Денис Котик и Ржавые Заклинания

ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ. РЖАВЫЕ ЗАКЛИНАНИЯ

– Мой отец погиб, когда мне было всего четыре года от роду. Он тогда служил волшебникам Буяна, был у них лучшим следопытом.

Доминик полусидел на стуле, привалившись к спинке. Он уже пришел в себя, и теперь говорил, глядя в пол, прямо перед собой – без чувств, без раскаяния, без эмоций.

– Мы тогда жили в деревне. Она была на Буяне издавна, еще до того, как на острове поселились волшебники. Нужно же было поначалу кому-то им прислуживать, заниматься хозяйством?

При этих словах Вран поднял глаза. Они были сумрачны и темны, словно капли безрадостного октябрьского дождя на стекле ночного окна.

– Однажды отец ушел в лес и не вернулся. Лишь семь дней спустя к нам в избушку пришел чаровник и рассказал, что отец погиб.

Я хоть и был маленький, не поверил. Отец знал этот лес как свои пять пальцев. И я в четыре года уже без опаски уходил от дома далеко в лесные чащи. Хищных зверей в округе никогда не было, разве только волки забредали зимой. Да и те предпочитали держаться подальше от нашего селения.

На похороны меня не взяли. И не потому, что я еще был слишком мал. Соседи между собой шептались, что отца погубила ужасная, никому не известная хворь. А другие говорили, будто бы кто-то его в лесу укусил. Какая-то тварь.

Все в избушке хранили молчание. Только за порогом изредка тихо мяукала кошка. Она не пошла в дом, предпочитая немного погреться и понежиться на ласковом солнышке.

Денис смотрел на Врана во все глаза.

Берендей все больше хмурился. И его густые, кустистые брови изредка шевелились.

Маленький Мальчик избегал взгляда своего бывшего друга. В глазах волшебника из Шутилова посада застыли обида и боль. Но при этом они казались Денису суровыми и непреклонными.

– Потом я часто вспоминал эти слова соседей. Когда заболела и моя мать. После этого ее сразу же забрали с собой чаровники-лекари. А меня взяли жить в Следопытном посаде. Но не потому, что я легко ориентировался в лесу и горах. Просто в этом посаде в то время были свободные комнаты.

Матери с каждым днем становилось все хуже. Как-то я случайно подслушал разговоры лекарей о том, что мать будто бы сама и была виновата в своей болезни. Во время похорон отца, несмотря на строгие запреты чаровника, мать несколько раз коснулась отцовской руки. А потом еще и поцеловала его в лоб, на прощание.

Она тоже вскорости умерла, и я остался один.

Волшебники с Буяна решили взять меня на воспитание. Они кормили меня, давали одежду и кров. И потом сразу принялись учить всяким премудростям.

Вран вздохнул.

– Иногда мне кажется, что они все-таки как-то сумели вылечить меня от того недуга, что свел в могилу моих родителей. Ведь я не раз приходил в комнату матери, пока она еще была жива. А иногда – думается, что этот недуг так и остался жить во мне. Где-то очень глубоко. Куда никому и ни в жизнь не добраться.

Мать перед смертью взяла с меня твердое обещание. Она просила меня, когда подрасту, ни за что не оставаться на Буяне, а непременно уйти отсюда. Все равно куда. Куда глаза глядят.

Но куда же мне было тогда идти, в пять лет? А потом в Лицее я уже привык. И у меня появилась своя работа.

– И друзья... – тихо сказал Берендей.

Вран покачал головой, но не ответил. Говорить он стал лишь после того, как выпил большую чашу воды. Казалось, его захлестывает жар, поднимавшийся изнутри, из глубин самой его души. И его невозможно было потушить простой водой.

А, может, это была та самая болезнь, о которой Вран поведал только что?

С течением времени Вран стал лучшим следопытом на Буяне.

Трудные и зачастую секретные поручения давали ему чаровники, и со всеми он справлялся блестяще. Наверное, оттого, что к любому своему делу Вран относился очень серьезно, вдумчиво, словно от его исхода зависела и сама жизнь следопыта.

