Деревянная пушка

СОБАКА НА КОСТЫЛЯХ Рассказ

Дверной звонок надрывается. Хозяин слышит его, но открывать не спешит. Он лежит на диване с книжкой в руках и лениво почесывает живот под майкой.

Звонок надрывается. Хозяйка слышит его, но открывать не спешит. Она стоит перед зеркалом в ванной и легкими мазками втирает питательный крем в кожу лица.

Звонок надрывается.

— Аурелия, — негромко зовет хозяин, — Аурелия, слышишь, звонят!

Аурелия молчит. Хозяин бросает книжку на пол и отправляется в путешествие по квартире на поиски жены.

В соседней комнате ее нет, в третьей тоже, на кухне пусто.

Звонок надрывается.

Он и Аурелии прожужжал уши. Она осторожно кладет кисточку, которой накладывала тени на веки, и идет искать мужа.

Там, где он только что читал, его нет, на кухне его нет, во второй и третьей комнатах тоже.

— Куда подевался?..

Они сталкиваются перед ванной.

— Ты где ходишь? — мрачно спрашивает муж.

— А ты? — отвечает ехидным вопросом Аурелия. — Давно уже мог бы открыть.

Сказав это, она спокойно возвращается в ванную, становится перед зеркалом, опять берет кисточку…

Муж провожает ее глазами, открывает рот, чтобы что-то сказать, но… глохнет от неистовых трелей звонка.

— Ладно, — говорит он сам себе.

Подходит к двери, снимает цепочку, отодвигает щеколду, выглядывает, видит стоящего на площадке человека и в испуге отшатывается.

Он захлопывает дверь и испуганно оглядывается назад: не заметила ли чего-нибудь жена?

Аурелия, подставив язык под нижнюю губу, осторожно водит по ней вишневым стерженьком помады.

Хозяин, не поверив своим глазам, снова выглядывает наружу, снова видит стоящего на площадке человека, снова захлопывает дверь да еще прижимает ее спиной. Твердо решив не открывать, он подтверждает свою решимость поворотом ключа, потирает руки и на цыпочках идет к своему любимому дивану. Но звонок опять впадает в истерику, и хозяин с отчаянием на лице открывает.

Тот, кого он никак не хотел бы сейчас видеть, стоит перед ним.

Это пожилой крестьянин, за сутулой широкой спиной которого прячется хорошенькая девушка с потупленным взором.

Хозяин и гость в упор смотрят друг на друга.

— Ты?

— Ты?

Девушка скромно молчит.

— Кажется, все ясно! — бросает хозяин и снова защелкивает дверь. Для верности поворачивает ключ.

— Кто там, Штеф? — выглядывает из ванной жена.

— Никого.

— Как же никого, если ты с кем-то разговаривал?

— Ошиблись адресом.

— Врешь! Я сама слышала, как ты сказал: «Ты?» Аурелия бежит к двери, поворачивает ключ, открывает.

Те двое уже сходят по лестнице.

— Это вы звонили? — спрашивает она.

Крестьянин и девушка останавливаются.

— Не прогневайтесь, мы… — крестьянин вежливо снимает шляпу и кланяется. — Здравствуйте.

— Здрасте-здрасьте… А что вы хотели? — не понимает она. — Вам кого?

Штеф, стоя за спиной жены, отчаянно жестикулирует, что приводит гостя в некоторое затруднение.

— Что вам сказать… Я вижу, ваш муж уже оженился, а раз так, то не имеет смысла…

У Аурелии пресекается дыхание:

— Оженился?.. Что все это значит, Штеф?

Несчастный Штеф надеется еще, что недоразумение не обретет масштабов семейной катастрофы. Не моргнув глазом, но тем не менее густо краснея, он спрашивает:

— Ты о чем?

— Как понимать слова этого человека?

И, не дожидаясь, пока Штеф ответит, она властно приглашает странных гостей в дом:

— Зайдите-ка!

— Думаете, сто́ит? — сомневается крестьянин, чувствуя, что заваривается скверная история.

— Стоит, стоит! — Аурелия берет его за рукав, а девушку легонько подталкивает в спину. — Прошу!

Гости входят.

Не давая им оглядеться, она приступает к допросу:

— Кто вы такие?

— Я, как бы вам понятнее… я из села, — нерешительно говорит крестьянин. — А вот она — моя дочка…

— Так, допустим… А зачем пожаловали? Давно знаете моего мужа?

Гость отвечает неохотно, но правдиво:

— Месяцев шесть с лишним…

Аурелия зловеще усмехается и переводит взгляд на Штефа.

— Так, значит, дорогой мой, шесть месяцев назад ты еще не был женат? А? Объясни! Сейчас же объясни мне, в чем дело! В глаза мне смотри! И не врать, ты меня знаешь, ну!

