Декстер во мраке

Глава 15

Быть четырнадцатилетним нелегко, даже если ты не настоящий человек. Это возраст, когда верх берет биология, и пусть ее клинический вариант интересует тебя больше, чем устройство одноклассниц в школе «Понс де Леон», она тем не менее правит своей железной рукой.

Один из юношеских категорических императивов, у монстров в том числе, гласит, что всякий перешагнувший порог двадцатилетнего возраста ничего не соображает. А поскольку Гарри в то время было много больше двадцати, у меня начался короткий период восстаний против его не поддающихся объяснению попыток ограничить мое совершенно естественное и здоровое желание порвать своих школьных приятелей на мелкие кусочки.

Гарри разработал отличный план, как подготовить меня, то есть, выражаясь его словами, научить обращаться с людьми или с вещами правильно. Но нечего и говорить, что не стоило взывать к логике в тот первый раз, когда Темный Пассажир расправил свои крылья и начал биться ими о прутья своей «клетки», требуя выпустить его на свободу, чтобы камнем обрушиться на жертву и молниеносно вонзиться в нее словно стальной булат.

Гарри знал много такого, что мне пришлось усвоить, прежде чем я научился быть тише воды ниже травы и из необузданного чудовища превратиться в Темного Мстителя: как действовать по-человечески, как быть решительным и осторожным, как потом убирать за собой. Он знал то, что мог знать только старый коп. Я все понимал уже тогда, но в те времена это казалось мне скучным и ненужным.

Конечно, Гарри не был всеведущим. Например, он ничего не подозревал о Стиве Гонзалесе, очаровательном примере человека, достигшего половой зрелости и сумевшего заслужить мое внимание.

Стив был крупнее и старше меня на два года; пространство между носом и верхней губой у него покрылось жидкой растительностью, которую он гордо именовал усами. Мы посещали одни и те же физкультурные занятия, и он считал, что ему Богом дано право делать мою жизнь невыносимой при любой возможности. Если это так, Бог мог бы гордиться его усилиями.

Все произошло задолго до того, как Декстер стал Ходячим Кубиком Льда, и определенное количество теплоты и чувств во мне к тому времени еще не иссякло. Такое положение дел радовало Стива и разжигало его креатив в преследовании кипятившегося юного Декстера. Мы оба знали, что кончиться это все могло только одним путем, но, к несчастью для Стива, не так, как думал он.

И вот однажды вечером один, к сожалению, слишком трудолюбивый, уборщик зашел в биологическую лабораторию «Понс де Леон» и обнаружил там Декстера и Стива, которые улаживали возникший между ними конфликт. Это был не совсем классический школьный вариант выяснения отношений с матом и размахиванием кулаками, хотя, наверное, именно таким исход нашей встречи представлял себе Стив. Но он не знал, что вступил в противоборство с Темным Пассажиром. Уборщик увидел Стива, надежно примотанного скотчем к столу, с кляпом из серой изоленты во рту и склонившегося над ним Декстера со скальпелем в руках, который старательно вспоминал то, что они проходили по биологии накануне, когда препарировали лягушку.

Гарри явился при параде и на полицейской машине. Он выслушал возмущенного заместителя директора, описавшего ему произошедшее, процитировавшего руководство для учащихся и потребовавшего сказать, что Гарри намерен делать со всем этим. Гарри стоял и спокойно глядел на замдиректора до той минуты, пока слова последнего не растворились в воздухе. Затем он посмотрел на него еще немного, для большего эффекта, и перевел взгляд своих холодных голубых глаз на меня.

— Ты делал то, что он сказал, Декстер? — спросил он У меня.

Находясь под этим взглядом, не было никакой возможности слукавить или отмазаться.

— Да, — ответил я, и Гарри кивнул.

— Вот видите? — возмутился замдиректора. Он хотел еще что-то сказать, но Гарри повернулся и посмотрел на него снова так, что тот умолк.

Взгляд Гарри вернулся ко мне.

— Почему? — спросил он.

— Он меня доставал. — Это прозвучало как-то незначительно, поэтому я добавил: — Часто. Все время.

— И ты привязал его к столу, — дополнил Гарри почти без интонации.

— Угу.

— И взялся за скальпель.

— Я хотел, чтоб он отстал, — сказал я.

— А почему ты не рассказал об этом кому-нибудь? — спросил меня Гарри.

Я пожал плечами — тогда у меня к этому жесту сводился почти весь словарный запас.

— Почему ты мне не сказан? — продолжал он.

— Потому что я сам могу разобраться, — ответил я.

— Похоже, у тебя получается не слишком хорошо, — сказал он.

