Деревянная пушка

БАРАБАН МИТАКЕ Рассказ

В тот день Митаке проваландался, можно сказать, в районе почти что зря. Высадившись из автобуса, колхозники, не теряя драгоценного времени, рассыпались кто куда — на рынок, по магазинам и так далее, — только Митаке неторопливо пустился слоняться по оживленным улицам города. Для начала он с интересом понаблюдал, как ватага пацанов пыталась подоить крестьянскую козу, приведенную, видимо, на продажу; на другой улице столкнулся нос к носу с земляком Ионом Кэсоае, который высунув язык бегал в поисках киновари: жена, вторая по счету, не велела ему возвращаться домой без этого дефицитного красителя. В уютном тупичке, пройдя по росистым лопухам, Митаке полюбовался через распахнутое окно на стройную девушку, выполнявшую зарядку по команде телевизионного диктора. Потом он попил воды из колонки, помог сопливому мальцу взгромоздиться на высокий велосипед и довольно долго созерцал, заглядывая за ограду, живописное зрелище: вышедшая из себя женщина вправляла ремешком мозги великовозрастному двухметроворостому, чтобы не сглазить, дитяти. Оболтус, смущенно хихикая, увертывался от матери.

— Голову! Голову в коленях зажми! — душевно посоветовал Митаке, отнюдь не рассчитывая на благодарность, и, как увидим, просчитался.

Женщина прервала карательное мероприятие и, размахивая ремешком, бросилась к ограде.

— Это еще откуда доброхот?! — восклицала она возмущенно. — Тут уже был один такой… я сплоховала, пригрела его и — ищи ветра в поле!.. А ты мне что за советчик выискался!..

Митаке опустил голову и двинулся дальше. У хозяйственной лавки попробовал ногтем косу, у галантерейного киоска пощелкал подтяжками «Союз-Аполлон», но покупать их не стал, а приценился к синтетической сетчатой шляпе.

Тут опять налетел на него Ион Кэсоае.

— Тебе идет, Митаке! — закричал он впопыхах. — Почем? — И, не дожидаясь ответа, обратился к киоскерше, лениво лизавшей мороженое в стаканчике: — Киновари, случаем, не завезли?

Она вытаращила глаза.

— Всего сорок пакетиков… — Он отвел Митаке в сторонку. — Сейчас даст, вот увидишь…

— Эй, эй, шляпу верни! — забеспокоилась киоскерша и, только водрузив головной убор на место, удостоила ответом Иона: — Видали таких: один киноварь спрашивает, другой шляпы ворует…

— Тьфу! — в сердцах воскликнул Ион и побежал в сторону по переулку, а Митаке продолжил свой путь в невозмутимом одиночестве.

Да, определенно можно сказать, что он терял время без пользы. Часа через два-три, ближе к полудню, его земляки, словно по сигналу, заторопились в обратном направлении, к автостанции, как муравьи, спешащие в муравейник перед закатом солнца. И каждый, кто видел Митаке, считал своим долгом спросить:

— Чего ждешь?

Или:

— Домой пешком будешь топать?

Остановился перед ним и добряк Сырбу, прославившийся тем, что, приезжая на базар, покупал исключительно веники. Вот и сейчас с его плеча свисало штук десять веников.

— Не боишься, Митаке, опоздать на автобус?

Пронесся мимо, как скорый поезд, Ион Кэсоае.

— Митаке! — прокричал он в смятении. — Киновари нигде нет! Опять мне ночью спать с курами…

Митаке только вздохнул, и можно было бы сказать, что прекрасный этот день действительно прожит им понапрасну, если бы его взгляд не привлекла вдруг некая витрина.

— Ага… — хмыкнул он и указательным пальцем задумчиво сдвинул шляпу на затылок.

Народ между тем давно набился в автобус, все было готово к отправлению.

— Придурок! — громче всех кричала женщина с младенцем на руках. — Разве он не видел, что я приехала с грудничком? Да еще дома ждут одиннадцать душ!

— Кто там ближе к выходу, сбегайте позовите его, — послышался голос.

Водитель выглянул из кабинки в салон.

— Жду пять минут! — объявил он. — Потом пусть на своих двоих едет…

— Тогда я успею еще поискать киноварь! — решил Ион Кэсоае и мгновенно скрылся в одном из переулков, окружавших станцию.

— Плохо ему было с первой женой? — прокомментировал кто-то. — Бывало, она целый день бегает вокруг него, а он знай нежится. Теперь наоборот… и поделом ему!

