Деревянная пушка

ДОЗНАНИЕ Рассказ

Председатель сельсовета один в кабинете.

Из-за двери заглядывает Пэнэшел:

— Разрешите, товарищ председатель?

Председатель откладывает бумаги:

— А, Пэнэшел! Заходи, садись.

Пэнэшел переминается с ноги на ногу, мнет в руках шляпу. Наконец выпаливает:

— Вы, наверно, знаете, зачем я пришел!

У председателя хорошее настроение.

— Ко мне, дорогой, человек по сто в день приходит. Одному дай справку для рынка, другой вообще в город просится… Если бы я все помнил, давно поседел бы. Ну, выкладывай. Что у тебя стряслось?

— Я… насчет этой женщины…

— Ты про жену так?

— Ага, вы, значит, знаете! — багровеет Пэнэшел. — Прослышали уже?

Председатель почесывает в затылке:

— Сказать, что знаю… оно не совсем так. Сказать, что вовсе ничего не слышал… тоже неправда.

— Так вот… я подаю в суд на Фидуца!

— Мда… А тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?

Пэнэшел смотрит исподлобья.

— Не кажется.

— Понимаешь, — председатель покусывает карандаш, — до меня дошли какие-то разговоры… про нее и про него… но это все же не больше, чем болтовня. У тебя конкретные доказательства есть?

Пэнэшел вспыхивает.

— Я над ними фонаря не держал!.. Фидуц и так во всем признается.

— Неловко мне как-то с тобой говорить, Пэнэшел, про эти дела, но и промолчать я тоже не имею права. Скажу откровенно: или ты прикидываешься дураком, или в самом деле того… не слишком умен. Ну, подумай своей головой: а вдруг Фидуц отопрется — что тогда? Повторяю: сейчас в селе одни только слухи, бабы у колодцев шепчутся, но это ведь как… надо о чем-то говорить, вот они и говорят. Ты бы прикинул, прежде чем рубить сплеча. Я бы на твоем месте не торопился: поговорят — и забудут. Мне кажется, у тебя еще хорошая жена, а если и согрешила разок, то… Может, не стоит кашу заваривать?

Пэнэшел опускает голову, темнеет лицом, но, видать, есть у него еще какая-то задняя мысль. То и дело поглядывает он на председателя искоса, будто хочет что-то сказать, да не решается.

— Понимаешь, — снова начинает втолковывать председатель, — фонарь тут ни при чем. Вот будь у тебя юридические доказательства, то есть вещественные, — это другое дело…

Пэнэшел снова смотрит в упор. Упрямый, сукин сын!

— Вы, товарищ председатель, я извиняюсь, мелко плаваете. А проблему надо поставить ребром. Вас, я вижу, не слишком волнует, что происходит в моей семье. А речь идет о чести и личном достоинстве труженика полей, и вы как депутат обязаны вникать! Он мне семью разрушает, а у меня, между прочим, дочь почти взрослая, так-то!

Мда, председателю на этот раз явно не отвертеться. Он давно знает Пэнэшела: если человек вбил себе что-то в голову…

— Ты давай по существу, без лозунгов. Что предлагаешь?

Пэнэшел расстегивает ворот рубашки — душно.

— Вызовите его сюда, к себе. Если честно призна́ется и даст слово оставить мою жену в покое, я, может быть, его прощу. А если нет — в суд! Но сперва пусть он передо мной на колени станет, так-то!

Председатель шумно вздыхает:

— Боюсь, Пэнэшел, что Фидуц не захочет становиться перед тобой на колени…

— Ничего! — машет рукой Пэнэшел. — Сам не захочет — закон заставит. Поскольку все, о чем мы будем здесь говорить, вы, я надеюсь, дословно запротоколируете. Это и будут вещественные доказательства! Попомнит он меня!..

Делать нечего. Председатель зовет сторожа, который, как водится во всех юмористических рассказах, подслушивает за дверью.

— Дед Курмей, будь добр, приведи сюда Фидуца. Только живо, одна нога здесь, другая там!

Пока сторож ходит за Фидуцем, председатель рассеянно листает бумаги, а Пэнэшел нервно курит в коридоре.

