Декстер во мраке

Глава 39

Здание своими размерами было похоже на дома, какие обычно можно видеть в Майами-Бич. Я пробрался по широкому коридору до такой же двери, с которой чуть раньше играл в корриду. На цыпочках подошел вплотную и приложил к ней ухо. Я ничего не услышал, но дверь была толстой, так что это ничего не значило.

Я взялся за ручку и очень медленно повернул ее. Дверь оказалась незапертой — я толкнул ее, и она открылась.

Осторожно выглянув из-за двери, я не увидел ничего, что могло бы вызвать тревогу, разве что мебель была подозрительно кожаной — надо будет сообщить в организацию по охране животных. Открыв дверь еще больше, я увидел со вкусом обставленную комнату, в дальнем углу которой находился бар из красного дерева.

Но куда более интересным казался шкаф рядом с баром. Он тянулся вдоль стены на двадцать футов, и за стеклом, насколько я мог видеть, ряд за рядом покоились одинаковые керамические бычьи головы. Каждая сияла, освещаемая собственным точечным светильником. Я не считал, но их там было не меньше сотни. И прежде чем я успел войти в комнату, до меня донесся самый холодный и бесстрастный из всех, что я когда-либо слышал, но тем не менее человеческий голос.

— Трофеи, — произнес голос, и я подпрыгнул, поворачивая оружие в сторону звука. — Мемориал, посвященный божеству. Каждый экспонат представляет собой душу, которую мы отправили к нему. — Голос принадлежал старику, который просто смотрел на меня, но вид у него был потрясающий. — Мы каждый раз создаем новую для очередного жертвоприношения, — продолжил он. — Входи, Декстер.

Старик не казался опасным. Он вообще был практически невидимым, сидя в одном из кожаных кресел. Он медленно, по-стариковски неторопливо поднялся, и я увидел его лицо, холодное и гладкое, словно речной камень-голыш.

— Мы ждали тебя, — сказал старик, хотя, насколько я мог судить, в комнате он находился один, не считая мебели. — Входи.

Не знаю, может, виноваты слова, которые произносил мой собеседник, или интонация, а может быть, и нет, но, когда он на меня посмотрел, мне вдруг показалось, что в комнате становится душно. Сумасшедшее напряжение последних минут вдруг навалилось на меня всей тяжестью, опутало мои лодыжки, а звенящая пустота рвалась наружу, словно пыталась разнести меня в клочья, и в мире не осталось ничего, кроме тупой боли и этого человека — ее повелителя.

— Ты заставил нас понервничать, — тихо произнес он.

— Это утешает, — сказал я. Говорить было трудно, и даже мне самому показалось, что голос звучит слабо, но зато старик заволновался. Он сделал шаг в мою сторону, и мне захотелось сжаться. — Кстати, — сказал я, стараясь не подавать виду, что чувствую себя так, словно вот-вот растаю, — а кто такие «мы»?

Он наклонил голову набок.

— По-моему, ты и сам знаешь. Ты ведь наверняка неоднократно нас встречал. — Он сделал еще один шаг, и мои колени слегка ослабли. — Но, раз уж ты этого хочешь, я скажу, — начал он, — мы — это почитатели Молоха. Преемники царя Соломона. В течение трех тысяч лет мы соблюдаем культ, храним его традиции и поддерживаем его силу.

— Вы постоянно повторяете «мы», — заметил я.

Он кивнул, и это движение мне не понравилось.

— Есть и другие, — сказал он. — Но конкретнее «мы», как, вероятно, ты догадываешься, — это и есть Молох. Он живет во мне.

— Так, значит, это вы убили тех девушек и преследовали меня? — спросил я и, признаюсь, поразился мысли о том, что человек преклонных лет мог такое сотворить.

Улыбка тронула его губы, но не добродушная, и мне от этого не стало легче.

— Не я лично, нет. Наблюдатели.

— Значит, он может вас покидать?

— Конечно, — сказал незнакомец. — Молох вселяется в кого пожелает. Он вездесущ. Это божество. Он покидает меня и переходит к другому. Например, чтобы наблюдать.

