Дело двух Феликсов

Глава восемнадцатая. Ангел преисподней

Князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, пребывал в чрезвычайном беспокойстве.

О Загорском уже почти сутки не было ни слуху, ни духу. Тут могло быть две причины. Первая — его превосходительство так увлекся расследованием, что совершенно забыл про своего сиятельного друга. Вторая — он попался-таки в сети, которые расставил ему хитроумный полковник Варенбург.

Конечно, князь не должен был отпускать Нестора Васильевича одного. Надо было пойти вместе и убедиться, что все в порядке, ну, или вместе с Загорским попасть в ловушку. Но какой бы от князя был толк, если бы он сидел сейчас в заточении? Нет-нет, правильно он не пошел. Но что же делать?

Юсупов вдруг вспомнил, что Загорский прибыл в Париж легально, как советский дипкурьер. Что, если отправиться в советское представительство и сообщить об этом тамошним дипломатам? В конце концов, он ведь советский человек, они должны его защищать.

Впрочем, князя тут же одолели сомнения. Не хотелось стать посмешищем в глазах большевиков. А еще пойдут всяческие слухи между своих, скажут, что Юсупов ходит к советским, может быть, выпрашивает прощение. Нет, надо подождать.

С другой стороны, чего ждать? Может быть, как раз в эти минуты решается судьба Нестора Васильевича, и промедление смерти подобно? Но что же делать? Можно, конечно, поехать к дому Варенбурга самому и потребовать отчета, куда он девал Загорского. Но если зловредный полковник пленил самого Нестора Васильевича, можно представить, что он сделает с князем, который совершенно не знаком с тактикой шпионского боя, или как там это у них называется…

Можно было бы направиться прямо к великому князю Кириллу и испросить у него аудиенции. Но что если Кирилл Владимирович ничего не знает о проделках своего помощника полковника Варенбурга? А, может быть, напротив, знает, и тогда Юсупов подвергнет еще большей опасности не только Загорского, но и себя самого.

Но ехать в посольство к большевикам очень уж не хотелось. Правда, тут его осенило. Зачем же ехать самому — можно ведь послать секретаря с письмом. Хорошая идея, но если эти бюрократы (а большевики — записные бюрократы, это всем известно), так вот, что, если эти бюрократы не захотят тут же прочесть письмо и принять меры? Тогда надо будет велеть секретарю, передавая письмо, сказать на словах: «Загорский в беде» и не уходить, пока не получит ответ.

Решив так, Феликс Юсупов в две минуты накатал коротенькую записку, запечатал ее, для убедительности надписал на конверте «Чрезвычайная срочность!». После этого он вызвал секретаря, проинструктировал и отправил с письмом в советское представительство.

Теперь оставалось только ждать. Однако ждал князь недолго. В гостиную, где он сидел, точнее, по которой ходил нервно, буквально ворвался Буль. Вид у него был испуганный. Юсупов поначалу значения этому не придал: Буля мог напугать даже воробей. Однако в этот раз, кажется, дела обстояли куда более серьезно.

— Ваше сиятельство, — почему-то шепотом заговорил слуга, забыв от волнения даже привычно склонить голову набок и глядя вытаращенными глазами, — там к вам люди.

Юсупов поднял брови: что за люди? На одно мгновение ему вдруг подумалось, что это большевики прислали команду для освобождения Загорского, но в следующий миг понял, что большевики тут ни при чем.

В гостиную быстро вошли четыре человека, нижняя часть лица у них была замотана шарфами.

— В чем дело, господа? — надменно спросил Юсупов.

— Сядьте, — велел первый, с соломенными волосами, указывая пистолетом на кресло.

Князь, однако, и не подумал выполнять приказ. Какого черта, это его дом, и только он тут решает, когда и кому сидеть, а когда стоя…

— Сядьте, я сказал! — первый бандит в раздражении направил пистолет уже прямо ему в лоб.

Вероятно, еще можно было перевести беседу в партикулярное русло. В конце концов, от грабителей всегда можно просто откупиться. Но внезапно разговор приобрел самый нежелательный поворот.

Увидев, что на хозяина наставили револьвер, верный Буль по своему обыкновению бросился на колени перед бандитом и обхватил руками его ноги. Тот не удержался и повалился спиной на пол, при этом Буль вцепился в него, словно краб, и не желал отпускать.

