Один милиционер дремлет в тени мотоцикла, укрытого на краю лесополосы, другой, лежа на животе, разглядывает в бинокль дорогу.
Как на ладони отсюда видна долина, одетая виноградниками, а за ней — новый холм.
— Наконец-то! — наблюдатель толкает под бок спящего. — Проснись, погляди!
— Чего глядеть-то? — его товарищ одурело трясет головой, привстает, озирается вокруг.
— Началось, говорю… Посмотри!
Тот берет бинокль, но, прежде чем приставить его к глазам, говорит ворчливо:
— Сколько раз повторять! Я старший по званию… Как надо обращаться?
— Посмотрите, пожалуйста, товарищ сержант!
— Вот именно!.. А бинокль у тебя какой-то допотопный… сплошной туман.
— Так ты фокус подкрути!
— Фокус?.. Я вот рапорт на тебя напишу за то, что обращаешься не по форме… — Сержант налаживает резкость и вдруг восхищенно восклицает: — Ай да девка!
Для верности он еще протирает линзы рукавом.
— Да куда ты смотришь? — рядовой выхватывает у сержанта бинокль и сам приглядывается.
Далекий пруд становится ближе. Из воды выходит на берег купальщица. Она и правда хороша. Вот бы… Но служба есть служба.
— Ты на дорогу, а не на девку смотри… уже без бинокля видно!
— Ах, дуй тебя горой! — Сержант наконец различает медленно приближающуюся фигуру. — Ничего, подпустим ближе!
— Дай-ка… — Младший снова приглядывается к путнику. — Похоже, с мешком. Ну народ! По центнеру за раз унести старается, а потом больничный берет! Ты посмотри, как плетется!.. И это теперь, когда кругом продовольственная программа!
— Ладно, сейчас поговорим с голубчиком! — Сержант встряхивается, поправляет фуражку, выходит на середину дороги и, расставив ноги и уперев руки в бока, ждет.
— Куда лезешь, Симион? — не может сдержаться младший, но тут же поправляется: — Я хотел сказать: вы поторопились, товарищ сержант.
— Ага, все-таки начинаешь меня признавать… И я даже догадываюсь, по какой причине. Рассчитываешь, что раз это твое село, то одних задержишь, а других отпустишь. Так вот, не надейся. Вопрос поставлен четко: продовольственная программа, дисциплина труда, общественный порядок! Стало быть, всякий, кто проедет или пройдет по этой дороге с фруктами или овощами, но без соответствующих документов, будет безусловно задержан и отправлен в районную милицию.
— А чего ты, собственно, надуваешься? — раздосадованно спрашивает младший. — Фу-ты ну-ты, ножки гнуты! По мне, так хоть все село арестовывай!.. Я совсем другое имел в виду: тебя за десять километров видно, а приказ был — находиться в укрытии. Рано ты вылез: вор заметит, свернет с дороги.
— Ха! А мотоцикл на что? Можешь быть спокоен: от меня никто не уйдет. Хоть одного да возьмем…
«Сойка», «Сойка»! — оживает вдруг рация на мотоцикле. — Вызывает «Орел»! Прием!»
По знаку сержанта младший занимает его место на дороге, а сам сержант торопится к рации.
— «Сойка» слушает! — рявкает он во все горло и вытягивается в струнку. — Говорите!
«Какого хрена вы там бездельничаете?» — сердито осведомляется «Орел».
— Почему бездельничаем? — расстраивается сержант. — Ведем наблюдение!
«Ни одного донесения с вашего поста… а уж три часа сидите».
— Товарищ «Орел», чесслово, не о чем было докладывать! Но скоро, кажется, доложим.
«Ага! Значит, и у вас началось?»
— Так точно! Объект приближается…
«Напоминаю, «Сойка»: никакой пощады расхитителям социалистической собственности!»
— Будет исполнено!
«Действуйте! Отбой!»
Вдохновленный сержант возвращается на дорогу.
— Давно пора! Весь урожай к черту растаскивают!.. Знаешь, что мне «Орел» сказал?
— Слышал… — усмехается младший. — «Действуй, «Сойка»!»
