Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

Глава 11

— Этого я вообще не понимаю. Как так получилось?

— Джон Сомерсет, гражданин Великобритании, член уважаемого аристократического рода. А это многое здесь значит. Вы должны это знать.

— Я то знаю. Но как вам удалось ввести своего человека в «аристократическую» семью?

— Я долгое время работаю по Британии.

— Я тоже, но… Однако… Пожалуйста продолжайте про будущее.

— Да… Так вот. О том, что знание будущего факт, вы убедитесь чуть позже. У меня есть список глобально значимых событий и событий локальных, касающихся вас лично, составленный Джоном Сомерсетом. У меня большой список событий. Я их периодически отмечаю, как сбывшиеся и сам всё больше и больше верю ему. Поначалу относился, как и любой здравомыслящий человек, отягощённый нашими погонами, очень скептически. Сейчас вы должны понять одно.

— Наша разведывательная деятельность вокруг Джона Сомерсета не должна привести к ужесточению режима секретности на его предприятиях, как обычной, так и военной направленности. Он сам нам всё, что надо, даст. И даже больше. Хотя больше уже и не надо. Для раскачки нашей электронной промышленности того, что передал нам Сомерсет достаточно. Этим бы не подавиться.

— В Москве такой вой стоит, словно вампиры-вурдалаки кровушку почуяли. Компьютеризация, мгновенная возможность передачи огромных объёмов данных по сетям и программная обработка огромных объёмов информации, снова разбудила сторонников планирования, учёта и контроля выпускаемой продукции электронно-техническими средствами. Дешевизна компьютеров и их «сверхвозможности» переломили хребет верблюду скепсиса. В Москве поставили микрокомпьютеры на столы в Министерстве иностранных дел, так туда сбежалось всё правительство. Смотреть, как министр с замами обменивается письмами.

— Я поставил себе один в Лондонской квартире. Осваиваем с коллегами, — вставил Дроздов.

— Правильно делаете. Вот ознакомьтесь с кратким списком событий «Сомерсета» на этот и ближайшие годы. Это чтобы приблизить вас к пониманию серьёзности и правдивости того, о чём вам будет сказано позже.

— Вы уже сказали о какой-то катастрофе. Говорите уже! Развалится Союз? — Дроздов прищурился, выглядывая из-за бокала с вином.

— Развалится, Юрий Иванович. Развалится и погребёт нас всех под своими обломками. Если мы с вами не затушим уже подожжённые врагами народа фитили. И будем мы, кто выживет, из под этих обломков выбираться. Пытаться выбираться, Юрий Иванович. Пытаться. А выберемся ли — это вопрос.

— Так у вас же есть тот, кто видит будущее, — снова прищурив оба глаза нижними веками спросил Дроздов. — Или они дальше развала СССР не видит?

— Говорит, что видит, но рассказывать, раскрывать то будущее не хочет. Чтобы не пошли по тому пути, говорит, не скажу.

— Ха! Странно! Откровенно говоря и мне порой хочется всё это развалить к чёртовой матери. Сидят там… Блять! Клопы, мать их так! Сталин им плохой, блять, был, суки!

Дроздов вдруг вскинул руку с пустым бокалом, замахнулся и… опустил, поникнув головой с уставившимся в пол взглядом.

— И что, блять делать? Как жить с этим теперь? Развалится?! Псу под хвост всё?! Жертвы войны? Репрессий? За что боролись?! Чтобы эти твари развалили собранное по крупицам?! Ценою жертв и напряжений тысяч и тысяч трудящихся?

— Ну… Сейчас-то как-то не очень-то и напрягаются. В основном за счёт приписок жируют.

— Тьфу, блять! — смачно плюнул на бетон Дроздов и слюна замерла на полу кровавой кляксой.

Оба уставились на пятно с разной степенью брезгливости. Дроздов кряхтя встал, сходил за шваброй с половой тряпкой и красное пятно вытер молча.

— Пойдёмте по коньячку ударим? — спросил руководитель советской резидентуры. — Или по водочке?

— Капуста солёная есть?

— Сам солю. С лаврушкой, круглым перцем морковью шинкованной и лучком.

— Тогда водки, конечно! Какой, нахрен, коньяк?!

— У меня «Смирноф».

— Тогда, сам Бог велел.

— А слушайте, — Дроздов резко остановился. — Пока мы здесь. Вы сказали, что про этого вашего Джона никто не знает. А… Ведь у него сумасшедшие доходы. По нашим подсчетам у него около четырёх миллионов фунтов. Это значит и…

— Не надо считать чужие деньги, — усмехнулся полковник.

