Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 3

Глава 9

Мне показалось, что я попал в ледяную воду, и мое тело пронзили сотни острых кинжалов. Дыхание перехватило.

Я сделал над собой усилие и вынырнул. Точнее не я, тело принадлежало не мне, а тому — за кем я наблюдал и кого чувствовал, как свое естественное продолжение. Я как будто парил над плавающим в реке подростком лет тринадцати, что был копией Леона, только с глазами не жёлтыми, как у волка, а серыми, как глыбы льда.

Холод шёл не от воды, а от этих глаз.

— Лео-он! Лео-он! А-а-а, вот ты где! — на берегу реки появился мальчик помладше, примерно лет десяти-одиннадцати и, активно жестикулируя, стал звать к себе Леона.

— Чего тебе, Натан⁈ — грубо ответил Леон, тем не менее подплывая к берегу и выходя из воды.

— Отец вернулся! — восторженно заявил Натан, он был очень похож на старшего брата, только черты мягче, а выражение лица добрее. — Нужно скорее ехать его встречать! Все уже готовы. Матушка и слуги повсюду тебя ищут!

— Ну и езжайте, если вам нужно! — с неприязнью ответил Леон, медленно натягивая рубашку на ещё мокрое тело.

— Но, Леон, мама сказала, что мы с тобой должны присутствовать — это наш сыновий долг!

— Беги, пожалуйся мамочке, ябеда, — скривился Леон. — Ты же теперь наследный принц, исполняй свой долг!

— Скажу тогда, что я тебя не видел, — грустно покачал головой Натан.

— Значит, ты ещё и лгун! Ты соврешь отцу и матери, глядя прямо в глаза?

Леон уставился на брата с неподдельным отвращением.

— Иначе тебя опять накажут, Леон, — жалобно возразил Натан.

— Не надо меня жалеть! — разозлился Леон и отвесил Натану хорошую затрещину. — Врун и лицемер! Если бы отец знал, какой ты на самом деле!

Натан потер затылок и умоляюще посмотрел на брата.

— Не сердись Леон, ты прав, я, действительно, хотел поступить дурно. Спасибо тебе, что ты предостерёг меня. Просто не хочу, чтобы отец опять тебя выпорол…

— Пойдем! — буркнул Леон.

В горле у Леона стоял ком. Умом он понимал, что Натан ни в чём перед ним не виноват. Однако, именно Натан отнял у него любовь отца. Как только брат появился на свет, в их семье, всё закрутилось вокруг него. Если мать ещё уделяла внимание Леону и по-прежнему была ласкова и добра с ним, то отец, как будто совсем перестал замечать старшего сына.

Всё лучшее отец отдавал Натану. У брата были самые красивые игрушки, самые дорогие вещи, самые роскошные украшения, о таком Леон мог только мечтать. Даже наставника для Натана выбрали лучше, чем для Леона. Однажды, отец даже разрешил Натану примерить свою корону, чего Леону никогда не дозволялось.

Леон нещадно ломал все игрушки брата, рвал его вещи, прятал украшения. Натан же никогда не упрекал его и никому не жаловался, хотя знал, что это дело рук старшего брата.

Леон ненавидел брата, люто ненавидел. Он хорошо помнил ту точку невозврата, когда он больше не смог вернуться к свету, и навсегда смирился с тем, что он плохой по своей сути.

Это произошло не так давно чуть меньше двух лет назад. Отец в день единения всех ликов Триликого дарил подарки родным и близким. Наконец-то, и Леону был преподнесен достойный подарок. Это был обоюдоострый, двухсторонний кинжал, с рукоятью посредине. Один его конец наносил раны, а другим — можно было эти раны исцелять.

Леон искренне поблагодарил отца и с торжеством покосился на младшего брата. Натан, восторженно приоткрыв рот, потихоньку попросил посмотреть кинжал. Леон милостиво разрешил. Натан одним концом уколол себе палец, выступила капелька крови. Он коснулся ранки другим концом и пален исцелился.

Леон всё ждал, что лицо брата перекосится от зависти, но Натан, наоборот, вернув ему кинжал, расплылся в благодушной улыбке. Казалось, он радовался за него больше, чем за себя. Это подпортило впечатление от подарка. Леон почувствовал себя ущербным, ведь сам он на месте Натана не смог бы скрыть досады и зависти — его зависть всегда проявлялась каким-либо образом.

