Секретарша в учебной части смотрела на них с легким ужасом.
— Вы уже брали адрес Коржикова, — пролепетала она.
— И что дальше? — несколько свысока спросил Нестор Васильевич.
— Дальше он умер…
Загорский пожал плечами. Мало ли кто от чего умер. Если бы умирали все, чей адрес он знает, половина Ленинграда, не меньше, давно лежала бы на кладбище.
— Я не знаю, — секретарша все еще колебалась. — Вам, наверное, надо получить разрешение Эдуарда Эдуардовича…
Загорский отвечал, что Эссен уже дал все возможные и невозможные разрешения и барышня это прекрасно знает. Впрочем, если она хочет лишний раз оторвать начальство от важных дел и вызвать его законный гнев — то, конечно, пускай идет и получает разрешение.
Барышня не выдержала такого напора, открыла гроссбух и продиктовала:
— Сергей Легран, Восстания, 19. Это дом Бадаева.
Долговязый студент с конопатой физиономией, который отирался в учебной части неподалеку от них, неожиданно хмыкнул и сказал:
— Легран давно на Восстания не живет.
— А где он живет? — повернулся к нему Нестор Васильевич.
— А вам зачем?
— По делу, — строго отвечал Загорский.
Студент посмотрел на него с усмешкой и вышел вон.
— Это кто? — спросил Нестор Васильевич у секретарши.
Та пожала плечами: учащийся, наверное, она его что-то не припоминает. Нестор Васильевич с помощником переглянулись и тоже вышли в коридор. Конопатый стоял метрах в пяти, сунув в руки в карманы и привалившись спиной к грубо оштукатуренной стене. На сером фоне пестрая перепачканная блуза смотрелась неожиданно игриво.
— Итак? — сказал Нестор Васильевич, подходя к нему почти вплотную.
— Три рубля, — конопатый глядел на него прозрачными глазами старого служителя муз.
Ганцзалин крякнул: многовато.
— Тогда пять, — нахально отвечал студиозус.
Китаец нахмурился, но Загорский даже бровью не повел.
— Идет, — сказал он. — Но за эти деньги вы мне еще кое-что расскажете про Леграна.
— А что там рассказывать, — отвечал конопатый. — Выжига, жулик, карьерист.
Нестор Васильевич удивленно поднял брови. Ему Легран выжигой не показался.
— Да, голову морочить он умеет, — кивнул студент. — Губки бантиком, бровки домиком. Барышням такое нравится.
— Кстати, о барышнях, — вспомнил Загорский. — Какие у него отношения были с Лисицкой?
Конопатый слегка нахмурился.
— Какие отношения? Никаких отношений.
Нестор Васильевич опять удивился. Как же так — ходили слухи, что он был влюблен в Светлану Александровну, картину ей подарил, собственноручно им написанную. Тут пришла очередь удивляться собеседнику.
— Кто подарил картину — Легран? Это я подарил ей картину. Уж очень ей понравилась. А я говорю — забирайте, не жалко. А у Сержа с ней вообще никаких отношений не было, это он так, изображал безутешного влюбленного, цену себе набивал.
— Какую же это цену, интересно? — Загорский с любопытством глядел на студента.
— Известно, какую. Женщина взрослая, натурщица, в прошлом знаменитая балерина и вообще. Ну, он к ней и подкатывал. Вроде как он покоритель сердец и неотразимый дон жуан. Но только ничего у него не вышло.
— Любопытно, — сказал Нестор Васильевич, — очень любопытно. Я слышал, он собирался прервать обучение и ехать на родину.
Студент только головой покачал. Может, и собирался, да только куда он поедет, он же сирота. И то верно, согласился Нестор Васильевич. Ну что ж, пишите адрес — и вот ваши пять рублей.
Получив искомый адрес, Загорский с Ганцзалином покинули институт и направились на Васильевский остров. Конопатый же студиозус двинулся на главпочтамт, заказал телефонный разговор с Москвой и, дождавшись вызова, вошел в будку. Там он сказал только одну фразу: «Гончая взяла след», после чего повесил трубку, покинул почтамт и растворился в сером городском пейзаже.
Тем временем Загорский с помощником, отыскав нужный дом, устроили засаду. Ганцзалин сидел во дворе на скамеечке и читал газету, а Нестор Васильевич отправился узнать, есть ли кто дома.