Уже к двадцати пяти годам Вран достиг такого уровня мастерства, что Берендей вызвал его к себе. В самом начале разговора чаровник без околичностей предложил Врану преподавать поисковое искусство в Следопытном посаде Лицея.

Вран выслушал Берендея, после чего вежливо, но решительно отказался.

Немало удивленному чаровнику он заявил, что не чувствует в себе призвания и должных способностей, чтобы учить других. И вернулся в свою комнату, где он всегда жил с самого первого дня, как только очутился на Буяне.

А Берендей остался, весьма озадаченный и встревоженный. Однако причины своей тревоги чаровник не поведал никому, даже самым близким соратникам и лицейским преподавателям.

К тому времени Врана уже мало интересовал поиск, умение безошибочно читать след и вести неприметную погоню. Совсем иные искусства занимали его мысли. Это была тяга к магическим наукам. Но путь туда на Буяне был ему категорически закрыт.

– Я давно понял: идущий по следу подобен собаке с хорошим чутьем, что покорно служит человеку. Всю свою жизнь я только и делал, что выполнял чужие поручения. А мне хотелось проявить себя самому. Почувствовать себя хозяином, творцом, а не игрушкой в чужих руках.

Это могла дать только магия. Она ведь в Лицее повсюду, везде разлит ее запах. Тут иногда чувствуешь ее прикосновения даже физически.

Вран с шумом втянул ноздрями воздух, точно заправская ищейка, учуявшая и взявшая магический след колдовства.

– И тогда я пришел к Берендею сам и говорил с ним. Но он со мной не согласился. А потом высмеял и отчитал.

Вран исподлобья сверкнул темным глазом в сторону чаровника. Но Берендей, казалось, оставался безучастен к его словам.

– Да, он посмеялся, а потом долго выговаривал мне и читал нотации. О том, что каждый должен заниматься в жизни своим делом. Что каждый предназначен для чего-то, и к этому он должен стремиться, не размениваясь на пустяки.

Надо же! Он при мне назвал магию пустяками...

– В сравнении с твоими былыми умениями следопыта все было пустяками, – сухо молвил в ответ Берендей. – Наяву ты и был сам подлинным волшебником, настоящим магом и чаровником. Но только – в своем деле.

И когда ты только разучился слушать друзей, Вран?

– Так что же он – Доминик или Вран? – удивился Денис.

– Был Доминик, – подтвердил Берендей. – Под этим именем мы все знали его до того, как ему исполнилось двадцать пять. Это имя ему дали мать с отцом от рождения. А потом он стал называть себя Враном. Все посмеивались, думали, это только причуда. Не знали, что ворон – его родовой предок.

– Доминик давно умер, – глухо произнес отступник. – Его провели и обманули, обрекая всю жизнь решать чужие загадки и глупые, никчемные тайны. А у него и самому было, что сказать этому миру. И пришло время обратиться к памяти моего рода.

– И поэтому ты украл и убил, – покачал головой Берендей. – Ничего себе – разговоры со своим миром... Доверительная беседа, однако, получилась...

– Вы же сами вынудили меня к этому! – огрызнулся Вран.

И в этот миг он стал удивительно похож на злобного ворона, раскинувшего крылья и припавшего к земле, отчаянно защищаясь от всего мира. Злобного и несчастного.

Потому что – вран. В конце концов, одна буква в имени ничего не решает. А порой – даже наоборот, лишь подтверждает скрытую под ней истинную правду.

– Если хочешь чего-то всей душой, ничто тебя не остановит. Поставили преграду – начнешь искать обходные пути. Спрятали от тебя – станешь искать и достанешь хоть из-под земли. А уж коли совсем уничтожили – попытаешься воскресить. Как моего отца.

– Ты и пытался это делать, – в тон ему сказал Берендей. – Всю жизнь ты мстишь кому-то – за гибель отца, за смерть матери. А если в этом никто не виноват? Об этом ты не подумал? Если ты всю жизнь посвятил мщению пустоте? Химерам и призракам?

