Дело двух Феликсов

Глава пятнадцатая. Бульдог и император

Желтый солнечный луч разрезал столовую на две части. В луче этом стоял Раскольников с Панчем на руках. Бульдог успел где-то перемазаться с ног до головы, но выглядел очень довольным и все пытался лизнуть Раскольникова в щеку.

— Панч, вот ты где, негодник! — нахмурился Юсупов, беря собаку на руки. — Поглядите только, как изгваздался, настоящий поросенок…

Загорский извинился перед князем и вместе с Раскольниковым покинул столовую. Спустя полминуты они оказались в комнате Нестора Васильевича.

— Как вы нашли Панча? — спросил Загорский.

— Он рыскал тут неподалеку и облаивал прохожих. Было ясно, что потерялся. Я люблю собак и умею с ними обходиться. Подманил его, посмотрел на жетон, там был адрес князя — тот самый, который вы мне дали. Вот, решил совместить приятное с полезным.

Голос гостя звучал как-то неуверенно. Он, видимо, провел бессонную ночь — конопатое лицо его было опухшим и помятым, глаза смотрели как-то косо. Видно было, что он ощутимо взволнован, что-то распирало его изнутри. Загорский усадил его в кресло, сам сел напротив, на стул.

— Ну, — сказал, — что-то есть?

— Что-то есть, — эхом отвечал Раскольников.

— Выкладывайте, — велел Нестор Васильевич.

Раскольников пожевал губами, как будто не мог решиться, потом сказал:

— Вы мне вчера велели идти в «Мулен Руж»…

— Не велел, а посоветовал, — перебил его Загорский.

— Велели, — настаивал филер.

Нестор Васильевич только плечами пожал нетерпеливо: бог с ним, пусть велел. И что? А вот что. Раскольников последовал указанию и отправился в кабаре. И там во время представления он увидел не кого-то, а самого Сержа Леграна — тот веселился в компании неизвестных мужчин.

— Отлично, — кивнул Загорский, — что было дальше?

Легран смотрел шоу, а спустя какое-то время поднялся и покинул заведение. Раскольников тоже встал из-за стола и со всеми предосторожностями последовал за ним.

— А что, Легран не досидел до конца представления? — на лбу у Загорского прорезалась вертикальная морщинка.

Кажется, нет. Так кажется или не досидел? Нет, не досидел. А какое это имеет значение?

— Это плохо. Он мог заметить вас и потому уйти, — отвечал Нестор Васильевич.

Нет, этого не могло быть. Легран Раскольникова не знает, он ушел просто… ну, просто потому что ушел. Загорский махнул рукой: ладно, может быть, у него там была конспиративная встреча, там же рядом сидели какие-то мужчины. Что было дальше?

Дальше было вот что. Раскольников последовал за объектом, и тот довел его до дома на бульваре Распай, где и скрылся. Раскольников подождал некоторое время, но Легран оттуда так и не вышел.

— И кому принадлежит дом? — спросил Нестор Васильевич.

— Дом принадлежит Галусту Гюльбенкяну, — с торжеством в голосе отвечал Раскольников.

Нестор Васильевич неопределенно хмыкнул. Филер наблюдал за ним с некоторой тревогой. Господина Загорского что-то удивляет?

— Не так, чтобы очень, — Загорский, кажется, размышлял вслух. — Скорее, настораживает. От «Мулен Руж» до бульвара Распай целый час быстрым шагом, почему он не взял таксомотор? Судя по тому, что он посещает «Мулен Руж», деньги у него есть, на такси должно было бы хватить. Но он пошел пешком… Скажите, а Легран не мог вас обнаружить и, скажем, начать запутывать следы?

Раскольников отвечал, что это совершенно исключено. Он мастер слежки и маскировки, а Легран шел быстро и не оглядывался. Загорский отвечал, что, во-первых, чтобы обнаружить слежку, оглядываться не обязательно, во-вторых, Легран свое шпионское дело знает туго, и выследить его не так-то легко. Впрочем, может быть, на него плохо повлиял дух свободы, который он ощутил, попав из советской России в Париж. Париж, знаете ли, располагает к некоторому легкомыслию. Что ж, будем считать, что Легран привел его к нужному человеку. Он, Загорский, попытается это проверить…

Отпустив Раскольникова, Нестор Васильевич отправился к Юсупову. Князь откровенно скучал. Ничего, скоро ему будет не до скуки.

