— Я для тебя не взаимовыгодный контракт! — подскакиваю с кресла и бью по столу ладонью. Отец не шевельнется, как смотрел усталым взглядом, так и смотрит. Мы с ним не общались почти месяц, но после того, как меня без меня засватали якобы жениться, я решил наведаться.
— Ты же сам сказал, что все равно с этой девчонкой зажигаешь, — хмурится он.
— Я не зажигаю!
— Ой, что ты к словам цепляешься? — бурчит старик, взяв со стола графин с водой. Прыскает себе в стакан и за раз осушает содержимое.
— В любом случае, мы не будем жениться. По крайней мере, не сейчас! Она еще молодая и я тоже. Пошли нахрен этого старого пердуна Орлова или пошлю я!
— Кирилл! — перекрикивает старик, но я уже не слушаю, молча ухожу из его кабинета, громко хлопнув дверью.
С Ди мы уже обсудили этот вопрос и оба пришли к выводу, что свою судьбу будем решать самостоятельно. В конце концов, нам некуда спешить, тем более Диана только вырвалась из токсичных отношений. Ей явно нужна романтика, прогулки под луной, а не домашний быт, который и подготовленную девушку может свести с ума.
Я выходу из особняка, натыкаюсь на подстилку отца и отворачиваюсь. Она пилит ногти, досматривая серию какого-то турецкого сериала. Пьет “Мартини”, хихикает и в целом наслаждается. Эта бабенка меня люто бесит, ведь на ее месте должна быть моя мама. Это она заслужила огромный дом, прислугу и чертов “Мартини”, но никак не надгробную табличку.
Оказавшись на улице, я не сдерживаю тяжелого вздоха. А потом вдруг замечаю, как облака собираются в причудливые формы. Будь я не скептиком, подумал бы, что это знак от мамы. Она бы поддержала меня в решении быть самостоятельным.
— Ма, — говорю я, задрав голову к лучезарному небу. — Я скучаю. Надеюсь, у тебя там все хорошо.
Она не отвечает, и мне от этого еще тоскливее.
Настроение по нулям, Ди его тоже замечает, она вообще очень внимательная. Позже, когда мы с ней гуляем в парке вдоль набережной у Москвы-реки, Орлова крепче сжимает мою ладонь. Она робко поглядывает на меня, но не спрашивает, в чем дело. И чтобы лишний раз в ее милой головке не возникло глупостей, я останавливаюсь напротив памятника Петру Первому, поворачиваюсь к Диане и говорю:
— Все нормально, с отцом поговорил.
— Да? — ее глаза расшираются в удивлении. — И что он?
— Ничего, а что ему остается? Просто примет как факт. У меня своя жизнь, у него своя. Надавить на меня невозможно. И на тебя теперь тоже, крошка.
Она мило улыбается, и я не сдерживаюсь, беру в ладони ее лицо, слегка наклоняю к себе и целую нежно в лоб.
— Тогда почему ты хмурый?
— По маме как-то… заскучал, — признаюсь ей честно. Вот уж не подумал бы, что буду говорить девушке о том, что творится у меня на душе. Но я говорю. Без всяких прикрас. Даже про жену старика и то, как я ее ненавижу.
— Жаль, что я никогда тебя не познакомлю с мамой, — срывается у меня.
Между нами повисает пауза. Я понимаю, что на такое сложно реагировать без жалости, а жалость я также сильно ненавижу, как подстилку отца. Однако Ди и здесь удивляет. Она берет меня за руку, поднимает наши скрепленные руки к небу и с нежной улыбкой на губах произносит:
— Меня зовут Диана, я очень рада с вами познакомиться, — вижу, как на ее щеках появляется румянец. И, несмотря на то, что по натуре я черствый сухарь, ее слова так трогают, что у меня в горле образовывается ком.
— Я обещаю, что научусь готовить любимые блюда вашего сына. А если он заболеет, буду контролировать, чтобы он не ел мороженое и пил лекарства. Я может и не самая лучшая партия, о которой вы мечтали, — продолжает Ди, в то время как у меня сердце заходится от ее слов. Знала бы эта девчонка, что делает невозможное, зарождает в моем сердце прямо сейчас пойти и купить ей кольцо. Чтобы она всегда была рядом. Ведь второй такой, я точно не найду.
— Но я очень надеюсь, что вы благословите нас. У вас вырос замечательный сын.
На этой фразе я не сдерживаюсь, поворачиваю Ди к себе и прижимаю. Крепко. Настолько, что можно задохнуться. Но мне так нужна она. Вся без остатка.
— Кирилл, — шепчет Диана, уткнувшись носом в мое плечо.
А я что? Я ничего. Я просто осознал, что особенные люди делают особенным и тебя. Наверное, поэтому мне вроде хочется и всплакнуть, а вроде и радость переполняет грудную клетку. Не помню, чтобы после смерти мамы становился для кого-то особенным или кто-то был особенным для меня. Все изменилось в тот момент, когда появилась Ди — моя особенная девочка.
— Я люблю тебя, крошка. Я так тебя люблю.