— Умоляю! — голосил он. — Умоляю, не трогайте моего хозяина!

Упавший случайно спустил курок. Гостиную потряс выстрел, с потолка посыпалась штукатурка. Бандит крепко выругался — и неожиданно это оказалась русская брань. Ах, вот оно что! За князем пришли компатриоты?

На шум примчался Панч и, не входя в детали, вцепился в ногу сначала одному налетчику, потом второму. Они закрутились, ругаясь матерно и пытаясь ногами отбиться от назойливой псины. Но Панч, имевший большой опыт подобных сражений, не уступал. Биться с ним было тем труднее, что он имел не совсем обычную для собак его породы привычку. Бульдоги, как правило, вцепляются в своего врага, стискивают зубы и держат его мертвой хваткой, пока тот не испустит дух — ну, или пока самого пса не прибьют до смерти. Панч же кусал жертву — пребольно, но весьма быстро — и тут же выпускал ее, атакуя с другой стороны. При такой тактике справиться с ним было нелегко даже превосходящим силам противника.

— Да застрелите вы эту тварь! — наконец взвыл долговязый бандит, которому, видимо, досталось от собачьих зубов больше прочих.

Двое его товарищей стали палить в бульдога из пистолета. Но то ли стрелять им было неудобно, то ли Панч оказался слишком ловким, но пальба не принесла видимого результата. К тому же стреляли они с большой осторожностью, боясь попасть друг в друга.

Спустя несколько мгновений в гостиную вбежала маленькая дочка князя — ее привлек шум и крики. Увидев творящийся бедлам, она на миг застыла на пороге, не зная, как себя вести. Возможно, она решила, что это какая-то веселая игра с петардами, потому что Панч по-прежнему скакал чертом, кусая всех, кто попадется под руку, а Буль валялся на полу, не давая главному бандиту встать на ноги.

Но жена князя, Ирина, возникшая на пороге, сразу поняла, что ни о какой игре речи не идет.

— Феликс! — крикнула она, в ужасе прижимая к себе дочку.

— Хватай Бэби, — крикнул он, — прячься в детской!

И изо всей силы толкнул в грудь долговязого бандита, который наконец-то вывернулся из клыков Панча. Долговязый оказался весьма неустойчив и повалился на собственных товарищей, обрушив всех на пол. На полу образовалась куча мала, из которой раздавались злобные крики. Ирина подхватила дочку и бросилась в другой конец дома.

— Буль, ко мне! — рявкнул князь. — Панч, фу!

Буль отпустил ноги врага и с необыкновенной скоростью прямо на четвереньках пополз к двери. Впереди него скакал необычайно довольный Панч. Едва только они пересекли порог, князь захлопнул дверь гостиной и крикнул Булю:

— Звони в полицию, скорее!

Буль заячьими прыжками помчался к телефону, за ним понесся Панч. Юсупов огляделся и увидел стоящий рядом небольшой книжный шкаф. С невесть откуда взявшейся силой он наклонил его так, что книги посыпались на пол, потом повалил уже пустой шкаф на дверь, чтобы припереть ее снаружи. Сам же навалился на шкаф, чтобы нельзя было его сдвинуть. Ах, черт, если бы тут был его браунинг! Но браунинг лежал в спальне, в закрытой шкатулке, и едва ли он успел бы до него добраться.

Словно подтверждая его мысли, дверь затряслась от ударов — попавшие в западню бандиты рвались на волю. Однако совместная тяжесть князя и шкафа не позволяла им выбраться из гостиной. Спустя несколько мгновений из гостиной грянул выстрел. Пуля с визгом продырявила дверь и шкаф и едва не обожгла князю плечо. Преграда между ним и бандитами оказалась слишком ненадежной, надо было бежать, пока его не подстрелили, как куропатку.

Он отпрыгнул в сторону, гадая, куда бежать. На улицу или все-таки попробовать добраться до браунинга? Решения принять он так и не успел, потому что от сильного удара дверь распахнулась, и шкаф повалился на пол. Из гостиной выходили бандиты. У двух из них — белобрысого главаря и долговязого — шарфы слетели, и лица их показались Юсупову смутно знакомыми. Кажется, он где-то их видел, но где?

Впрочем, гадать не было времени, надо было уносить ноги. Князь подхватился бежать, однако в спину ему рявкнул пистолет, а над головой снова посыпалась штукатурка.