— Не прогуляться ли нам? — предложил Загорский.

Юсупов с радостью согласился. Прихватив за компанию бульдога Панча, они вышли на улицу, пошли, не торопясь, в сторону Булонского леса. Князь жаловался, что Панч весьма склонен к хулиганству, часто срывается с поводка и кидается на знакомых и незнакомых.

Нестор Васильевич, впрочем, слушал его вполуха. Он с интересом глядел по сторонам — на студентов, детей, чинных буржуа, стройных легких парижанок.

— Правду сказать, я соскучился по Парижу. Давно здесь не был.

— А когда вы в последний раз были в Париже? — полюбопытствовал князь.

Загорский усмехнулся и рассказал ему свежий русский анекдот. Советская работница говорит подруге: «Опять хочется в Париж!» Товарка спрашивает ее: «А ты разве была в Париже?» — «Нет, но опять хочется».

Князь глядел на Загорского заинтригованно, ожидая, видимо, продолжения. Пришлось объяснять.

— Она не была в Париже, но она уже хотела там побывать. И теперь хочет снова.

Простой этот анекдотец вызвал в Юсупове неожиданный взрыв веселья.

— Снова хочет! — смеялся он. — Вы только послушайте, она снова хочет в Париж!

Потом он внезапно помрачнел и сказал с тоскою.

— А я вот снова хочу в Россию. Иной раз кажется, всю бы европейскую красоту, всю здешнюю цивилизованность отдал, лишь бы снова увидеть родные просторы Сенатской площади, Летний сад и наш уютный дворец на Мойке.

Про уютный дворец на Мойке, равно как и про все прочие юсуповские дворцы Загорский посоветовал князю забыть.

— Дворцы в России теперь принадлежат победившему пролетариату и партии большевиков, которая железной рукой ведет публику к всеобщему обязательному счастью. Однако оставим эту печальную тему. Знакомы ли вы с нефтепромышленником Галустом Гюльбенкяном?

Как оказалось, князь отлично знал Гюльбенкяна. Тот хотел выкупить его рембрандтов, на которых самым подлым образом наложил лапу мерзавец и жулик Виденер! Что за Виденер? Американский делец, миллионер и вообще отвратительная личность.

Нестор Васильевич при этих словах оживился.

— Выходит, ваш Виденер тоже коллекционер?

— Не знаю, какой он коллекционер, но мошенник он первостатейный, — отвечал князь.

Загорский кивнул и заметил, что это как раз то, что требуется. Однако, перехватив недоуменный взгляд Юсупова, уточнил. По его мнению, именно такие дельцы, скорее всего, и примут участие в аукционе, на котором им предстоит опознать собственность князя и сорвать коварные планы похитителей.

— Но Гюльбенкян — совсем иное дело, — Юсупов стал заступаться за нефтепромышленника с необыкновенной горячностью. — Это ценитель прекрасного, и меценат, и вообще деловой и порядочный господин.

Нестор Васильевич несколько секунд с интересом рассматривал князя.

— Вы удивительно добрый человек, — наконец сказал он. — Добрый и слегка наивный.

Юсупов отвечал, что это вполне естественно, потому что русские люди — все добрые. На это Загорский заметил, что Гюльбенкян, которого так любит князь, как будто бы и вовсе армянин.

— Ну да, армянин! — горячо проговорил Юсупов. — И что же, что армянин? Ведь армянин — это тот же русский человек, только родился на Кавказе. А, например, Виденер даже если бы в Тибете родился, ни на грош от этого лучше не стал бы.

Нестор Васильевич нахмурился.

— На ваше счастье, вы рано уехали из России и не видели, что вытворяли эти ваши русские люди в революцию и в Гражданскую войну.

