Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

Глава 12

— Я ещё не сказал нет. Вы же видите, что я говорю с вами очень откровенно. И знаете, что меня больше всего склоняет принять вашу сторону?

— Что?

— То, как выводили наши войска из Афганистана. С «минимальными жертвами», блять! Это же кем надо быть, чтобы разменять жизни наших бойцов, отправленных воевать, на мнение капиталистического мира. А значит, что-то пошло не так в нашей «перестройке». Хвост завилял собакой[18]?

— Вы про президента СССР Горбачёва? Я не знаю. Джон не рассказывает много о будущем. Но если этого Горбачёва кто-то возвёл на пост главы государства, то он или преступник, или что-то пошло не так.

— В справке «о будущем» сказано, что Горбачёва в восемьдесят пятом на пост генерального секретаря возвела группа политиков уже после смерти нашего с вами теперешнего шефа Юрия Владимировича Андропова, который возглавит ЦК после Брежнева. Причём, через убийство предыдущего генсека Черненко.

— Что-то я запутался, кто когда и кто за кем умер?

Полковник вздохнул.

— Мы с вами рассуждаем. Так?

— Да.

— Так вот, мы с вами видим, что процессы изменения строя идут с шестидесятых. Начаты они не нами, но изменения коснулись и структуры нашей службы, особенно финансирования, э-э-э, внешних структур. Финансирование всё больше стало проходить по внебюджетным фондам, размещённым за пределами СССР и контролируемым «операторами», которые никакой иной работы не совершают. Это укрепляет нашу службу и всё больше выводит её из под контроля партии, так как информационные потоки сходятся на нашем руководителе, минуя партийные структуры. Вы согласны?

— Так и есть. В этом цель перестройки нашей, э-э-э, службы. Вывести из под учета и контроля западными структурами наших сотрудников. Ну и, таким образом, усилить её. И что?

— А то, что усиление одной службы, приводит к ослаблению системы управления, которое от центрального комитета утекло в министерства, и на предприятия, а те, в свою очередь, пошли по пути наименьшего сопротивления и замкнулись на зарабатывании прибыли себе родимым, а не государству. Вот всё и развалилось. Я так думаю. Оно уже сейчас валится. Я упоминал про плот ипро то, что гребцов у нас очень много, а нормального «кормчего» нет. Так вот Юрий Владимирович, который хотел стать этим кормчим, проправит чуть больше года и скоропостижно скончается. У него ведь и сейчас почки больные. Но мне, почему-то, не верится в его естественную смерть. Тем более, что на его жизнь покушались. Э-э-э… Будут покушаться. Возможно.

Полковник замолчал, но Дроздов ждал продолжения.

— Понимаете, Юрий Иванович, я не верю в то, что наша служба разрушила СССР. Если так, то они должны были предусмотреть передачу власти. Тут что-то пошло не так.

— Думаю, что хотели, как лучше, а получилось, как всегда, — скривившись, проговорил Дроздов.

— Вот и я о том же, — вздохнул гость.

— Не пойму тогда, что вы предлагаете?

— Думаю, надо вычислить предателей и постараться не допустить поворота. У нас есть некоторые фамилии. Вот их и нужно взять на контроль. Чтобы, возможно, в нужный момент ликвидировать. А пока, надо наблюдать за процессами и выполнять нашу работу.

— Надо ещё проверить вашего источника, — хмыкнул Дроздов. — На сколько он правдив и стабилен.

— Суть не в его правдивости. Это вторая часть его сущности. Главное, что он источник новейших технологий. Будет что дальше или нет, дело второе. Сейчас мы снабжаем промышленность СССР микроэлектроникой — это раз, а два…

Гость со значением посмотрел на Дроздова и улыбнулся.

— А два — это то, что мы закладываем в военно-промышленный комплекс англосаксов мину замедленного действия.

— Поясните, — вскинул брови руководитель советской резидентуры.

— В микрочипах заложены разведывательные возможности техническими средствами, о которых я вам говорил.

— Вот оно что?! — удивился Дроздов. — О таком я не подумал.

— Потому что вы не знаете, что такое микрочип. В деталь размером пять на пять сантиметров можно вложить тысячу радиопередатчиков, которые будут передавать всё, что сделает этот компьютер. Но нам ведь хватит и одного, правда?

— Очень интересно, — стал серьёзным Дроздов, — но как это далеко от того, чем занимались мы.

— Ничего страшного. Когда-то не было телефонов.

— Ну да, ну да…

Дроздову отчего-то стало грустно, но он не подал вида.

— Дотерплю, как-нибудь до ноября семьдесят девятого, — подумал он. — Ничего до этого времени делать не буду. Даже если сбудутся ранние предсказания этого «Джона». А вот если я снова вернусь в аппарат ПГУ да ещё в должности зама, ха-ха, и возглавлю нелегальную разведку, то тогда да… Можно и покумекать над его «предсказаниями»… Можно и поразбираться «ху из ху». Но уже сейчас нужно готовить аппарат по той схеме, что предлагает полковник.

