Декстер во мраке

Глава 35

Уже прилично перевалило за пять часов, к тому времени как мы вернулись в управление. Не обращая внимания на кислый вид Деборы, я загрузил Коди и Эстор в свое жалкое транспортное средство и направился домой. Они здорово сникли и просидели так почти всю дорогу, очевидно, все еще напуганные своей встречей со страшным человеком. Но детишки отличались большой жизнестойкостью — это ярко демонстрировал тот факт, что они вообще могли разговаривать после всего, что им пришлось вынести от своего биологического отца. Поэтому, когда до дома оставалось минут десять, Эстор начала возвращаться к нормальному состоянию.

— Жалко, ты не умеешь водить, как сержант Дебби, — заметила она.

— Так я, пожалуй, дольше проживу, — ответил я.

— А ты почему не включаешь сирену? — поинтересовалась она. — Не хочешь?

— Сирены экспертам не раздают, — объяснил я. — Но ты права — я бы и не хотел. Предпочитаю не высовываться.

Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что она нахмурилась.

— Что это значит? — спросила она.

— Это значит, что я не хочу привлекать к себе внимание, — сказал я. — Не хочу, чтобы люди меня замечали. А как это делать — вам еще предстоит уяснить, — добавил я.

— Но все хотят, чтобы их замечали, — возразила она. — Люди ведь постоянно делают всякие вещи, чтобы другие на них смотрели.

— Но вы не такие и никогда не станете такими, вы никогда не будете похожи на них. — Эстор долго молчала, и я глянул на нее в зеркало. Она смотрела себе на ноги. — Тут нет ничего плохого, — пояснил я. — Знаете другое слово вместо слова «нормальный»?

— Нет, — безучастно произнесла она.

— Обыкновенный. Вы хотите быть обыкновенными?

— Нет, — ответила она, и на сей раз уже не так мрачно. — Но если мы не будем обыкновенными, то другие нас заметят.

— Вот поэтому вам надо научиться не высовываться, — сказал я, втайне довольный, что разговор повернулся так, чтобы доказать мою правоту. — Всем должно казаться, что вы обыкновенные.

— Значит, нам нельзя никому показывать, что мы другие, — сделала вывод она, — совсем никому.

— Правильно, — одобрил я.

Она посмотрела на брата, и между ними состоялся очередной длинный безмолвный разговор. Я радовался тишине, хотя вечернее плотное движение портило радость.

Через несколько минут Эстор заговорила снова:

— Значит, мы не должны рассказывать маме, чем занимались сегодня.

— Про микроскоп — можно, — разрешил я.

— А про другое не должны? — спросила Эстор. — Про страшного человека и поездку с сержантом Дебби?

— Правильно, — одобрил я.

— Но говорить неправду нехорошо, — возразила она. — Особенно маме.

— Поэтому лучше ничего не говорить. Ей не надо знать о таких вещах, из-за которых она может сильно разволноваться.

— Но она же нас любит, — не унималась Эстор. — Она хочет, чтобы мы были счастливыми.

— Да, — сказал я, — но как именно вы должны быть счастливы, она видит по-своему. Потому что иначе она не будет счастлива.

Повисла еще одна длинная пауза, после которой Эстор наконец сказала, как только мы повернули на нашу улицу:

— А у страшного человека есть мама?

— Почти наверняка, — ответил я.

Рита, должно быть, ждала нас прямо у входной двери, потому что стоило нам подъехать и припарковаться, как она вышла навстречу.

— Ну, здравствуйте, — радостно проговорила она. — Что же интересного вы узнали сегодня?

— Мы видели грязь, — сказал Коди. — С моего ботинка.

Рита моргнула.

— Надо же, — произнесла она в замешательстве.

— А еще поп-корн, — добавила Эстор. — И мы смотрели в микрофон и выясняли, где мы ходили.

— Микроскоп, — поправил Коди.

— Какая разница, — отмахнулась Эстор, пожав плечами. — А еще так можно узнать, откуда шерсть, которую ты видишь. С козы или с ковра.

— Ух ты! — восхитилась Рита с каким-то удивленным и неуверенным видом. — Вам, наверное, понравилось.

