Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

Глава 25

Когда я пришёл через сорок минут, на сцене стояла тишина, не смотря на то, что все не бездельничали, а занимались музицированием. Тихим музицированием. Слышно было только барабанщика, и то в весьма «лайтовом звучании».

— Ну как? — спросил я жизнерадостно.

— Гхм, — сказал Семцов. — Э-э-э… Ты извини, Пьер, но для танцев такие песни не проканают. Слишком они, э-э-э, со смыслом. Их слушать надо. Как песни Высоцкого. Не станем же мы танцевать под, э-э-э, например под: «я друзья вам на мозги не капаю». Эти песни мы обязательно разучим, но для танцев нужны другие.

— Ладно! Хорошо! Тогда давайте сегодня ещё раз прогоним Битлов и запишем. Сейчас расставлю микрофоны к барабанам и приступим.

Расставили микрофоны, подключили их к пульту, а пульт к широкоплёночному, полуторадюймовому, магнитофону «Scully 284». Его особенностью было то, что блок с двенадцатью ламповыми усилителями у него был выносной. Большинство Британских студий в начале семидесятых годах писало музыку на восьмиканальные «Scully 280», как и я. Теперь пишут на двенадцатиканальные двести восемьдесят четвёртые. Мне нравился ламповый звук и я не стал переделывать его усилители.

Зачем? Когда у меня имелся шестнадцатиканальный и полностью интегральный «Sculle-100» под двухдюймовую ленту с офигительной головкой и с возможностью ставить на звукозаписи метки, что очень важно для оператора. Вот его усилители с высоко-пороговой диодно-транзисторной логической защитой от шума я немного переделал. Но показывать сейчас «Sculle-100» ребятам я не стал. Хорошего помаленьку.

Они и от двенадцатидорожечного «Sculle-284» прифигели. Причём, на этом двести восемьдесят четвёртом и обычная четырёхдорожечная магнитофонная плёнка тоже прослушивалась, и восьмидорожечная, ну и двенадцати, конечно. Только ограничитель надо было устанавливать.

— Всё! Поехали! Вы, ребята, — обратился я к новичкам, — пока так на струнах поиграете, без подключения. Смотрите на меня и повторяйте движения. Даже те, что я делаю телом. Все повторяют мои движения. Даже если я буду прыгать, как обезьяна. Очень важно не стесняться себя. Нельзя на сцене стоять колом, или как «во поле берёзонька». Потом на видео посмотрим, как двигаются западные рок-группы. Но с них тупо копировать поведение не надо. С меня можно. Всё, поехали «Э хад дейс найт». Раз, два, три, четыре…

Мы прогнали весь вчерашний «битловский» репертуар и ребята отработали на «хорошо». Даже барабанщик. Чуть отставал иногда и я ему включил фонограмму. Потом покажу им, как вели себя «битлы» и «молотил» по барабанам Ринго Стар. Сам садится за барабаны и показывать пока не стал. Не захотел принижать, так сказать.

Играли каждую песню по несколько раз, больше уделяя внимания поведению на сцене. Ребята знали песни «Битлз» неплохо. Лишь в некоторых песнях я показал другие аккорды. Ну и клавишнику, которого нет в знаменитой четвёрке, показал, как ненавязчиво поддерживать основную партию. Незаметно приблизилось время тренировки и я объявил об этом ребятам.

— Вы ещё и самбист? — удивился новичок Миша. — Я тоже кэмээс по самбо был. Забросил с учёбой.

— В здоровом теле, здоровый дух, — сказал я. — Хотите, продолжайте заниматься. Вот эту плёнку можете послушать.

Поставив на простой бобинник «Tic» обычную четырёхдорожечную плёнку с песнями «Ласкового мая», наигранными и напетыми мной когда-то на «скорую руку», я ушёл переодеваться для спортзала, где провёл прекрасные два часа, теша своё тело максимальными физическими нагрузками.

Громилы-Толика сегодня не было и мне доставался то один, то другой «нормальный» соперник. Все борцы были многоопытными перворазрядниками или даже мастерами спорта. Так что и сегодня мне приходилось не сладко, тем более, что с ними пользоваться «подлянками» было неприлично. Боролись по правилам самбо. Сегодня тренер проводил короткие спарринги по круговой системе «все со всеми».

Особо не стараясь победить, а больше нарабатывая технику и приглядываясь к каждому борцу, я то проигрывал, то выигрывал, но всё же попал в следующий круг спонтанного соревнования, а в итоге «завоевал» третье место.

Тренер отчего-то хмурился, поглядывая на меня. Я не выдержал, подошёл и спросил:

— Что не так, Вадим Васильевич?

— Всё не так. Ты кто такой, Пьер, что валишь моих лучших ребят? Я же вижу, что ты не особо упираешься, когда борешься. Ведь так?

Я пожал плечами и согласился.

— Так. А зачем. Мы не на соревнованиях. Ребятам и дальше надо выигрывать, а проиграв какому-то залётному французу, можно потерять веру в себя. А мне это точно не надо. Я здесь, чтобы только поддержать форму. Вот сейчас ещё нагружу себя железками и всё будет окей.