Юсупов замахал руками: они не виноваты, их развратили евреи и большевики. Впрочем, вблизи он большевиков не видел и в подробности пускаться не станет. Одно знает точно: мир аристократов состоит из очень хороших людей, да и с чего бы им быть плохими?

— А с чего быть плохим вашему Виденеру? — спросил Загорский. — Человек, видимо, очень богатый, и наверняка тоже меценат и филантроп.

На это князь отвечал, что, во-первых, Виденер — американец, то есть делец до мозга костей. А во-вторых, все дело в огромных деньгах, которые развращают человека. Нестор Васильевич на это возразил, что и князь человек не бедный — его-то деньги не развратили?

— Во всяком случае, — отвечал Юсупов, — я не пользовался тяжелыми обстоятельствами несчастных эмигрантов, чтобы отнять у них последнее их достояние — картины Рембрандта.

Загорский рассеянно сказал, что все это, конечно, крайне печально, но Виденера также стоит иметь в виду. Он вполне может оказаться среди тех, кто будет участвовать в аукционе.

— О, это вряд ли, — засмеялся Юсупов, — он американец, живет в США.

Нестор Васильевич отвечал, что это ничего не значит — у него наверняка здесь есть представители. Так или иначе, и Виденера, и Гульбенкяна стоит иметь в виду как возможных покупателей и даже организаторов похищения картин.

Юсупов предложил поговорить с Гюльбенкяном напрямую.

— И что же у него спросить? — удивился Загорский. — Не вы ли, достопочтенный миллионер, воруете картины из советских музеев? Согласитесь, звучит дико. Если он честный человек, такая прямота его оскорбит. Если он жулик, может спугнуть, и тогда уж до него не доберешься. Не говоря о том, что вспугнутый миллионер может быть способен на самые непредсказуемые поступки. Нет-нет, опрометчивых шагов мы делать не будем.

Тут Юсупову пришла в голову необыкновенно здравая, на его взгляд, мысль. Организатора аферы можно опознать и по косвенным признакам. Например, он не станет участвовать в торгах. Зачем ему покупать картины, если они и так проходят через его руки?

— Вовсе нет, — отвечал Нестор Васильевич. — Недостаточно владеть картинами, ими нужно владеть на законных основаниях. А прохождение картины через торги узаконивает владение ей. Так что это не показатель. Я полагаю, единственный надежный способ узнать организатора — дождаться торгов. Картины уже должны были прибыть в Париж.

Внезапно Панч, весело трусивший рядом с ними, рванулся с поводка и помчался вперед по аллеям Булонского леса. Пробежав метров двадцать, он вцепился в брючину какого-то представительного господина с усами и гладко зачесанными волосами, сопровождаемого свитой мужчин в полувоенной форме, и стал ее трепать, сопровождая свои хулиганские действия довольным рычанием.

Представительный господин побледнел, но продолжал держаться с достоинством, чего нельзя было сказать о сопровождавших его лицах. Они засуетились, закричали, взялись лупить бульдога тросточками и пинать его ногами. Однако Панч, надо отдать ему должное, весьма ловко уворачивался и продолжал свои игры.

— Фу, — закричал Юсупов, ускоряя шаг, — фу, Панч! Выплюнь эту гадость! Не тронь императора всероссийского!

Один из сопровождающих в ярости обернулся, сделал несколько шагов к Юсупову и замахнулся на князя тростью. Видимо, ничего подобного ранее князь не видел, потому что в лице его не отразилось никакого страха, только изумление. Вероятно, изумление это серьезно бы усилилось, когда трость незнакомца все-таки опустилась бы ему на плечи. Однако бьющую руку перехватил Нестор Васильевич. Он не сделал ничего особенного, просто сжал эту руку покрепче. Но лицо противника исказила болезненная гримаса, и трость, казавшаяся только что такой грозной, упала на землю.

Загорский наклонился к нападавшему и негромко сказал ему нечто такое, от чего тот попятился, забыв о трости. Панч между тем продолжал безнаказанно резвиться.

В конце концов, совместными усилиями бульдога все-таки удалось оторвать от представительного господина и посадить на поводок. Напоследок, правда, он стремительно помочился на ботинок своего неприятеля, после чего стал носиться вокруг хозяина вприпрыжку.