Ещё плеснув водки в рюмку гостя Дроздов спросил:

— Правильно ли я понимаю вас, что вы предлагаете воспользоваться вашими источниками финансирования здешнего аппарата.

— И не только здешнего. Вы упомянули старые кадры. Они наверняка находятся на самообеспечении? Можно помочь им развить бизнес, немного перепрофилировав его. Сейчас актуальна торговля радиоаппаратурой и компьютерами. Это сейчас хороший бизнес. Джон предлагает открыть сеть «фирменных» магазинов «Rainbow».

Естественно, я ни о каких разговорах полковника с кем бы то ни было не знал да и было мне, откровенно говоря, не до шпионских игра, хотя сам принимал в них непосредственное и, можно сказать, ведущее участие. Мне хватало забот по развитию уже действующего производства и новых направлений радиоэлектроники.

Телевизионная техника мне была знакома и историю её развития я знал, как знал и то, что японцы со своим «тринитроном» захватили рынок электро-лучевых мониторов, а следственно и телевизоров, надолго. Конкурировать с ними не имело смысла. Поэтому мы купили лицензии на жидко-кристаллические технологии и занялись их усовершенствованием. Поручив нескольким своим инженерам эту работу, поставив конкретные задачи по соединению нескольких активных матриц на кремниевой основе в один экран, я занялся технологией производства тонкоплёночных транзисторов, лицензию на производство которых мы купили у американской компании «RCA».

Сборка жидкокристаллических дисплеев из нескольких кремниевых матриц десять на десять сантиметров вполне себе возможная замена цельно-матричной конструкции, тем более, что возможность соединения нескольких экранов в один тоже пригодится для продвижения рекламных дисплеев, но мне была известна технология производства тонкоплёночных мониторов и реализовать её было не так уж и сложно. Тем более тонкоплёночными можно было делать всё, и транзисторы, и диоды, и конденсаторы, и даже катушки.

Ещё в семьдесят четвёртом году Питер Броуди продемонстрировали первый жидкокристаллический дисплей на селениде кадмия, но он, естественно, был очень маленьким. Мы же, осваивая технологии изготовления микропроцессоров, по сути, выращиваем то же самое на кремниевой подложке. Если бы не небольшие размеры кристаллического кремния, мы бы могли и сейчас могли «вытравить» матрицу для монитора любого размера. Но вынуждены их делать размером десять на десять, поэтому придется пока их собирать из шести, или девяти матриц.

Тонкоплёночные транзисторы, выращенные на стекле, дадут нам мониторы нужных размеров. Правда, нужно «всего лишь» увеличить вакуумные камеры и переналадить ход распылителей.

Пока мы «колдовали» с мониторами, телевизионная фабрика собирала «карманные» игры «Тетрис» с монохромными жидкокристаллическими мониторами площадью сто квадратных сантиметров и игровые компьютерные приставки с небольшим набором простейших игр: тетрис, морской бой, крестики-нолики, змейка, сокобан и ряд других. И то, и другое продавалось очень хорошо и фабрике удавалось не только платить зарплату, но и гасить кредит, взятый на производство телевизоров.

Да, фабрика мне досталась с финансовым обременением. Зато выкупил я её всего за двести тысяч фунтов стерлингов. И кредит реструктурировали, притормозив начисление процентов на проценты. Государство — в этом помогло и в выдаче государственной ссуды под минус пять процентов на покупку оборудования для печати микросхем. Туда вошла и вакуумная камера довольно приличных размеров, более тысячи кубических метров, которую мы купили у компаниии «British Aerospace», и установили в «новом» корпусе завода «Pye» в Честертоне куда мы сейчас и устанавливали оборудование для тонкоплёночной технологии.

В закрытых лабораториях шли эксперименты по получению экстремального ультрафиолета с помощью эксимерной лазерной установки, заказанной нами в Калифорнийском Хауторне у компании «Northrop Corporation». Они показали ультрафиолет с длинной волны в пятнадцать нанометров в семьдесят третьем году. «Northrop Corporation» была американским производителем самолетов с момента своего образования в 1939 году и почему экспериментировали с лазером, наверное и сами сказать не могли. А потому легко продали экспериментальную установку «всего» за триста тысяч долларов.

Установка была для этого времени очень компактна и занимала всего лишь объём двадцати футового контейнера. Мы даже не стали её оттуда вынимать, а просто подсоединили к ней систему зеркал и получили ультрафиолетовый излучатель с регулируемым пучком света до пятнадцати нанометров. Это когда другие производители микросхем рисовали «ртутными» лампами линии толщиной полтора микрометра.

Я был настолько увлечён налаживанием производства, что не думал ни о каком будущем развале СССР. Да и, честно говоря, не о чем мне было думать. Не знал я, что лучше: сохранять СССР, или спасать. Со своей стороны я делал всё, что мог: разрабатывал, апробировал и передавал новейшие технологии своему государству, залазил в мозги военно-промышленному комплексу потенциального противника, спонсировал разведывательную сеть, обеспечивал «крышу» нескольким нелегалам. И не только в Англии. В конце-концов, я сообщил об этом тем у кого есть хоть какие-то возможности изменить будущее, вот пусть и думают.

