Дебора неслась сквозь транспортный поток как на пожар. Я пытался вежливо намекнуть, что тело уже мертво и никуда не убежит и надо бы сбросить скорость, но не находил подходящих слов, поэтому она ни в какую не соглашалась убрать руки с руля и положить их мне на шею.
Коди и Эстор были еще слишком маленькие, чтобы понять, какой смертельной опасности подвергаются, а потом резвились в свое удовольствие на заднем сиденье, и даже вошли во вкус, отвечая на милые приветствия участников дорожного движения поднятием своих собственных маленьких средних пальчиков каждый раз, когда мы кого-нибудь подрезали.
На пересечении Первой автомагистрали с Лежен-роуд столкнулись три машины, и на некоторое время движение замедлилось, так что волей-неволей пришлось ползти черепашьим ходом. А коль скоро отпала нужда сдерживаться, чтобы не закричать от ужаса, я попытался выяснить у Деборы, что именно нам так отчаянно нужно увидеть.
— Как его убили? — спросил я у Деборы.
— Так же, — ответила она. — Сожгли. И на теле отсутствует голова.
— А ты уверена, что это Курт Вагнер? — продолжил я расспросы.
— Точно сказать не могу, но, думаю, это он, мать его.
— Почему?
— Его машину обнаружили рядом.
В другое время я понял бы, кто конкретно зациклился на головах, где их искать и как, но теперь, при всей моей внутренней одинокости, ничего подобного больше не происходило.
— Ты знаешь, в этом нет совершенно никакого смысла, — начал я.
Дебора злобно посмотрела на меня, стукнула запястьем по рулю и сказала:
— Ну давай жги.
— Другие жертвы оприходовал Курт, — продолжил я.
— А его кто? Руководитель бойскаутского отряда? — Деб надавила на сигнал и стала объезжать аварию по встречной полосе. Она увернулась от автобуса, дала по газам и проскочила ярдов пятьдесят, пока затор не остался позади.
Я сконцентрировался на том, чтобы восстановить дыхание, а затем подумал, что все мы однажды умрем, поэтому, рассуждая в глобальном масштабе, не важно, по чьей вине это произойдет. Не очень приятные размышления, но они хотя бы позволяли мне не сдерживать крик и не пялиться с ужасом в окно, пока Дебора наконец не съехала на нужную крайнюю полосу Первой автомагистрали.
— Здорово, — оценила Эстор. — А можно еще?
Коди с энтузиазмом поддержал сестру кивком.
— И сирену можно включить, — добавила Эстор. — Почему ты не используешь сирену, сержант Дебби?
— Не называй меня Дебби, — огрызнулась Дебора. — Просто не люблю ездить с сиреной.
— Почему? — не унималась Эстор.
Дебора с шумом выдохнула и взглянула на меня.
— Законный вопрос, — поддержал я детей.
— Потому что от нее слишком много шума, — ответила Дебора. — Может, я просто поведу машину?
— Ладно, — согласилась Эстор, хотя было видно, что Дебора ее не убедила.
До Гранд-авеню мы ехали молча, и я использовал паузу, чтобы хорошенько все обдумать и даже изобрести что-нибудь полезное. Не получилось, зато на ум пришло нечто заслуживавшее упоминания.
— А что, если убийство Курта — просто совпадение? — предположил я.
— Да ты сам себе не веришь, — ответила она.
— А если он пустился в бега? Может, хотел по-быстрому сляпать новые документы, да не у тех, или решил смыться из страны тайно, вот и нарвался. На свете полно плохих парней, на которых можно наткнуться ненароком в его-то положении.
Это звучало неубедительно даже для меня самого, но Дебора обдумывала мои слова несколько секунд, жевала нижнюю губу и то и дело по рассеянности нажимала на сигнал, обгоняя очередную «подменную» машину[51], принадлежащую какому-то отелю.
— Нет, — наконец сказала она. — Его поджарили, Декстер. Как первую парочку. Вряд ли это имитация.
Я снова чувствовал, как сгущается мрак у меня внутри, там, где когда-то жил Темный Пассажир. Я закрыл глаза и попытался обнаружить хотя бы крохотные следы присутствия своего некогда постоянного спутника, но тщетно. А открыв глаза, увидел, что Дебора ускоряется, обходя ярко-красный «феррари».
