сковало намертво, так, что испуганный сокол во мне затрепыхался, забил крыльями. Мне стоило немалых усилий успокоить птицу в себе. Без магии я почувствовал себя каким-то неполноценным и абсолютно беззащитным. Да, к хорошему привыкаешь быстро.
Между тем нас посадили в экипаж и привезли к залу правосудия Триликого. Это было красивое старинное здание с колоннами и куполообразной крышей. На вратах изображена голова Триликого, а по краям этой здоровой грозной головы, стояли два брата в полный рост. У одного на цепях чаша, в которой полыхал алый костер, а у другого, золотой.
Меня тригернуло, вспомнился мой первый день в этом мире. Суд Триликого и сгоревшего заживо Урика.
Здание оцепили стражники. На улицах было не протолкнуться. Люди шумели, глазея на нас.
Вдруг кому-то удалось пробить цепь стражников. Ко мне в ноги, упала женщина с младенцем на руках.
— Если вы воистину наш спаситель, — горячо взмолилась она, — сделайте милость, исцелите дитя. Лекарь сказал, что ему остался день-два жизни. Пожалуйста, помогите.
Стражники растеряно переглядывались друг с другом, не решаясь прогнать женщину с больным ребёнком. Я тоже, честно говоря, сначала опешил от такой просьбы.
Но уже в следующее мгновение желание помочь этой женщине пересилило все остальные чувства.
— Снимите с меня цепи, — спокойно попросил я стражников.
— Чего захотел? — хмуро процедил один из сопровождающих нас, судя по одеждам, кто-то чином повыше обычных рядовых стражников, он дал знак стражникам следовать дальше, а женщину ткнул носком сапога. — Пшла вон!
Я, не раздумывая, кинулся к нему и мгновенно перекинул свои цепи ему через голову и, соорудив тем самым удавку, стал душить мерзавца.
Поганец захрипел, брыкаясь в моих руках, но выпутаться не он мог. Краем глаз я видел, как сбегаются из зала братья ордена Триликого, как два брата, сложив руки, пытаются навести на меня чары.
Я чувствовал магическое воздействие со всех сторон, но на каком-то интуитивном уровне я сумел переформатировать магический блок на кандалах в щит, и все их заклятья отлетали от меня.
— Эрик, отпусти сэра Купера, — попросил брат Лесли, единственный, кто осмелился ко мне подойти близко.
Я слегка ослабил хватку, понимая, что ещё чуть-чуть и убью этого урода всерьез и надолго.
— Я отпущу этого выродка, брат Лесли, — пообещал я, — если вы дадите мне слово, что снимите с меня кандалы, чтобы я помог этой женщине.
— Обещаешь ли ты, что после того, как поможешь этой женщине, пойдёшь в зал суда добровольно, вновь надев кандалы? — громко спросил брат Лесли.
— Обещаю, — быстро кивнул я.
— Снимите с него кандалы, — велел брат Лесли.
Я отшвырнул от себя обмякшее тело Купера. Ко мне подошел один из стражников и трясущимися руками, старательно избегая смотреть мне в глаза, освободил меня от цепей.
Я подошел к перепуганной насмерть женщине. Помог подняться ей с земли. Кивнул ободряюще. Посмотрел на её ребёнка, оценивая его состояние.
Девочке было меньше года и жизнь в ней, действительно, едва теплилась. Она была в коме. Я понял, что если спасу её, то истрачу изрядное количество энергии и силы, но не помочь я просто не мог.
— Что произошло? — тихо спросил я женщину.
— Это несчастный случай…я… он не хотел, я пошла в магазин и оставила Мэри с сыном, а он надумал её подбрасывать, он любит, когда Мэри смеется. И не удержал… Она упала и ударилась головой… — сбивчивый рассказ женщины закончился рыданиями.
Я оглядел толпу и разглядел в ней мальчишку лет девяти, который смотрел на нас во все глаза, переминаясь с ноги на ногу.
— Пусть ваш сын подойдет к нам, — потребовал я. — Стража пропустите его,
Тот самый мальчик, которого я приметил, смело вышел к нам.
— Это моя вина, ваша светлость, — четко сказал мальчик, было видно, что ему страшно, но он свой страх побеждал. — Накажите меня, но пусть Мэри будет жива и здорова!
— Это хорошо, что ты осознаёшь ответственность за свой поступок, — серьёзно кивнул я. — Если бы твоя мать не была такой смелой и отчаянной женщиной, тебе пришлось бы нести груз вины за смерть сестры всю жизнь.
После этого краткого нравоучения я приступил к лечению девочки. Пришлось попотеть, потому что при падении пострадала голова, и кость черепа вдавилась в мозг. Девочка открыла глаза, а вместе с глазами раскрылся и рот. Раздался оглушительный рёв.
Я же качнулся, и вынужден был присесть на землю, обливаясь потом.
— Вы спасли её, слава Богине жизни Аве и её соколу! — толпа подхватила и тоже стала славить богиню жизни и её сокола. — Вы спасли моё дитя!
Женщина наклонилась и хотела обнять меня, но стражники вежливо отодвинули её в сторону, видимо, памятуя прошлый опыт с сэром Купером и чувствуя настроения толпы, они были с ней предельно вежливы. Женщину с детьми проводили обратно в толпу.
— Идите, — сказал брат Лесли, — вы обещали.
Я поднялся и покорно, как и обещал, протянул одному из стражников руки. Кандалы вновь защелкнулись на моих запястьях.
Я слышал, как бушует за моей спиной толпа. Они требовали свободу соколу, но их крики встречали голоса братьев, требующие тишины и порядка.
Тяжелая дверь за моей спиной захлопнулась со звуком отсекающей головы гильотины. Меня отрезали от поддержки народа. В зале же настроения царили кардинально противоположные. Меня встретили десятки настороженных лиц и многие из этих лиц были мне знакомы.
Я встретился взглядом с сэром Артуром — моим учителем истории. Именно он впервые судил меня именем Триликого, именно он вынес оправдательный вердикт, после того, как с черепа сэра Урика сползло мясо. Старик выглядел отстраненным и подавленным. Он тоже сейчас выступал против моей семьи, хотя столько лет получал кров в нашем замке.
Увидел я и прибывших в город братьев Глостеров вместе с Арчибальдом. Живым и невредимым Арчибальдом, явь подтвердила, что мой сон не плод моей фантазии, а реальность.
Я внимательно всмотрелся в отца Роджера. Он всё еще был тенью самого себя, жалким гомункулом без хармы. К счастью, с Диксеном он ещё не воссоединился, но это было вопросом времени.
Нас завели в огороженное решеткой пространство, где мы сели на скамью подсудимых.
— Именем Триликого, да начнется суд! — прогремели братья, которые уже успели вернуться с площади и занять тринадцать судейских мест.