Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

Глава 28

Генерал нахмурился.

— Никто ничего и никого лишнего не сдаст. Всё «уже украдено до нас», помнишь в «Операции — Ы». Сам же в курсе, что и до нас прятали источники финансирования и консервировали, кхм-кхм, «структуру», потому что протекало ручьём. А мы с тобой придумали велосипед. Но, к слову сказать, хороший велосипед. Сейчас вокруг твоей «Радуги» ещё несколько смежных производств Джон организовал. А по поводу технологий… Как не жаль, но ты своими компьютерными технологии СССР из болота не вытащишь. Погоду компьютеры не сделают. Они могут рассчитать, помочь развить другие производства. А по каким технологиям? Где их взять? Мы даже нефть и газ качаем по технологиям начала века. Руду и уголь добываем кайлом и отбойными молотками. Не дают ведь нам новые технологии. Покупать за валюту? Это надо брать кредиты. А чем отдавать? Сюда технологии завлечь можно, только пустив их на наш рынок, а для этого надо, лечь на спину, поднять лапы, сказать, что мы буржуинские и превратиться в сырьевой придаток. На время! — возвысил он голос. — Мы даже не можем разрешить крестьянам колбасу коптить. Это «откат к временам НЭПа», а это — ай-яй-яй! Оппортунизм! Контрреволюция!

Генерал в сердцах стукнул правым кулаком себе по левой ладони.

— Так-то вот! — Он посмотрел на меня сурово и добавил с непонятной интонацией. — Пьер.

После выступления я лежал на своём диванчике в кабинете, вспоминал вчерашний разговор и размышлял о безрадостной судьбе СССР. О его неминуемом распаде и неминуемой трагедии миллионов советских граждан, воспитанных в идеалах строителей коммунизма. Ведь многие верили в светлое будущее по настоящему. Но дело оказалось и не в коммунизме даже, а в банальной борьбе за рынки сбыта и ресурсы. И не важно для любого капиталиста, Мальчиш-кибальчиш ты, или Мальчиш-плохиш, главное, чтобы ты подставлял свою, извиняюсь, попу. Да даже если и подставляет кто, как морская свинка или овца на британкой парусной шхуне, он всё равно будет съеден, если пришло время обедать.

Поняв, что без коньяка не уснуть, я заглотил граммов семьдесят армянского прямо из бутылки и только тогда быстро заснул.

Воскресенье было солнечным. Кроме шашлыков я достал из закромов бадминтон, портативную кассетную деку «Grundig CN830» семьдесят седьмого года выпуска, переделанную в полноценный магнитофон с небольшими, но мощными выносными колонками. Купил её сразу, как она появилась в продаже за её Hi-Fi звук. Вставить внутрь пару усилителей на микросхемах не составило труда, а аккумулятора хватало часа на четыре громкого воспроизведения.

Ещё накануне утром во время пробежки нашёл знакомую мне по будущему полянку в лесу, и поэтому смело вёл на неё своих новых компаньонов, каждый из которых шёл нагруженный рюкзаком или сумкой. С меня ещё было мясо, купленное мной на рынке и замаринованное с утра в луке, горчице, соли и минеральной воде «Нарзан». По секрету скажу, что я всегда в мясо добавляю сахар, как бы его не готовил.

Мяса было много разного, почти двадцать килограмм замаринованной мякоти, но и людей собралось аж двадцать четыре человека. Целый взвод, однако! Ребята взяли с собой своих подруг, много водки и разливного пива. Ограничивать их в чём бы то ни было не стал. Люди взрослые. Пусть сами за себя отвечают. У меня было несколько пакетов разливного вина. Его наливают через ниппель в пластиковый пакет, а потом в ниппель вставляют специальный краник и разливают.

Я ещё вчера вечером выдал им положенный за выступление заработок и мы расписали, кто за что отвечает в воскресенье. Подбив сегодня в театре итог, мы ещё докупили хлеба, набрали воды в мои пластиковые фляги и отправились в лес, нагруженные, словно верблюды.

Поляну некоторые, как оказалось, знали и вскоре уже не я был проводником, а кто-то из молодёжи. Поэтому я пристроился в самый конец и с удовольствием вдыхая осенний воздух, сдобренный запахами опавшей листвы и деревьев, созерцал, как веселиться и радуется жизни молодёжь. А мне отчего-то стало так грустно, что захотелось плакать. Крутился-крутился я как белка в колесе, о оказалось, что никому не нужна моя инициатива. Даже с микроэлектроникой я погорячился.