— Князь, вы это специально! — негодующе сказал описанный субъект, которого Юсупов почему-то звал императором всероссийским.

— Вовсе нет, — возразил Юсупов, — я вам брюки не рвал. Что же касается моего бульдога, уверяю, что он питает к вам самые верноподданнические чувства — за отсутствием поблизости других императоров.

В свите представительного господина раздались сдавленные смешки. Он нахмурился было, но потом неожиданно тоже рассмеялся. Погрозил Юсупову пальцем.

— Ах, ваше сиятельство, в прежние времена ждала бы вас за такие шутки Петропавловская крепость!

— Если вы изгоните большевиков из России, я обещаю, что немедленно отправлюсь туда сам и просижу в заключении, сколько будет нужно, — отвечал Юсупов.

Тут его собеседник обратил взгляд на Загорского и попросил князя представить ему своего спутника.

— Его превосходительство Нестор Васильевич Загорский — великий князь Кирилл, — коротко отвечал Юсупов.

Великий князь благосклонно оглядел Загорского с головы до ног и воскликнул:

— Какая выправка, господа! Неужели вы штатский? Я бы скорее поверил, что вы гвардейский полковник!

— У вашего императорского высочества верный глаз — я не только дипломат, мне пришлось послужить и в кавалерии, — с легкой улыбкой отвечал Нестор Васильевич.

Эти слова вызвали у августейшего собеседника неожиданный восторг.

— Вы слышите, — воскликнул он, — я не ошибся! Дипломат, да к тому же боевой офицер. Боже мой, да вы просто подарок для нашего Корпуса Армии и Флота! Пятнадцать тысяч человек, Загорский, это бронированный кулак, способный снести богомерзкую власть большевиков. Вступайте в наши ряды, мы сразу дадим вам генеральскую должность! Никакие отговорки не принимаются…

К удивлению Юсупова, Нестор Васильевич не стал отнекиваться, сказал только, что для кавалерии нынче он староват, а основное его занятие — разведка и контрразведка.

— Блестяще! — взревел князь Кирилл. — Разведка — это альфа и омега всех побед. С вами мы обрушим коммунистического Антихриста и освободим нашу многострадальную родину! Варенбург! Варенбург!

Из свиты выступил плотного сложения человек с усами и стрижкой бобриком. Великий князь представил его Загорскому как своего ближайшего помощника полковника Варенбурга. Полковник дал Нестору Васильевичу свою визитную карточку, Юсупов протянул полковнику свою, поскольку у Загорского, разумеется, никаких визиток еще не было. После этого великий князь пошел своей дорогой, за ним потянулась и его свита.

Загорский повернулся к Юсупову. Лицо у того было кислое. Нестор Васильевич поднял бровь.

— Что случилось, дорогой друг?

— Напрасно вы связались с Кириллом Владимировичем, — хмуро заметил князь. — Для новоиспеченного иммигранта это не самое лучшее знакомство. Особенно если учесть, что он зовет себя новым императором России.

И Юсупов в двух словах пересказал историю, известную любому парижанину. После того, как часть императорской семьи уничтожили большевики, а оставшиеся родственники бежали за границу, двоюродный брат покойного царя Кирилл Владимирович стал старшим в очереди наследования российской короны. И хотя корона к тому моменту была просто дорогим ювелирным украшением, он сначала объявил себя местоблюстителем, а спустя два года — императором Кириллом Первым.

— И как к этому отнеслись другие Романовы?

— По-разному, — хмуро отвечал Юсупов. — Кто-то принял, кто-то категорически отверг, посчитав это недостойным фарсом.

— Почему же?

— Думаю, все дело в личности великого князя. Он, как бы это поизящнее выразиться… небезупречен в моральном плане. Его поведение во время февральского переворота оставляло желать лучшего. Некоторые, впрочем, прямо называли это предательством. Сами подумайте, он присягнул на верность Временному правительству — ну, какой он после этого великий князь и какой он после этого Романов? И это не говоря уже о его связях с немцами.