— Руки! — крикнули сзади. Кричали по-русски, уже не маскируясь.

Он замер и медленно поднял руки. Пусть. Может быть, пока они тут с ним возятся, жена с дочкой успеют убежать, а Буль дозвонится до полиции. Впрочем, он сам ничего этого, скорее всего, уже не увидит…

— Не убивать! — велел главарь. Потом добавил негромко: — Во всяком случае, пока!

Юсупов стоял с поднятыми руками, боясь пошевелиться. Если пока не убивать, то, может быть, дело еще не так плохо. Может быть, даже выйдет договориться…

Он почувствовал, как в спину ему уткнулось что-то твердое, видимо, пистолет.

— Кто, кроме вас, знает, где находится Загорский?

Секунду он молчал, мозги работали с необыкновенной скоростью. Как ответить лучше всего? Если сказать, что никто, может быть, они сразу убьют его. Если сказать, что знает еще кто-то, они спросят, кто именно — и человеку будет подписан смертный приговор. Главное, чтобы они не вспомнили про Ирину с дочкой. Надо взять весь груз на себя, тогда они убьют его и успокоятся.

— Кто еще знает? — револьвер как-то очень твердо и страшно толкнулся в его спину.

— Никто не знает, — отвечал он вмиг пересохшими губами. — Никто не знает, только я.

За спиной возникла страшная пауза, которая казалась, длилась бесконечно — секунду или даже две.

— Ладно, — сказал чей-то грубый голос, — кончай его.

Он почувствовал, что револьвер перестал упираться ему в спину. Видимо, затем, чтобы не оставить следов, подумал князь. Он ждал, что сейчас, как и положено перед смертью, в один миг перед его глазами пролетит вся его жизнь. Но жизнь почему-то не спешила пролетать. Неужели он умрет сейчас, как скотина, приведенная на бойню — без звука, без слова протеста?

Юсупов поднял глаза от пола и посмотрел вперед. Там, метрах в пяти от него, стояла смутная фигура демона, пришедшего за его душой. Конечно, демон, а кого он ждал? Он убил Распутина, а убийцам после смерти путь один — в преисподнюю. И вот за ним явился ангел преисподней — страшный и почему-то желтый и косой. Ну, видимо, послали, какой был, не нашли лучше. Да и заслуживает ли он кого лучше?

Но, однако, дамы и господа, как же странно ведет себя этот ангел. Почему-то совсем не торопится забирать его грешную душу. Может быть, просто ждет выстрела? Да, наверное, там строгий порядок — сначала умри, а потом уж и на тот свет, в ад или куда еще. Но этот… нет, тут явно что-то не то. Косой ангел почему-то показывает ему ладонью вниз, а сам что-то шепчет. Что же это он там шепчет-то и почему шепчет? Может быть, не хочет, чтобы услышали бандиты? Точно, не хочет. А шепчет он… шепчет он… «На пол!» — вот что он шепчет.

Разобрав наконец по губам этот странный приказ, князь как стоял, так и повалился носом в пол. Над головой своей он услышал свист, потом хрип, потом, скосив глаза, увидел, как какой-то странный вихрь промчался по стене ему за спину. Вихрь был с ногами и с косой физиономией. Вероятно, это и был ангел, потому что кто еще умеет бегать по стенам?

Потом он услышал два выстрела, и хлопнула закрываемая дверь. Князь перевернулся на спину и сел. Он увидел, что двое из четырех бандитов смирно лежат на полу, а косой ангел рвет ручку двери, пытаясь прорваться в гостиную. Но снаружи дверь эта не закрывалась на щеколду, а изнутри почему-то закрывалась — так захотел хозяин дома, таинственный русский художник. И вот двое оставшихся бандитов успели укрыться в гостиной и забаррикадироваться изнутри, а они теперь были снаружи.

— Вы живы? — спросил желтолицый ангел, подходя к Юсупову.

— Жив, — отвечал тот, изумленно глядя на него. — А вы, наверное, Ганцзалин?

Тут уже настало время удивляться пришельцу.

— Откуда вы меня знаете?

— Мне про вас Нестор Васильевич рассказывал. Вы же его помощник.