— Да… А перед этим?
— Ну что?
— Никакой пощады — вот что! Так что можешь помахать ручкой твоим землячкам.
— Ух ты, испугал! — Младший снова смотрит в бинокль и неожиданно спрашивает: — А знаешь, кто это идет по дороге?
— Твой папаша мешок тащит!
— Слушай, Симион, ты же, наверно, и вредина… в личной жизни.
— Будь уверен, я бы и своего отца доставил в отдел. Никакого попустительства, ясно?
— Насчет отца я и не сомневаюсь. Ты такой… Но, к счастью, руки коротки. Это бадя Козма!
— Повторяю: я с твоими односельчанами не пил, а стало быть, и снисхождения никому оказывать не собираюсь, хоть и баде Козме!
— Да пойми же, это древний старик!
— И ворует!.. Все! Отныне — ни соломинки! Одно могу тебе сказать: если стесняешься с ним разговаривать, положись на меня!
— Да нет, не думаю, что он меня узнает… слишком стар. Да и я давно дома не был. А вот интересно: что он тащит?
— Виноград, что же еще?
— В мешке?
— И очень просто! Делают мешки из целлофана, набивают их виноградом — на вино же, а не к столу! — а потом все это суют в обыкновенный мешок. Да-а, хороши твои земляки, нечего сказать.
— Ты, Симион, не слишком важничай. Сегодня облава на наших полях, завтра — на ваших. Посмотрим, что ты тогда запоешь!
— Во! Сравнил нос с пальцем!.. Да ты хоть раз видел моих земляков на рынке?
— При чем тут рынок?
— При том! На рынке, я считаю, торгуют одни воры! А между прочим, из твоего села каждую неделю по пять-шесть грузовиков приезжает.
— Боюсь, что огорчу тебя, — язвительно вздыхает младший, снова приложив к глазам бинокль. — Это не бадя Козма. Обыкновенная женщина… и без мешка.
— А ты хвалился: оптика, оптика! Выбросить твой бинокль к едрене фене!
— Не трожь, сержант! Я у детей отнял… он игрушечный… свет не так преломляет. Теперь точно вижу — старушка!
Оба отходят в тень лесополосы, садятся на траву, расстегивают кителя.
— В конце концов, — говорит младший, — мы честно исполняем свой долг. Нам никто не приказывал задержать, скажем, двадцать человек, а послали разобраться, что и как. Если нет нарушителей — тем лучше. В принципе так и должно быть.
— Были сигналы, — не сдается сержант. — Сам председатель колхоза жаловался. Подумай, как это получается: на полях урожай есть, а сдавать государству нечего? Воруют. Зря бы не посылали. Кому охота попусту в этой духотище сидеть?
— Эх, Симион, азарта в тебе много, а все же, думаю, не поймать тебе нынче никого.
— Думаешь?
— Думаю.
— Тогда на́, полюбуйся в твой несчастный бинокль… Ну, что скажешь?
— «Козлик» едет, — неохотно признает младший. — «Газ-69».
— Вот именно! И уж не твои ли в нем земляки?
— Посмотрим, посмотрим… — бормочет младший. — Кто бы это мог быть, хм?
«Козлик» обгоняет медленно взбирающуюся на холм старушку и, подняв клубы пыли, резко тормозит у поста.
— Кха, кха! — кашляют милиционеры.
Пыль постепенно рассеивается, и они с удивлением обнаруживают перед собой машину своего непосредственного начальника — майора Русу из райотдела милиции.
— А, Рыжий, это ты! — сержант дружески хлопает по руке молодого шофера, выпрыгнувшего из кабины.
— А вы все по кустам шуруете? — посмеивается тот, здороваясь с младшим. — Закурить найдется?
— Кончились… А где сам?
— Дома сидит.
— И не стыдно тебе просить у нас сигареты? Мы здесь с утра загораем, а ты… — Сержант бьет носком сапога по колесу, разглядывает противотуманные фары. — И зачем ты болтаешься по дорогам, если он дома?
— Да винограду просил привезти… ящичек, — улыбается молодой водитель.