— Так вы же меня вроде как вербуете? — усмехнулся Дроздов.

— Ну? — не понимающе спросил гость.

— Ну, так, вербуйте, вербуйте.

— Считайте, что уже. Подписку не требую.

— Ну всё, блять. Мы им покажем пятый интернационал!

— Шестой?

— Пятый-пятый. Мы им покажем троцкизм-ленинизм!

— Тихи-тихо, Юрий Иванович. С чего такой форсаж?

— Да, понял я всё. И Знаю, откуда ветер дует. Куусинен, мать его, посеял доброе-вечное, оставил поросль и канул в лету. Вот он где пятый интернационал. А вы думали его нет? Есть! Есть! Суукины дети!

Полковник понял, что Дроздов специально исковеркал собачье ругательное слово на манер фамилии российского и финляндского революционера и политика, деятеля Коминтерна Куусинена Отто Вильгельмовича, и усмехнулся.

— Последний вопрос и пойдём, можно? — вопросил Юрий Иванович.

— Задавайте, но слюной захлёбываюсь, — хохотнул инспектор.

— Я быстро! Первый когда уйдет?

— Генеральный?

Дроздов кивнул.

— В восемьдесят втором. Я дам вам списочек. Почитаете. Я потом дней пятьне просыхал.

Дроздов пристально посмотрел на инспектора, дёрнул головой, скривился и шагнул на лестницу, поднимаясь вверх.

— Ничё-ничё-ничё, — говорил он на каждый шаг. — Мы им устроим, блять, Варфоломеевскую ночь. У меня, знаешь сколько бойцов, блять, «невидимого фронта»?! Да такого невидимого… Хрен я их светил, бывших коминтерновцев. Старая гвардия. Они ещё нам за Сталина не простили.

— Что-то ты разошёлся, Юрий Иванович… Как бы тебя «кондратий» не хватил.

— А может я сам себя специально распаляю, чтобы сдохнуть, нахрен, и не увидеть этого вашего… развала СССР!

— Нашего, Юрий Иванович. Нашего… Ничего, товарищ полковник, у нас тоже револьверы найдутся, — сказал он тихо, вспомнив фразу из недавно перечитанного «Собачьего сердца» Михаила Булгакова. — Только вот в кого стрелять? Одним выстрелом семерых не завалишь, а начнём, попрячутся, суки.

— Ладно, всё! Поговорили! Пошли пить!

— Пошли!

Однако не смотря на «ажиотаж» выпили они немного. После третьей рюмки обоим как то вдруг поскучнело. Разговор не клеился, да и о чём говорить, если о главном нельзя? Не о компьютерах же? Смешно даже представить, что они продолжили бы словоблудие. Поэтому полковник вынул из портфеля лист с напечатанным на нём текстом и передал его Дроздову. Тот погрузился в чтение, а полковник позволил себе задремать. Правда вскоре его разбудил недовольный возглас Дроздова.

— Афганистан? В семьдесят девятом, в декабре? Да! Возможно! Там сейчас кризис! А я, значит, — замначальника внешней разведки, управления «С» с ноября? Понятно почему! Один из руководителей штурма дворца Амина 27 декабря 1979 года? За организацию которого был представлен к званию Героя Советского Союза? Отказался от этой награды, попросив наградить вместо него одного из офицеров — участников штурма? Инициатор создания и вышестоящий руководитель подразделения специального назначения «Вымпел»? Давно я им про «зарубежный спецназ» талдычу… Ничего себе у вас источник оперативной информации! Вот тебе и повоевали! Мать пере мать!

Дроздов вдруг вспомнил, что они не в подвале и резко замолк.

— Я не выключал глушилку. Даже если кто-то пытается слушать, здесь полная тишина. Для них мы даже не поднимались из подвала. Но лучше всё же перебдеть.

— Разумеется. Вы так смело с этим ходите?

— Специальная папка-переноска и листок не простой.

— Понятно. Не взорвётся в руках.

— В руках нет. Давайте сюда.

Полковник взял листок и положил его в с виду обычную, папку, закрыл её и нажал на кнопку замка. Внутри папки зашипело.

— Открывать не будем. Очень неприятный запах.

— Знаком с такой системой. Но сам не пользуюсь. Минимум всего шпионского.

— Понятно.