Вран упрямо смотрел перед собой. Никого из окружающих он, похоже, и не видел.

– Твой отец погиб оттого, что совершил неправильный поступок. Он коснулся предмета, исполненного опасной магии. Совсем не предназначенной для обычных людей, не защищенных охранительным заклятием.

– Почему же вы тогда не открыли отцу этого заклятья? – задохнулся от ярости Вран.

– А кто тогда это мог знать? – с горечью спросил чаровник. – Следопыт с Буяна – вовсе не охотник на зайцев и не удачливый грибник. Его поручения очень часто выходят за рамки понятий, привычных людям, не посвященным в тайны Лицея.

Твой отец должен был только разыскать то, что ему было поручено. И указать нам место, где лежал тот предмет. Ни в коем случае не беря его в руки, даже не касаясь его. Об этом были даны строжайшие инструкции. В том числе и о том, что искомый предмет вызывает у всякого невероятный соблазн не только завладеть им, но даже хотя бы только потрогать.

– Что это было? – впервые заговорил доселе угрюмо молчавший Маленький Мальчик.

– Вещь из Призрачного мира, – нехотя ответил чаровник. – Волчий амулет. Возможно, в нем заключена частица тайной магии волков-оборотней. Скорее всего, это так.

При этих словах Берендея барон Густав фон Лютич широко зевнул. Волки и собаки всегда так делают, когда какой-либо разговор им неприятен.

– Разумеется, магия, дающая над ними власть? Над волками-оборотнями и прочими обитателями Призрачного мира? – покачал головой преподаватель Шутилова посада.

– В определенной степени, – поморщился Берендей.

"Так вот почему волки-оборотни все-таки подчинялись Врану!" – осенило Дениса. – "Его отец, несмотря на запреты, когда-то коснулся их амулета. И к нему каким-то образом перешла часть его магии.

Потом она перешла в его мать. А от нее – к самому Врану. Или Доминику, как его тогда звали. Вот только зачем он все-таки сменил себе имя?

Не кроется ли в этом маленький, неприметный путь к разгадке души этого человека, который безнадежно запутался на дорогах к самому себе?"

– Волшебники Буяна никогда не были повинны в смерти твоего отца, Доминик, – твердо сказал чаровник. – Он сам поддался соблазну и нарушил правило. А магия не прощает ошибок. Никому и никогда.

Вран медленно поднял голову и посмотрел на чаровника с затаенной злобой, которая только теперь, многие годы спустя, нашла выход и выплеснулась черным огнем зрачков.

Взгляды двух волшебников встретились. Кажется, даже воздух зазвенел вокруг – так велико было напряжение сил каждого.

Но тут вдруг заговорил Маленький Мальчик.

– Я всегда преклонялся перед Домиником, перед его умением все поставить на свои места. И даже когда с некоторых пор он стал меньше прислушиваться к моим советам, а взял в привычку поступать лишь по-своему. Как задумал и решил он сам.

Я всегда считал, что он лучше меня читает следы жизни. Но, видимо, забыл, что все неверные дороги обязательно берут начало в нашей душе. А мостим их мы сами, из дурных мыслей и поступков, корыстных замыслов, простой зависти, наконец.

Маленький волшебник горько покачал головой.

– Друг другу многое прощаешь. В этом и мудрость жизни, и ее огромная опасность. Самые опасные враги зачастую получаются из бывших друзей. А я вот не сумел вовремя остановить Доминика. Но я не понимаю одного!

Маленький Мальчик впервые взглянул на отступника в упор – пристально, серьезно и – печально.

– Как ты мог предать нашу дружбу? Почему она не стала надежной преградой твоему безумству, зависти и вероломству? Почему она не стала последней преградой?

Вран холодно глянул на бывшего друга. И, о, чудо! – в его глазах, казалось, стыли искреннее сочувствие и жалость.

– Почему же – преградой? – тихо сказал он. – Дружба всегда должна помогать во всем. А тем более – такая крепкая, как наша.