Наконец, все действующие лица на сцене. Пэнэшел, в целях психологического давления, садится на стул поближе к председателю.

Председатель не поднимает головы от папок. Работает, а больше делает вид.

Фидуц остается стоять у дверей.

Выдержав двухминутную паузу, председатель захлопывает папку и спрашивает Пэнэшела:

— Ну, кто начнет — я или ты?

Пэнэшел распрямляется:

— Я сам, я все сам… вы только записывайте!

Фидуц безмятежно-хладнокровен. Поглядывает то на одного, то на другого, скрещивает руки на груди.

Пэнэшел откашливается: ему хотелось бы, чтобы его голос звучал грозно, как трубный глас на Страшном суде, но когда он задает первый вопрос, из горла его от волнения вырывается только пискливый храп.

— Фидуц, ты догадываешься, зачем тебя сюда позвали?

— Нет, — с простодушным видом отвечает Фидуц, — но если скажете, я догадаюсь.

Опять воцаряется длительное молчание.

— Когда нужно будет, тебе скажут!.. — Пэнэшел многозначительно стучит пальцем по краю стола. — Но имей в виду: за признание — полнаказания. Повинную голову меч не сечет, так-то!

— Вроде я не воровал, не пил, не дрался…

Фидуц делает удивленное лицо, хотя, похоже, он давно догадывается, о чем идет речь.

Пэнэшел, по крайней мере, в этом убежден.

Он поворачивается к председателю, призывая его в очевидцы:

— Святая невинность!.. А скажи-ка, Фидуц, что у тебя с моей женой? Ну! Мы тебя слушаем, и очень внимательно.

На сей раз Фидуц потрясен, и, кажется, непритворно:

— С твоей женой?

— С моей женой! — Пэнэшел снова стучит пальцем по столу: подожди, мол, еще и не то услышишь.

Фидуц с видом полнейшей искренности:

— Что у меня может быть с твоей женой? Ничего!

Председатель находит своевременным вмешаться:

— Ты, Фидуц, если виноват, признавайся сразу, не тяни кота за хвост — тебе же хуже. Расскажи, как у вас это черное дело сладилось, кто кого искал — ты ее или она тебя. Дело-то нешуточное — аморальный факт налицо…

Пэнэшел вскакивает:

— Она?! Да она в жизни на чужих мужчин не смотрела! Он, он ее испортил, так-то!

Ах, вот вы про что, написано на лице Фидуца. Он тоже усаживается с легкой усмешкой: что ж, мол, я не против с вами посмеяться…

Пэнэшелу такие усмешки — нож острый. Он бросается к председателю:

— Пишите! Все пишите! Пишите, что он издевается над нами! Вы ему вопрос — а он хиханьки строит! Семья рушится — а ему хоть бы хны!

Пэнэшел стискивает руки за спиной и начинает расхаживать по кабинету, словно меряя его длинными ногами.

— Мы ждем!

Фидуц долго смотрит на председателя и вдруг становится серьезным:

— Пишите: ни в каких отношениях с его женой я не состоял и не состою!

— Ха! Так-таки ни в каких? — саркастически бросает Пэнэшел и едва не расшибается об стул.

— Ни в каких.

— Может, ты еще скажешь, что она ни разу не была у тебя? — Пэнэшел пронзает Фидуца испепеляющим взглядом.

— Почему же… была.

Пэнэшел подпрыгивает чуть ли не до потолка:

— А! Так-то! Пишите, товарищ председатель! Ответчик признался! Значит, была?

— Была.

— А зачем была? Кто ее заставил прийти? Может, скажешь, что сама пришла и попросила…

Председатель кашляет в кулак:

— Пэнэшел, я бы попросил выбирать выражения… Не забывай, где ты находишься. Если каждый будет себе позволять… мог бы и другие слова найти.

— Ах, да оставьте меня в покое! Я знаю, что говорю!.. Умел напаскудить — пусть умеет и ответ держать! — Пэнэшел чуть не плачет. — Говори, Фидуц! Говори все как на духу! Чем ты прельстил ее, поганец? Жениться небось обещал? Жениться и увезти туда, где шабашничаешь, — на Алтай или еще куда-то?! И она тебе, шкоде, поверила! Поверила… А мне теперь жизни нет: всю ночь спим врозь, спиной друг к другу, как чужие. Она думает, что я ничего не знаю, а я… я… Слышишь, пакостник, выкладывай все, а то я… не знаю, что сделаю! Говори!