Объявление о задержке автобуса разделило пассажиров на два враждующих стана: одни сочли, что успеют еще сделать кое-какие покупки, и стали продираться к дверям, другие, естественно, были против. Дискуссия разгоралась.

— Люди добрые, стойте где стоите. Митаке придет — где вас искать?

— Так ведь Кэсоае тоже убег!

— А если вернется?

— Ну, не сейчас же…

— В конце концов, его можно и оставить. Он у нас молодой — добежит… Куда на сервиз лезешь?!

— Да уймитесь вы! — прикрикнул кто-то. — Вон несется… заяц косой!

— Нашел! — Ион подпрыгивал и размахивал руками. — Есть киноварь! На десять лет хватит!.. — Он влез в автобус, перевел дыхание и вдруг удивленно спросил: — Кого ждем? Почему не едем?

— Я вот тебе заеду! — ожесточился тощий человечек, сидевший до тех пор смирно, с уставленным в пустоту взглядом. — Где же, наконец, Митаке? Кто его видел последним?

— Стай, доложи обществу! — позвал кто-то с заднего сиденья.

— Я?! — Стай испуганно прижал к груди вязку калачей, висевших у него на шее.

— А то кто же? Ты последним прибежал!

— А откуда я мог знать, что я последний?

— Да потому что после тебя опять начали разбегаться!

— А я при чем? Я за калачами стоял!

— Тебя не про это спрашивают, — объяснил кто-то третий. — Тебя спрашивают, не видал ли ты Митаке.

— А разве его нет? — удивился Стай. — Митаке, разве ты не здесь?

— Три минуты прошло, — напомнил водитель, но от него отмахнулись: гам поднялся страшный, все взялись за Стая.

— Видали?! С неба свалился! О чем ты думаешь? Битый час задыхаемся здесь, и все из-за твоего Митаке… Видел ты его или нет?

— Кого? — на всякий случай удивился Стай.

— Митаке!

— А разве…

— Я видел! — внезапно выкрикнул Ион Кэсоае и сам, кажется, растерялся от своих слов. Он как будто не слышал всего, что говорилось, вернее, кричалось раньше.

Общее раздражение обратилось на него.

— Что ж ты пришипился, киноварщик?!

— А что я…

Пошла ругня по второму кругу.

— Одна минута осталась! — возгласил водитель.

— И где же ты его видел?

— Перед «Вселенной»! — брякнул Ион.

— Что еще за вселенная? — удивился Стай.

— Универмаг, — растолковали знатоки. — Универсальный магазин.

— То есть как?! — возмутилось общество. — Мы тут давимся, а он…

— Оставить его к черту! Поехали!

— Жалко старика…

— Мало ли что старик!

— Знать бы, что так задержимся… у меня как раз очередь подходила!

— Тихо! — неожиданно мощным голосом рявкнул тощий человечек. — Где он, говоришь?

— Перед «Вселенной».

— И что делает?

— Сидит на камне и разглядывает витрину.

— Что, что? — опять заволновались пассажиры. — Сидит?!

— Цыц! — окрысился тощий и снова принялся допрашивать Иона: — Он что, купить что-нибудь хочет?

— Откуда мне знать?.. Я взял киновари и побежал, а он сидит и рассматривает витрину.

— Рехнулся! — уверенно заключил кто-то. — Пускай сидит… Семеро одного не ждут!

Дискуссия возобновилась. Одни предлагали немедленно ехать, другие, более человеколюбивые, советовали все же послать кого-нибудь за свихнувшимся стариком.

В этот самый момент виновник всех тревог появился на пристанционной площади, волоча на плече… Что бы вы думали? Барабан!

Автобус давно тронулся, а народ все не мог успокоиться:

— Зачем тебе эта штука, Митаке?

— У тебя же в роду ни одного музыканта не было!

— Не было, а теперь будет.

— Да ведь все равно играть не с кем! Оркестра-то нет!

— Может, он организует…

— А на трубе кто будет играть, Митаке?

— Старуху научит!

— Тогда надо было и трубу купить!..

Люди повеселели, смеются, подкалывают старика, а он и бровью не ведет. Везут домой — и ладно…

Однако все это предыстория. История началась чуть позже.

— Точно, с глузду съехал! — решило село, когда в ту же ночь во дворе Митаке загрохотал барабан. Да не на шутку: бум! бум! бум!

Послушали — рассердились.