Странное выражение вдруг промелькнуло на лице китайца. Если бы не общий суровый вид Ганцзалина, князь мог бы поклясться, что это было выражение нежности. Но, наверное, он все-таки ошибся — так странно было видеть подобное чувство на этом хмуром лице.

— Что с бандитами? Вы их убили?

Ганцзалин в легкой задумчивости посмотрел на два тела, почесал подбородок. Нет, это вряд ли. Но пока пусть полежат до приезда полиции. Его больше волнуют те, кто заперся в гостиной. Оттуда есть выход на улицу? Окна или запасная дверь?

Глаза князя внезапно расширились.

— Да, окна, — сказал он тихо. И добавил. — Ирина… Бэби…

В следующий миг он уже стремительно шел к детской. Следом за ним поспевал Ганцзалин. Нет, нет, не нужно бояться, с ними ничего не может произойти. Они надежно заперлись, а бандитам сейчас не до них, бандиты выскочили в окно и бегут прочь, прочь отсюда…

Дверь в детскую была не заперта. Похолодевшей рукой князь взялся за ручку и потянул на себя. Дверь легко поддалась, он вошел в детскую. Ирина у окна прижимала к себе дочку. В висок ей был уперт пистолет белобрысого главаря. Рядом стоял долговязый и целился в Юсупова.

— Отпустите, — сказал князь враз охрипшим голосом. — Умоляю, отпустите. Я сделаю все, что вы скажете.

Долговязый криво усмехнулся. И князь с необыкновенной ясностью понял, что сейчас он выстрелит. Сначала в него, а потом…

— Стойте, — сказал князь. — Вы не сделаете этого. Сюда уже едут. Буль позвонил и вызвал полицию.

— Буль никого не мог вызвать, — отвечал белобрысый. — Прежде, чем войти, мы перерезали провод.

Оглушенный подъесаул Коровкин лежал ничком на скамье возле тяжелой стальной двери. Нестор Васильевич заботливо наклонился над ним, аккуратно провел рукой по спине, нащупал пальцами шов и осторожно вытащил иглу с черной богиней Кали.

Потом он расстегнул кобуру подъесаула, извлек оттуда наган, положил его в карман и легкой стопой двинулся наверх. Спустя полминуты он входил в кабинет Варенбурга. Кабинет был пуст. Чертыхнувшись, Нестор Васильевич повернулся к двери и замер: на пороге стоял красный дипкурьер Мезенцев.

— Виктор Данилович? — Загорский направил в лицо дипкурьеру коровинский наган. — А ты что здесь делаешь?

Мезенцев успокаивающе поднял руки.

— Тихо, тихо, Нестор Васильевич, эта штука стреляет. Случайно нажмешь — мозги в разные стороны.

— Как ты сюда попал? — повторил Загорский, не повышая голоса.

— Пришел тебя выручать…

— Меня?

Дипкурьер вытащил из кармана записку, протянул Загорскому.

— Вот, Юсупов прислал со своим секретарем. Прямо в посольство. К счастью, попал на меня. Ну, я сразу же руки в ноги и сюда.

Нестор Васильевич пробежал записку глазами, покачал головой. Молодец, князь, не растерялся.

— Ты наган-то убери, неровен час выстрелит, — попросил Мезенцев.

Загорский сунул револьвер в карман.

— Как ты прошел охрану на первом этаже?

— Очень просто, Нестор Васильевич, — голос Варенбурга раздался, как гром с ясного неба. — Виктор Данилович показал охране документы и сказал, что идет ко мне.

Загорский оглянулся. В комнате, только что пустой, невесть откуда образовался полковник. Он довольно щурился на врага, усы его распушились. Потайная дверь, черт подери!

Нестор Васильевич сунул руку в карман, но чья-то железная длань легла на его запястье, а в затылок уперлось холодное дуло пистолета.

— Не советую, — хмуро сказал Мезенцев.

Спустя минуту Загорский сидел в уже знакомых ему мягких креслах и холодно глядел на предателя-дипкурьера и полковника, стоявших напротив. Коровинский наган перекочевал в руки Варенбурга.

— Вы на редкость неугомонный тип, — заметил хозяин дома. — Куда вас ни посадишь, вы все равно выберетесь.

Загорский даже не удостоил его ответом, он смотрел на Мезенцева.

— Надо было сразу догадаться, что ты предатель, — сказал он. — Дипкурьер не поехал назад, а остался в Париже — с какой стати? К слову, как тебе это удалось?