— Не может сейчас СССР показать наличие передовых технологий, — сказал вчера мне на прощание генерал. — Наличие процессоров и аппаратуры, показать может. А самих технологий и производств — нет. Не укладывается это в концепцию СССР как сырьевого придатка. Может быть лет через двадцать, тридцать…

Сейчас мне стало понятно, что и с музыкальной «темой», я цекашным старцам кажусь смешной обезьяной, которая решила поучить человека жить. Нахер им не нужна эта музыка. И не боятся они никакой музыки бунта, как называли рок-н-рол на западе. А не боятся потому, что их дети и внуки слушают и играют эту музыку. Чего её боятся? Или как можно это запретить, если твоё дитятко, просит?

Я понял, что условия «не пущать» создаются умышленно, чтобы было кого и за что привлекать к ответственности и к сотрудничеству. Кого и как вербовать, если все законопослушны? А так, разрешили карате, а потом запретили. Оп-па, на! Вот тебе и улов! Среди Рок-музыкантов гэбэшники навербуют стукачей. Градский Саша мне сам рассказывал сколько раз он давал подписку стучать. И сколько его друзей не стесняясь о том же рассказывали. Прикалывались даже. Хвастались. А тут я такой появился с инициативой сделать мир лучше. Чтобы жить стало лучше и веселее. Да-а-а…

— Что с вами, Пьер? — спросила одна из девушек, что прибыли на сэйшн скорее всего по мою душу. Или скорее по моё тело. Или за всем сразу. Их было аж четверо. Другие явно были «чьи-то», а эти пришли с подругами у которых были парни, а теперь все четверо кучковались вместе. Это смотрелось бы забавно, если бы мне не было так мерзопакостно на душе.

— Вы чем-то расстроены? Почему? У вас вчера такое успешное было выступление. Вы так здорово пели и играли. Я никогда такого не видела и не слышала. Хотя я люблю Битлз. У меня есть на магнитофоне все их песни. Но вы пели даже лучше Джона Леннона и Пола Маккартни. И играли намного интереснее. У них нет такой импровизации, какую исполняли вчера вы. Я тоже заканчивала музыкальную школу по классу скрипки. Возьмёте меня к себе в ансамбль.

Девушка выпалила домашнюю заготовку, покраснела и замолчала, потому что молчал я. Чёрт, я забыл, что девушки, тоже учатся музыке А с девушками я работать не намеревался.

— Чёрт! — выругался я мысленно, не уж-то и другие девушки — тоже музыканши? Тогда они точно пришли по мою душу.

— Подустал я что-то, — улыбнувшись, сказал я. — Трудная неделя выдалась. Как приехал в Москву, так и закрутилось.

— А вы правда — француз?

— Правда. Не похож?

Девушка покрутила головой.

— Вы по-русски говорите, лучше меня.

— А вы, что, не русская? — удивился я.

— Я грузинка.

— О, как! — вырвалось у меня. — Скрипачка?

Девушка кивнула.

— Понятно. Что-то совсем не хочется о работе говорить, — поморщился я. — Давайте завтра?

— Всё трезво обсудим? — спросила девушка, напомнив мне мое вчерашнее выражение, прозвучавшее со сцены. — А сегодня не трезво что будем обсуждать?

— Всё трезво обсудим? — спросила девушка, напомнив мне мое вчерашнее выражение, прозвучавшее со сцены и добавила чуть прищурившись. — А сегодня не трезво что будем обсуждать?

Я посмотрел на «грузинку» с усталой улыбкой, но ответить не успел.

— А меня зовут Рита, — сказала другая девушка шагнувшая к нам. — Я тоже не русская. Из Прибалтики. Латышка. Я из Лиепае. И тоже пою. Не поступила после школы целый год работала в варьете. Сначала танцовщицей, а потом певицей. Пела песни Эллы Фицжеральд.

— Фицджеральд? Так у неё же в некоторых песнях три октавы. Или ты такие не пела?

— Пела! — горделиво выпятив грудь третьего размера. — У меня тоже три октавы. Я ещё в школе училась в консерватории. Хочешь спою?

Я едва сдержался чтобы не поморщится, а потом решил похулиганить, тем более, что на поляну мы уже пришли.

— «Чик ту чик» знаешь? — спросил я.

— Знаю.

— Славик, а ну ка дай гитару, — попросил я гитариста из второго состава.

— Только я начну, а ты поддержишь, ок?

Рита кивнула и как-то сразу подобралась. Я заиграл на гитаре главную тему и запел низким басом:

Потом вступила Рита:

— Хорошо получилось! — сказал я по завершении.

Собравшиеся пооплодировали вяло. Все были заняты приготовлением «хлеба насущного» и были не в кондиции, чтобы петь, а в кондиции, чтобы пить. Уже разливалась по разной таре разная жидкость и я разложил свой шезлонг, отдав, гитару Рите. Вернее она её сама у меня взяла, когда я не знал, куда её деть, желая заняться шезлонгом.