— Но люди же читают газеты, — упорствовал я. — А имитаторы были во все времена.
Она подумала еще и покачала головой.
— Нет, — сказала Дебора наконец. — Я не верю в совпадения. Не в этих обстоятельствах. Оба тела сожжены и обезглавлены, и это совпадение? Нет уж.
Надежда всегда умирает тяжело, но при всем при том я вынужден был признать, что Деб права. Обезглавливание и сжигание не совсем стандартные процедуры и нехарактерны для нормального, среднестатистического убийцы, который не станет церемониться: тюк по темечку, гирьку к ногам, и в воду — поминай как звали.
Так что, по всей вероятности, мы в скором времени должны были узреть тело того, кого с уверенностью считали убийцей и кто был убит тем же способом, что и его жертвы. Все это могло бы быть достаточно смешным, если бы не было так огорчительно печальным, угрожающим обыкновенному течению жизни.
Однако Дебора предоставила мне очень мало времени на обдумывание, снова став раздражительной; она одним махом преодолела транспортный поток в центре Коконат-Гроув и остановилась на автостоянке возле парка «Бэйфорд», где уже царил знакомый цирк: три полицейские машины и Камилла Фидж, сдувающая пылинки с отпечатков пальцев на разбитом красном, «гео», припаркованном на одном из мест. По-видимому, это машина Курта Вагнера.
Я высунулся из окна и огляделся, но даже и без внутреннего голоса, который нашептывал мне обычно подсказки, мой наметанный глаз сразу заметил: чего-то здесь не хватает.
— А где тело? — осведомился я у Деборы.
Сестрица уже шагала к воротам яхт-клуба.
— На острове, — бросила она.
Я моргнул и вылез из машины. Не знаю почему, но при мысли отеле на острове волоски у меня сзади на шее встали дыбом, однако, блуждая взглядом по воде в поисках ответа, я не ощутил ничего, кроме полуденного бриза, который гулял в соснах барьерных островов Диннер-Ки и пронизывал насквозь мою внутреннюю пустоту.
Дебора подтолкнула меня локтем.
— Ну, давай, — наседала она.
Я посмотрел на заднее сиденье, где были Коди и Эстор, которые только что овладели искусством самостоятельно высвобождаться из ремней безопасности и намеревались выбраться из машины.
— Вы остаетесь здесь, — сказал я. — Я скоро вернусь.
— А ты куда? — поинтересовалась Эстор.
— Мне надо вот на тот остров.
— А там мертвый человек? — спросила она.
— Да, — ответил я.
Она глянула на Коди, а потом снова на меня.
— Мы тоже хотим пойти, — заявила она.
— Вам категорически нельзя. Мне неприятностей с вами хватило в прошлый раз. Если я покажу вам труп, то и сам им стану благодаря вашей маме.
Коди подумал, что это очень весело, издал смешок и даже замотал головой от восторга.
Я услышал окрик и посмотрел сквозь решетку ворот на эспланаду. Дебора уже была в доке, собираясь сесть в полицейскую лодку, привязанную там. Она помахала мне рукой и крикнула:
— Декстер!
Эстор топнула ногой, чтобы привлечь мое внимание, и я снова посмотрел на нее.
— Вы должны оставаться здесь, — повторил я, — а мне надо идти.
— Но, Декстер, мы тоже хотим поехать на лодке, — уперлась она.
— Вам нельзя, — сказал я. — А если будете себя хорошо вести, мы поедем кататься на лодке в выходные.
— И смотреть на мертвого человека? — спросила Эстор.
— Нет, — ответил я. — Мы пока больше не будем смотреть на мертвые тела.
— Но ты же обещал! — воскликнула она.
— Декстер! — снова Харкнула Дебора. Я помахал ей, но она, очевидно, ожидала другой реакции, потому что яростно мотнула головой, подзывая меня к себе.
— Эстор, я должен идти, — сказал я. — Оставайтесь здесь. Поговорим позже.
— У тебя все время «позже», — пробормотала она.
Проходя мимо ворот, я остановился и заговорил с полицейским, стоявшим там, — крупным могучим человеком с темными волосами и очень низким лбом.
— Не могли бы вы приглядеть за моими детьми? — попросил я.
Он воззрился на меня:
— Я тебе что, детский сад?