Мне нечего было возразить, и поэтому я уставился себе под ноги. Но там ничего не было написано, так что пришлось снова поднять глаза. Гарри все еще смотрел на меня, почему-то совершенно не чувствуя необходимости моргать.

Он не выглядел рассерженным, да я его и не боялся, и от этого еще больше становилось не по себе.

— Извини, — пробормотал я наконец. Не уверен, что хотел сказать именно это: вряд ли я способен испытывать чувство вины, — но реплика была вполне подходящая, потому что больше ничего из глубин своего мозга, кипящего от варева из гормонов и неуверенности толщиной с тарелку овсяной каши, мне выудить не удалось. И хотя, могу голову дать на отсечение, Гарри мне не поверил, он снова кивнул.

— Пойдем, — скомандовал он.

— Минуточку, — вмешался замдиректора, — это еще не все.

— Вы, наверное, хотели добавить, что из-за того, что вам все было до лампочки, этот громила распоясался, давил на моего парня и в конце концов довел его до ручки? Его самого-то часто призывали к порядку?

— Дело не в этом… — начал замдиректора.

— Или, может быть, вы хотели рассказать мне, что скальпели и другие опасные предметы валяются у вас без присмотра в открытом кабинете, заходи кто хочешь, вот дети и берут их?

— Офицер…

— Вот что я вам скажу, — перебил его Гарри. — Я не стану сообщать о вашем недобросовестном отношении к делу, если вы пообещаете мне, что такого больше не повторится.

— Но этот мальчик… — попытался сказать замдиректора.

— Я сам разберусь с этим мальчиком, — отрезал Гарри. — Ваше дело — уладить все, пока это не стало известно попечительскому совету школы.

Так все и закончилось. Никто не осмеливался перечить Гарри: ни подозреваемый в убийстве, ни президент «Ротари-клуба»[26], ни юный монстр, у которого еще нет мозгов. Замдиректора несколько раз открыл и закрыл рот, но ничего не сказал, только что-то шипел и покашливал. Гарри посмотрел на него еще немного, а потом повернулся ко мне.

— Пошли, — сказал он.

Пока мы шли к машине, Гарри не проронил ни слова, и молчание это было не дружеским. Он ничего не сказал, пока мы выезжали с территории школы и сворачивали к северу, на шоссе Дикси, вместо того чтобы объехать школу и двигаться в другом направлении, по Гранаде или Харди, сразу в наш маленький домик в Гроув. Я следил, куда он поворачивает, а он все молчал и выражение его лица не располагало к беседе. Он смотрел прямо на дорогу и ехал — быстро, но не настолько, чтобы пришлось включать сирену.

Гарри свернул на Семнадцатую авеню, и тут меня посетила безумная мысль, что он везет меня на стадион «Оранж боул». Но поворот на стадион мы проехали и продолжили путь дальше, к гостинице «Майами-Ривер», а потом направо, по Норт-Ривер-драйв, и теперь я понял, куда мы едем, но не знал зачем. Гарри все так же молчал и смотрел вперед, и я почувствовал, как на меня надвигается уныние, и навеяно оно было не штормовыми ветрами, которые уже начали собирать облака на горизонте.

Гарри припарковал машину и наконец заговорил.

— Пошли, — бросил он. — Внутрь.

Я посмотрел на него, но он уже вылез из машины, за ним вышел и я и покорно поплелся в следственный изолятор.

Гарри хорошо знали здесь, как и везде, где только могли знать хорошего полицейского. Ему вслед то и дело кричали: «Гарри!» — и: «Эй, сержант!» — пока мы шли по приемной зоне и по коридору к камерам. Я тащился за ним, и мое мрачное предчувствие становилось все острее. Зачем Гарри привел меня в следственный изолятор? Почему просто не устроил нагоняй, не сказал, что я его огорчил, не придумал строгое, но заслуженное наказание?

Ничто из того, что он сказал и о чем молчал, не давало мне возможности понять его намерения. Оставалось просто плестись за ним. Наконец нас остановил какой-то охранник. Гарри отвел его в сторону, и они о чем-то негромко переговорили; охранник взглянул на меня, кивнул и провел нас в самый конец тюремного корпуса.

— Вот он, — сказал охранник. — Развлекайтесь. — Он кивнул в направлении человека, сидевшего в камере, бросил быстрый взгляд на меня и потом ушел, оставив нас с Гарри в нашей неуютной тишине.

Гарри не хотел нарушать молчание первым. Он повернулся к камере и стал смотреть туда, а бледная тень внутри задвигалась, поднялась и подошла к решетке.

— Ого, сержант Гарри! — довольно воскликнул заключенный. — Как живешь, Гарри? Как мило с твоей стороны, что ты зашел!

