Девочка, ты попала

Глава 18 — Диана

Денис своим поступком выбил у меня, считай почву из-под ног. Я настолько погрузилась в свои мысли, переживания, что даже забыла подготовиться к тесту по китайскому. Он хоть у нас не основной, однако, я не привыкла получать плохие результаты.

Когда заканчивается пара, Алина ловит меня под локоть и тащит к окну. У нее тоже уйма вопросов, ведь отличницы не могут просто так получить замечание. А я даже не знаю, как и объяснить свое поведение. К счастью, подруга долго не пытает меня, она замечает среди студентов Беркутова и тихо вздыхает.

— Ну какой красавчик, — подначивает Алина. Я выгибаю бровь, ведь он ей никогда не нравился, откуда такие перемены. А потом вспоминаю, как позорно сбежала из библиотеки и начинаю спешно засовывать большой учебник по китайскому в рюкзак.

— Ты чего? — непонимающе смотрит подруга. А мне и на это ей ответить нечего.

— Слушай, я есть хочу, — пытаюсь съехать с темы и придумать причину, чтобы уйти отсюда. Кажется мне, что Беркутов вряд ли пройдёт молча мимо.

— Ну ты чего, Орлова? Мы же договорились, что с понедельника на диете. Только йогурт, только хардхор! — она вытаскивает зеленую бутылочку “Активиа” с ягодным вкусом, намекая, что это и будет её обед. Блин…

— Я утром не завтракала, пошли, а… — жалобно прошу, при этом не сводя глаз с коридора. Беркутов с кем-то обменивается фразами, а мой брат то и дело оглядывается, словно чего-то ждёт.

— Я тогда не сдержусь… а мне во как надо минус пять кг!

Взгляд Кирилла бродит по коридору и вдруг замирает на мне. Беркутов и сам останавливается, в его глазах так и читается: “попалась? Теперь тебе хана”.

— Тогда встретимся после, — киваю я Алине. Двери лифта открываются и несмотря на толпу внутри, я успеваю протиснуться внутрь.

На первом этаже меня вылавливает президент студсовета. Я до сих пор не понимаю, какая нечистая меня туда занесла. Хотя нет… это был Денис, он очень хотел, чтобы я почувствовала истинный вкус студенческой жизни. Правда, от оргкомитета больше головной боли, чем удовольствия.

Президент Аня у нас, в отличие от меня, девушка бойкая, активная и при этом очень талантливая. Она и поёт, и танцует, и стихи пишет, и на трех языках говорит. Парни от неё без ума, Аня в десяточку по всем показателям. Я на фоне неё чувствую себя безликой тенью и, пожалуй, по этой причине состоять в студсовете не хочу.

— У нас через неделю неожиданный концерт, — заявляет брюнетка. Она откидывает волнистую прядь, которая упала ей на лицо. — Устраиваем для китайской группы студентов, которые приехали по обмену на короткий срок. Вот!

— Что это? — Аня всучила мне папки, слишком много папок, которые едва не валяться у меня из рук.

— Тут сценарий, надо отредактировать и распределить роли. В пятницу на собрании буду ждать результатов.

— Но… — я в шоке смотрю на эти чертовы папки, понимая, что могу не успеть.

— Ты справишься, я в тебя верю, Диночка.

— Я Диана, а не Дина, — поправляю уже, наверное, в сотый раз. Аня не извиняется, собственно, она никогда это не делает. Чмокнув меня зачем-то в щеку, президент удаляется, восвояси.

Обхватив идиотские папки, я без особого настроения иду в столовую, которую недавно открыли напротив университета. Туда вход свободный, да и готовят там всяко лучше нашего кафетерия. Пока иду, думаю, как бы мне отказаться от участия в дурацком оргкомитете… так надоело все… Можно подумать мне не хватает проблем и обязанностей.

Когда захожу в помещение пропитанное запахами еды, мир будто переворачивается с ног на голову. Я забываю обо всем, стоит только нам с Кириллом встретиться взглядами. Его насмешливый, мой вероятно, усталый. Беркутов вытаскивает телефон и что-то пишет в нем, а я чудом удерживаю проклятые папки во влажных пальцах. Мой мобильный отзывается вибрацией, тянусь к нему и вижу на экране иконку из соцсети: входящее сообщение от Кирилла.