Маленький волшебник побледнел.

– Ваш главный чаровник не даст соврать. Ну, Берендей, расскажи, как я взял волшебные книги! Только ничего не упусти, а то еще забудешь что-нибудь важнецкое!

И он криво усмехнулся.

– Что ж, – сурово откликнулся Берендей, – пожалуй, расскажу. А уж вы, друзья, сами решайте, как тут истинно поступить следовало.

Темной ночью, в самый первый день весны, в двери комнат, где жили преподаватели Шутилова посада, тихо постучали.

В доме не спал только один преподаватель, Маленький Мальчик. Он сразу узнал ночного гостя, несмотря на темный плащ и глубокий капюшон. Это был его лучший друг Доминик. Главный следопыт Буяна и доверенный человек самого Берендея.

Доминик был очень встревожен. Он пришел предупредить друга о том, что в Лицее кое-кто таит злой умысел и готовит что-то очень скверное. Он, Доминик, уже давно следит за ним, но пока не может сказать Маленькому Мальчику имя предателя.

Маленький волшебник знал, что дела Доминика чаще всего окутаны тайной. И поэтому резонно спросил, чем он может помочь, и знает ли об этом Берендей.

Доминик заверил его, что слежка за предателем поручена ему именно Берендеем. Поскольку готовится похищение очень важных вещей, которыми Лицей всегда дорожил. Еще он сказал, что постарается предотвратить кражу. Но на тот случай, если ему это не удастся, он просит Маленького Мальчика предупредить Берендея, что Доминик отправился по следу негодяя.

Этого, конечно же, не понадобится, самоуверенно заметил следопыт. Но случиться может всякое. Ведь речь идет о волшебных книгах, а на них способен покуситься только волшебник. Магическому фолианту по силам в мгновение ока испепелить на месте того, кто дерзнет прикоснуться хотя бы к его обложке, не зная специальных заклятий и тайных слов.

Маленький Мальчик обещал сделать все, как велел Доминик, и непременно сохранить все в строжайшей тайне. Следопыт ушел, а он крепко задумался.

После этого разговора преподавателю Шутилова посада долго не спалось. Его беспокоила мысль о том, что Доминик, по своему обыкновению привыкший все целиком брать на себя, может не справиться с возможным похитителем. Ведь его магические возможности неизвестны никому.

И он решил наутро отправиться к Берендею и предложить свою помощь. И лег спать.

В этом, как оказалось, и была его ошибка. Он потерял драгоценное время, доверившись Доминику.

Под утро Маленького Мальчика разбудил посыльный Берендея. Случилось невероятное: ночью были похищены две уникальных рукописных книги. Кто-то самовольно взял их из хранилищ Закрытых Залов лицейской библиотеки. Из залов, куда не имел доступа никто без специального на то разрешения. Подлинную ценность этих магических книг невозможно было и представить!

Пока несколько волшебников, старших преподавателей Следопытного посада, осматривали хранилища в поисках следов похитителя, Берендей рассказал своим друзьям еще кое-что. И это было самым неприятным.

Следопыт Доминик предполагал, что некие рукописи собираются похитить. Это уже были секреты его профессии. Он тайно выслеживал похитителя, намереваясь предотвратить кражу. А для этого нужно было поймать вора непременно с поличным – схватить прямо в книгохранилище. А вот дальше случилась беда.

Похититель оказался более могущественным чаровником, нежели следопыт, знакомый лишь с некоторыми приемами боевых магических искусств. Произошла схватка, из которой злоумышленник вышел победителем.

Схватив книги, он бежал. А следопыт, судя по следам и разгрому в хранилищах, какое-то время был без сознания. Его серьезно ранили: на месте преступления была найдена рубашка Доминика. Некогда чистая и белоснежная, теперь она была в крови и вся изрезана, будто ее кромсали тонким и длинным кинжалом.

Маленький Мальчик осмотрел ее и задумался. Более всего эти порезы напомнили ему почему-то не лезвие ножа, а следы длинных и необычайно острых когтей. Похожих на когти огромной птицы. Рубашку располосовало ими как бритвой.