— С одной стороны, должность зама расширяет горизонты, с другой стороны, я, судя по, э-э-э, буду по уши в работе. Да и война, не время для разборок. Когда начнётся сказано, а когда закончится?

— А практически, когда уже будет поздно, что-то предпринимать. В восемьдесят девятом просто выведем свои войска.

— Что значит, «выведем»?

— «Общими усилиями, в том числе благодаря переговорам, которые мы вели со всеми сторонами — США, Ираном, Пакистаном, другими странами — удалось провести вывод войск организованно и с минимальными потерями. Буквально все, в том числе члены Политбюро ЦК КПСС Николай Рыжков, Егор Лигачев, Виталий Воротников, Виктор Чебриков, другие, говорили об ущербе материальном, моральном, который наносит нам присутствие наших войск в Афганистане. И военное руководство, Генштаб, полностью поддерживало линию на вывод войск». Это я цитирую одного деятеля, — сказал полковник.

— Что за, мать его, за деятель, такое сказал?

— Президент СССР Горбачёв.

— Президент СССР Горбачёв?!

Вытянутое лицо Дроздова ещё больше вытянулось, а челюсть выдвинулась вперёд. Он взял бутылку водки налил в рюмки, тут же выпил одну и снова налил.

— Сук!! Президент, блять, СССР, блять! Минимальные потери, блять! Моральный и материальый ущерб блять! Материальный ущерб!

— Вас точно сегодня инфаркт бабахнет. Вы бы поспокойнее реагировали.

— Да как же?!

Дроздов выпил свою, а следом и другую рюмку.

— Вы стакан принесите. Я стаканами глушил, — произнёс полковник спокойно. — Надо, кстати, отпечатки пальцев стереть, чтобы полиция меня не притянула.

— К чему?

— К вашему трупу. К чему ещё.

Полковник достал из портфеля носовой платок и спокойно протёр рюмку, вилку и тарелку.

Это спокойствие гостя вдруг передалось Дроздову. Он порозовел.

— Вот ещё. Стану я из-за какого-то СССР себе инфаркт накручивать! Это я так! Танец с бубном исполнил.

— Голливуд отдыхает, Юрий Иванович. Браво. А я думаю, когда вы исполнять закончите?

— Хе-хе! Раскусили старика! — вытянутое лицо Дроздова расплылось в улыбке.

— Приятная у него улыбка, — подумал полковник. — Этакий добрый дядюшка…

— Изучил ваше досье, Юрий Иванович. Вашими нервами можно корабли буксировать. А тут какой-то СССР. Да и знаем мы оба, что процесс реконструкции запущен давно. Это наш источник не знает этого, и излишне «рефлексирует», а что в, работавший ещё с третьим интернационалом, что я с Коминтерном и работавший под Евгением Петровичем Питоврановым долгие годы… Так что. Кто кого ещё завербовал? Так сказать…

— Вы! Безусловно вы меня, товарищ полковник. Хе-хе-хе! И что же вы делаете, чтобы спасти СССР?

— Да, кому он нужен в таком виде? — скривился полковник. — Вы же правильно сказали: клопы впились в тело народное и сосут кровушку. Просрал Никита и иже с ними СССР. Разрушил своими реформами. Прозевали чекисты. Тоже скурвились. Всё за власть боролись. Пересрались и прое*али вспышку справа. А теперь уже поздно пить боржоми. Вот с помощью Нашего компьютерного гения подправим чуток экономику и повалим колоса на глиняных ногах к пирамиде капитализма.

— Но ведь он, действительно, компьютерный гений. Мне вот сейчас покажи чертежи из будущего и что я сам с ними смогу сделать?

— Ничего, конечно. Как и я. А он, да — гений. Он и там в Союзе дома собирал такую технику, что хоть нашей, хоть зарубежной далеко было.

— Ну так зачем же всё-таки выпустили? И как, главное, выпустили?

— А никто его не выпускал. Это я вывез его. Я же говорю. Не знают про него наверху.

— Никто? Даже шеф?

— Говорю, никто. Нельзя им знать.

— А мне? Почему мне доверились?

— Во-первых, чтобы вы не захотели его выкрасть, или, того хуже, ликвидировать. Ведь было подобное на уме?

— Выкрасть? Было-было. Это вы мою докладную читали? Когда он ещё только-только заявил о себе, наши местные эксперты нам сообщили, что — гений. Тогда бы никто и не заметил. Сейчас-то поздно уже. Сейчас сделали бы жёсткий вербовочный подход через каких-нибудь арабов.