— Что? — Сержант оставляет фары в покое и идет к дверце машины, бросив на ходу многозначительный взгляд своему товарищу. — Так, значит, хочешь сказать, что у тебя тут лежит ящик винограда?
— И еще какого! Председатель лично собирал! Хотите попробовать? — Водитель извлекает из кабины громадную золотистую кисть. — Ничего, а?
— Ничего, — жестко говорит сержант, — только придется его конфисковать. Выгружай.
— Не валяй дурака, Симион, — спокойно советует младший, отойдя на всякий случай подальше. — Охота тебе с начальством заводиться…
— Выгружай! — коротко повторяет сержант, и лицо его багровеет. Он явно не расположен шутить.
— Постой, — вступает в объяснения водитель, — шеф сам меня послал! У него родственник из Хабаровска гостит, завтра уезжает, и виноград этот — для него. Шеф договаривался с председателем по телефону. При мне!
— Да хоть с чертом… Выгружай!
— Уймись, Симион, — опять советует младший, — сила солому ломит.
— Ты что, не слыхал про облаву?! — сержант с бешенством стучит по дверце машины. — Выгружай!
— Шутит? — спрашивает молодой водитель у второго милиционера.
— Он сержант, — отвечает тот.
— Выгружай! — долбит заупрямившийся сержант.
— И не подумаю! — дерзко отвечает Рыжий и пытается захлопнуть дверцу.
Сержант успевает схватить его за руку:
— Стой!
Но непонятно, кому он это кричит — шоферу ли майора Русу или старушке, которая насилу взобралась на холм.
Скорее всего, обоим сразу.
— Вы, мамаша, пройдите сюда и обождите! Что там у вас в узелке?
— Здравствуй, сынок, здравствуйте, сыночки! — Подслеповатая бабка присматривается к милиционерам, не понимая, что происходит. — А в узелке у меня яблочки, целых три. Хотите? Как раз каждому по яблочку…
— Взятку сует! — хмыкает сержант. — Нет, мамаша, ты уж постой, будь добра.
— Так я еду… — Рыжий включает зажигание.
— Без винограда!
— В третий раз предупреждаю тебя, Симион! — повторяет младший. — Иди-ка что-то скажу…
— Знаем, что ты можешь сказать!
— Нет, ты иди…
— Ну, иду… — сержант идет и оглядывается. — Чего тебе? Видишь, что творится? Сплошное расхитительство! Тебе известны постановления?
— А мне что делать? — терпеливо спрашивает старушка.
— Стой, мамаша, где сказано! — ярится сержант и снова поворачивается к младшему. — Ты думаешь, я дурак, да? А представь себе, что майор нарочно сговорился с председателем, чтобы проверить нашу бдительность! Что тогда? Перед кем оправдываться?
— Да, ребята, — качает головой Рыжий, — я вижу, вам обоим служба надоела. Потеряешь лычки, сержант!
— Слышишь? — говорит младший.
— Да пусть хоть и голову снимают! Проверять — так проверять всех! И потом, зря ты веришь Рыжему: он по всему району мотается, какие-то махинации проворачивает, и все от имени шефа. Вот я сейчас радирую майору!
— Да погоди ты! — удерживает его младший. — Хочешь хороший совет? Ну их к черту обоих! Если на то пошло, вызови председателя, а шефа — не стоит. Давай я сам…
— Ага! Вот они! — Сержант, не дослушав напарника, снова устремляется к дороге наперерез голубому микробусу, который едва не ускользает у него из-под носа: — Стой! Облава!
Он распахивает дверцу и вскакивает на подножку, бешено разглядывает водителя и трех пассажиров.
— Что случилось, товарищ сержант? — Один из них, на вид интеллигентный, лет сорока, в благородных сединах, снимает противосолнечные очки.
— Сейчас разберемся, что случилось! — Сержант быстро пробирается между сиденьями в хвост микробуса. — Что это? Кто разрешил брать сливы?
Пассажиры смотрят с искренним недоумением.
