Девочка-медведь

Глава 22. Призрак Саши

Я смотрю на прозрачную, зыбкую, как дымка, фигуру и не верю своим глазам. Призрак. И выглядит совсем как Саша. Сашин призрак. Мой мир рушится. Не может быть, что Саша мёртв. Он мой лучший друг. Мы с ним каждый день гуляем, болтаем, лазаем по деревьям, бегаем наперегонки… мы с ним вместе живём наши жизни. Саша не мог умереть.

Я опускаю глаза на Сашино безжизненное тело у себя в лапах, и сердце пронзает такая боль, что я захлёбываюсь.

— Это же моё тело! — вскрикивает призрак Саши. Его глаза потрясённо расширяются, и сквозь них я вижу горницу позади него.

Валентина спускается с крыльца, кладёт руку на заледеневшую щёку настоящего Саши.

— Ты умер совсем недавно. Авось и исправим дело. — Она протягивает ко мне руки: — Давай-ка его сюда, живо!

— Вы же спасёте его, да? — Я бережно опускаю Сашино тело на руки Валентине, и в ожидании её ответа мои лапы дрожат мелкой дрожью.

— Не пойму, что ты там бурчишь по-медвежьи, Янка, — поднимает на меня глаза Валентина. — Но коли ты об этом мальчике, обещаю приложить все силы.

Она резко поворачивается и уносит Сашино тело в горницу, оставив меня мучиться наедине с моими страхом и надеждой.

Сашин призрак всё ещё на крыльце, вид у него такой же испуганный и потерянный, как у меня.

— Она назвала тебя Янкой. — Призрак Саши подплывает ближе и заглядывает мне в глаза. — Это и правда ты?

Я опускаюсь на все четыре лапы и киваю. Саша качает головой, не веря своим глазам:

— Что с тобой стряслось?

Даже сумей я выговорить хоть слово, всё равно не знала бы, с чего начать. Я опускаю взгляд на свои длинные тёмные когти и передёргиваю плечами.

— Почему ты не сказала мне о своих ногах? — в Сашиных глазах плещется боль. — А ведь раньше мы никогда ничего не утаивали друг от друга! Я только хотел помочь тебе.

Если бы я могла попросить у него прощения! Какой же я была глупой! Надо было всё объяснить ему, как только он увидел мои медвежьи ноги, поделиться своими страхами. А я? Взяла и сбежала, бросила его одного на берегу, и вот что вышло… Я поднимаю глаза на Сашу. Вернее, на его призрак. Саша умер или прямо в эту минуту умирает, а виновата в этом я одна. Из горла рвётся стон.

— Не верится, что ты теперь медведь. — Саша хочет дотронуться до моего лица, но его пальцы проходят сквозь меня. От этого по моей морде рассыпаются жаркие искорки, и я чихаю. Саша отдёргивает руку и недоумённо разглядывает её:

— И не верится, что я… жуть, да и только. — Он смеётся, но в его глазах стоят слёзы.

Я переминаюсь с лапы на лапу, не зная, как всё исправить.

— Эй, Янка, — Саша тычет меня в плечо, и новая россыпь горячих искорок пробегает по моему телу, — не боись, прорвёмся. Кто мы ни есть, а всё равно остаёмся лучшими друзьями, а?

Я поднимаю к нему глаза, смаргиваю слёзы и киваю.

— Саша! — Дверь избушки распахивается, выпуская на крыльцо Елену. — Саша, ступай в горницу к своему телу. Матушка велит. — Елена взмахами руки гонит сотканный из дымки призрак Саши в горницу.

— Погоди! — кричу я вслед.

Не знаю, понял ли Саша мои медвежьи речи, но он останавливается и оглядывается на меня.

— Прости меня, — произношу я, глядя в его бесцветные, прозрачные, как стекло, глаза, мечтая, чтобы он понял меня, — я так виновата перед тобой. За всё виновата. Пообещай, что не умрёшь, ну пожалуйста!

— Скоро свидимся, Янка, — улыбается Саша, — гляди там, жиров не растрясай, не то враз обставишь меня, когда побежим наперегонки.

Саша с Еленой исчезают в горнице, а я смотрю им вслед, тревоги и страхи разом наваливаются на плечи.

