Декстер во мраке

Глава 23

Добравшись до работы, я обнаружил у себя на столе копию отчета о происшествии и понял: сегодня кто-то ожидает от такого трутня, как я, продуктивной деятельности. За это утро произошло уже много событий, и мне трудно было привыкнуть к мысли, что впереди, позвякивая кандалами, меня ждет еще целый рабочий день, поэтому я отправился добывать кофе, прежде чем отдать себя ему в рабство. Хотелось верить, что кому-нибудь пришло в голову купить пончиков или печенья, но это, конечно, глупая мысль. Не осталось ничего, кроме очень черного пережаренного кофе, которого хватило на полторы чашки. Я налил себе немного — остатки могли понадобиться действительно отчаянному парню — и поплелся назад за свой стол.

Я взял отчет и принялся его читать. Итак, некто на машине, принадлежащей мистеру Дариусу Старжаку, съехал в канал и скрылся с места происшествия. Сам мистер Старжак пока оказался недоступен для допроса. Я провел еще несколько минут, моргая и потягивая мерзкий кофе, прежде чем понял, что это отчет о происшествии, случившемся со мной этим утром. Еще несколько минут ушло на то, чтобы прикинуть, как с ним поступить.

Имя владельца машины вряд ли могло что-то дать, тем более она скорее всего угнана. Но предположить такое и успокоиться было бы хуже, чем попытаться проверить и оказаться ни с чем, поэтому я снова воспользовался своим компьютером.

Для начала — как обычно: регистрация машины, которая выявила, что человек живет на Олд-Катлер-роуд. Довольно престижное местечко. Дальше — полицейские данные: задержание машины для проверки, ордер на арест, алименты. Ничего. Мистер Старжак просто образцовый гражданин, который никогда не оказывался в объятиях длинных рук закона.

Ну ладно. Теперь само имя — Дариус Старжак. Имя Дариус встретишь не часто, особенно в Штатах. Я посмотрел данные иммиграционной службы и, к своему удивлению, попал в точку.

Во-первых, он доктор Старжак, а не мистер. Получил степень кандидата наук по религиозной философии в Гейдельбергском университете, а до недавнего времени трудился штатным профессором в Краковском университете. Я копнул поглубже и узнал, что его уволили из-за темной скандальной истории. С польским я на вы, но могу сказать «kielbasa»[35], если придется заказывать продукты в ларьке. Из прочитанного стало ясно — если мой перевод не совсем никчемный, — что Старжака выгнали за участие в каком-то тайном обществе.

Однако в файле не упоминалось, почему европейский ученый, который лишился работы, решил преследовать меня и угодил в канал. По-моему, это существенное упущение. Тем не менее я распечатал фото Старжака, которое прилагалось к его иммигрантскому досье. Посмотрев на фотографию, я попытался представить себе его лицо, спрятанное за большими темными очками, которые видел в боковом зеркале «авалона». Это вполне мог быть он. Или Элвис. Но, насколько я знаю, у Элвиса столько же причин преследовать меня, сколько у Старжака.

Тогда я решил разобраться основательно. Конечно, зануде из судмедлаборатории нелегко добыть доступ в Интерпол без особого разрешения, даже если он очень симпатичный и очень умный. Но, поиграв несколько минут в свою любимую игру в вышибалы, я проник в центральную базу данных Интерпола, и тут мне стало еще интереснее.

Доктор Дариус Старжак в четырех странах, за исключением США, внесен в список лиц, требующих особого внимания. Это объясняло, почему он здесь.

Хотя его вина осталась недоказанной, имелись основания предполагать, что он знает о перемещениях детей, которые осиротели в результате военного конфликта в Боснии, гораздо больше, чем говорит. В файле вскользь упоминалось, что, конечно, невозможно точно установить местопребывание этих сирот. В переводе с полицейского языка это означает: некто считает, что он их, возможно, убил.

Читая все это, я должен был ощутить дикий восторг в предвкушении расправы; должен, но не почувствовал ничего — ни отголосков, ни искорки, а только гнев, человеческий гнев, который клокотал во мне этим утром, когда я преследовал Старжака. Неадекватная замена темной непробиваемой уверенности, исходившей от Пассажира, к которой я привык. Но это лучше, чем ничего.

