Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 3

Глава 27

С места поднялся седовласый брат с колючими глазами, он представился братом Итаном, развернул длинный свиток и монотонно стал зачитывать выдвигаемые обвинения семье герцога Герберта и всем причастным к этому делу лицам.

Из обвинений следовало, что нашим злодеяниям не было конца и края, начиная с того, что вверенный нам город Веросити с нашего попустительства был сначала напичкан запрещенной черной специей, затем, подвергся разрушительному пожару, а потом, в довершении ко всему, был частично затоплен. И в это тяжелое время мы, бросив народ в беде, отсутствовали в своих владениях по неясным причинам.

Я усмехнулся, и посмотрел на сэра Артура, отчетливо понимая, с чьих слов были записаны эти пункты обвинения. Старик, трясущейся рукой, обтер пот со лба и опустил голову, избегая встречи со мной взглядом.

Я не мог понять: почему же сэр Артур умолчал, кто на самом деле виновен в пожаре и распространении специи в городе? И отчего же он не рассказал, как с помощью лжи и интриг власть в замке захватил Арчибальд? Даже про то, что соратниками Арчибальда были ворогды, и что самого сэра Артура чуть не казнили по воле сэра Арчибальда — в его показаниях не было ни слова.

Старик не врал, но говорил только часть правды. За что, судя по его удрученному виду, ему было очень стыдно. Значит, его или запугали, или подкупили. Сделки с совестью, да на старости лет, всегда вызывали у меня особое недоумение. Всё наивно думалось, что, когда человек стоит одной ногой в могиле, у него нечто другое должно быть и в душе, и на сердце, и на уме.

Дальше в ход уже пошли откровенная ложь и провокации, выдуманные заговорщиками против моей семьи. Что якобы Герберты, желая захватить власть над всеми Тринадцатью городами, разыграли беспроигрышную карту с пробуждением ворона, и появлением богоизбранного мальчика в моём лице, который может спасти всех от смерти и войны. Дескать, ловко манипулируя общественным сознанием, с помощью интриг и иллюзий, которыми я овладел в совершенстве, Герберты сумели перетянуть некоторых герцогов на свою сторону. Нами же у семей герцогов были похищены дары Матери Богини, один из вверенных нашему дому даров — диадема, уже фигурировал в нашем деле в прошлом, но нам этого показалось мало. Однако, на чистую воду нас вывело убийство сэра Роджера Арчибальда, который узнав правду, пытался разоблачить нас, а также убийство всей семьи Сконе.

Я с содроганием вспомнил семейство Сконе. Их черные от специи глаза и то, как они говорили голосом ворона. Расползающийся по стенам пожар, запах опаленной плоти…

Я едва сдерживался, чтобы не вступить с братом Итаном в спор, для разоблачения каждого пункта этой лживой кляузы. Однако, приходилось терпеливо всё это выслушивать и ждать момента, когда мне дадут слово. Таков порядок, так устроен суд испокон веков и в моем мире, и в этом, а традиции нужно чтить. Не мы их придумали, не нам их ломать.

— В связи с изложенными здесь фактами семья Гербертов должна быть казнена. Также обвинение просит казнить для двух оруженосцев Харви Тейлора и Филлибера Ганса. Семья же Гансов должна лишиться всего имущества, владений и титулов в пользу своей дочери Лейлы Ганс, которая станет женой Джейкоба Глостера. А также Гансы проведут в тюрьме всю оставшуюся жизнь, искупая свою вину трудом, — подытожил свою речь брат Итан, и стал осторожно скручивать свиток со списком злодеяний семьи Гербертов в трубочку.

— Здесь присутствует сторона обвинение и свидетели со стороны обвинения. Подтверждаете ли вы сказанное в свитке? — спросил чернобородый брат.

С места встали Глостеры. Вид у них был торжествующий.

— Сказанное в свитке подтверждаем, и пусть сам Триликий будет нам свидетелем! — пафосно изрекли Глостеры.