Самого Доминика нигде не было.

Зато на полу и книгах были застывшие пятна крови. Той самой, что запеклась на белой рубашке следопыта. Видимо, потеряв сознание от боли и потери крови, Доминик пришел в себя, увидел, что книги похищены, и бросился в погоню. Он вышел из Библиотеки, под покровом ночи незамеченным, пересек территорию Лицея и исчез. Опытный следопыт, несмотря на ранение, поспешил вдогонку за похитителем.

Так расшифровали эту темную историю волшебники Лицея.

Однако спустя час или два Берендей срочно вызвал шутиловского преподавателя.

– Я тоже опечален бедой, случившейся с Домиником, друг мой, – сразу начал он без обиняков. – Но в еще большей степени меня тревожит пропажа книг. Ты – лучший друг Доминика. Поэтому я приказываю, нет, просто прошу тебя – отправиться вдогонку за следопытом. Ему непременно понадобится помощь, а кто и окажет ее наилучшим образом, нежели лучший друг?

– Я согласен, – ответил маленький волшебник. – Но я должен знать все – так мне будет легче предпринимать те или иные шаги. Доминика после этой ночи никто не видел в живых, и может так случиться, что я стану главным преследователем злодея. А бежать вслепую очень опасно.

– Хорошо, – вздохнул Берендей. – Чего же ты хочешь знать?

– Всего три вещи, – кивнул озорной волшебник. – Кто мог взять книги? Что заключено в них?

Он на секунду замялся в нерешительности.

– Что еще? – сурово нахмурился чаровник.

– Кто способен использовать ту мудрость, что заключена в рукописях? Кому они подвластны? – тихо спросил Маленький Мальчик.

Чаровник долго молчал и хмурился.

– Ты задал очень непростые вопросы, – Берендей уже казался темнее тучи. – На некоторые из них и я не могу ответить. Потому что не знаю сам.

– Если не можешь – просто скажи, что сам об этом думаешь, – упрямо сказал Маленький Мальчик. – Мне и это сгодится.

И Берендей рассказал маленькому волшебнику из Шутилова посада о тайной силе магических книг, похищенных неизвестным злоумышленником. Одна из них была способна убивать заклятия.

Под воздействием магии, заключенной в ее древних страницах, заклинания, наложенные на людей, предметы или природные сущности, начинали стремительно стареть. Они скисали как молоко в жару, пересыхали как летучий ароматический спирт, отмирали и осыпались как старые листья.

Могучей силе этой магии способны были некоторое время противостоять лишь наиболее стойкие заклинания, наложенные в свое время с помощью железа. Но и против них в волшебной книге имелось средство. Это было могущественное контрзаклятие – Заклинание Ржавчины.

Оно не воздействовало на людей и предметы. Заклинание Ржавчины уничтожало сами заклятья. И при этом как бы расчищало место, удобряло почву для следующих заклятий, собственных желаний и прихотей владельца волшебной книги.

Под его воздействием заклятие, скреплявшее предмет силой железа, стремительно покрывалось губительной ржавчиной, способной проникать и внутрь. Ржавчине было все равно, что разрушать – золотой талисман, стальные ворота замка или железное сердце храбреца. Чем крепче противостояла ей сталь, тем гуще становилась ржавчина, питавшаяся силой крепости, упорства и отваги.

Были в этой книге и другие магические формулы, делавшие их обладателя поистине могущественным. Они были понятны и доступны уму волшебника средней руки.

– Разве Вран... ну, Доминик... разве он – волшебник? – изумился Денис. – Как может простой следопыт запросто читать и понимать такие книги?

Вран лишь ухмыльнулся в ответ. А Берендей покачал головой.

– Я ведь вам всегда говорю: учиться никогда не поздно. И самое главное – это когда человек учится сам. Увы, с Домиником все обстояло еще серьезнее.