Старжак или тот, кто сидел в его машине, плохо обошелся с детьми, а теперь вот прикопался ко мне. Ну ладно. До этого момента меня кидало туда-сюда, как шарик от пинг-понга, и я довольствовался таким положением дел, пассивно и смиренно, оказавшись в ситуации унизительного подчинения из-за того, что меня бросил Темный Пассажир. Но была одна вещь, которую я осознавал и даже мог изменить.

По данным Интерпола, выходило, что Старжак плохой парень, а точнее, он относится к тому типу людей, которых я обычно преследовал, занимаясь своим хобби. Кто-то следил за мной в его машине, а потом пошел на отчаянную меру и свалился в канал, чтобы ускользнуть. Возможен и такой вариант: некто украл машину Старжака, а сам он невиновен. Однако это маловероятно, и отчет Интерпола тоже предполагал другое развитие событий. Но чтобы удостовериться, я на всякий случай заглянул в сводку украденных транспортных средств. Машина Старжака в списках не значилась.

Ну хорошо: теперь я уверен, что это точно он, и все данные только подтверждали мою правоту. Мне было ясно, что нужно делать; я оказался внутренне одинок, но разве это может как-то помешать?

Теплый поток уверенности начал пробиваться из-под гнева и медленно, но верно доводить его до кипения. И это была не та самонадеянная уверенность, исходившая от Темного Пассажира, а чувство более глубокое и осознанное, чем простое наитие. Я оказался прав и был в этом уверен. Если у меня нет неопровержимых доказательств, как случается обычно, тем хуже для моего врага. Старжак довел ситуацию до точки, в которой отпала всякая нужда в доказательствах, и сам поставил себя в начало списка Декстера. Я найду его, и тогда от мерзавца останутся только плохие воспоминания и сухая капля крови в моей шкатулке из красного дерева.

Я решил, что раз уж впервые поддаюсь чувствам, то пусть этот слабый цветок надежды распустится. Может случиться, что вся эта история со Старжаком, из которой мне придется выбираться самому, вернет Темного Пассажира на место. Не представляю, как эти вещи взаимосвязаны. Но смысла не лишены, верно? Он же в таких случаях всегда появлялся и подгонял меня, так почему бы ему опять не оказаться здесь, если я создам еще одну такую ситуацию? Старжак рядом — только руку протяни, и я все равно скоро им займусь, ведь так?

Не пора ли мне становиться самим собой, даже если Пассажир не вернется? Именно я выполнял всю трудную работу тогда, может, и сейчас продолжить свое дело, даже в опустошенном состоянии?

На все вопросы был однозначный ответ: «да». На секунду я замер, ожидая привычного довольного шипения из потаенного внутреннего уголка, — но, естественно, не дождался.

Не беда. Сам справлюсь.

Накануне я заработался допоздна, поэтому выражение лица Риты, когда после обеда я сказал ей, что мне снова надо ехать в офис, было предсказуемо. От Коди и Эстор так просто избавиться не получилось, они ведь жаждали интересно провести день со мной, или в офисе, или дома — побросать мяч в корзину. Но немного лести и несколько угроз, высказанных общими словами, — и я отвязался от них и скользнул в ночь. Моя ночь, мой единственный друг, неразлучный с едва мерцающей луной в промокшем насквозь небе.

Старжак жил на охраняемой территории, однако низкооплачиваемый охранник в маленькой будке — фикция, рассчитанная на то, чтобы взвинтить цену за жилье, — не спасет от опытного изголодавшегося Декстера. Небольшая прогулка, которую пришлось совершить от машины до будки охранника, была полезна и приятна. В последнее время я встретил слишком много вечерних и утренних унылых зорь и теперь почувствовал себя в своей тарелке. Я крепко держался на ногах и продвигался к заветной цели.

Я медленно обходил квартал в поисках того места, где жил Старжак, стараясь не вызвать подозрений, словно я житель этого квартала и вышел вечерком погулять. В одном из окон фасада дома горел свет, на подъездной аллее стоял автомобиль с надписью на номерном знаке «Флорида», а сзади — «округ Манати». В Манати живет примерно триста тысяч человек, а машин с такими номерами как минимум в два раза больше. Известная уловка прокатчиков, придуманная для того, чтобы никто не догадался, что водитель взял машину напрокат и, значит, он турист, а этот еще и законная жертва для хищника в ломке.