— Да, — ответил Коди.

— Ну что ж, — сказала Рита, — принимайтесь за домашнее задание, а я принесу вам чего-нибудь перекусить.

— Хорошо, — сказала Эстор, и они с Коди поспешили по дорожке к дому. Рита смотрела им вслед, пока они не скрылись в доме, а потом повернулась ко мне, взяла меня под руку, и мы отправились за ними.

— Все прошло хорошо? — спросила она. — То есть с этим… они очень…

— Да, — сказал я. — По-моему, они начинают понимать, что такие игры плохо заканчиваются.

— Ты ведь не показывал им ничего страшного, нет?

— Конечно, нет. Даже крови не показывал.

— Хорошо. — Она положила голову мне на плечо. Видимо, подобную цену приходится платить, когда собираешься жениться. А может, таким образом она как бы метила свою территорию, и я должен был радоваться тому, что она не выбрала для этого традиционный метод, каким пользуются животные. В общем, физическое выражение привязанности не моя стихия, и я почувствовал себя неловко, но тем не менее обнял ее, потому что знал: так поступил бы человек, и мы пошли вслед за детьми.

Не уверен, что это можно назвать сном. Ночью в мою многострадальную голову снова начали проникать те же звуки, та же музыка, колокола и лязг металла, которые я слышал раньше, а еще я ощутил жжение на лице и дикую радость, рвавшуюся из моего опустевшего внутреннего пространства. Я проснулся в коридоре, перед входной дверью. Я держался за ручку, готовый ее открыть, весь покрытый потом, довольный, удовлетворенный. Я совсем не испытывал тревоги, хотя, наверное, должен был.

Конечно, мне знаком термин «лунатизм». Из лекций по психологии на первом курсе я знал, что прослушивание музыки не может быть причиной этого явления. Кроме того, где-то в глубине души я подозревал, что сейчас должен испытывать беспокойство, тревогу, ощущать, как мурашки ползут по телу из-за того, что творится в моем мозгу, пока он отключен. Этой мешанины не может быть там, не должно быть, но она была. И мало того: я этому радовался. Вот что меня пугало больше всего.

Музыка в Аудитории Декстера не приветствуется. Она мне не нужна. Я хотел, чтобы она исчезла, но она все равно явилась, зазвучала и сверхъестественным образом сделала меня счастливым против моего желания, а потом оборвалась, бросив меня около входной двери, вероятно, за мгновение до того, как я собирался выйти и…

И что? Мысль, которая меня посетила, вырвавшись из глубины моего сознания, была из разряда «монстров-под-кроватью», но…

Почему я выбрался из постели и пришел сюда? Просто поддавшись импульсу, движимый неизвестно чем в собственном мозгу? Или нечто пыталось заставить меня открыть дверь и выйти на улицу? Он сказал детям, что я найду его, когда придет время. Оно пришло?

Кто-то хотел, чтобы Декстер вышел в ночь один и в отключке?

Отличная мысль, и я был горд, что она меня посетила, потому что это означало, что у меня очевидное повреждение мозга и я больше не могу отвечать за свои поступки. Я прокладывал новый путь по территории глупости. Невероятная, идиотская истерия чистой воды, вызванная стрессом. Наверное, никто на свете не тратит столько времени впустую; до Декстера никому дела нет, кроме самого Декстера. И чтобы подтвердить это, я включил свет на террасе и открыл дверь.

На противоположной стороне улицы примерно в пятидесяти футах к западу завелся двигатель и машина уехала.

Я закрыл дверь и запер на два оборота ключа.

Теперь настала моя очередь, усевшись за кухонный стол, потягивать кофе и размышлять о великих загадках, которые подкидывает нам порой жизнь.

На часах было полчетвертого утра, когда я сел, и шесть, когда в кухню пришла Рита.

— Декстер, — сказала она с выражением сонного удивления на лице.

— Собственной персоной, — отозвался я, и мне было чрезвычайно трудно изобразить беззаботность на своем фасаде.

Она нахмурилась:

— Что случилось?

— Ничего, — ответил я. — Не мог заснуть.

Рита уронила голову на грудь, добрела до кофемашины и налила себе чашку кофе. Потом села напротив меня и сделала глоток.