Настала очередь получать подарок Натану. Ради этого отец даже встал с трона и с улыбкой вручил ему довольно упитанного лохматого щенка, который обещал стать здоровенной собакой. Щенок тут же лизнул Натана в нос, звонко тявкнув при этом. Родители рассмеялись, а следом за ними и наконец-то поверивший своему счастью Натан.

Они стояли, обнявшись втроем, а Леона как будто и вовсе не замечали. Он как всегда оказался лишним.

От жгучей обиды Леон, на глядя, метнул кинжал. Кинжал вонзился отцу в плечо. В ужасе от того, что сотворил, Леон кинулся прочь из залы. Да, рану этого кинжала легко излечить, но сам факт того, что он поранил отца был нестерпим.

Леон долго бродил по городу раздумывая о случившемся. Обида угасла, и он решил, что нужно поговорить с отцом. Он впервые осознал, что должен попросить прощение. До этого момента он никогда не извинялся, даже когда ему это было выгодно, даже когда знал, что виноват, не мог пересилить себя и сказать это слово: «Прости».

Когда он вернулся во дворец, все уже готовились ко сну. Он долго топтался под дверью родительской спальни, не решаясь войти. И вдруг услышал разговор отца с матерью, разговор шел о нём.

— Милый, надо было всё-таки и Леону подарить щенка… — упрекнула отца мать. — Ты же видишь, какой он вспыльчивый и обидчивый?

— Вижу, от того и не подарил. Дорогая, сердце Леона ещё не готово к заботе о ком-то, боюсь, что никогда не будет готово. Он холоден, как лёд…

— Поэтому ему и нужно больше твоего тепла.

— Прежде, чем взять тепло, его нужно сначала научиться отдавать, дорогая…

Дальше Леон не стал слушать. Ярость, боль и обида с новой силой ударили в голову и зажгли в сердце холодную тьму. Да так, что в глазах потемнело.

Он в бешенстве забежал в общую залу, где на ковре у камина, положив морду на передние лапы, дремал щенок. Щенок поднял на Леона сонную морду. Распознав двуногого друга, сразу вскочил на четыре лапы и, высунув язык и виляя хвостом, подбежал к Леону, рассчитывая, что с ним поиграют.

Леон махнул рукой, и щенка отбросило прочь. Щенок ударился об пол и обиженно взвизгнул. Поднявшись, с непониманием посмотрел на Леона.

Леон решил, что если отец видит в нём только холод, то он докажет, что способен и на тепло, не просто на тепло, а на самый настоящий жар. Леон усмехнулся, глядя на уже забывшего обиду щенка, который стал гоняться за своим хвостом.

— Весь в бестолкового хозяина! — процедил Леон.

Под его взглядом шерсть пса загорелась. Только вот огонь был не теплый, а холодный голубой. Запахло паленным. Пес жалобно заскулил, завизжал.

Леон вздрогнул, глядя на мечущийся по залу комок огня. Ему стало жаль собаку. Он попытался отозвать огонь, но тщетно, огонь, наоборот, от его усилий становился лишь сильнее.

— Что я наделал? — одними губами прошептал Леон, из глаз покатились слёзы.

На визг в зал прибежали родители, Натан, слуги, стража.

Отец махнул рукой, щенок прекратил метаться в огне и обугленной тушкой обмяк на полу. Отец ещё раз махнул рукой, и тело собаки исчезло. Жалобный скулёж, наконец-то, стих.

Последнее, что Леон увидел, как Натан размазывает слезы по лицу, горько всхлипывая. А в следующий момент Леон почувствовал, что его подняло в воздух и, как щенка, швырнуло на пол, с такой силой, что ребра хрустнули.

Отец вытащил плеть и нанес первый удар, потом второй, третий, четвертый… Всё происходило в зловещей тишине, на глазах у изумленной дворни.

Леон не чувствовал боли. Он был в шоке от содеянного, и с его губ не слетело ни звука. Отец бил его до тех пор, пока Леон не потерял сознание.

— Не убивай его, он же наш сын! — через наползающую тьму услышал он мольбу матери.

— Он выродок! — процедил отец, однако удары прекратились.

Леону не дали зелья, чтобы исцелиться с помощью магии Триликого. И полгода он был прикован к постели.

Страдания закалили характер Леона, окончательно сделав похожим на глыбу льда. За эти месяцы он не проронил ни слова, погружаясь всё глубже в омут своей обиды. Человек в нём, как будто умер. Его стали одолевать кошмары. В нём шевелились тьма и холод, порождая бесконечную ненависть ко всему сущему. Отныне, Леон люто ненавидел всех: мать, отца, брата, слуг, дворню, а главное — самого себя.