Штеф долго втягивает в себя воздух, а выдохнуть забывает.

— Я… это самое… видишь ли…

— Ладно, с тобой я еще разберусь!.. А вы, уважаемый? Может быть, вы соблаговолите просветить меня? Как прикажете понимать ваши слова? Мой муж, с божьей помощью, женат уже десять с половиной лет. И, как ни странно, именно мне выпало неслыханное счастье быть его супругой. Что же вы имели в виду, а? Говорите! И не вздумайте хитрить: я вас насквозь вижу!

Штеф ослеп, онемел, оглох.

Гостя же грозные предупреждения не слишком пугают. Он задумчиво перебирает поля шляпы.

— Что ж, я объясню, мне скрывать нечего… Я, понимаете ли, из деревни.

— Это мы уже слышали. Дальше.

— А вот она — моя дочь, Сима… Правильно я говорю, Сима?

— Правильно, папа, — подтверждает девушка отчетливо, но негромко, с той скромностью, которая и подобает порядочной девушке, отвечающей на вопрос отца.

— Ну вот… — Крестьянин замолкает и выжидательно глядит на Аурелию: дескать, я все сказал.

Она разводит руками:

— Так что же из этого? Пускай Сима, пускай из деревни… А дальше?

Гость начинает соображать, что его объяснения не были исчерпывающими.

— Тут дело такое… — он с трудом подбирает слова. — Это моя дочь Сима… и я хочу ее выдать замуж.

— Ну и?..

— Вот хожу и ищу ей мужа… уже шесть месяцев.

Математику Аурелия основательно подзабыла. Она начинает расхаживать по прихожей и, не стесняясь присутствующих, загибает пальцы, беззвучно шевелит губами, закатывает глаза.

— Где же я была шесть месяцев назад… Где же?

Гнетущая тишина разражается внезапной бурей. Аурелия как тигрица бросается на Штефа.

— Подонок! Пока я у твоей мамочки сажала картошку, ты тут жениха разыгрывал, а?! — Она прижимает его к стене. — Отвечай: так или не так?

Штеф беспомощно лепечет:

— Да погоди, чего ты?! Я сейчас все объясню!

Но Аурелия уже не желает никаких объяснений. Она хватает с тумбочки полотенце и яростно, с остервенением хлещет мужа, не разбирая, куда и как бьет.

— Я тебе поженихаюсь, мерзавец! Ты у меня погуляешь налево! Я тебе устрою сладкую жизнь!.. На! На!

Безобразная сцена. Штефу приходится плохо. Крестьянин с некоторым смущением кладет руку на плечо Аурелии:

— Простите, не знаю, как вас называть… остановитесь. Все не совсем так, как вы думаете.

Аурелия разошлась. Придерживая мужа одной рукой, чтобы не убежал, она оборачивается к непрошеному заступнику и без лишних слов бьет его тем же полотенцем по плечам, по лицу… и вдруг, упав на стул, разражается рыданиями.

— А я-то, дура… ездила помогать его матери сажать картошку… Господи, ну почему я такая несчастная?! Как мне теперь жить? Лучше умереть!..

И так далее.

Штеф и рад бы успокоить ее, да боится приблизиться.

Гость оказывается смелее. Он осторожно покашливает и легонько гладит Аурелию по голове:

— Успокойтесь, дорогая, мы ведь все люди, верно? Не так уж все страшно, как вам показалось… Да, мы здесь были полгода назад… но всего две ночи спали…

— Вы… спали здесь?! — Аурелия пронзает девушку ненавидящим взглядом, презрительно смотрит на съежившегося мужа и снова роняет голову на руки. — Подлец, подлец…

Она плачет, она не желает ничего слышать, но крестьянин продолжает говорить, тихо, ласково, с болью в голосе:

— А нам, думаете, легко? Вы посмотрите на нее — взрослая девушка, красивая, работящая, хозяйка, умница… точь-в-точь моя покойная жена, будь ей земля пухом. Но что поделаешь, если нет женихов?.. Вот мы и приезжаем в город. Как выдастся свободный денек, садимся на автобус, и ходим, ходим здесь по улицам — авось найдется какой-нибудь жених… Удивительно это вам? Непонятно? Смешно? А кто ей найдет жениха, если не я, родной отец? Нет в селе парней, ясно вам это? Восемьсот дворов, а в колхозе сорок пять человек работает, все бабы да старики.

— Неужели совсем нет женихов? — все еще всхлипывая, спрашивает Аурелия.

— Есть несколько, но лучше б таких и не было: пьяницы и бездельники. Что же мне, добровольно отдавать дочку в каторгу? Ну, представьте сами: вот у вас одна дочка, одна звездочка, одна, как бог на небе, вы ее растили, берегли, радовались…

Аурелия вытирает полотенцем глаза. На ее лице остаются черные потеки косметических теней и жирного крема. Она снова смотрит на девушку, но уже по-другому.