— Привет, Карл, — ответил Гарри. Потом он повернулся ко мне и заговорил: — Это Карл, Декстер.

— А я смотрю, ты симпатичный парнишка, Декстер, — сказал Карл. — Очень рад с тобой познакомиться.

На меня смотрели светлые и живые глаза Карла, но в них я увидел огромную мрачную тень, и что-то во мне вздрогнуло и захотело незаметно ускользнуть от существа, которое сидело за прутьями этой решетки и было больше и сильнее меня. Сам Карл не выглядел таковым, внешне он казался приятным человеком: светлые от природы волосы, правильные черты лица, — но было в нем что-то такое, от чего становилось не по себе.

— Карла доставили вчера, — пояснил Гарри. — Он совершил одиннадцать убийств.

— Ну да, — скромно потупился Карл, — где-то так.

За стенами изолятора разразилась гроза и хлынул дождь. Я смотрел на Карла с подлинным интересом и теперь понял, что встревожило моего Темного Пассажира. Мы только начинали, а перед нами находился тот, кто уже бывал здесь и время от времени возвращался сюда. Впервые я понял, что испытывали мои одноклассники, когда лицом к лицу встречались с нападающим из Национальной футбольной лиги.

— Карлу нравилось убивать людей, — как бы между прочим бросил Гарри. — Правда, Карл?

— Трудился в поте лица, — радостно подтвердил тот.

— Пока мы его не поймали, — резко сказал Гарри.

— Ну да, конечно. И все-таки… — Он пожал плечами и фальшиво улыбнулся Гарри. — Было здорово.

— Ты проявил неосторожность, — сказал Гарри.

— Да, — отозвался Карл. — Откуда я знал, что полицейские такие дотошные?

— А как вы это делаете? — ляпнул я.

— Это нетрудно, — ответил Карл.

— Нет, я хотел сказать… м-м, каково это?

Карл внимательно посмотрел на меня, и тень в его глазах чуть не замурлыкала от удовольствия при этих словах. На секунду наши взгляды встретились, и весь мир наполнился звуками перепалки двух хищников, столкнувшихся над одной маленькой беззащитной жертвой.

— Так-так, — наконец произнес Карл. — Мне это снится? — Он повернулся к Гарри, и я испытал неловкость. — Значит, я объект для наблюдения, а, сержант? Хочешь переломить своего парня и направить на путь истинный?

Гарри только смотрел на него в ответ, ничего не говоря и не проявляя никаких эмоций.

— Ну что ж, боюсь тебя огорчить, но с этого пути нельзя свернуть, бедный мой Гарри. Раз уж ты на него ступил, останешься на нем до конца своих дней, а может, и дольше, и никто ничего не сможет с этим поделать: ни ты, ни я, ни это милое дитя.

— Ты кое о чем забыл, — заметил Гарри.

— Да ну! — воскликнул заключенный, и темная туча медленно начала подниматься из-за плеч Карла, показавшего зубы в подобии улыбки, и направила свои крылья ко мне и к отцу. — И о чем же, скажи на милость?

— Не попадайся, — сказал Гарри.

На мгновение темная туча застыла на месте, а потом ушла туда, откуда явилась, и скрылась из глаз.

— О Боже, — с умилением произнес Карл. — Если б я только умел смеяться. — Он медленно покачал головой из стороны в сторону. — Ты это серьезно? Господи Боже. Повезло же тебе с отцом, сержантом Гарри. — И он так широко улыбнулся нам, что мы почти поверили в искренность этой улыбки.

Теперь Гарри обратил свой снежно-голубой взгляд ко мне.

— Он попался, — сказал Гарри, — потому что не знал, что делает. И теперь он отправится на электрический стул. Потому что не знал, как будет действовать полиция. И это все, — продолжил отец, не меняя тона голоса и не мигая, — потому что он не готовился.

Я посмотрел на Карла, который наблюдал за нами сквозь прутья своим ярким мертвенно-пустым взглядом. Попался. Я снова посмотрел на Гарри.

— Я понял, — сказал я.

И я действительно понял.

Так завершился мой юношеский бунт.

И теперь, много лет спустя, отличных лет троеборья: резни, «игры в кости» и бега от полиции, — я действительно понял, что за чудесную игру затеял Гарри, познакомив меня с Карлом. Не смея даже надеяться повторить его представление — в конце концов, Гарри отмачивал такие штуки, потому что обладал чувствами, которыми я обделен, — я мог попытаться следовать его примеру и «построить» Коди и Эстор. Я затею игру в память о Гарри.

А они могут идти за мной или остаться.