— Бокий велел за тобой приглядеть, — улыбнулся дипкурьер.

Вот как, Бокий? Он что, тоже в деле?

— Нет, просто Глеб Иванович просил тебе помочь в нелегкой твоей миссии. Мы и помогали. И я, и ротмистр со своими офицерами, которых ты едва не покалечил. А они, между прочим, нас охраняли. Точнее, не нас, а груз, который я вез в Париж. Одно плохо, помогать-то мы тебе помогали, а вот что именно ты делаешь, понятия не имели. Зато теперь знаем.

Загорский только головой покачал. И как же не стыдно: красный командир, герой Гражданской, а продался бандитам, контрабандистам!

— Ну, какого цвета я командир, об этом даже отдел кадров не знает, — засмеялся Мезенцев. — С другой стороны, а как без нас, дипкурьеров, обойтись в таком тонком деле? Неужели же таскать тысячные картины по болотам?

— Понятно, — отвечал Нестор Васильевич. — И кто же из дипкурьеров, кроме тебя, занят благородным делом контрабанды?

— Этого я не скажу, — отвечал Мезенцев. — Да и не поможет оно тебе на том свете…

Загорский только плечами презрительно пожал: попадись они ему, он бы их убивать не стал, просто отдал бы суду.

— Конечно, не стал, — отвечал Мезенцев, — ты же гуманист и добрая душа. А мы — люди дела, так что придется…

— …придется отправить вас на свидание с Марксом, — закончил Варенбург, поднимая коровинский наган.

Как выпрыгивать из здешних кресел, Загорский уже знал. Проблема состояла не в этом, а в том, что прыгнуть нужно было не вверх, а вперед. Прыгнуть вперед, кувыркнуться по полу, в падении с маху ударить ногой по руке с наганом, поймать падающее оружие, не думая, влепить пулю сначала в полковника, потом в дипкурьера…

— У-у-у, тварь, колено! — взвыл Мезенцев падая на пол, где уже извивался полковник.

— Да, колено придется лечить, — согласился Нестор Васильевич, поднимаясь и отряхиваясь. — Я ведь гуманист и без крайней необходимости не убиваю. Однако разговор наш не окончен. Полежите тут, скоро я вернусь.

И он решительным шагом двинулся к двери.

— Вы опоздали, — вслед ему прохрипел Варенбург, — Юсупов и его семья — покойники…

Князь глядел в маленькую змеиную пасть пистолета и понимал со всей отчетливостью, что сейчас его убьют. Но молчать было нельзя, надо было что-то говорить. Ганцзалин шел за его спиной, и бандиты его не видели. Наверняка он уже бросился в обход, чтобы зайти с тыла. Еще минута-другая, и китаец выйдет на авансцену. Вот только есть ли у них эта минута?

— Простите, князь, — сказал светловолосый. — Мы не питаем к вам вражды, это просто бизнес.

— Не трогайте жену и дочку, — попросил Юсупов. — Они ни при чем. Они ничего не знают.

Главарь поморщился.

— Мои соболезнования, князь… Они нас видели. А это значит…

По изменившемуся его лицу Юсупов понял, что сейчас прогремит выстрел. Надо было броситься, вцепиться зубами в горло, рвать, утащить с собой на тот свет хотя бы одного. Но он смотрел в остановившиеся глаза жены и не мог двинуться с места. Он словно окаменел, и вместе с ним окаменел весьм мир.

Это длилась целую вечность и все никак не могло закончиться. И выстрел тоже никак не раздавался. Зато раздался голос с небес.

— Господин Легран, — прогремел этот голос, — вы никак не уйметесь?

В следующий миг долговязый упал как подрубленный, а белобрысый главарь уронил пистолет и впечатан был в стену какой-то неимоверной силой. Кости его хрустнули, и он безвольно повалился на пол.

Глядя на бандитов, князь пропустил момент, как в открытое окно за их спиной просочилась тень высокого седоволосого человека, как тень эта коротко махнула рукой рядом с долговязым, и как взяла в стальной зажим главаря.

— Нестор Васильевич… — выдохнул князь.

Он почувствовал, что ноги его слабеют, и вынужден был опереться о стену.