За ним ухаживали мать и Натан, но он не замечал их доброты. Натан ни словом, ни жестом не упрекнул брата за гибель щенка. Но Леону всё время казалось, что он притворяется.

Окончательно его добило решение отца. Король изменил порядок престолонаследия и теперь наследным принцем стал Натан, а Леон теперь был никем.

Поэтому Леон делал всё поперек. Ехать встречать отца он хотел меньше всего на свете. А так как знал, что за непослушание будет наказан, решил хотя бы помотать всем нервы, вынужденной задержкой.

Король на несколько месяцев тайком уезжал со своим оруженосцем из столицы по делам государственной важности. Откуда-то исходила большая угроза всеобщему благоденствию, и он никак не мог понять откуда. В последнее время что-то тёмное и страшное виделось отцу в будущем всего королевства, впрочем, отец ни с кем не делился подробностями своих видений. Дар короля предчувствовать судьбу страны и менять её в лучшую сторону, который проявлялся в их семье после коронации, не давал ему покоя. Он ходил мрачнее тучи, похудел, под глазами залегли чёрные тени.

Все знали, что видения короля изменчивы и особо не переживали. Все кроме него самого. Он не мог предотвратить назревающую беду и как не старался, она становилась только ближе и неотвратимей.

По прибытию гонца, извещавшего о возвращении короля, вся его семья со свитой должна была встретить его в роще за городом, потому что по этикету королю, хоть и при ограниченной монархической власти, в одиночестве путешествовать не положено.

Сидя в карете, Леон смотрел в окно на толпу зевак, что собралась поглазеть и поприветствовать, выехавших из дворца, монарших особ. Глядя на них, Леон думал, как хорошо было бы, если бы отец совсем не вернулся больше в столицу. Тогда Леон стал бы королём и получил бы дар предвиденья. Натан был совсем маленький и слишком добрый, Леон знал, что у него хватило бы силы и воли взять власть в свои руки, даже вопреки указу отца. Более того, он бы вернул их дому прежнее величие, покончив с этими герцогами, которые возомнили себя равными королю и смели ограничивать его власть.

Когда они со свитой и стражниками подъезжали к роще, до слуха начали доноситься звуки битвы. Леон один из первых сообразил — что-то случилось. На ходу выпрыгнув из кареты, он вскочил на коня и помчался вместе со стражниками на помощь к отцу.

Оказалось, что отец с оруженосцем попали в засаду к разбойникам. Однако, при таком раскладе неизвестно кому в итоге требовалась помощь — разбойникам или королю.

Для отца и его оруженосца десять человек, кое-как вооруженных и экипированных было так… размяться. Когда появился Леон со стражниками, они уже добивали последних бандитов.

Поняв, что героически спасти отца у него не получится, Леон натянул поводья и отстраненно стал наблюдать за битвой. Стражники тоже решили не вмешиваться, так как смысла в этом уже не было.

Но расслабились они совершенно напрасно. Отец отсек последнему разбойнику голову. И в тот же момент из-за деревьев в него полетела стрела. Это была роковая стрела, угодившая ему в щель между нагрудным панцирем и шлемом прямо в шею. Отец медленно завалился на бок.

Леон, спешился и вместе с оруженосцем, матерью и Натаном, которые тоже уже подоспели к месту битвы, подбежал к еще живому королю. Взгляд его загорелся золотом, он стал объявлять свою последнюю волю, и шепот его гремел над всей рощей.

— Натан отныне король! — объявил отец. — Регент при нем моя жена — королева и моя правая рука — Стив. Леона посадить в темницу и не выпускать до конца его дней. — Отец посмотрел прямо в глаза старшего сына и с горечью добавил. — Я породил волка! Не дайте ему…

Взгляд отца погас и застыл, устремившись в небо, голова откинулась назад. С этим король и умер.

Леон резко выпрямился. Увидев, что особо рьяные стражники уже собрались исполнять повеление отца, Леон в один прыжок оказался у лошади, поймал её за поводья, сиганул в седло и стремглав поскакал прочь. В след ему кричали Натан и мать, кажется, уговаривали вернуться.

Но Леон был не дурак и не собирался остаток жизни провести в заключении, пусть и в комфортных условиях. Он знал, что последняя воля короля — закон и её никому нельзя нарушать, так как считалось, что в последние минуты король зрит будущее.

Слова отца бились в висках, жгли сердце обидой и непроходимой ненавистью. А плечи придавило чувство вины — не опоздай они, отец не погиб бы, разбойники прост не решились бы напасть на вооруженный отряд знати. А опоздали-то из-за него — Леона.