Видимо, в квартире, указанной конопатым студентом, жил один только Легран, что тоже навевало некоторые подозрения: откуда деньги на съем? Так или иначе, на звонки никто не ответил. Но Загорский не поверил тишине за дверью — уж больно она была настороженная, притаившаяся. Позвонив для очистки совести еще с минуту, Нестор Васильевич спустился вниз. Тут он прошел мимо Ганцзалина и вышел со двора. Помощник зевнул, потянулся, не торопясь сложил газету и, посидев еще с минуту, поднялся и двинулся в ту сторону, где исчез Загорский.
Выйдя на проспект, китаец сразу увидел хозяина — тот стоял шагах в десяти.
— Что пишут в газетах? — спросил Нестор Васильевич.
Помощник посмотрел на него с некоторым удивлением, но все же ответил:
— Пишут, что в бывшем доме князя Юсупова нашли схрон с драгоценностями и картинами.
— Это интересно, — неожиданно сказал Загорский. — Более того, это может быть полезно для нас.
Ганцзалин в свою очередь полюбопытствовал, что там с квартирой Леграна.
— С квартирой дела обстоят неважно, — отвечал Нестор Васильевич. — Дверь не открывают, но это ничего не значит. Выбери другую скамейку и наблюдай за подъездом. Попробую заглянуть в квартиру из дома напротив.
Ганцзалин кивнул, и они разошлись. Загорский, как и собирался, зашел в дом напротив, поднялся на пятый этаж, прикинул расположение окон и позвонил в квартиру слева. Дверь открыла средних лет худая измученная женщина и, не глядя на него, без всякой паузы закричала:
— Явился наконец, алкоголик! Жалованье, поди, все уже пропил? Если без денег, отправляйся, откуда пришел, на порог не пущу…
Нестор Васильевич солидно откашлялся и сказал официальным голосом:
— Так что дозвольте познакомиться, гражданочка! Ваш новый домоуправ Глубоков. Хожу по квартирам, смотрю, нет ли каких жалоб, требований, может, ремонт необходим.
— Да какие у нас жалобы, — женщина как-то сразу сникла, говорила тускло, тихо. — У нас одна жалоба — муж-пьяница. Но его как отремонтируешь?
— Да, — сочувственно кивнул Нестор Васильевич, — до такого современная наука еще не достигла. Однако с течением времени — всенепременно.
И решительно шагнул в темноватую затхлую переднюю. Быстро обревизовав туалет, ванную и кухню, новый домоуправ не нашел там ничего, нуждающегося в ремонте. На самом деле все там облупилось и протекало, просто Нестор Васильевич не хотел без нужды обнадеживать несчастную женщину. Затем он заглянул в комнату, подошел к окну и некоторое время, казалось, любовался мрачным пейзажем внутреннего двора, открывшимся его взгляду.
— Как грустна наша Россия, — сказал он наконец, кивнул хозяйке и вышел вон, оставив бедную женщину в некотором замешательстве.
Все, что нужно, Загорский увидел. То есть он, конечно, не увидел самого Леграна, зато увидел, как в интересующей его квартире дрогнули занавески, как если бы кто-то оттуда подглядывал за двором. Что ж, пусть подглядывает. Главное, что деваться ему все равно некуда.
Спустившись во двор, он не пошел к Ганцзалину, а забежал в магазин сельхозкооперации, купил там батон хлеба, копченого мяса, пару малосольных бочковых огурцов и чекушку водки. После чего со всем этим богатством вернулся к Ганцзалину.
— Вовремя, — сказал китаец, — а то я уже начал продавать дрожжи…
— Не продавать дрожжи, а торговать дрожжами, — поправил его Загорский.
На улице действительно стемнело и стало гораздо прохладнее. Как известно, Петербург такой город, в котором при желании можно замерзнуть даже летом. Этому способствует и общая влажность, и дожди, а в особенности же — пронзительные ветры, исправно приносящие холод с залива.