— Всего несколько минут. Они послушные.
— Ага, «пригляди», тоже мне развлечение, — уперся он, но не успел закончить фразу, как совсем рядом послышалось движение и около нас возникла Дебора.
— Черт подери, Декстер! — воскликнула она. — Тащи свой зад в лодку!
— Погоди, — сказал я, — мне надо найти того, кто посмотрит за детьми.
Дебора стиснула зубы. Потом глянула на большого копа и прочла его именную табличку.
— Сушински, — сказала она. — Смотри за долбаными детьми.
— Ну вы что, сержант, — взмолился тот. — Ну ради Бога!
— Сказано тебе: сиди с детьми, черт подери, — повторила она, — может, научишься чему-нибудь. Декстер, вали в чертову лодку, шевелись, вперед!
Я покорно повернулся и повалил в чертову лодку. Дебора большими шагами обогнала меня и уже сидела в лодке, когда я в нее только забирался, а коп, находившийся у руля, направил суденышко к одному из маленьких островков, лавируя между лодками, стоявшими на якоре.
В гавани Диннер-Ки расположено несколько мелких островов, которые обеспечивают защиту от ветра и волн, благодаря чему якорная стоянка здесь исключительно удобна. Конечно, только при обычных обстоятельствах, чему доказательством служили береговые отмели острова. Они были усеяны разбитыми лодками и другим морским мусором, складированным здесь недавно пронесшимися ураганами, и время от времени какой-нибудь поселенец обосновывался тут, сооружая хибарку из досок неудачливых лодок.
Остров, на который мы направились, был одним из самых маленьких. Половина сорокафутовой рыбацкой лодки торчала из песка под причудливым углом, сосны на пляже, увешанные кусками пены «Стирофоам», рваное тряпье, обрывки пластиковых пакетов и мешки для мусора. В общем, остров находился в таком состоянии, в каком его оставили коренные американцы: уютный маленький кусочек суши, покрытый австрийскими соснами, презервативами и пивными жестянками.
Курт Вагнер, конечно, не в счет — его тело коренные американцы не оставляли. Оно лежало в центре маленького острова на небольшой просеке и, подобно предыдущим трупам, в торжественной позе со скрещенными на груди руками и прижатыми друг к другу ногами. Голова и одежда отсутствовали, тело обуглилось — в общем, похоже на прошлые случаи с тем только исключением, что на сей раз фигурировала одна новая вещь. На шее трупа на кожаной веревке покоился медальон размером с яйцо. Я пригляделся — это оказалась бычья голова.
И снова я почувствовал странную ноющую пустоту. Интуитивно я ощущал важность всех этих деталей, но что за этим кроется, без Пассажира понять не мог.
Винс Мацуока сидел на корточках возле трупа, изучая окурок сигареты, а Дебора — на коленях рядом с ним. Я обошел их, разглядывая тело под разными углами, этот натюрморт с копами. Наверное, я надеялся обнаружить маленькие зацепки: может, водительские права убийцы или составленное им признание, — но нигде ничего подобного не было — один сплошной песок, исписанный многочисленными следами и ветром.
Я присел на колени рядом с Деборой.
— Ищете татуировку? — спросил я.
— Прежде всего, — ответил Винс. Он протянул руку в перчатке и слегка приподнял тело. И вот она показалась, чуть припорошенная песком, но все равно заметная, — часть, видимо, осталась на отрезанной голове.
— Точно он, — констатировала Дебора. — Татуировка, его машина на парковке — это он, Декстер. Знать бы, что эта татуировка означает.
— Это по-арамейски, — сказал я.
— А ты с какого хрена это знаешь? — осведомилась Дебора требовательным тоном.
— И с след о ват, — ответил я и присел на корточки рядом с телом. — Смотри. — Я откопал маленькую сосновую ветку и стал пользоваться ею как указкой. Часть первой буквы была отрезана вместе с головой, но остальные виднелись четко, так что урок можно было начинать. — Вот это «м», или то, что от нее осталось. Это «л», а это «к».
— И какого черта это значит? — спросила Дебора.
— Молох, — сказал я и ощутил иррациональный холодок на ярком солнце, произнося это имя. Я попытался стряхнуть его, но неуютное «послевкусие» все равно осталось. — В арамейской письменности не употребляют гласных. Поэтому «млк» читается как «Молох».