Леон пару лет скитался по на чужбине, пытаясь убежать от самого себя. Пока не встретил паренька с таким же диким холодным взглядом, как у него самого. Он почувствовал в нём родственную душу. Паренька звали Вард, он научил его, как не бояться собственной тьмы и как в холоде находить удовольствие.

Через годик Леон нашел убийцу отца. Убийцей оказалась дочь того разбойника, которому король отрубил голову. Он в отместку соблазнил девушку, переспал с ней и бросил на позор, убить же её, как изначально хотел, не смог… Её убил для него Вард.

Мрачные воспоминания катились, как снежный ком: война, предательство, скрежет металла, предсмертные крики людей, насилие, кровь, кровь, кровь… Итог всего — стрела, пущенная в брата. Проклятье матери.

«Я породил волка!» — вот что значили последние слова короля.

Волчья тоска по человеку в себе. Харма Леона становилась всё темнее, и лютый холод пробирал насквозь даже в самый жаркий день…

И теперь я тонул вместе с ним во тьме и в холоде. Но свет не до конца угас в харме Леона, что-то еще теплилось на задворках его души, и я воззвал к этому свету.

— Леон! Вернись! Не сдавайся! Борись!

— А зачем? — холодно спросил Леон.

— Потому что свет стоит того, чтобы за него бороться! Твоя семья стоит того, чтобы победить свою тьму, ради них. Ради самого себя, ты должен.

— Поздно!

— Никогда не поздно покаяться и обратиться к свету. Ты уже многое сделал на этом пути, Леон! Ты не дал Варду уничтожить весь мир. Ты не раз, и не два помог мне в добром деле! В итоге ты спас меня! Не перечеркивай всё то хорошее, что ты сделал за последнее время. Не обесценивай это! Вернись к свету, Леон!

Я почувствовал в себе свет. Почувствовал, что стал для хармы Леона маятником. И я стал гореть, гореть как можно ярче, чтобы помочь потерянной душе найти путь к самому себе. Пока наша связь не разорвалась.

Я медленно поднял тяжелые веки. Ясное небо надо мной было разукрашено в нежные краски рассвета. Солнце выкатилось из горизонта уже наполовину. Как я был рад этому небу, этому солнцу, этому свежему воздуху.

Над холмом кружили лёгкие золотые тени. Это были хармы людей, которых мы освободили. Тысячи харм.

Я поднялся, с грустью посмотрел на идола Леона с живыми серыми глазами, и сердце у меня сжалось. Волк пожертвовал собой, чтобы я мог идти дальше.

— Ты молодчина….Ты справился….У нас получилось их всех спасти! Ты посмотри только на это!

Я не договорил. Прямо с неба на холм спустились две золотые тени, по очертаниям — мужчина и женщина.

Они с двух сторон коснулись идола. И он загорелся золотым огнем. А потом рассыпался в прах. Из него появился Леон.

— Ты заслужил ещё один шанс, — мелодично сказала женщина. — Ещё одна жизнь, чтобы искупить всё то зло, что ты причинил этому миру. Я отзываю проклятье.

Она коснулась его лба. Из Леона вылетело серое облачко и рассеялось в ничто. Глаза его сделались из золотистых — серыми, лицо прояснилось. Он улыбнулся и я заметил, что на щеке у него есть ямочка.

— Я всегда любил тебя, брат, даже, когда ненавидел, — сказала золотая тень мужчины. — Я прощаю тебя! И верю, ты найдешь путь к свету и когда-нибудь воссоединишься с нами.

— Спасибо, — тихо отозвался Леон. — Я постараюсь искупить свою вину.

Золотые тени матери и брата Леона вновь взмыли в небо и растворились в красках рассвета.

К холму подлетела ещё одна золотая тень. На этот раз я понял, что это по мою душу.

— Благодарю тебя, Эрик, — прошептала тень голосом Маргарет.

И, подлетев ко мне, коснулась губами моих губ, с тем и исчезла. Лишь на груди у меня на всю жизнь остался небольшой солнечный зайчик, что грел меня даже в самые холодные ночи.

Я повернулся к Леону.

— Ты оказывается голубых кровей, волк…

— Я не волк и кровь у меня, как у всех, красная.

— И тело теперь как у всех — смертное, — хмыкнул я.

На необходимую передышку времени не оставалось. Судя по времени, я не успевал спасти Фила, мы проблуждали в болотах слишком долго. Теперь вся надежда на то, что я успею долететь обратно соколом…