Что за связи, полюбопытствовал Загорский. Связи весьма сомнительные, отвечал Юсупов. Есть такой генерал Людендóрф, герой мировой войны и депутат немецкого рейхстага. Несмотря на свое героическое прошлое, фигура он довольно двусмысленная. Во-первых, генерал был связан с Гитлером. Во-вторых, был членом крайне правой организации «Ауфбау». Организация эта объединяет в себе немцев и русских эмигрантов …

— Да, мне что-то говорил о ней Бокий, — кивнул Загорский, вспомнив троих русских эмигрантов, которых он с помощью коричневорубашечников отправил в нокаут.

— Но ваш Бокий вряд ли мог вам говорить о том, что Кирилл Владимирович через Людендорфа направлял деньги на поддержку «Ауфбау». И хотя после разгрома пивного путча активность «Ауфбау» несколько снизилась, но сама организация никуда не делась, мне об этом сказали знающие люди. И, между прочим, связь между новым императором и «Ауфбау» осуществлял ни кто иной, как этот самый полковник Варенбург, с которым вы только что имели неосторожность познакомиться.

— Ну, надеюсь, полковник не съест меня живьем, — усмехнулся Загорский.

— Может, и не съест, — согласился Юсупов. — Вот только зачем вы полезли в это болото? К чему вам эти игры с великим князем?

— Попробую объяснить, — отвечал Нестор Васильевич. — Когда был создан Корпус Армии и Флота?

— Примерно год назад.

— Как вы полагаете, легко ли содержать пятнадцать тысяч кадровых военных?

Юсупов отвечал, что, по его мнению, это весьма затратное предприятие. Великий князь Кирилл, разумеется, человек не бедный, однако даже для него это было бы чересчур.

— В таком случае, встает вопрос: на какие деньги содержится корпус?

Юсупов пожал плечами: вероятно, это деньги западных правительств, которые ненавидят большевиков. На это Нестор Васильевич отвечал, что на западные правительства надежды мало: политический ветер подул в другую сторону — и деньги кончились. А пятнадцать тысяч человек требуют постоянного содержания.

— И что из этого следует? — нетерпеливо спросил Юсупов.

— Из этого следует, что новый русский император или его присные стали искать иные источники финансирования…

— И одним из этих источников стали русские музеи? — перебил Загорского князь.

— Очень может быть, — улыбнулся Нестор Васильевич. — Дело в том, что создание Корпуса Армии и Флота совпадает по времени с началом краж из музеев…

Юсупов воззрился на него с удивлением: неужели он думает, что великий князь занялся банальным воровством? Загорский отвечал, что князь, может быть, и нет, а вот присные его вполне могли бы. Именно поэтому он и согласился вступить в Корпус Армии и Флота, именно поэтому и познакомился с Варенбургом.

Князь помрачнел.

— Отчаянное предприятие, — сказал он. — Варенбург — дурной человек.

— Ну, я тоже не ангел, — беспечно отвечал Нестор Васильевич. — Посмотрим, кто из нас хуже…

Тут он поглядел на часы и заметил, что самое время навестить Хуби.

— Хуби несносна, — сказал Юсупов, слегка помрачнев.

— И тем не менее, — настаивал Загорский. — Во-первых, она ваша клиентка, такими друзьями не разбрасываются.

— А во-вторых?

— Во-вторых, Хуби наверняка пригласят участвовать в аукционе, она ведь сказочно богата.

Через полчаса они уже входили в дом к египтянке. Там их ждала драма абсолютно в древнегреческом духе. Вся прислуга попряталась по углам, как тараканы, сама же Хуби рыдала, лежа на кушетке и уткнувшись лицом в шелковые подушки.

— В чем дело, мадам? — озадаченно спросил Юсупов. — Кто вас так расстроил?

— Меня предали! — закричала египтянка, поворачивая к ним красное, распухшее от слез лицо. — Этот мерзавец опять от меня сбежал!

— Кто сбежал? — спросил Юсупов, подумав, что речь идет о секретаре.