“Плохих девочек принято наказывать, слыхала о таком?”

Я снова не читаю, но сердце обмануть не получается: оно по неведомой мне причине взволнованно сжимается. Заставляет вспомнить смущающие кадры, как Кирилл лежал на моих коленях, как я бесцеремонно перебирала пальцами пряди его волос. Как расслабилось его лицо, и он казался таким беззаботным. Не было привычной хмурой складочки между бровей, на губах отсутствовала привычная усмешка, отчего мне захотелось коснуться их. В тот момент мне показалось, что я вижу его настоящего, без той маски, которую он ежедневно носит. Всё это жутко неправильно…

“У меня есть Денис”, — напоминаю себе, и тут же ощущаю во рту какую-то горечь. Вот что действительно ощущается неправильно. Человек, к которому я должна испытывать что-то тёплое и трепетное, в последнее время вызывает во мне только страх.

Следующий день проходит относительно спокойно. Если не считать предстоящего ужина с родителями и очередную ссору с Денисом. Ему не понравился вырез на моей кофточке, и уходя, Минаев настоятельно рекомендовал мне переодеться. Я сперва думала об этом, но потом решила, что это какой-то бред! Вырез как вырез, Дэн просто видимо встал не с той ноги.

Однако когда вечером по пути в родительский дом, жених присылает мою фотографию с бесконечным количеством вопросов, какого черта, я не сменила одежду, мне окончательно становится не по себе.

“Ди, я жду ответов. Почему ты не переоделась?”

“Может у тебя в универе появился поклонник?”

“Ты так изменилась”

“Я думал, у нас все серьезно. Мне неприятно твое поведение”.

Я ничего не отвечаю, лишь молча то и дело включаю экран телефона и отключаю. Сам факт, что у него откуда-то взялась фотография со мной, вызывает противные мурашки. Он что следит? Или отправил кого-то следить? Господи, а что будет после свадьбы, если сейчас происходит уже за гранью выходящего?

— Что Денис соскучился? — голос брата вырывает из тягостных мыслей. Я убираю телефон и думаю, что мне срочно нужно с кем-то поделиться, попросить совет. Одна я это просто не вывезу.

Открываю рот и планирую рассказать Матвею обо всем, но не решаюсь. Нам итак предстоит встреча не из приятных, лучше после поговорим. Не стоит портить брату настроение своими проблемами.

И ведь насчет тягостных посиделок я не преувеличиваю. Дом нас встречает натянутой атмосферой. В роскошном особняке на три этажа, который больше напоминает обитель каких-нибудь герцогов, отец любит викторианскую эпоху, поселилась тишина. Мы идем с Матвеем вдоль пустых коридоров, где все настолько помпезно и дорого, что страшно вздохнуть.

Например, вазы, купленные на аукционах папой, которые стоят на подставках вдоль стен или картины в золотистых рамках. Одна из них могла бы послужить хорошим капиталом для бедствующей семьи. Я никогда не понимала тягу отца к таким вещам, но нас не спрашивают об этом.

У входа в обедню, для общих сборов у нас есть специальная комната с большим дубовым столом и такими же массивными, жутко неудобными и тяжелыми стульями, брат берет меня за руку. Мы обмениваюсь теплыми улыбками, и переступаем порог. Отец сидит в центре стола и читает на планшете новости, с видом серьезного политика, мама разглядывает новые бокалы, которые ей привезли подружки из Италии. Сама она редко выезжает, да и подружками тех дам, откровенно говоря, назвать сложно. Просто в высшем обществе принято с кем-то поддерживать контакты, дарить друг друга так называемые презенты. Мама пытается соответствовать ожиданиями, как и я собственно.

— Ма, — Матвей подходит к родительнице первый и целует ее в щеку. Она треплет его по волосам и задерживает на секунду усталый, но любящий взгляд.

— Хорошо выглядишь, сынок.

— Ты тоже, мам.