— Да, разнообразие — это прекрасно. — Я не знал, куда заведет нас этот разговор и подходит ли моя бесценная жизнь к завершению, так что задал первый вопрос, который пришел в голову: — А зачем вы оставили тела в университете?

— Естественно, чтобы добраться до тебя.

Слова старика вогнали меня в ступор.

— Ты привлек наше внимание, Декстер, — продолжил он, — однако нам надо было во всем удостовериться. Мы решили понаблюдать за тобой, чтобы увидеть, опознаешь ли ты ритуал и откликнешься ли на зов Наблюдателя. Навести полицию на след Голперна было, конечно, выигрышным шагом, — заметил он.

Я не знал, о чем говорить дальше.

— Он не один из вас? — спросил я.

— О нет, — удовлетворенно произнес старик. — Выйдя из тюрьмы, он займет свое место там, с остальными, — кивнул он в сторону шкафа с керамическими головами.

— Значит, это не он убил девушек.

— Он, — ответил старик. — Когда находился во власти одного из Детей Молоха. — Он наклонил голову набок. — Уверен, ты лучше, чем кто бы то ни было, понимаешь, что это такое, не так ли?

Ну еще бы. Но я не стал отвечать на этот вопрос.

— Можно поподробнее, чем я привлек ваше внимание? — вежливо спросил я, вспоминая те усилия, которые я затратил, чтобы быть тише воды ниже травы.

Человек посмотрел на меня так, словно моя голова была монолитом.

— Ты убил Александра Маколи, — сказал он.

Я почувствовал, что в мозгу словно переключились тумблеры, и меня осенило.

— Зандер был одним из вас?

Он слегка качнул головой:

— Нет, кем-то вроде мелкого порученца. Доставлял нам материал для церемоний.

— Таскал вам забулдыг, а вы их убивали, — переиначил я.

Незнакомец красноречиво пожал плечами:

— Мы практикуем жертвоприношение, Декстер, а не убийство. После того как ты отобрал у нас Зандера, мы взяли твой след и разузнали, что ты собой представляешь.

— А что я собой представляю? — ляпнул я, самонадеянно полагая, что нахожусь лицом к лицу с тем, кто ответит мне на вопрос, над разгадкой которого я бился половину своей не обделенной обоюдоострым счастьем жизни. Но внезапно у меня пересохло во рту, и это чувство, пугающе похожее на стопроцентный реальный страх, распустилось во мне буйным цветом, пока я ждал ответа.

Взгляд старика стал острым.

— Ты отклонение от нормы, — сказал он. — То, чего не должно существовать.

Признаюсь, бывали моменты, когда я был готов согласиться с подобным утверждением, но сейчас не то время.

— Не хотел бы показаться грубым, — сказал я, — но мне нравится существовать.

— Это больше от тебя не зависит, — сказал мой собеседник в ответ. — Внутри тебя заключено нечто, что представляет для нас угрозу. Мы собираемся избавиться от него и от тебя.

— Честно говоря, — начал я, уверенный, что он говорит о моем Темном Пассажире, — эта штука от меня ушла.

— Я знаю, — сказал он несколько раздраженно. — Она появилась у тебя в результате большого потрясения. Она к тебе привязана. Но также является ублюдком, которому Молох дал жизнь, и ты некоторым образом имеешь отношение к нам. — Он качнул указательным пальцем в мою сторону. — Вот почему ты мог слышать музыку. Благодаря той связи, которую установил твой Наблюдатель. И когда мы наконец доведем тебя до состояния мучительной боли, этот ублюдок кинется к тебе, как мотылек к пламени.

Мне не очень нравилось все это выслушивать, к тому же я понял, что превосходство оказалось на его стороне, и тут я очень вовремя вспомнил, что у меня есть пистолет. Я направил его на старика и выпрямился во весь рост, дрожа как лист.

— Верни мне детей, — потребовал я.