— Декстер, бронь — это нормальная практика.

— Конечно, — согласился я, не представляя себе, о чем идет речь, — ведь иначе столик не получить.

Она слегка покачала головой, устало улыбнувшись.

— Ты же понимаешь, о чем я, — сказала Рита, хотя это было не так. — Насчет свадьбы.

Маленький слабый свет забрезжил у меня в голове, и я чуть не вслух сказал «ага». Конечно, свадьба. Самки человека одержимы всем, что связано со свадьбами, даже не с их собственными. А если уж речь идет об их свадьбах, то эта мысль приобретает значение идеи фикс и преследует везде и всюду, днем и ночью. Рита смотрела на все происходящее сквозь очки свадебной расцветки: если я не мог спать — значит, мне не давали покоя мысли о предстоящей свадьбе.

Однако меня это бессмысленное событие вовсе не занимало. У меня было полно куда более важных дел, о которых стоило поволноваться, а свадьба — так, на автопилоте. В какой-то момент я просто появлюсь, все произойдет, и сказочке конец. Но излагать Рите свое видение событий не стоило, каким бы милым оно мне ни казалось. Нет, надо было придумать какую-нибудь весомую причину для бессонницы и, кроме того, уверить ее еще раз в том, что я горю от нетерпения в предвкушении столь непонятного торжества.

Я оглядел комнату в поисках подсказки и наконец увидел две коробочки для ленча, стоявшие рядом с раковиной. Отличное начало: я погрузился в глубины своего трудноуправляемого сознания и извлек лишь одну-единственную мысль, которая еще была сыроватой, но сформулированной.

— А что, если я не слишком хорош для Коди и Эстор? — спросил я. — Как я могу быть отцом, когда я им не отец? Что, если я просто не справлюсь?

— О, Декстер, — блаженно произнесла она, — ты отличный отец. Они тебя просто обожают.

— Но, — сказал я, борясь с самим собой за оригинальность и добиваясь правдивости, — это только пока. А когда они повзрослеют? Что, если они захотят узнать о своем настоящем отце…

— Они знают все, что им нужно знать об этом суки не сыне, — выдала Рита. Это удивило меня: я никогда не слышал, чтобы она употребляла острые словечки. Так оно, наверное, и было, потому что она начала краснеть. — Это ты их настоящий отец, — продолжала она, — ты человек, на которого они равняются, которого слушаются, любят. Ты именно такой отец, какой им нужен.

Наверное, отчасти это так — ведь я единственный, кто способен поставить их на Путь Гарри и обучить всему, что им нужно знать, хотя, подозреваю, Рита не совсем это имела в виду. Однако уточнять вопрос было бы невежливо, поэтому я просто сказал:

— Я хочу справиться со своей ролью. Мне нельзя допускать промахи, ни на секунду.

— О, Деке, людям свойственно ошибаться. — И это так. Я много раз замечал, что эта одна из основных характеристик нашего вида. — Но мы будем стараться, и в конце концов все получится. Правда. Ты прекрасно справишься, вот увидишь.

— Ты в самом деле так считаешь? — спросил я, чувствуя лишь малую толику вины за то, что добивался похвалы так отчаянно.

— Абсолютно, — сказала она, улыбнувшись своей фирменной улыбкой. Рита протянула руку и пожала мою ладонь. — Я не дам тебе промахнуться, — уверила она меня. — Ты теперь мой.

Так храбро заявить, что я принадлежу ей, — просто верх эмансипации. Однако затруднительную ситуацию мы разрулили успешно и я спустил все на тормозах.

— Хорошо. Тогда давай завтракать.

Она наклонила голову набок и некоторое время смотрела на меня, и я решил, что сделал ложный ход, однако она только моргнула несколько раз и сказала:

— Хорошо, — а потом поднялась и пошла готовить завтрак.

Тот, другой, подошел к двери той ночью, но затем захлопнул ее, в страхе, — двух мнений быть не может. Он почувствовал страх. Он услышал зов и пришел, и ему стало страшно. У Наблюдателя больше не оставалось сомнений.

Время пришло.

Пора.