Он учился тайно, но постоянно. Все время подмечал, подслушивал, подсматривал малейшие мелочи, что касались магии. Глаз-то у него остер, и выводы он умеет делать глубже и основательней других.

Мне бы очень хотелось взглянуть на список книг, которые Доминик брал в библиотеке Лицея за последние... Скажем, за последние десять лет. Уверен, из них вполне можно было бы составить "Курс начинающего волшебника".

А он встал на путь воровства и убийства. Разве этому учили тебя волшебные книги, Доминик?

Ответом ему была наглая усмешка Врана.

– Ваши книги – пустое место, если их не укладывать в благодатную почву. Вы что же, всерьез думаете, что по книгам действительно можно научиться волшебству? И еще делаете вид, что учите по ним этих маленьких сопляков?

Бывший следопыт презрительно кивнул на Дениса, Макса и Лесю.

Макс сразу поежился, исподлобья опасливо поглядывая на врага. Но Леся смотрела на Врана печально и даже немного сочувственно.

"Просто она не была в пограничной избушке..." – тут же промелькнуло в голове Дениса. – "И очень хорошо, что не была".

– Я – волшебник по происхождению, – громко сказал Вран. – Во мне заключена магия, убившая моего отца и мою мать. Они просто оказались непригодными для нее. Эта магия ждала меня. Своего господина. И вот я пришел.

Глаза Врана уже горели. Щеки, обычно бледные и впалые, теперь пылали лихорадочным румянцем.

– Поэтому книги подчинились мне! А из вас всех, включая тебя, чаровник! – никто еще не сумел понять их до конца. Да что там понять – хотя бы только прочесть!

Хваленые чародеи. Могучие волшебники. Великие маги. Что вы все – против одной этой книги? Набор пустых, выспренних нравоучений, как горстка пепла. Ветер подует – и вас нет.

Во мне же заключена подлинная магия. И она уже давно переполняет всего меня. Она поглотила меня без остатка.

Он перевел дух и огляделся.

На отступника смотрели печальные, но спокойные глаза. И это бесило Врана больше всего, заставляя распаляться, орать и брызгать слюной.

Но молчали не все. Берендей звучно припечатал ладонь к столу и поднялся.

– Ну, хватит, господин Доминик. Впрочем, какой ты теперь Доминик? Ты – истинный вран.

О какой магии ты здесь твердишь? Опомнись, несчастный...

Если только хоть одна капля этой магии, которой ты так кичишься, действительно попала в твою душу, она разъест ее похлеще твоей безумной ржавчины! И тебя уже никто и ничто не спасет, никакое раскаяние и очищение. Ведь ты даже не знаешь, с чем, по-твоему, имеешь дело! О чем говоришь с таким восторгом...

Хочешь знать, чью магию ты упорно призываешь в свое сердце? Да-да, именно призываешь! Потому что она способна услышать тебя и прийти сама!!

Вран молча смотрел на чаровника, но все его тело против желания так и подалось к нему навстречу. Так что, казалось, еще минута – и крепкие веревки, опутавшие тело бывшего следопыта, лопнут, не выдержав такого страшного напора силы и воли.

– Так смотри.

Чаровник поднял руку, и в тот же миг на его ладони невесть откуда возник сверкающий кристалл льда.

По форме он походил на маленькую шкатулку, прозрачную насквозь. По всем его граням изредка пробегало сияние. Но оно было мертвенного, морозно-серебристого оттенка, и от него, казалось, исходила неведомая, затаенная опасность.

Внутри кристалла покоился странный предмет.

Это был огромный волчий коготь, пожелтевший и потрескавшийся. Его вплавили во что-то черное. Приглядевшись, Денис понял, что это были сросшиеся или сплавившиеся звенья железной цепочки.

– Вот оно – проклятие твоего отца, – сурово провозгласил чаровник Берендей. – Амулет волков-оборотней. Магия Призрачного мира.

Вран часто-часто задышал, а его рука судорожно расстегнула ворот и скользнула вниз по груди. Туда, наверное, где у него когда-то громко билось обычное, простое сердце. Сердце человека и друга.