Этот жест его нисколько не взволновал, что я расценил как напускную самоуверенность. У него на бедре был прикреплен нож, но он даже не пошевелился, чтобы извлечь его.

— Дети больше не твоя забота, — сказал он. — Теперь они принадлежат Молоху. Молоху дети по вкусу.

— Где они? — спросил я.

Он пренебрежительно махнул рукой:

— Здесь же, на Торо-Ки, но ты не успеешь остановить ритуал.

Торо-Ки располагался далеко от материка и был частным владением. Но несмотря на то что обычно чувствуешь облегчение, узнав, где находишься, на сей раз это знание не избавило от все тех же вопросов: где Коди и Эстор и что предпринять, чтобы не случилось непоправимое?

— Если вы не против, — сказал я, покачивая пистолетом, чтобы до него быстрее дошло, — я заберу детей и отправлюсь восвояси.

Он не двинулся. Только по-прежнему смотрел на меня, и я практически увидел, как из его глаз вылетают огромные черные крылья и заполняют комнату. Не успел я нажать на спусковой крючок, как опять услышал нарастающий гул барабанов, а потом рога и хор голосов, возносящих меня прямо на седьмое небо счастья, и я встал как вкопанный.

Мне казалось, что с моим зрением и остальными чувствами все нормально, но я слышал только музыку и делал только то, что приказывала мне музыка. А она говорила, что прямо за пределами этой комнаты меня ждет истинное счастье. Она велела мне идти и взять его, наполнить свое сердце вечным блаженством, радостью до конца мира, и я чувствовал, как ноги сами несут меня к моей счастливой судьбе.

Когда я подошел к двери, она открылась и вошел профессор Уилкинс. В руках он держал пистолет и даже не заметил меня. Он кивнул, и старик сказал:

— Мы готовы.

Я едва мог слышать его сквозь дикий разгул чувств и звуков и с нетерпением подался в сторону двери.

Где-то в глубинах сознания Декстер пронзительным голосом кричал, что все не так, как должно быть, и требовал идти в другом направлении. Но голос становился все слабее, а музыка заполняло все пространство этого бесконечно прекрасного мира так, что я даже перестал задаваться вопросом, что же мне все-таки делать.

Под эту музыку я подошел к двери, смутно сознавая, что старик идет за мной, но это не занимало меня в данный момент.

Пистолет по-прежнему находился у меня, но они даже не позаботились о том, чтобы забрать это оружие, а мне и в голову не приходило воспользоваться им.

Старик открыл мне дверь, и в лицо пахнул обжигающий ветер. Я вышел и увидел божество, саму статую, источник музыки, источник всего — великий и прекрасный, увенчанный рогами фонтан блаженства, он был там, передо мной. Он возвышался надо всем остальным, одна его бронзовая голова была высотой в двадцать пять футов, его мощные руки протянулись ко мне, а в животе сверкало прекрасное обжигающее пламя. Мое сердце зашлось, и я двинулся к статуе, даже не обращая внимания на толпы людей, стоявших там, хотя среди них была и Эстор. Ее глаза расширились, когда она увидела меня, а губы зашевелились, но я не расслышал, что она сказала.

И опять голос Декстера из глубин сознания закричал, но его лишь услышали, но не подчинились ему. Я шел к божеству, я видел сверкание огня внутри его, языки пламени, вырывавшиеся из его живота и прыгающие на ветру, который бушевал вокруг нас. И, подойдя совсем близко, к открытой печи в его животе, я остановился и стал ждать. Не знаю, чего я ждал, но знал, что он приближается и возьмет меня в прекрасное далеко, поэтому ждал.

В поле моего зрения попал Старжак, тащивший за руку Коди, чтобы поставить его рядом со мной, и Эстор, отчаянно пытавшаяся высвободиться из рук охранника, который держал ее. Все на свете было не важно, потому что божество здесь и его руки опускаются вниз, тянутся ко мне, чтобы приласкать меня и заключить в свои теплые, прекрасные объятия. Я дрожал в предвкушении этого сладостного мига, больше не обращая внимания на пронзительный голос протеста, идущий от Декстера, не слушая никого, кроме божества, зовущего из глубин музыки.