Старик переводит дух.

— Хорошо, что вы такая умная женщина, — говорит он, помолчав. — Я хоть душу с вами отведу. Чистую ведь правду говорю. Бегут парни из села — в город, на стройки. Даже танцев у нас уже нету… Раньше как было? По воскресеньям устраивали хору, приходили парни, приглашали девчат… смотрели и видели… каждый выбирал по душе. Понравятся друг другу — играют свадьбу. А теперь? Где сельская девушка покажет себя? Где она может встретить хорошего парня? В клубе, что ли, на лекции по атеизму?.. Так и стареют девушки вместе с родителями, тут уж не до любви… хоть бы завалящего какого найти. Вот и хожу, потому что жалко. Может, это, по-вашему, бесстыдство? Так и по-моему тоже! Но кто поможет мне в старости, если я сейчас не помогу ей? А здесь, в городе, парней много, молодых и красивых. Должны же быть среди них и честные, а? Неужто ни одного не найдется?.. Правильно я говорю, Сима?

— Да, папа, — отвечает она тихо, но внятно, как и подобает отвечать порядочной девушке, если к ней обращается отец.

Крестьянин взглядом ласкает ее и продолжает говорить. Лицо его кажется как-то вдруг постаревшим.

— Вы не обижайтесь, мы к вам по ошибке второй раз пришли. Входим в каждый дом, стучимся в каждую дверь… не смотрите на меня так: нужда сильнее стыда… стучимся, входим, и я объясняю человеку, как и что, показываю невесту… Почему бы и нет, вы же сами видите, она чиста как слеза. Многие над нами смеются, говорят глупости, но есть и мудрые люди в этом городе, есть. Примут, расспросят, выслушают. У некоторых мы даже живем по нескольку дней… ничего страшного. Если, скажем, человек хочет познакомиться с девушкой поближе, я не против, пожалуйста: она остается, но и я с ней остаюсь. Потом уходим… И если мы найдем — а мы в конце концов найдем такого, кому она придется по сердцу, — я отдам ее. Но, поверьте, лучше бы отыскался жених, который согласится жить с нами, в селе. У нас все есть, и птица, и кабанчик, и овцы… а дом такой, что сердце слезами обливается, когда бросаешь его хоть на несколько дней. Я вот стою, разговариваю с вами, моя хорошая, а душа там, дома…

Аурелия словно пробуждается от сна, вскакивает, суетится:

— Гости дорогие, простите меня, ради бога! Проходите в комнаты, садитесь, поужинайте с нами… А ты, Штеф, что стоишь? Помоги людям раздеться, усади их… Я сейчас!

— Нет, — отказывается крестьянин, — спасибо вам на добром слове, только мы пойдем.

— Хоть немножко посидите… Я вас понимаю, я вас так понимаю! Сама выросла в деревне, и у нас тоже было маловато парней, но все-таки были… а вышла вот за него, из чужого села. Сядьте же, ради бога! Я сейчас приготовлю что-нибудь.

— Спасибо, нет. Вы — хорошая, вы на мою жену похожи, будь ей земля пухом… Нам пора, завтра надо быть дома… куры не кормлены.

— Штеф! — Аурелия не знает, как удержать гостей хоть ненадолго, хоть на минуту. — Скажи им ты… это же твои друзья… пусть побудут! Вина принеси!

— Нет-нет, — крестьянин твердо шагает к двери. — И простите нас за беспокойство… ошибка вышла… счастливо оставаться! Мы пошли.

— Очень жаль… — Аурелия беспомощно улыбается, и Штеф, видя это, улыбается тоже.

— И мне жаль.

— Будьте здоровы, — говорит крестьянин.

— Будьте здоровы, — прощается Сима, тихо, скромно, именно так, как подобает прощаться чистой крестьянской девушке.

— Счастья вам! — Аурелия выходит на лестничную площадку.

— И вам того же, — говорит крестьянин.

Выйдя из подъезда, он оглядывается:

— Так, Сима, какой это номер? Ага, сорок семь… надо запомнить и сюда больше не ходить. Некрасиво беспокоить людей…

Аурелия, заперев за гостями дверь, поворачивается к мужу и долго разглядывает его. Он уже ожил, стоит как ни в чем не бывало, чуть ли не подмигивает: видишь, мол, как все удачно сложилось!

Мощная пощечина отбрасывает его к стене.

— Каналья, — говорит Аурелия, проходя в ванную. — Низкий ты человек! Стыдно должно быть издеваться над несчастными…

Все лицо испорчено. Косметику придется накладывать заново.