Соседи приникли к окнам, бросились к заборам, один, особенно пылкий, попробовал даже вырвать у старика колотушку, но Митаке не дрогнул: сидит себе у двери на низеньком стульчике и стучит так, что впору оглохнуть, — бум! бум! бум!

У нас какой народ? Всему удивляется и ко всему привыкает. Это даже удивительно, к чему только не привыкает. Решили так: Митаке пробует покупку. И бог с ним, пусть пробует, скоро самому надоест. Решили — и пошли спать. Каково же было общее удивление, когда через три дня барабан Митаке снова загрохотал, и снова — в полночь! Бум! Бум! Бум! Прошло еще несколько дней, и опять из темноты донеслись яростные удары. И ведь это даже музыкой не назовешь! Спать нельзя — и слушать нечего!.. Люди к нему так и этак: нехорошо, Митаке, у всех дети, завтра нам на работу, постыдился бы… Все напрасно.

Пошли к председателю.

Председатель — к сторожу:

— Доставить его сей же час в сельсовет!

Поговорили как положено, строго, но с уважением к старости. Прошло еще сколько-то времени — опять грохот: бум! бум! Колотит Митаке в барабан что есть силы, потом, когда всех растормошит, забирает инструмент и исчезает в доме, чтобы через некоторое время опять поднять на ноги все село. Начал грохотать и среди бела дня, по утрам и вечерам: бум! бум! бум!.. Привычка привычкой, а иные от этого громыханья вскакивали с постелей. Псих, ясное дело! Одни сумасшедшие — сами себе сумасшедшие, другие — готовы мир на попа поставить. Надо искать выход. Но как его найдешь, если главного никто понять не может: зачем Митаке терзает барабан?

— Я, кажется, догадываюсь, — шепнул однажды жене учитель физики, который по призванию занимался частным сыском.

Женщина только рукой махнула:

— Знаю я твои догадки… Ну, выкладывай!

— Если ты не веришь…

— Давай, давай…

— Он делает это… для справедливости.

— Зачем?

— Для спра-вед-ли-во-сти! Да! — страстно воскликнул сельский детектив. — Я долго бился над этой загадкой, но наконец решил ее! Прикинь-ка: когда он грохотал в последний раз? В четверг ночью. А что произошло в четверг днем?

— Что?

— Припомни-ка! Напряги извилины! Ну?.. Да как же ничего, если произошло? Нет, школа тут ни при чем. В селе что случилось? Ничего? Это для тебя ничего, для меня ничего, а для Митаке — что-то. Бригадир Стегулеца по-матерному выругал! Поняла?

От искреннего желания понять у жены учителя даже голова разболелась.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, потирая виски платочком, смоченным в одеколоне «Белеет парус одинокий».

— Повторяю: бригадир обматерил Стегулеца. Это было днем. А Митаке когда грохнул? Ночью, правильно. Дошло до тебя? Видишь причинно-следственную связь?

— Постой, постой… голова болит, — пожаловалась женщина. — Как ты сказал? Днем бригадир выругал Стегулеца, а ночью Митаке бил в барабан. И это, по-твоему, причина?

— Именно!

— Нет, я не вижу связи… Ведь самого Митаке никто не оскорблял?

— Ну и что? Стегулец обижен зря. Это несправедливо. Вот Митаке и выразил свое возмущение.

— Ерунда! — вздохнула жена учителя, постанывая от все усиливающейся боли. — Вечные твои выдумки…

— Отнюдь! — возразил проницательный сыщик. — Я взвесил все факторы и уверен, что прав. Давай продолжим анализ. Когда Митаке бил в барабан в предпоследний раз? Не помнишь? Не помнишь, потому что не следила, а у меня все записано… в дневнике погодных наблюдений. В субботу! А что случилось в субботу? Ха! Не знаешь! В субботу Просоп перевернулся вместе с машиной. Сам, правда, уцелел, но в кузове было зерно, и его растаскали. При чем тут справедливость? А при том, что опять налицо ущерб обществу!..

Жена возмутилась:

— Так вот чем ты занимаешься по ночам! Я одна мучаюсь в постели, а ты… Это, по-твоему, справедливо?

— Это дело личное… Слушай дальше. Что было в позапрошлое воскресенье?

— Бригадир выругал Митаке?

— Жалкий у тебя юмор… Не выругал, а велел выйти на картошку.

— Иди ты туда и сюда! — закричала женщина. — Ты такой же чокнутый, как твой Митаке! Если на то пошло, он мог не выходить на уборку, но и не бумкать всю ночь в свою дьявольскую погремушку!