Мне же так понравилось разбираться в миллионах микротранзисторах, микро-резисторах, микро-конденсаторах, микро, микро, микро, что я спал и видел «звёздные системы» микрокосмоса, работающими по заданному мной алгоритму. Я ощущал себя кем-то сродни Богу, прости Господи. Конечно, мне помогал «Авто-кад», но и без него я сначала видел архитектуру внутренним взором, потом переносил параметры в программу, а потом распечатывал, или на листе бумаги, или на фотоматрице.

Был бы у меня внутри «вай фай», я бы печатал сразу из головы. Кстати, сеть «вай фай» у нас на предприятии имелась. Делов-то, «знаючи как», сделать адаптеры и роутеры. Однако, пользовался беспроводной сетью только я. Больше о неё не знал никто. Как никто не знал, что такой адаптер был установлен в каждый компьютер по умолчанию, но находился в пассивном режиме и включался на передачу только по команде извне.

С разрешения Британского правительства в Британском музее мы создали «Дата-центр» «Британской национальной библиотеки» с тремя мощными серверами и тремя гигабайтами памяти. На сервера «Дата-центра» сотрудники библиотеки начали набивать вручную и сканировать книги с помощью трёх лазерных планшетных сканеров Autokon 8400. Один из компьютеров стал первым веб сервером «Британской национальной библиотеки» с функцией новостной, почтовой и коммуникационной площадки, названная нами «система текстового чата для обмена мгновенными сообщениями» или «Internet Relay Chat».

IRC предназначался для группового общения на дискуссионных форумах, называемых каналами, но также допускал общение один на один через личные сообщения, а также чат и передачу данных, включая обмен файлами, например можно было скачать книгу из библиотеки, или полистать Британскую Энциклопедию. Картинки качались пока ещё долго.

Хотя файлы качались пока ещё долго, несколько часов, книги пользовались спросом. А сервер чата стал заполняться сообщениями со скоростью басейна с одной трубой.

К концу семьдесят седьмого года мы запустили фотолитографический аппарат с максимальной диагональю матрицы семнадцать дюймов с длиной волны двадцать пять нанометров. Это позволило нам создать цветной жидкокристаллический экран на тонкой плёнке между двумя стеклянными плоскостями, что улучшало угол обзора, с плотностью изображения 501 760 пикселей. Не так много, как хотелось бы, но и этого на сегодняшний день было слишком. Я и так перепрыгнул через эволюционный процесс развития промышленности лет на десять.

Мы запатентовали свой экран с внутриплоскостным переключением, лицензию никому не продавали, а технологию изготовления держали в секрете. Эта технология и технология выравнивания по вертикали позволяла изготавливать большие компьютерные мониторы и экраны телевизоров. Чем мы и занялись сразу после нового семьдесят восьмого года.

Вилла Моэма Сомерсета пустовала. Другие члены семьи приезжали сюда из Англии «погреть косточки», покупаться, понырять, потусоватсья. Зимой Ницца пустовала, температура воздуха не поднималась выше двадцати градусов, а воды выше тринадцати-пятнадцати. Зато зимой можно было хорошо покататься на лыжах.

Горные Альпийские курорты Ниццы славились с конца девятнадцатого века сначала своими грязями и горячими источниками, а потом и километровыми лыжными спусками. Когда-то я приезжал сюда. Не один, конечно, а с близкими. Сейчас близких у меня не было, да и не хотелось мне быть с кем-то. За этот год я наобщался с людьми до состояния рвотного эффекта.

Тяжело говорить с теми, кто тебе не верит. Потом, конечно, когда получалось так, как и было задумано, все умники разводили руками и пожимали плечами, но следующий раз снова спорили до хрипоты и до драки, как было, например, с жидко-кристаллическими мониторами. Да-а-а…

Оставив вещи в вилле и проверив через компьютер, чем занимаются мои подчинённые на пяти заводах — у меня везде стояли видеокамеры — я выкатил из гаража «Пежо — 304» семьдесят шестого года выпуска и уехал в Ла Кольмиан, самый ближайший от Ниццы горнолыжный курорт.

Уйдя от Ниццы на север, дорога сначала шла уверенно прямо, а потом зазмеилась ввысь. Всего за один час я добрались до места. Целью моего путешествия была небольшая деревушка Ла Рош. Три деревни коммуны Вальдеблор существуют со времен Средневековья и сохранили каменные постройки XII века. Мне нравилось здесь бывать раньше и я думал, что и сейчас тут будет так же уютно и можно будет покататься на лыжах. Но я ошибся. Кроме самодельных спусков, на которые нужно было подниматься допотопным троссовым «бугелем», лыжных склонов не было.

Однако я не стал превередничать и очень хорошо провёл время, катаясь с такими же как и я «дикими» приезжими, не знающими, куда прикунуться со своими горными лыжами. В первый день я ничего себе не сломал, переночевал в маленькой гостинице, а назавтра уехал в Сен-Жерве ле Бен — старейший горнолыжный курорт Франции, до которого добирался аж пять часов, правда с остановками, обедом и послеобеденным пересыпом, вчера тело нагрузилось и спал я плохо.