— Или «молоко», — предположила Дебора.
— Деб, если ты считаешь, что убийца вытатуировал «молоко», тебе не помешала бы передышка.
— Но если Вагнер — это Молох, кто убил его?
— Вагнер убил остальных, — пояснил я, очень стараясь, чтобы мои слова звучали глубокомысленно и уверенно, хоть это и трудная задача. — А потом, э-э…
— Все твои «э-э» я уже давно предугадала, — сказала она.
— И ты следишь за Уилкинсом?
— Господи, не я, а мы следим за Уилкинсом.
Я снова посмотрел на тело, но больше того, что уже знал, сообщить оно мне не смогло. Мой разум бродил по кругу: если Вагнер был Молохом, а теперь Вагнер убит, и убит Молохом…
Я поднялся и на мгновение ощутил головокружение, как будто попал в перекрестье ярких огней, и услышал, как издалека ужасная музыка начинает заполнять пространство. Секунду у меня не оставалось никаких сомнений, что где-то поблизости есть божество, которое зовет меня; настоящее божество, а не какой-нибудь псих-шутник.
Я потряс головой, чтобы заглушить это, и чуть не повалился наземь. Я почувствовал, как кто-то хватает меня за руку, чтобы не дать мне упасть, но была ли это Деб, Винс или сам Молох, точно сказать не мог. Издали голос звал меня по имени — нет, он его пел, все ускоряя и ускоряя темп мелодии. Я закрыл глаза и почувствовал, что громкость музыки многократно усилилась, а лицо пылает от жара. Что-то начало меня трясти, и я открыл глаза.
Музыка смолкла. Жар шел от солнца Майами, а горячий ветер сгребал облака, готовя послеполуденную бурю. Дебора держала меня за оба локтя и трясла, постоянно повторяя мое имя.
— Декстер, — говорила она. — Эй, Деке, очнись. Декстер. Декстер.
— Я здесь, — отозвался я, хотя сам не был уверен в том, что говорил.
— С тобой все в порядке, Деке? — спросила Дебора.
— По-моему, я слишком быстро встал, — сказал я.
Она подозрительно посмотрела на меня.
— Ну да, как же, — проворчала она.
— Серьезно, Деб, все нормально. То есть мне так кажется.
— Тебе так кажется, — повторила Деб.
— Да. Я хочу сказать, что просто слишком резко принял вертикальное положение.
Сестра смотрела на меня еще секунду, а потом отпустила и отступила назад.
— Ладно. Раз ты можешь сесть в лодку, тогда давай, нам надо возвращаться.
Может быть, из-за того, что я еще чувствовал головокружение, все, что она говорила, казалось мне бессмысленным набором слов.
— Возвращаться? — переспросил я.
— Декстер, у нас шесть трупов, а единственный подозреваемый валяется без головы, — ответила она.
— Так, — сказал я и услышал отдаленный стук барабанов, сопровождавший мой голос. — И куда мы направляемся?
Дебора, сжав кулаки и стиснув зубы, посмотрела на тело, и на секунду я подумал, что она собирается плюнуть.
— Что там насчет того мужика, которого ты загнал в канал? — наконец спросила Деб.
— Ты про Старжака? Нет, он сказал… — Я осекся, но было поздно, потому что Дебора тут же атаковала.
— И когда же это ты с ним успел поговорить, черт тебя подери?
Честно говоря, я все еще пребывал в легком тумане, поэтому не думал, прежде чем сказать, и в результате оказался в неприятном положении. У меня имелись веские причины не говорить сестре, что мы общались недавно, когда я привязал его к верстаку и пытался искромсать на мелкие кусочки, но, видимо, кровь быстро прилила назад к голове, потому что я поспешно исправился:
— Казался, то есть. Он мне показался… ну, не знаю, — вилял я. — По-моему, это он из личных побуждений — оскорбился, что я его подрезал.
Дебора секунду сердито смотрела на меня, но потом, видимо, приняла мое объяснение, отвернулась и пнула песок.
— Отлично, у нас ничего нет, — сказала она. — Его проверить не повредит.
Сказать ей, что я его уже досконально проверил, было плохой идеей, поскольку мои действия выходили далеко за рамки обычной полицейской работы, поэтому я предпочел просто кивнуть в знак согласия.