Мышеловчик соскакивает с крыши прямо мне на загривок. Подлезает к уху и оборачивается вокруг него колечком:

— Ручаюсь, человечий мальчик выкарабкается. Избушка говорит, яга-старшая мало того что старая, она ещё и премудрая.

Ступеньки крыльца вытягиваются мне навстречу, оградка гостеприимно раскрывает объятия.

— Умела б слушать как полагается, — прикусывает мне ухо Мышеловчик, — сама бы дотумкала, что избушка приглашает тебя на крыльцо.

Я поднимаю голову к крыше, и та изгибается в приветливой улыбке.

— Садись рядышком, — зовёт Юрий и укладывается вдоль края крыльца, чтобы дать мне место, — возьми вот одеялко моё. — Он ногами подталкивает мне зелёное шерстяное одеяло и мордой расправляет его.

Я как можно осторожнее пробираюсь мимо Юрия, боясь наступить на него. Ограждение крыльца раздаётся в стороны, чтобы я могла пройти.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я Юрия и изучаю его израненную спину. Самая страшная рана обложена листьями алоэ и слегка попахивает Мамочкиным бальзамом из пчелиного воска и настоя на семенах сандалового дерева. Запах не совсем такой, но всё же напоминает мне о доме, и глаза жжёт от подступивших слёз.

Я вдруг вспоминаю о собственных ранах от волчьих укусов и, извернувшись, машинально вылизываю те, до которых могу достать.

— Благодарю, мне уже намного лучше. Пожилая яга с дочкой знают толк во врачевании, — Юрий поднимает ко мне голову и укоризненно сопит, — меня, однако, сильно огорчил твой побег. Сама же говорила, что вы теперь моё стадо, а потом взяла и сбежала.

— Да уж, верх неприличия сматываться тайком, без всяких объяснений, — поддакивает Юрию Мышеловчик, — я чуть с ума не сошёл, когда проснулся, а тебя нет.

— Прости, — говорю я Юрию и поворачиваюсь извиниться перед Мышеловчиком, но тот уже скрылся из виду, засев у меня на макушке, — и ты меня прости, Мышеловчик. Зря я не взяла тебя с собой.

— Ещё как зря. — Мышеловчик свешивается мне на морду, и я вдыхаю знакомый запах пыли вперемешку с землистыми нотками мускуса.

— Вечно я совершаю одну и ту же ошибку. Тебя, Мышеловчик, бросила, Мамочку, Сашу… — у меня в горле разрастается шершавый ком, — и вот что с Сашей случилось… а всё из-за меня, он…

— Ну, будет нюни распускать. — Мышеловчик уже у меня на морде, и, чтобы смотреть на него, приходится скашивать глаза к переносице. — Выживет твой человечий мальчик, не сомневайся. Ну-ка, прислушайся.

Я настораживаю уши и задерживаю дыхание, но ничего особенного не улавливаю.

— К чему? — шепчу я.

Мышеловчик разочарованно качает головой:

— А я-то думал, ты выучилась хорошенько слушать.

Я хмурюсь и повожу ушами по сторонам. Слышу спокойное дыхание Юрия, слышу, как на крыше Блакистон чистит перья, слышу скрип половиц в горнице, слышу, как вблизи избушки журчит речка. Слышу, как шепчутся ветви деревьев, как белка стремглав взбегает по стволу, царапая коготками толстую кору. Я чую запах Ивана где-то во тьме под деревьями, слышу, как его лапа нетерпеливо корябает дёрн. Других звуков вроде бы нет.

— А ты? — спрашиваю я. — Что такого особенного слышишь ты?

— Избушку, — цыкает Мышеловчик, — избушка пытается заговорить с тобой.

Я поднимаю голову к свесу крыши:

— Прости, я совсем тебя не слышу.

— Ну и зря! Избушка хочет кое-что рассказать тебе. — Мышеловчик снова забирается мне на голову и сворачивается вокруг моего уха. — Хочешь, буду пересказывать?

— Да, будь любезен, — соглашаюсь я.

— История правдивая, — Мышеловчик поудобнее зарывается в мой густой мех, — как избушка со старухой-ягой спасли одну жизнь.

— Взаправду спасли? — В груди у меня вспыхивает надежда, что избушка с Валентиной сумеют спасти и Сашу тоже.

— А то! — Мышеловчик легонько прикусывает мне ухо. — А теперь веди себя прилично и слушай.