— Нет, дорогая! Митаке не из таких. Если все работают в воскресенье, как же он откажется? А ночью, правильно, бумкал! Ты спросишь: почему? Да потому, что картошку в этом году опять посадили некачественную, желтую… от нее даже скотина отказывается. Лишь бы отчитаться перед начальством… Но пойдем дальше. Я кропотливо проследил всю жизнь Митаке за последнее время. Ты помнишь тот случай, когда он барабанил четыре дня без передышки, словно и впрямь сошел с ума? Даже участковый милиционер не мог его остановить! Помнишь, как он кричал, чтобы не смели подходить к нему: он у себя во дворе! Неприкосновенность жилища!.. Так вот, я дознался, где собака зарыта. Четыре дня кряду наш сельмаг был закрыт — во-от такой замок висел! И это в самую страду!..

— Хватит! Я не могу больше тебя слушать! Хочешь совет? Сходи к доктору, пока не поздно. А я тем временем подумаю, как мне дальше жить с тобой.

— Да чтоб мне лопнуть, если я ошибаюсь!

— Если так, то скажи мне только одно: неужели он ради этого и купил барабан?

— Ясное дело! Я выяснил, я уверен. И знаешь, как я добрался до истины? Все очень просто, проще пареной репы. Однажды я решил проследить за Митаке от и до, с утра до утра. Сердце подсказывало мне, что в тот день его барабан не будет простаивать зря. Едва рассвело, я к нему отправился, конечно переодетый. Я прикинулся хромым стариком Николае и весь день ходил за ним следом. Он туда — и я туда, он сюда — и я тоже. И что бы он ни делал, с кем бы ни здоровался, кому бы что ни говорил — я все на ус мотал, все записывал. И знаешь, на первый взгляд ничего особенного как будто не произошло. А ночью барабан загремел снова. Я как знал, интуиция не подвела меня. Но в чем же, черт побери, причина? Давай-ка, думаю, еще раз вспомню весь день: так и сяк прикидываю — все обычно, все как всегда. Почтальон принес газету, он развернул ее, бегло просмотрел и положил рядом на завалинку. Сначала я не придал значения этому факту, и вдруг меня осенило, что дело именно в газете. А что же выписывает Митаке? «Сельскую жизнь», нашу, республиканскую. Так-так, говорю я себе… Наутро бегу в библиотеку, хватаю вчерашний номер. Читаю раз, читаю два… от передовой статьи до адреса редакции. Ни-че-го! Все хорошо, все прекрасно, все лучше и лучше. Газета как газета. Пишут об успехах одной доярки, о награждении одного тракториста, об агрокомплексах, о пионерах, которые вырастили две тысячи кроликов, и… о клубе с дырявой крышей. Как сейчас помню, заметка называлась: «Когда же покроют клуб?» Стой, думаю, а не связан ли вчерашний барабанный бой с этим самым делом? У нас ведь, ты знаешь, клуб тоже не очень…

— И ты спросил Митаке?!

— Ха! Митаке никогда не скажет, он человек замкнутый. Но он знает, что делает! Я сам догадался. С того дня я стал за ним поглядывать и, между прочим, внимательнее читать газеты. И пришел к простому выводу, простому, как закон сохранения энергии: если Митаке чем-то расстроен — жди барабана… Вот посмотри, у меня тут все записано, можно открыть на любой дате. Пожалуйста. Двадцать третьего марта. Барабан. Причина — двадцать второго, в день весеннего равноденствия, кто-то бросил ему во двор дохлую кошку. Едем дальше. Двадцать восьмого марта. Барабан. Причина — Фетеску выгнал старуху мать из дома и поселил ее в сарае. И так далее, и так далее, и так далее… А знаешь, почему он грохотал в ту ночь, когда только купил эту штуку? Не представляешь? А я знаю доподлинно. Он был сердит на водителя автобуса: заплатил, а тот не дал ему билета. Денежки, понятно, в карман… Вот так, моя дорогая. Он бумкает, грохочет, стучит в барабан, чтобы мы наконец поняли. Он до нас достучаться хочет… Но я теперь о другом думаю: ведь если обо всем стучать, так никакой жизни не хватит. Недавно он взялся уже за соседнее село. Представляешь, до чего так можно дойти?.. О, слышишь? Опять! И, кажется, не один? Нет, все еще один. И как грохочет! Что ж это опять в мире стряслось? Ты лично ты ничего сегодня не натворила, а?..