— Что происходит, товарищ? Мы из научно-исследовательского института…
— Я еще раз спрашиваю: кто вам позволил брать колхозные сливы?
— Да вы понимаете, о чем говорите? — возмущается седой. — Мы ученые, проводим опыты. У нас тут экспериментальный участок.
— Не знаю никаких ученых! — сержанта занесло. Он думает только о машине шефа: правильно сделал, что остановил ее, или нет? Ответа он не находит и в замешательстве окончательно перестает себя контролировать. — Я спрашиваю: где вы взяли сливы?! Кто разрешил?!
— Мы представляем… — снова начинает седой.
— В другом месте представлять будете! Выходите!
— Да как вы смеете? — седой тоже теряет терпение. — Вы отдаете себе отчет, с кем разговариваете?!
— Брось ты их! — зовет сержанта напарник. — Иди, будешь говорить с председателем…
Сержант выдергивает из панели ключ зажигания и бежит к рации, успевая кстати остановить еще несколько подкативших машин.
— Всем оставаться на местах! — предупреждает он. — «Сойка» слушает, товарищ председатель!
«Уважаемый, — слышится мягкий голос, — я прошу пропустить милицейскую машину… и микробус тоже».
— Но как же так, товарищ председатель? Вы же сами звонили нам, просили помощи, требовали безжалостно задерживать каждого правонарушителя! Я сам слышал, как вы говорили, что ежедневно раскрадываются тонны продуктов! Зачем же мы облаву проводим? Зачем расставили посты на всех дорогах вокруг вашего хозяйства?!
«Все верно, сержант, но надо быть и человечным… Представляете, как обрадуются дети, когда отец привезет им в Хабаровск гроздь винограда из нашей солнечной Молдавии!»
— Пусть в магазине покупает!
«Знаете что, сержант? — председателю надоело уговаривать. — Вы мне не указывайте! Я у себя в хозяйстве старший и сам знаю, что можно, а что нельзя. Пропустите обе машины!»
— Физкультпривет! — милицейский водитель срывает «козлика» с места, нахально скалясь в лицо окаменевшему сержанту.
Младший между тем тянет из руки сержанта ключ от микробуса.
— Поезжайте! — козыряет он ученым.
Микробус исчезает.
— Ну ничего! — Сержант хмуро направляется к первой из четырех машин, задержанных вместе с микробусом. — Уж эти от меня не уйдут! Не дай бог, одно зернышко найду… одну сливу!
Он машет водителю «Лады»: выходи!
Из «Лады» вылезает невысокий чернявый человечек лет пятидесяти. Он тоже в противосолнечных очках, и это еще больше настраивает против него сержанта. Жизнерадостно улыбаясь, человечек протягивает сержанту руку, но тот даже не смотрит на него, идет прямо к багажнику. Молниеносно поднимает крышку и, столь же молниеносно вытащив ящик с яблоками, швыряет его оземь так сильно, что планки лопаются и яблоки катятся во все стороны.
Чернявый только руками разводит.
— Же сюи… интурист! — пытается он объясниться. — Мне даль… мсье секретарь дю партком.
Сержант не слушает и не слышит.
— Документы! — требует он. — Водительские права! Накладную на груз!
С другой стороны «Лады» вырастает спутница француза, симпатичная, стройная женщина. Впрочем, она тоже в брюках и в очках.
— Атанде, мсье капораль! Послюшать! Ми есть гости из Франция… совершать тур на своя машина. Же на па… Этот ле пом… яблоки… нам подариль… — И с внезапным раздражением: — Понимать, ту, ля ваш?!
Последние слова, не столько смысл их, сколько звучание, заставляют сержанта схватиться за голову. Напарник приходит ему на помощь.
— Экс-ку-зе муа, — старательно произносит он, собирает раскатившиеся яблоки и, вытерев каждое о брюки, складывает в ящик. — То есть простите: ошибочка вышла.
— Уй, экскюзон… — Аши-пач-ка! — кивают француз и француженка. — Ви есть… отшень красиви и льюбезни популясьон… народ. И — богати!
— Ясное дело, — стонет сержант, — если они по нашей стране разъезжают в нашей же «Ладе»!