Председатель останавливает всхлипывания Пэнэшела и всерьез берется за «ответчика»:

— Видишь, Фидуц, нечего было прикидываться… все равно придется отвечать. Разрушил семью, так? Ячейку общества! А за это знаешь что полагается?

— Никаких ячеек я не разрушал, и пусть Пэнэшел ко мне не пристает. А что касается его жены, то это правда… была она у меня.

Пэнэшел горестно качает головой:

— А ты и обрадовался, что пришла к тебе глупая женщина…

Фидуц откидывается на спинку стула, вытягивает ноги.

— Еще что скажешь?

— Обрадовался, когда узнал, что она… что я… уже не тот, каким был раньше. Ну давай смейся, теперь можно, раз я сам тебе говорю!

— А кто тебя за язык тянул? Твое личное дело.

Пэнэшел утирает слезы. Он чувствует, как волной поднимается в нем темная ярость.

— Тогда я тебе еще кое-что скажу: ты у меня сядешь! И будешь долго сидеть! Я заставлю тебя признаться, что не она к тебе, а ты к ней пришел и силой, силой… Она-то молчит, но это понятно: женщина… боится… А ты… ты мне признаешься! И запомни: ты пропал! Так-то! И предупреждаю: у меня есть свидетель… Ты видел у входа Иона Рамэ?

Председатель несколько озадачен размахом, который принимает следствие:

— Ион Рамэ тоже здесь?

— Здесь! Я его привел!

— Ну и что? — Фидуц не вполне понимает, чего от него хотят.

— А ничего! Он свидетель, так-то! Он видел, как ты крутился вокруг моего дома… как свистел… как моя жена выходила к тебе и вы подолгу говорили, а потом… Меня тогда не было, ездил на мельницу… Но знай: если б я тебя, свистуна, поймал у своей калитки, живым бы ты не ушел! Я б тебя вилами… вилами! Говори! Я знаю все, но хочу слышать из твоих поганых уст! Ну, звать свидетеля или не надо?.. Что молчишь? Не хочешь по-хорошему? Значит, зовем!

Фидуц колеблется, потом машет рукой:

— Не надо…

— Признаёшь?

— Признаю.

Пэнэшел — председателю:

— Что я вам говорил! А вы не верили… Пожалуйста, он все признаёт. Пишите… — И снова поворачивается к Фидуцу:

— Свистел?

— Свистел.

— Говорил с моей женой у ограды?

— Говорил.

— Потом… вошел в дом?

— Вошел…

— На что же ты надеялся, человече, что бога не побоялся? Как мог издеваться надо мной?.. Или рассчитывал, что останешься безнаказанным, что я ничего не узнаю?.. Ион, Ион! Иди сюда, я хочу, чтобы ты тоже все слышал.

Ион Рамэ нерешительно входит в кабинет. Ему как-то не по себе.

Пэнэшел, торжествующе:

— Он в моих руках, Ион!.. Повтори, Фидуц, ты признаёшь все, о чем до сих пор говорилось, или нет?

— Все признаю.

— И признаёшь, что встречался с моей женой не только у меня в доме, но и у себя?

— Было такое.

Пэнэшел в упор смотрит на врага и, заскрежетав зубами, обращается к председателю:

— Товарищ председатель! Я передумал! Беру свои слова обратно. Я говорил, что, может быть, прощу его, если признается… Нет! Не могу! Сердце горит! Даже если он мне ноги целовать будет! В суд, только в суд! Пусть закон скажет свое слово! Все, Фидуц, считай, что ты уже за решеткой!

Председатель, который рассчитывал на другой исход дела:

— Знаешь, Пэнэшел, я не уверен, что есть такая статья…

— Ничего! Нет такой — найдем другую! Вы спрашивали про вещественные доказательства… Так вот, с тех пор как он морочит голову моей жене, из дома стали пропадать кое-какие вещи. Как вы думаете, чья это работа? Его, только его! На дорогу запасы готовят… Ты, Фидуц, с ума ее свел, наобещал золотые горы. Ладно, теперь за все ответишь!.. Что ты на меня так смотришь? Хочешь еще что-нибудь сказать? — Пэнэшел опускается на стул.