Спустя час супруги Юсуповы и их московские гости собрались в гостиной за круглым столом. Из ближайшего ресторана расторопный Буль приволок легкие закуски, в высоких бокалах золотилось шампанское. Загорский рассеянно вертел в руках кубинскую сигару, но все почему-то не решался ее зажечь.

— Нестор Васильевич, вы курите? — спросила Ирина, все еще немного бледная после пережитого ужаса.

Загорский весело посмотрел на нее.

— Как вам сказать… Я курю сигары, но достать их в Советской России сейчас довольно трудно, да и стоят они баснословных денег. Так что сейчас, пожалуй, я не курю. Если я выкурю эту сигару, мне захочется еще и еще. А где я возьму в СССР настоящие кубинские сигары?

Юсупов улыбнулся и сказал, что, если его превосходительство не против, он готов подарить ему ящик отменных сигар. Даже два ящика, три — сколько тот пожелает.

— Это было бы прекрасно, — сказал Нестор Васильевич и глаза его мечтательно затуманились. — Но, боюсь, советская таможня не пропустит меня с ящиком сигар на родину.

— Так останьтесь, — сказал князь, — что вас гонит назад?

Загорский поднял на него глаза и несколько секунд смотрел удивленно, как будто и сам не мог понять: а действительно, что гонит? Потом повернулся к Ганцзалину.

— Как вышло, что ты так вовремя объявился во Франции?

Китаец пожал плечами. Он выполнил задание хозяина и решил, что больше ему в России делать нечего. Пошел к Бокию, попросил переправить его к Загорскому. Тот выправил ему паспорт и отправил за границу. В советском представительстве Ганцзалин узнал, что хозяин живет у князя Юсупова, и без всяких проволочек двинул сюда.

— И успел как раз вовремя, — кивнул Загорский.

— Ну, а вы, Нестор Васильевич, как вам удалось вырваться из лап злодея Варенбурга? — Юсупов был явно заинтригован.

Загорский отвечал, что ему, как ни странно, помог их заклятый друг махараджа.

— Помните иголку с богиней Кали, которую я нашел у вас в пиджаке после его визита?

Князь поежился: брр, жуткий амулет! Нестор Васильевич заметил, что он в амулеты не очень-то верит, зато имеет некоторое представление о химии. Существуют природные яды, подавляющие волю человека. Сопоставив то, что он знал о махарадже и его странном интересе к Юсупову, Загорский предположил, что именно таким ядом смазана иголка. Времени проводить анализ у него не было. Но, оказавшись в безвыходном положении, он вспомнил про сомнительный презент махараджи. И исхитрился воткнуть иголку в своего охранника так, что та постоянно слегка царапала ему кожу. Тот почесывал спину, чем только усиливал действие яда. Очень скоро воля его была подавлена, и Загорский смог выйти из своей темницы. Он знал, что Варенбург пошлет команду убийц к князю, и потому, вырвавшись из лап полковника, сразу же отправился к Юсуповым домой. И тоже, как и Ганцзалин, успел вовремя.

Тут князь вспомнил про убийц, которые лежали в его кабинете, спеленутые, под присмотром бдительного Буля.

— Что же мы будем делать с бандитами Варенбурга? — спросил он озабоченно. — Вероятно, придется сдать их полиции?

Загорский отвечал, что он бы с этим не торопился. У Варенбурга бандитов много, сдашь одних — появятся другие. Однако Варенбург — человек великого князя Кирилла. Судя по всему, Кирилл не знает, что вытворяют его приближенные — во всяком случае, знает не все. Стоило бы предъявить ему эту публику и рассказать всю историю с воровством шедевров и убийствами невинных людей. И только после этого дать делу законный ход. Таким образом, у князя будет время откреститься от грабителей и убийц. Учитывая, что великий князь Кирилл — в каком-то смысле лицо русской эмиграции, лишний скандал не выгоден ни ему, ни самой эмиграции. Таким образом, поставки из России в Европу будут сорваны. Понятно, что большевики сделают еще попытку, но в ближайшие годы найти нового партнера им будет нелегко.

— Кто же курировал торговлю со стороны СССР? — спросила Ирина.

— Некий Георгий Пятаков, лицо вполне официальное, — отвечал Загорский. — Делал ли он это по собственному разумению или с разрешения вышестоящих лиц — это еще предстоит выяснить. Впрочем, это меня уже не касается. Я свое дело сделал, с остальным пусть разбирается Дзержинский…