А Рита, оказывается, ещё и на гитаре могла, что и продемонстрировала, продолжив музицировать и репертуар знаменитейшей джазовой певицы. Джаз в её исполнении не мешал. Тянучие мелодии она пела тихо, ритмично. Однако после «Самэтайм» Славик гитару у Риты забрал и заиграл «Улочки московские». Многие начали подпевать и закусывать, так как всё-таки по первой рюмашке мы уже выпили.

Мы сразу договорились, что я в действо не вмешиваюсь и я не вмешивался, расположившись под любимой мной берёзой, тоже старой, но на сорок лет «моложе», чем я её в последний раз видел. Запивая холодную водку крепким горячим несладким чаем из термоса, я получал несказанное удовольствие от весёлого молодёжного гомона, шуток, смеха. Для ребят, я, конечно, был инородным телом, руководителем ии начальником, от которого зависело очень многое, тем более, что они узнали о моих «нетворческих» проектах по компьютеризированию университета.

То есть, для них я был ещё более непонятным субъектом, чем простой иностранец, ведь я тратил громаднейшие деньжищи на чужеродных мне людей. Например, на них, которых обучаю рок-искусству и ещё плачу за это деньги. Ведь они знали, что за танцевальный вечер университет мне деньги не платил. Пока не платил. Ха-ха… Лично я не собирался постоянно спонсировать музыкантов. Скоро они станут приносить мне доход, собирая на свои концерты стадионы.

— Вы тут так сидите, — вдруг услышал я голос «грузинки», — словно это ваш родной дом. Как на даче в беседке. И кресло у вас такое… Удобное для отдыха, но не для застолья. На брёвнах мы там все вместе, а вы как-то отдельно.

— Тебя как зовут? — спросил я.

— Света.

— Ты соврала, что ты грузинка, да? — спросил я, улыбаясь и щурясь на солнце, как кот.

Девушка покраснела и опустила взгляд.

— Как вы догадались?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Интуиция.

— Но я грузинский язык хорошо знаю и песни их знаю. Мы с родителями в Тбилиси долго жили. Папа и мама в Тбилисском университете преподавали. Они распределились туда после МГУ. И я там родилась. Но я русская, конечно. Мы сюда вернулись, когда мне уже пятнадцать лет было.

— Да, ладно, тебе. Не объясняй. Раз родилась в Грузии, значит наполовину грузинка. Нормально всё.

Я поднял налитую мне Мишаней рюмку с водкой и приблизил к картонному стаканчику для мороженного. Увидев, одноразовую советскую посуду, я улыбнулся. Светлана восприняла улыбку на свой счёт и тоже улыбнулась.

— Хорошее вино. Французское? А я в Грузии так и не попробовала вина, — с сожалением скривилась она.

— Попробуешь ещё. Какие твои годы?!

Я выпил водку, закусил бутербродом с селёдкой и солёным огурцом.

— Вы бы пошли всё-таки к общему столу, Пьер. Там и место для вас ребята держат поближе к костру. Прохладно тут.

Девушка зябко повела плечами и поправила шерстяной шарф. Начался ноябрь. Температура падала и приближалась к зимней. На университетском термометре с утра я видел ноль градусов. Сейчас на солнышке, наверное, было градусов пять-семь «тепла», а может и десять.

— Я посижу тут, Света, немного. Очень сильно устал. И не переживай за меня. Куртка и штаны у меня зимние. Сама иди грейся.

Я был настойчив и девушка, поджав губы, отошла. Ну почему они любят «заботиться» о мужчинах, а на самом деле, навязывать им свою волю? Ну спроси ты, прежде чем руководить, тепло ли я одет? Хочу ли я суеты? Ведь нашёл же себе место у берёзки, чуть в стороне ото всех, значит не хочу.

В правой ручке кресла-шезлонга в специальном «гнезде» удобно размещался картонный стаканчик с водкой, наполненный на половину, а на левой был прикреплён небольшой «столик», на котором лежали бутерброды. Термос с чаем стоял в таком же «гнезде» слева. Я прищурил глаза и, засыпая, стал проваливаться в плотную вату, заглушающую все звуки.

Мы с ребятами договорились ещё вчера, а сегодня я напомнил что хотел бы отдохнуть на природе и для меня шашлыки и водка — не главное. Поэтому они, видя, что я задремал, не стали будить меня тогда, когда пожарилась первая партия мяса на шампурах.

Поспав часок, я взбодрился, и, совершив небольшой променад в направлении обозначенном для мужчин, а потом сполоснув руки под пластиковой емкостью из под кока-колы, теперь наполненной водой, уселся в гущу ребят, с энтузиазмом поглощавших мясо. Место для меня в виде раскладной брезентово-аллюминиевой табуретки так и «держали».

Укрывши грудь и живот большим полотенцем, я тоже взял шампур и впился зубами в сочную, хорошо прожаренную мякоть.