— Говорил я тебе: не связывайся! Хоть бы на этом все кончилось, а то ведь французы ябедники известные… нажалуются начальству! Или в газетах у себя черт-те что распишут!
— Ладно, — вздыхает сержант, — пойду проверю другие машины.
Французы уезжают и — на то они и французы — машут руками, показывают нос и кричат: «О-ля-ля!»
— Постой, Симион, — младший провожает их глазами, — ты сильно расстроен, давай уж я сам.
Сержант благодарно смотрит на него и садится прямо в траву на обочине.
Младший подходит к следующей машине, вежливо козыряет водителю:
— Попрошу документы.
— Пожалуйста.
— Мерси. Что вы делали в этом колхозе?
— Начальник послал, Александр Петрович.
— С какой целью?
— Привезти два ящика винограда, два — яблок и четыре — помидор.
— Зачем?
— Как — зачем? Для сборной района по футболу… Вы же знаете, предстоит первенство республики!
— А почему именно из этого хозяйства?
— Потому что в сборную включены и здешние футболисты. На прошлой неделе нас обеспечивал витаминами колхоз имени Чапаева, на позапрошлой — «Радуга», а сейчас вот… Спортсменам нужно хорошо питаться. А витамины особенно нужны!
— А документ на эти продукты у вас имеется?
— Какой же может быть документ? Я все свеженькое везу, прямо с поля! Бригадиры в курсе… Это же, в конце концов, общая наша команда, неужели не понимаете? Или вам не дорога спортивная честь района?
— Нет, почему же… дорога. Проезжайте.
— В чем дело? — дверца следующей машины уже открыта.
— Фрукты, овощи везете?
— Ящик персиков.
— Документ на него есть?
— Какой документ?! Жена главбуха в больнице! Врачам!..
— Пропусти их! Всех пропусти! — вскакивает внезапно сержант. — Проезжайте! Ну вас к черту! К чертовой матери! К едрене фене! Воры! Воры!
Водители испуганно поглядывают на него и спешат воспользоваться столь любезным предложением. Ревут разом включенные моторы. Клубы пыли затмевают все.
«Сойка», «Сойка»! — опять оживает рация. — Прием!»
Оба милиционера сидят на траве и безучастно разглядывают ползающих на ней букашек.
«Сойка», «Сойка»! Отзовись! Я — «Орел»!»
Младший не выдерживает.
— Да, — говорит он тихим голосом, — слушаю.
«Какого хрена бездельничаете? Где болтаетесь? Почему не отвечаете?»
— Мы здесь… на посту.
«Доложите обстановку! Задержали кого-нибудь?»
— Да кого тут задержишь?.. — взгляд младшего внезапно падает на старушку, которая так и стоит у обочины со своими тремя яблоками. — Вот… бабку одну.
«Одну бабку? Ну, служивые! Подождите, поговорим еще! Сворачивайтесь!»
— Эх-хе-хе! — Сержант встает, отряхивается от пыли и, не глядя, спрашивает: — Мамаша, вам кто разрешил яблочки рвать, а?
— Так они, сынок, на дороге валялись, под деревом…
Сержант поднимает глаза, смотрит на старушку в упор, багровеет и вдруг быстро застегивается.
— Валялись?! — рявкает он. — Пусть бы валялись! Пусть бы гнили! А ты не трожь, понятно! Не трожь!
— Да забирайте, если нельзя… — старуха протягивает ему узелок.
— Э, нет! Поздно! Садись в коляску!.. Ишь распустились! Ты три яблока, да другой три!..
— Мамаша, вы припомните, — со значением говорит младший, — может, их вам дал кто-нибудь?
— Да никто не давал, сынок. Кто мне даст?.. Проходила мимо сада, они лежали, вот я и подняла.
— Мда, — чешет в затылке младший. — Что ж, тогда сами на себя пеняйте. В район поедем.
— Если надо… давай, сынок, руку, а то мне не залезть… Вот так! Дожила — и меня на мотоцикле покатают, дай бог вам здоровья… Так куда, говоришь, едем, сынок?