Фидуц, похоже, рассердился не на шутку. Но виду не показывает. Говорит спокойно, отчетливо, так, чтобы все слышали:

— Пэнэшел, поцелуй ты меня… — и договаривает куда.

У председателя волосы встают дыбом:

— Фидуц, ты того… не забывайся… а то ведь я и тебя…

Но Фидуц не дает ему договорить:

— Хватит! Что я сделал? Пусть ваш Пэнэшел заткнет пасть! Я ему не сын и не зять… Как дам раза́!..

Потрясенный Пэнэшел обводит присутствующих красноречивым взглядом: дескать, все слышали? И — бросается в атаку:

— Пишите, товарищ председатель! И эти слова тоже занесите в протокол! Без сокращений! Вы слышали — он мне угрожал! У меня свидетель! Ион, скажи, ведь я не ослышался?! Пишите, товарищ председатель! Это ему тоже зачтется!..

Фидуц с нескрываемым презрением:

— Дела идут — контора пишет! Да хоть сорок свидетелей приведи, а все равно ты меня поцелуешь… — и он опять внятно договаривает куда.

Председатель хлопает ладонью по столу:

— Фидуц, я тебя лишаю слова!

— А чего он меня пугает, пугало?! В гробу я видел таких судей!

— Если все подтвердится, плохо твое дело, это я тебе говорю как должностное лицо. Вещи у человека пропали — будешь отвечать…

Пэнэшел:

— Ковер! Две дорожки! Я уже не говорю о деньгах, о…

Фидуц смеется ему в лицо:

— А хочешь, Пэнэшел, знать правду?

— Что ты еще можешь мне сказать? И так все ясно… Или… — от ужаса Пэнэшел начинает заикаться, — вы меня у-у-убить хотели?

Фидуц отмахивается, как от мухи.

— Еще раз спрашиваю: ты хочешь знать правду? — Он поворачивается к председателю: — А вы — хотите? Если уж на то пошло, я скажу… Ну, хочешь, Пэнэшел, или нет?

Дело, кажется, принимает новый оборот.

— Слышишь, Пэнэшел! — председатель хлопает оскорбленного мужа по плечу. — Фидуц спрашивает, хочешь ли ты знать правду.

— Да какую еще правду? Он во всем признался. Вы внесли в протокол. Что еще?

— Действительно, Фидуц, по существу все ясно. А если ты хочешь рассказать нам подробности, то они, наверно, не для протокола. Или… удалить свидетеля?

— Мне он не мешает. В последний раз спрашиваю, Пэнэшел! Ты только скажи — да или нет, а уж я тебя огорошу!

— Давай ври… — Пэнэшела ничто больше не может поразить. — Послушаем, как ты будешь изворачиваться.

Фидуц смотрит на него, на председателя, на Иона Рамэ:

— Я был у твоей дочери!

Пэнэшел встает, садится, снова встает.

— Ложь! Гнусная клевета, товарищ председатель! Моя дочь — еще ребенок. Она только в этом году кончила десять классов!.. Товарищ председатель, он дополнительно оскорбляет! Запишите! Ион, ты свидетель!..

— Нет, Пэнэшел, это правда. Ты спрашивал: свистел ли я у твоих окон? Да, свистел. Ты хотел знать: входил ли я в твой дом? Да, входил. Я входил, потому что твоя жена, услышав мой свист, всякий раз говорила мне, что дочки нет дома, но я могу ее подождать!.. Да, я знаю, что я намного старше твоей девчонки, но потому-то мне до поры и не хотелось, чтобы ты пронюхал о наших встречах. Мы встречались тайно! И твоя жена помогала нам в этом.

Пэнэшел, затыкая уши:

— Брехня, товарищ председатель! Чистой воды брехня! Я его знаю, он жулик, он шабашник. Ему бы только опозорить честных людей! Тюрьма по нем плачет!

— Никого я, Пэнэшел, до сего дня не позорил. А вот ты на меня зря клепаешь…

Пэнэшел в озарении:

— Стоп! Ион, ты видел, как моя жена входила в его дом?