Загорский и Ганцзалин сидели на скамейке, рвали на части душистый хлеб, похрустывали огурцами, по очереди прикладывались к чекушке и чувствовали себя совсем неплохо. Двор теперь освещали только горящие окна, и в нем стало так темно, что разглядеть их постороннему человеку было почти невозможно. Они же, напротив, видели каждую фигуру, на фоне светлых окон проходившую в дом. Пару раз Ганцзалин сделал стойку, однако Нестор Васильевич все время осаживал его — не тот, ждем.
— Почему думаете, что убийца придет сегодня? — негромко спросил Ганцзалин, не отличавшийся большим терпением.
— Потому что с каждым часом растет опасность, что он будет раскрыт — и раскроет его не кто иной, как наш дорогой Сергей Легран, он же выжига, жулик, и аферист, а вовсе не влюбленный ромео, как мы про него думали.
— А если убийца пришел сюда еще до нас и уже сделал свое дело? — не унимался китаец.
Но у Загорского и на это был готов ответ.
— Во-первых, после заплыва в Неве ему надо было вернуться домой и переодеться в сухое, а это требует некоторого времени. А во-вторых, я видел, как штора в квартире Леграна колебалась. Это значит, что он жив.
— А, может, это был убийца?
— Тогда мы бы увидели, как он вышел еще днем, — объяснил хозяин. — Вряд ли бы он стал сидеть столько времени с Леграном вне зависимости от того, жив тот или мертв. Следовательно, он еще не там, и мы подождем, пока он явится. Если понадобится, будем меняться: один сможет пойти в гостиницу, согреться и перекусить, а другой будет следить за домом.
Впрочем, долго ждать им не пришлось: не успел Загорский закончить свою речь, как проходящий мимо гражданин неожиданно чихнул.
— Ага, — сказал Загорский, — простуда. Что делать, купание в Неве никому здоровья не прибавляет.
Гражданин скрылся в подъезде.
— За ним, — скомандовал Нестор Васильевич.
Они поднялись со скамейки и бесшумными тенями скользнули к подъезду.
— Надеюсь, что это он, — прошептал Ганцзалин.
— Не сомневайся, — так же тихо отвечал Загорский. — Во-первых, чихает, во-вторых, одет не по погоде тепло, еще не успел отогреться. И в-третьих, знакомая косолапая походка.
С этими словами он вошел в подъезд. Ганцзалин, не мешкая, устремился следом. Они услышали, как на пятом этаже открылась и закрылась дверь.
— Что же это — Легран сам его впустил? — удивился китаец.
— Может быть, вошел не спрашивая? Вскрыл дверь? — озаботился Нестор Васильевич.
Кажется, события приобретали нежелательный оборот. Они стремительно взбежали на пятый этаж и толкнули дверь леграновской квартиры — но она уже была заперта.
— Отмычка! — шепнул Загорский.
Ганцзалин вытащил отмычку, спустя полминуты замок был взломан. Однако дверь открываться упорно не желала. Загорский помянул черта — дверь оказалась закрыта изнутри на щеколду.
— Что делать будем? — Ганцзалин мрачно глядел на хозяина своими косыми глазами.
— Выбивать. И быстро. Бог весть, что там происходит. И, кстати, будь готов ко всему, противник опасный.
— Не учите ученого, — буркнул Ганцзалин, еще не забывший своего дневного позора, когда беглец буквально уплыл у него из под носа.
К счастью, дверь оказалась обычная, не укрепленная, так что несколько сильнейших ударов ногами просто снесли ее с петель.
Загорский и Ганцзалин влетели в квартиру, ворвались в гостиную — пусто, в спальню — и замерли, как вкопанные. Хлопало под ветром распахнутое окно, на полу в темной луже захлебывался собственной кровью человек в теплом сером свитере. Из груди у него торчал нож.
— Это уже не смешно, — угрюмо проговорил Ганцзалин.
— Чертовщина, — только и сказал Нестор Васильевич, опускаясь перед несчастным и пытаясь зажать рану. Однако было поздно — жертва затихла.
Загорский посмотрел на Ганцзалина снизу вверх.
— Чувствую себя героем детективного романа — только не умным, а дураком.
Помощник подошел к окну, выглянул. Легран — если, конечно, это был он, — ушел по водосточной трубе.
— Пора и нам уходить, — сказал Нестор Васильевич. — Не ровен час нас тут застанут. Здешняя милиция будет очень удивлена, что мы появляемся рядом с каждым покойником, умершим насильственной смертью.