За ними поднялся сэр Артур, потом Арчибальд с трагичной гримасой фальшивого горя. Семья герцогов Нерке и семейство Монпаньсье, все они поочередно подтвердили сказанное в свитке…

Вдруг дверь с грохотом распахнулась, и в зал ворвался стражник.

— Прошу простить меня, — запыхавшись, пробормотал он, вставая в центр залы. — У меня важное известие для братьев Ордена Триликого.

С этими словами он встал на одно колено, склонил голову и выставил вперед руку со свитком.

Брат Лесли махнул рукой, и свиток, приподнявшись в воздухе на расстояние глаз тринадцати братьев, развернулся. Они прочли донесение. Свиток вновь свернулся и упал в руку брата Итана.

— Несмотря на то, что вы принесли нам печальная весть, благодарим за службу. Вы можете идти, — кивнул стражнику брат Морган.

Стражник поднялся, поклонился и покинул здание.

Братья переглянулись и, видимо, поняв друг друга без слов и придя в вопросе к согласию, обменялись утвердительными кивками.

— В свитке говориться, — провозгласил брат Итан, — что в нашем священном граде орудует маньяк. Его жертвами стали три человека, среди них женщина. Они были зверски убиты ночью.

Я вспомнил свой сон. Как Диксен сев на корточки лакал кровь зарезанного им мужчины. И поёжился. Значит и это было правдой.

— Брат Лесли, скажите, пожалуйста, обвиняемые Эрик Герберт и Филлибер Ганс, в какое время прибыли к вам, и могли ли они свершить данные преступления?

Я аж подскочил. Они, что совсем охренели? Я сжал кулаки, скрипнув зубами. Была б моя воля, за одно подозрение бы пристукнул их. Но сейчас необходимо было терпеть.

— Эрик Герберт и его оруженосец прибыли ко мне в обед и все время, вплоть до взятия их под стражу, прибывали в моей компании, следовательно, они никак не могли свершить данные преступления, — спокойно разъяснил брат Лесли.

У меня немного отлегло, хоть один здравомыслящий человек здесь все же был, но обрадовался я рано.

— Но, насколько мне помнится, в город Эрик Герберт прибыл с двумя сопровождающими, — недовольно заметил альбинос. — Тот оборванец, что перечил нам на площади тоже был в вашей компании?

— Нет, в моей компании были только Эрик Герберт и Филлибер Ганс, коих я взял под стражу, — честно ответил брат Лесли.

Братья вновь переглянулись, и я с неприязнью понял, что они всё же назначили в этом деле крайним меня, пусть и через Леона.

— Что ж, мы хотя бы будем знать теперь, кого нам искать, а о своих мотивах нам, возможно, поведает сам юный герцог. С выступлением в свою защиту к даче показаний допускается Эрик Герберт, — объявил брат Морган.

Меня выпустили из-за решетки и отвели к центру залы. Ощущение было такое, будто я стою в колодце. Надо мной нависали ряды, где сидели братья ордена Триликого и знатные выродки, что оклеветали меня и мою семью. Они смотрели на меня сверху, как на занятную букашку, ощущение не из приятных, однако сейчас я предвкушал, как пункт за пунктом уничтожу их лживые обвинения и заставлю раскаяться за все подозрения против меня, моей семьи и друзей.

Ко мне подошел стражник. Я протянул руки, рассчитывая, что с меня снимут кандалы. Но вместо этого стражник надел мне на шею тяжелую цепь и отошёл в сторону. Цепь была холодной, реально очень тяжелой, как будто мне на плечи пуд железа накинули, и как-то действовала она на меня угнетающе. Я поднял вопросительный взгляд на братьев.

— Судейская цепь не даст тебе солгать перед ликами Триликого и ввести кого бы то не было в заблуждение, — любезно пояснил брат Лесли. — Так как случай серьезный, мы впервые за многие годы решились вновь использовать этот способ дачи показаний.

— Итак, ваша светлость Эрик Герберт, обещаете ли вы перед людьми и богами говорить сейчас правду и только правду? — прогремел голос брата Итана.

— Перед людьми и богами обещаю говорить правду и только правду! — пафосно пообещал я.

— Да будет так! Мы все обращены в слух.