— Слышал, вы проиграли матч, — папа в типичной манере не здоровается, сразу переходит к дело. Я берусь за спинку стула, пытаюсь отодвинуть, а он со всей своей тяжестью как обычно не особо поддается. Как же я ненавижу эту мебель.

— Так получилось, — понуро склонив голову, отвечает Матвей. Затем помогает мне со стулом и садится сам рядом. К нам подходит прислуга, наливает всем сок, кроме мамы, она пьет вино.

— Как может “получится”? — кривит губами отец. Он щелкает пальцами и молодая девушка, их имена я перестала запоминать, уж больно часто они меняются, подбегает к хозяину дома. Она наклоняется, получает указания и тут же начинает накладывать мясо всем на тарелки. Свинину… Я не люблю свинину, а отец обожает. У мамы больная поджелудочная, ей запретили, есть свинину, при этом она есть, потому что муж так хочет. Мы должны поддерживать главу семьи, даже в таких нюансах.

— Это игра, пап, — спустя минуту говорит Матвей. — Ее невозможно рассчитать.

— Поэтому я и говорю, что футбол — пустая трата времени.

— Для тебя, не для меня, — не унимается брат. Я вижу, как он сжимает вилку, и как на его скулах начинают ходить желваки.

— В нашей семье нет ничего для тебя или для меня, — поправляет папа. Он с удовольствием кладет в рот кусок мяса, есть его с наслаждением, тогда как мама давиться. Мне искренне жаль ее, я не помню, когда она последний раз смеялась, наслаждалась чем-то.

— Футбол — это мое будущее, — Матвей отодвигает тарелку и тянется к салату.

— Попробуй сперва мясо, — настаивает отец.

— У нас диета, не положено есть свинину.

— Попробуй, у меня новый повар.

— Свинина очень жирная, пап, — сопротивляется Мот, и я понимаю, вот-вот вспыхнет конфликт.

— Матвей, твое хобби…

— Это не хобби, пап, — брат выпрямляет спину и смотрит на отца взглядом: “перестань лезть в мою жизнь”.

— Пап, мясо вкус… — хочу попытаться сгладить углы, не хочется лишний раз наблюдать за скандалом.

— Ешь молча, Диана, — дается мне ответ, который напоминает пощечину. Кажется, будто кто-то взял вилку, и запихали в рот до самой глотки кусок отвратительно мяса. Меня подташнивает, в целом, мясо и правда, не очень вкусное или его вкус испортился от давящей атмосферы. Я тянусь к сумочке, чтобы тайком взять таблетку от тошноты. Такое происходит не первый раз, врач сказал, что это побочка стресса. Так странно, мой дом — это место, вызывающее отвращение. Разве должно быть не наоборот?

Закинув таблетку в рот, запиваю ее соком и перевожу взгляд на мать. Она снова наливает вино, ей будто ничего не интересно. Где-то внутри мелькает: “ну очнись же, мам. Скажи хоть что-нибудь, заступись за нас”.

— Я наелся! — Матвей поднимается из-за стола, кажется, я пропустила часть разговора.

— Сядь, — рычит отец. Я ерзаю на стуле, смотря, как брат с неохотой садиться. — Фирма не будет ждать вечно.

— Я не буду работать на фирме, на каком языке тебе еще сказать?

— Ты не будешь играть в футбол. Детство прекратится, как ты закончишь институт.

Матвей ничего не говорит, он делает глоток сока. В его глазах после каждого такого общения словно гаснут звезды. Брат всю жизнь посвятил футболу, он мечтает играть за европейский клуб, вырваться из-под гнета родительского крыла. Если бы я только могла поддержать его… пойти против семьи. Если бы… Какое невероятное сочетание букв, крайне недостижимое для меня.

Остаток ужина проходит монологом папы. Он рассуждает о политике, своих деловых партнерах, будто говорит сам с собой. Я давлюсь свининой, мама допивает бутылку вина, а брат, он отрешенно ковыряется вилкой в полупустой тарелке.

После меня все-таки накрывает рвота, чудом успеваю закрыться в своей бывшей комнате. Нет, сегодня однозначно не лучший день для откровенных разговоров. Расскажу Моту позже о Денисе или же… не буду говорить. Брату и без меня тяжело, зачем создавать ему еще больше переживаний?..