И действительно, обслуга Хуби, не вынеся ее самодурства, часто окончательно исчезала с горизонта, даже не предупредив хозяйку.

— Этот британский негодяй, мой муж — вот кто! — крикнула Хуби и залилась горькими слезами, которые очень странно было видеть на лице этой поистине железной женщины.

Князь вопросительно поглядел на Загорского. Тот молча протянул ему записку, написанную нетвердой рукой горького пьяницы. Она гласила. «Дорогая Аннах, я ухожу и не вернусь. Всего доброго. Вилли».

— Я потеряла его! — закричала Хуби, и щеки ее горестно заколыхались. — На этот раз он ушел окончательно, я это чувствую.

Она снова залилась слезами, нащупала рядом с собой открытую бутылку шампанского и опрокинула ее содержимое себе в рот. Загорский между тем отобрал записку у князя и внимательно ее изучил.

— Может быть, и нет, — сказал он наконец. — Не исключено, что вы еще увидите вашего дорогого Вилли.

Хуби перестала пить и посмотрела на него с безумной надеждой. Загорский объяснил, что, судя по почерку, Вилли находился в состоянии аффекта, когда писал это письмо. Это значит, что решение уйти пришло ему внезапно — возможно, под влиянием обиды…

— Да, обиды! — зарыдала Хуби. — Это правда, я так часто обижала его, а он все терпел. Он просто святой, святой…

— Такие решения, — терпеливо продолжал Нестор Васильевич, — принимаются быстро, но так же быстро и забываются. Сейчас ваша задача — найти его как можно скорее, чтобы он не укрепился в своем новом состоянии. Через неделю вернуть его будет гораздо сложнее, а через месяц — весьма затруднительно.

— О чем вы говорите?! — закричала Хуби. — Какая неделя, какой месяц? Он должен быть тут не позднее, чем послезавтра. Нас пригласили на аукцион, вот поглядите. Не могу же я пойти туда одна, как какая-нибудь публичная девка!

И она сунула в руки Нестору Васильевичу приглашение на две персоны. Лицо Загорского осветилось.

— Замечательно, — сказал он. — Значит, торги назначены на послезавтра. Вы не могли бы отдать это приглашение нам?

— Кому это нам? — спросила Хуби сварливо.

— Мне и нашему другу князю Юсупову.

Слезы у Хуби мгновенно высохли, и она посмотрела на Загорского весьма сурово. С какой стати она будет отдавать им свое приглашение? Пусть даже не мечтают.

Тогда Загорский предложил сделку. Он обещает найти Хуби ее мужа, а она за это дает им с князем приглашение на аукцион. По рукам?

Хуби утерла слезы и кивнула.

— Черт с вами, — сказала она. — Я себе достану другое, главное — верните Вилли.

С тем они и покинули гостеприимный дом египтянки.

— Как же вы будете его искать? — спросил Юсупов.

Загорский отвечал, что это не так сложно, как кажется. Вилли — человек в быту совершенно беспомощный. Если он не сбежал к другой женщине, а, судя по письму, этого не произошло, он должен быть в таком месте, где за ним будут ухаживать посторонние люди — начиная от готовки обедов и заканчивая стиркой вещей. Это либо гостиница, либо какой-нибудь семейный пансион.

— Но гостиниц и пансионов в Париже хватает, — воскликнул князь. — Как найти нужный?

— Вряд ли он в Париже, — сказал Нестор Васильевич, — слишком велика опасность, что тут его заметит кто-нибудь из общих знакомых. Он бежал из Парижа, но куда? Немного зная Вилли как бонвивана, могу догадываться, что он, скорее всего, бежал куда-нибудь на море. Куда именно? В знакомые места, разумеется, где есть знакомые люди и знакомое обслуживание. Осталось только выяснить, что это за места.

Князь сказал, что нет ничего легче. Он лично ездил с Хуби и Вилли в один симпатичный семейный пансион в Ницце.

— Отлично, — сказал Загорский. — С него и начнем.

— Вы туда поедете один или вместе с Хуби?

— Для начала просто дам телеграмму, — отвечал Загорский. — Диктуйте адрес вашего пансиона.