— Вот-вот. Знаю я наши методы вербовки. Покалечили бы парня, разозлили.

— Мы бы там ни каким боком, вы же знаете.

— Знаю, знаю, потому и поторопился.

— А с будущим? С развалом зачем подошли? Ведь сообщу по команде. Вынужден.

— Ну, тогда, точно и СССРу пи*дец и России скорее всего, он самый!

— А какая разница? — вскинув брови и улыбнувшись, спросил Дроздов. — Что с компьютерами, что без них?

— Неужели не понимаете?

— Дроздов отрицательно покрутил головой.

— Знаю, что понимаете, но поясню свою позицию. Одно дело разрушить строй, подчинить крепкое государство конторе, расставив во главе его своих, но верных государству людей, понимающих, что такое суверенитет и безопасность, а другое дело — разрушить экономику и промышленность, а потом восстанавливать по чужим технологиям. Это две большие разницы.

То, что мы пыль пускаем в глаза, создавая в международных институтах «западников», никого не обманет. Западу всё равно какой у нас строй. Им вынь, да положи дешёвые ресурсы, а лучше, бесплатные, рынки сбыта их продукции. И чтобы промышленность не конкурировала. Не нужна им наша промышленность. Или не понимаете?

— Это я понимаю. Всегда так было. Я историю знаю. Но неужели вы думаете, что микроэлектроника, это главное в промышленности. А тяжёлое машиностроение? Металлургия? Добывающие отрасли? Это у нас самое передовое!

— Самое передовое? А трубы большого диаметра и насосы для прокачки нефти и газа, закупаем в ФРГ.

— Вы намекаете на сделку «Трубы в обмен на газ» от семидесятого года?

— И на «Трубы в обмен на нефть» шестьдесят второго года. Не успевают наши «доценты с кандидатами»[17].

— Кстати, знаете мнение ГДР по этому поводу? Раз уж у нас пошла такая пьянка…

— В общих чертах. Скажите.

— Они осуждают нас за то, что мы не блокируем капстраны, а поддерживаем капитализм ресурсами. Они считают, что мы предали коммунистическое движение. И полагают, что именно начиная с шестидесятых годов Советское государство начало превращаться из фактора мировой революции в помощника мировой контрреволюции, поддерживая ее экономически — включением социалистических экономик в капиталистическое мировое разделение труда. Эта реинтеграция приведёт СССР от «социального государства» к неолиберализму. Они считают Брежнева, как это ни парадоксально, отцом «глобализации».

— Во-о-от… А вы спрашиваете, почему я вербую вас на свою сторону. Не всё так гладко в «перестройке» социализма. Боюсь, что некоторые на верху преследуют не совсем патриотические цели. Да и глупо было бы полагать, что англосаксы не воспользуются нашим раздраем, чтобы не разрушить СССР до основания и снова ограбить начисто. Как в революцию семнадцатого. Это их метод идти до конца и выгребать кладовые дочиста. Вам ли не знать? А это нам надо?

— Согласен, товарищ полковник. Значит вы полагаете, что наше руководство может преследовать не совсем патриотические цели?

— Вы когда-нибудь сплавлялись на плоту по бурной реке? — вдруг спросил полковник.

— Не доводилось, — с интересом вскинув брови, посмотрел на собеседника Дроздов. — К чему этот вопрос?

— А к тому, что на плоту несколько гребцов. По меньшей мере — два. И, вдруг один из них умышленно или по неопытности гребёт не туда… Что будет?

— Однозначно — катастрофа!

— Вот и я о том же. А у нас гребцов гораздо больше двух. Гораздо. А кормчего, почитай, что и нет…

— Значит вы затеяли свою игру и вовлекаете в неё меня? Почему вы считаете, что я отступлю от присяги?

— Чем же моя игра противоречит вашей присяге? Да и моей тоже? Моя, игра, как вы называете мои простые действия по охране моего, ценнейшего для нашей страны источника информации, не идёт в разрез с присягой служить и защищать Родину.

— А может быть именно то, что она падёт к основанию пирамиды глобализма с полностью разрушенной экономикой и будет точкой отсчёта её промышленного развития. Строят на том месте, где ничего нет. Может быть цель разрушения — получение технологий.

— Благая цель? — полковник скривился. — Может и так, но я не могу, имея на руках «флэш рояль» сбрасывать карты.

— Вы только не нажмите «случайно» кнопку на ручке вашего портфеля, товарищ полковник, — усмехнувшись произнёс Дроздов.