— Видел…

— Когда? Как? Расскажи.

— Два или три раза видел. В последний раз недавно… в прошлом месяце. Я как раз до кума собрался, вдруг вижу — она шасть к нему в дверь. Я стою и думаю: зачем бы жене Пэнэшела приходить к Фидуцу? Сперва даже решил, что почудилось. Дай, думаю, постою погляжу. И постоял. Это была она, твоя жена, Пэнэшел. Она вошла к Фидуцу и вышла от Фидуца. Полчаса была, не больше. Но вышла красная как рак. Знаешь, если его в кипятке подержать…

— Стоп! Без подробностей! — останавливает его Пэнэшел и поворачивается к Фидуцу: — Ну, что теперь придумаешь? Ты сам признавался, а теперь и свидетель подтвердил! Ты знаешь, что такое свидетель?

Фидуц, кажется, с удовольствием дал бы волю рукам. Но сдерживается:

— Нечего придумывать, а правду могу тебе, Пэнэшел, открыть, если, конечно, желаешь. То есть больше правды, чем ты знаешь.

— Ты сказал все.

— Нет, кое-что приберег.

— Ну давай! Жду… ждем!

— Что ж, я скажу, хоть и не собирался. Тут и так много лишнего говорилось. Жаль мне тебя, Пэнэшел.

— Себя жалеть не пришлось бы! Говори!

— Да, твоя жена несколько раз была у меня. А знаешь зачем? Хотела навесить на меня твою дочку… беременную!

Пэнэшел хватается за край стола.

Фидуц продолжает:

— Даже слепому видно, что она беременна, и только ты ничего не замечаешь, так-то! Вот о чем тебе нужно печалиться, Пэнэшел. Ты говорил про ковер, про деньги. Так твоя жена сама принесла мне все это. Она надеялась, что я женюсь. Так вот знай же, что этого не будет, хотя девчонка мне нравится.

— Подлец ты, ох подлец!

— Нет, я не подлец, а просто чужой грех покрывать не желаю! И чужого ребенка воспитывать — тоже! Я хотел на ней жениться, но она мне строила глазки, а сама гуляла с другим. Вот и нагуляла!

— С кем?!

— А ты ее спроси! Ты отец, тебе она скажет. Мне не говорит: молчит и плачет… Ну, пока!

Пэнэшел своим глазам не верит: Фидуц ушел, да еще дверью хлопнул. Из рук, можно сказать, ушел!

Ион Рамэ поглядывает то на дверь, то на Пэнэшела, то на председателя. И тоже уходит. Тихо-тихо, стараясь не скрипнуть.

Ушел бы и председатель, да некуда. Он растерянно смотрит в протокол и не находит ничего лучшего, как спросить:

— Ну, Пэнэшел, что прикажешь делать с этими бумажками? Будем вести дознание дальше или остановимся?

— Остановимся… — шепчет Пэнэшел помертвелыми губами. — Товарищ председатель, на коленях прошу, не говорите никому. Считайте, что я у вас не был, что разговор не состоялся. Умоляю!

— Ладно, Пэнэшел… А с дочкой ты уж сам разберись. Но если что — примем меры!

— Нет! Никаких мер, товарищ председатель! — Пэнэшел хватает его за руку. — У меня ни к кому никаких претензий! Все! Я ушел! Меня нет!

Пэнэшел сходит с крыльца, оглядывается на сельсовет и вдруг пускается бегом.

Председатель утирает вспотевший лоб, качает головой и принимается за прерванную работу.

Прошло полчаса. Пэнэшел снова входит в кабинет и тяжело опускается на стул, вконец убитый, уничтоженный.

— Ну, что еще? — хмурится председатель. — Призналась девчонка…

— У тебя, я вижу, кто хочешь признается… Давай говори, кого теперь на ковер вызывать?

— Я извиняюсь… но ваш младший сын…

— Думитраш?! — Теперь настала очередь председателя хвататься за голову. — Так вот почему он все пристает, чтобы я его в город отправил!.. Знаешь что, Пэнэшел: иди домой и готовься к свадьбе, а то мы так бог знает до кого дойдем… А Думитрашу я такой город пропишу — своих не узнает!..