Я почувствовал подступающее зудящее нетерпение. Старжак дома, и у него арендованная машина — следовательно, скорее всего это он сидел за рулем, а потом сиганул в канал. Я обошел дом сзади, держа ушки на макушке в ожидании любого сигнала, который свидетельствовал бы, что меня заметили, но ничего не произошло: я только услышал тихий звук работающего телевизора.

Я пошел дальше и увидел дом, в котором свет не горел, а противоураганные ставни были закрыты. Значит, в этом доме никого нет. Сквозь темный двор я добежал до высокой живой изгороди, которая отделяла этот участок от жилища Старжака. Пробравшись сквозь брешь в кустарнике, я надел налицо новую маску, натянул перчатки и стал прислушиваться и приглядываться. И тут мне в голову пришло соображение: если бы кто-нибудь сейчас меня увидел, наверное, подумал бы, как я глупо выгляжу. Никогда раньше меня это не заботило; радар Пассажира работал исправно и всякий раз сообщал мне о нежелательных гостях. Но теперь, оставшись без какой-либо внутренней помощи, я чувствовал себя беззащитным. И когда это ощущение захлестнуло меня, я осознал, что в пути еще одна неприятность: безграничная и обескураживающая глупость.

Что я творю? Я нарушил практически каждое правило, ни с того ни с сего сорвавшись сюда, без своей обычной скрупулезной подготовки, без достаточных оснований, без Пассажира, наконец. Чистое безумие. Я просто напрашиваюсь на то, чтобы меня раскрыли и сцапали копы или Старжак.

Я закрыл глаза и прислушался к необычным переживаниям, кипевшим во мне. Чувства — какая прелесть! Что дальше — игры в боулинг по вечерам? Онлайновая болталка на тему «Помоги себе сам с нью-эйдж» и рецепты травников для борьбы с геморроем? Добро пожаловать в человеческую расу, Декстер, бесконечно ничтожную и бесполезную человеческую расу. Мы надеемся, что вам понравится ваше короткое и тягостное пребывание.

Я открыл глаза. Можно сдаться, привыкнуть к мысли, что дни Декстера сочтены. Или — пройти через все, несмотря на риск, и снова вызвать к жизни то, чем я когда-то был. Предпринять действие, которое либо вернет Пассажира, либо поможет мне утвердиться на этом пути без него. Пусть со Старжаком не все гладко, но он рядом, я здесь и дело срочное.

Наконец я принял осмысленное решение, чего не происходило уже давно. Сделал глубокий вдох и двинулся к дому Старжака.

Оставаясь в тени, я пробрался к той стене дома, где имелась дверь, ведущая в гараж. Она была заперта, но Декстера запоры не страшат, и мне не понадобилась помощь Пассажира, чтобы справиться и ступить в темный гараж, бесшумно закрыв за собой дверь. У дальней стены стоял велосипед и верстак с аккуратно сложенными инструментами. Я мысленно отметил это, прошел гараж, оказался возле двери, которая вела в дом, и надолго задержался там, приложив к ней ухо.

Звук работающего кондиционера перебивал включенный телевизор, больше — ничего. Я послушал еще некоторое время, а потом легонько тронул дверь. Она оказалась незапертой, открылась медленно и бесшумно, и я пробрался в дом Старжака тихо, как тень.

Прижимаясь к стене, я скользнул в холл, туда, где виднелся фиолетовый отблеск экрана телевизора, остро осознавая, что если он непонятно почему вдруг окажется у меня за спиной, то подсветка будет что надо. Но, увидев наконец телевизор, я тут же заметил голову, которая возвышалась над диваном, и понял: доктор попался.

Держа наготове свою леску, которая выдержала бы рыбу весом пятьдесят фунтов, я подступил ближе. Началась реклама, и он немного повернул голову. Я замер, но тут его голова снова оказалась точно по центру. Я метнулся через комнату и набросился на него; моя леска, засвистев, туго стянула ему горло чуть выше адамова яблока.

Он заметался, от чего удавка только еще крепче затянулась. Я смотрел, как он бухается и хватается за горло, — зрелище было занятное, но прежнего хладнокровного ликования, к которому привык, не вызвало. Все равно лучше, чем рекламу смотреть, и я решил не мешать, пока его лицо не стало пунцовым, а метание не ослабло до легкого подергивания.