Ветер оживлял пламя, Эстор барахталась позади, подталкивая меня в сторону статуи божества и его пылающего чрева. Я очнулся на мгновение, но потом заново погрузился в сладостное состояние и наблюдал, как руки божества опускаются вниз, а охранник подвигает Эстор к бронзовым объятиям. Потом я почувствовал запах паленого и острую боль в ногах, а посмотрев вниз, увидел, что горят мои брюки.

Это зрелище пламени, облизывающего мои ноги, пронзило меня, и пелена спала с моих глаз. Внезапно музыка оказалась просто шумом из громкоговорителя, а Коди и Эстор — рядом со мной, в огромной опасности. Словно дамбу прорвало, и Декстера принесло сюда на волне, проникшей сквозь эту брешь. Я повернулся к охраннику и оттолкнул его от Эстор. Одарив меня изумленным взглядом, он опрокинулся назад, но успел схватить за руку, так что я полетел на землю вслед за ним. Благо он упал вдалеке от Эстор, а падение выбило нож из его руки. Он отскочил ко мне, и я, схватив его, ткнул охраннику в солнечное сплетение.

Боль в ногах поднялась почти до промежности, и я поспешно принялся сбивать пламя, хлопая по штанам. Мне наконец удалось справиться с этой проблемой, но, пока я занимался самотушением, Старжак и Уилкинс взяли меня в кольцо. Я, в свою очередь, схватил пистолет с земли и вскочил на ноги, чтобы встретиться с ними лицом к лицу.

Когда-то давно Гарри учил меня стрелять. Я практически слышал его голос, когда принимал удобную позу для стрельбы, делал выдох и спокойно нажимал на спусковой крючок. «Целься в центр и стреляй дважды». Старжак падает. Теперь переведи оружие на Уилкинса и снова стреляй. Ну что ж, на земле лежат два тела, а оставшиеся зрители разбежались. И вот я стоял перед божеством, один, а кругом стихло все, за исключением ветра. Я обернулся посмотреть, в чем дело.

Старик держал Эстор за шею, причем его захват был куда сильнее, чем могло показаться при его слабом телосложении. Он подтолкнул ее ближе к отрытому пламени.

— Бросай оружие, — потребовал он, — или она сгорит.

Я не сомневался, что мерзавец сделает то, что обещает, но я не видел способа его остановить. Все, кроме нас, убежали.

— А если я брошу пистолет, — сказал я, и надеюсь, что это звучало разумно, — разве я могу быть уверен, что ты не бросишь ее в огонь?

Он ощерился, и я почувствовал краткий приступ боли.

— Я не убийца, — процедил он. — Все должно быть сделано по правилам, иначе это банальная гекатомба[55].

— Не вижу разницы, — признался я.

— Конечно, ты же отклонение от нормы, — сказал он.

— Откуда я знаю, что ты не убьешь нас? — спросил я.

— Потому что в огонь должен отправиться ты, — ответил он. — Бросай пистолет, и спасешь девчонку.

— Не слишком убедительно, — сказал я, желая потянуть время в надежде, что оно принесет спасение.

— Ничего страшного, — отозвался старик. — Положение не безвыходное — на этом острове есть и другие, они придут сюда, рано или поздно. Ты не сможешь перестрелять их всех. Но раз уж тебе так нужно убедиться, давай я проделаю в твоей девочке несколько надрезов, и, может, кровавый поток сможет тебя урезонить? — Он протянул руку к своему бедру, но, ничего не обнаружив, нахмурился. — Нож, — сказал он, а затем загадочное выражение его лица сменилось подлинным изумлением. Старик безмолвно разинул рот, да так и застыл, словно вот-вот собирался спеть арию.

А потом он рухнул на колени, нахмурился и упал лицом вниз, показав нож, торчавший в его спине. Коди стоял позади него с легкой улыбкой на лице и наблюдал, как падает старик. После этого паренек посмотрел на меня:

— Я же говорил, что готовился.