— Я и мой отец… — я хотел сказать, что мы не виновны во всех перечисленных в свитке преступлениях, однако цепь вдруг довольно ощутимо сдавила мне шею. — Это всё…

И я вдруг почувствовал, что слово «клевета» намертво застряло в моем стиснутом горле.

Я решил зайти с другой стороны и, прочистив горло, попытался сказать, что ворон вернулся и это правда. Но цепь вновь не дала мне этого сделать, затянувшись так сильно, что глаза из орбит полезли.

Я закашлялся, согнувшись в три погибели, жадно пытаясь ухватить воздух пересохшими губами.

Взгляд выхватил довольную рожу Арчибальда, который потирал ручки. Я попытался сбросить с себя цепь, но как ни старался, сбросить её с не смог. Внутри меня клокотал гнев.

— Что, черт возьми, происходит⁈ — взревел я. — Снимите с меня этот проклятый ошейник!

— Судейская цепь предостерегает вас от обмана, ваша светлость, пока вы даете показания, вы не можете её снять. Или вы уже всё сказали? — насмешливо поинтересовался брат Итан.

— Но я пытаюсь сказать правду! — прохрипел я.

— Сам Триликий считает иначе, — с гаденькой усмешкой сказал альбинос. — Кто ты, мальчишка, чтобы оспаривать его волю?

— Я сок… — в висках застучало, вены вздулись, в глазах потемнело так, что мне понадобилось сконцентрировать всю свою силу воли, чтобы не упасть на колени.

Но и говорить я больше не мог.

— Если вам больше нечего сказать, — с презрением скривился брат Морган, — кроме заготовленного по этому случаю вранья, то вы можете удалиться.

Сказать то мне было что, да вот только сил не осталось, в голове было пусто, язык просто отказывался выдавать что-то членораздельное.

Большего унижения я, кажется, ещё не испытывал. Сокол во мне бился, просясь на волю, но цепи, которые я — дурак, добровольно на себя надел, не давали ему вырваться. Стражник под белы рученьки увел меня обратно за решетку.

Дали слово Филу. И ровно с тем же результатом. Посиневший Фил, вернулся за решетку и сел рядом со мной. Дальше, всё происходило как в тумане.

— Итак, прошу братьев нашего ордена огласить вердикт, — возведя руки к потолку, попросил брат Итан.

— Именем Триликого, виновны! — поднявшись первым, с удовольствием объявил брат Морган.

За ним стали подниматься со своих мест и другие братья. Вердикт был у всех один, даже брат Лесли признал нас виновными, что было для меня особенно обидным.

— Именем Триликого, единогласно объявляем вас виновными и приговариваем к смерти! — закольцевал брат Итан. — Приговор вступит в исполнение завтра в два часа после полудня. Приговор может быть обжалован только в случае, если за семью Гербертов вступиться человек рангом не ниже герцога. Да будет так!

Раздался хлопок. Нас выпустили из-за решетки, и повели на выход. Солнце, после полутьмы зала, ударило по глазам.

Соображал я туго, с трудом переставляя ноги. Нас вели через бушующее море толпы, которая скандировала: «Свободу соколу!».

Я почувствовал, как воздух зазвенел от разлившейся в нём магии. Это братья ломали волю толпы, заставляя людей умолкнуть и разойтись по домам. Но удавалось им это плохо…. Они теряли свой беспрекословный авторитет.

Мы вновь оказались в камере. Я был измотан и надломлен. Фил тоже выглядел подавлено. Это проклятая цепь просто высосала из нас все соки.

Мы оба плюхнулись на лавки и замерли, не желая двигаться от слова совсем и от слова никогда. Языком и то, ворочать было лень. Происходящее не укладывалось в моей голове, потому что укладывать всё это в голову, не осталось сил.

«Вот бы покурить» — успел подумать я, проваливаясь в какое-то полузабытьё.

Когда с грохотом открылась решетка, и в темницу кто-то вошел, ни я, ни Фил, и головы не подняли.

Даже если этот кто-то, пришёл нас резать — нам было глубоко плевать.