— Не двигайся и молчи, — приказал я, — тогда будешь дышать.

Он оказался понятлив: мгновенно выполнил мои указания и оставил свои жалкие попытки освободиться. Я ослабил петлю, совсем немного, и услышал звук его шумного вдоха. Я позволил только один, а потом снова стянул удавку и велел подняться на ноги.

— Иди, — приказал я, и он подчинился.

Я находился у него за спиной, удерживая леску так, чтобы он мог вдохнуть, только если очень постарается, и повел его по коридору к задней части дома, где был гараж. Когда я толкнул его к верстаку, он встал на одно колено, то ли споткнувшись, то ли сделав дурацкую попытку побега. В любом случае это не улучшило моего настроения, и я затянул петлю, наблюдая, как его глаза вылезают из орбит, лицо темнеет и он оседает на пол без сознания.

Мне же лучше. Я взвалил его тушу на верстак и надежно примотал изолентой, пока он все еще валялся без сознания, широко разинув рот. Изо рта с одной стороны текла тонкая струйка слюны, и он хрипел, даже несмотря на то что я ослабил натяжение петли. Я смотрел сверху на Старжака, привязанного к верстаку с разинутым ртом и неприглядной гримасой на лице, и думал о том, какие же мы все на самом деле жалкие. Вот как мы заканчиваем. Мешок костей, который поначалу дышит, а потом, когда перестает, превращается в гниющий мусор.

Старжак начал кашлять, изо рта снова хлынула слизь. Он попробовал выпутаться и понял, что не может пошевелиться. Его веки задрожали, и он открыл глаза. Пробубнив что-то невнятное, состоявшее из большого количества гласных, он закатил глаза и увидел меня. Конечно, моего лица сквозь маску он не разглядел, но мне стало не по себе от мысли, что он меня узнал. Старжак несколько раз подвигал ртом, но говорить ничего не стал, пока не опустил глаза вниз и, посмотрев на ноги, скрипучим голосом, с центральноевропейским акцентом и почти без эмоций, которые были бы вполне уместны в его положении, произнес:

— Ты совершаешь большую ошибку.

Я поискал шаблонный контраргумент, способный внушить ужас, но не нашел.

— Вот увидишь, — продолжал Старжак своим грубым ровным голосом. — Он все равно доберется до тебя, даже без меня. Твои дни сочтены.

Наконец-то. Я почти что услышал признание, что ублюдок преследовал меня с недобрыми намерениями. Но все, о чем я смог спросить, было:

— Кто он?

Старжак забыл, что примотан к верстаку, и попытался покачать головой. У него не получилось, но это его не слишком обеспокоило.

— Они тебя найдут, — повторил он. — Уже скоро. — Он дернулся, словно пытаясь помахать рукой, и сказал: — Давай. Убей меня. Они тебя найдут.

Я посмотрел на него, связанного по рукам и ногам и готового к моей особой заботе. Меня должен был переполнять ледяной восторг перед предстоящей работой, но его не было. Ощущение пустоты и безнадежной тщетности, как тогда, около дома, — вот все, что я чувствовал.

Я пошевелился, чтобы стряхнуть с себя панику, и заклеил Старжаку рот. Он слегка вздрогнул, но в остальном ничего не изменилось: он по-прежнему лежал отвернувшись и не демонстрируя никаких эмоций.

Я вытащил нож и посмотрел на свою неподвижную и непреклонную жертву. Я все еще слышал его ужасающее дребезжащее дыхание, и мне хотелось это прекратить, отправить его на тот свет, удавить эту ядовитую гадину, разрезать на куски и запечатать их в аккуратные сухие мешки для мусора, чтобы этот компост больше не смог угрожать, поглощать и гадить повсюду в хаотичном лабиринте человеческой жизни…

Но не смог.

Я безмолвно молил, чтобы темные крылья, как прежде, раскинулись за моей спиной и озарили мое лезвие нечестивым отблеском беспощадной решительности, но ничего не вышло. Ничто не отзывалось в моей душе при мысли о том, что я должен выполнить это срочное и необходимое дело, которое совершал без проблем уже много раз. Единственным моим ощущением была пустота.

Я опустил нож, повернулся и вышел в ночь.