Дело двух Феликсов

Эпилог. Парижский ажан и прочая романтика

Ирэн последний раз крутанула колесико мышки, но текст уже больше не двигался, она дошла до заключительной страницы. Посмотрела на Волина, который глядел в смартфон и чему-то улыбался.

— Дочитала? — спросил он.

— Ага, — отвечала Ирэн, глаза у нее горели. — Это очень круто, просто… не знаю, как сказать по-русски. Это настоящие мемуары?

— Настоящие, — отвечал Волин. — Я их нашел в одном старинном доме, когда расследовал одно дело.

— Так что же, выходит, что Дзержинского убил Сталин?

Волин пожал плечами.

— Этого никто не знает. Во всяком случае, вещественных доказательств нет.

— А что есть?

— А есть вот что. Благодаря деятельности Загорского в 1925 году удалось пресечь вывоз музейных шедевров за границу. Однако в 1928 году продажи коллекций возобновились, и занималась этим специальная контора Госторга под названием «Антиквариат». А курировал продажи тот самый Георгий Пятаков, которого безуспешно пытался спихнуть железный Феликс.

Услышав это, Ирэн задумалась ненадолго, потом, хмурясь, поглядела на Волина. Загорский, Юсупов, ворованные шедевры — это, конечно, замечательно, но что делать с убийством Завадского? Орест пожал плечами: нет ничего проще. Надо узнать у «Лё Маре», кто им сдал для продажи юсуповские вещи. Пойдя по следу продавца, она, вероятно, дойдет до убийц.

— Но аукционы не дают сведений о клиентах, — возразила она.

— Очень даже дают, — сказал он, кивая на компьютер, — даже Загорскому дали, а он все-таки был частное лицо. А ты — страж закона. Пошли им официальный запрос в рамках уголовного дела об убийстве — пусть попробуют отказаться!

Ирэн покачала головой. Он не понимает. Полицейский не может давить на аукционный дом, это незаконно. Ей за это так прилетит, что даже подумать страшно.

Волин почесал подбородок и немедленно осенился. Пусть тогда их Николай Николаевич спросит, который Серегин. У него наверняка найдутся аргументы, чтобы разговорить аукционистов.

Иришка нахмурилась.

— Я не хочу быть обязанной Серегину… Он наверняка потребует, чтобы я за это пообедала с ним и его сыночком.

— Ты и не будешь ему обязанной, — отвечал великолепный Орест. — Я сам его попрошу. Он, конечно, поймет, что это для тебя, но формально обращаешься к нему не ты, а я. А я согласен быть обязанным Серегину и даже пообедать с ним — лишь бы руки не распускал.

На том и порешили. Эсэмэску старший следователь послал со своего телефона. Ответ пришел через минуту: «Посмотрю, что можно сделать».

Еще через час пришло новое уведомление. Оно гласило «Продавец юсуповских лотов — некий Хишам ибн Абдалла». Далее следовал телефонный номер загадочного продавца и адрес, по которому он жил.

— И тут арабы, — сказал Волин торжествующе. — Вот скажи мне, какое отношение Хишам ибн Абдалла может иметь к вещам князя Юсупова?

— Ты хулиган и ксенофоб, — хмурясь, заметила Ирэн.

— А по существу?

По существу, видимо, придется ехать к господину Хишаму и спрашивать, откуда у него взялись чужие вещи. И сделать это придется прямо сейчас, пока его не спугнули.

Говоря так, она уже одевалась. Он тоже поднялся и вытащил из шкафа пиджак.

— А ты куда? — спросила Ирэн.

— С тобой.

— Зачем? Ты думаешь, я не справлюсь с этим арабом?

— Ничего подобного, — отвечал он. — Просто среди арабов попадаются очень интересные мужчины. Не хочу сидеть и терзаться ревностью.

Ирэн засмеялась и посмотрела на него неожиданно нежно:

— Кажется, я тебя все-таки люблю, — сказала она со своим очаровательным французским акцентом.

Волин приосанился.

— Мы с тобой оба — юристы, — заметил он строго. — И как юристы мы понимаем, что слова про любовь — это просто слова. Нужны реальные доказательства.

— Доказательства тебе? — переспросила она, опасно щурясь. — Будут тебе доказательства.

Она подошла к нему совсем близко, поднялась на цыпочки и поцеловала его прямо в губы…