— Не забьёшь себе мышцы? — с сомнением спросил тренер. — Может не надо железо. У нас отдельные дни ОФП для этого есть.

— Не-е-е… Нормально. У меня мышцы не забиваются и связки не ржавеют. Я их тяну постоянно и ударной техникой разгружаю. У вас же здесь и секция бокса есть?

— Конечно есть. Рядом зал бокса. Геннадий Смирнов и Амаяк Карапетян руководят. Хочешь и там форму поддерживать? Экий ты разносторонний… Смотри, там ребята шустрые. Быстро лампочку стряхнут. Могу поговорить с тренерами.

— Не надо. Я сам. Пока здесь позанимаюсь. Тело вспомнит нагрузки. Давненько не брал в руки шашек.

— Ты точно не русский? — усмехнулся тренер. — Лихо ты вворачиваешь наши шутки.

— Не беспокойтесь. Коренной Парижанин.

— Ну-ну. То-то вокруг тебя «контора» крутится. Ты не шпион, чай?

— А какая разница? Всё равно будут крутится.

Тренер удивлённо посмотрел на меня и улыбнулся.

— У нас кто только не занимается. Вьетнамцы, африканцы, кубинцы… Там у Карапетяна два неплохих кубинца занимаются. Тебе их техника должна понравится. Профессиональная. Они в США боксировали.

— Понятно.

— Ты говорил, что по карате чёрный пояс имеешь? У нас, говорят, скоро карате разрешат официально. В спорткомитете уже приказ готовят. «О развитии борьбы каратэ в СССР»… В марте этого года, была создана Всесоюзная комиссия по борьбе каратэ, которая несколько месяцев занималась созданием реестра инструкторов и групп каратэ по всей стране. Не хочешь открыть секцию у нас в университете? Я могу поговорить в спорткомитете, получишь корочку инструктора. Многие наши студенты интересуются. Я руководитель кафедры физкультуры… Многие спрашивают. Есть некоторые, кто уже занимались или занимаются.

Я покрутил головой.

— Не-е-е… Какой из меня тренер? Мне бы себя удержать в форме. Да и не сижу я на месте. Подготовим концертную программу и на гастроли. Мне хватит того, что мы с Толиком друг друга попинаем. А вот на бокс я чуть позже запишусь.

Мне не нужно было карате. В СССР карате не приживётся. Комитет государственной безопасности так же как и с музыкантами поступит и с каратистами, только ещё жёстче. В музыке власть не почувствует угрозы, а вот каратистов посчитает передовым отрядом революционных отрядов. А потому через четыре года карате запретят, а кое кого из спортивных мэтров посадят. Того же Алексея Штурмина, и его товарища Льва Орлова. Правда по статье за валютные махинации. Именно за карате посадили всего одного каратиста — Гусева.

Запрет карате и репрессии начались после того, как оказалось, что профсоюз «Солидарность» в Польше в своих аакциях устрашения граждан, поддерживающих правительство, опирался на бойцов-каратистов. Ярузельскому пришлось ввести военное положение и запретить «Солидарность», но ржаветь и разрушаться польская власть продолжала стремительно. Происходили несанкционированные митинги и погромы, где и проявляли себя молодые люди крепкого телосложения с характерно набитыми суставами-костяшками на кистях.

Вот в СССР и приняли закон о запрете недавно разрешённого спорта. Правительство побоялось сходных с польскими событиями. Хотя, наверное, зря. Не имелось в СССР направляющей силы в виде католической церкви. Римским Папой в семьдесят восьмом году выбрали поляка Кароля Войтыла, названного Иваном Павлом Вторым. Этот Папа с самого начала весьма сочувственно относился к движению «Солидарность», а когда в Польше было введено военное положение, Иоанн Павел встал на путь активной борьбы с Ярузельским.

В июне 1982 года папа лично встретился с президентом Рейганом, они проговорили почти два часа — между собеседниками был заключён секретный альянс, направленный на борьбу с польским коммунизмом. С этого момента римско-католические приходы Польши стали настоящими центрами антигосударственной пропаганды — через негативные церковные проповеди, что очень сильно подрывало авторитет власти…

В СССР такого не будет. Тут произойдёт революция сверху. Горбачёв сдаст Польшу, приняв ультиматум США «о непрепятствии развитию демократических процессов в Восточной Европе». После чего Войцех Ярузельский был вынужден снять запрет на деятельность «Солидарности».

В июне 1989 года «Солидарность» одержала победу на многопартийных выборах в парламент, что, впрочем, никого не удивило — на фоне мощной организованности этой структуры, её многолетней пропаганды и общего экономического кризиса, вызванного западными санкциями. В следующем, 1990 году, лидер профсоюза Лех Валенса был избран президентом страны — коммунизм в Польше пал окончательно, страна вошла орбиту влияния западного мира…

Падение коммунистического режима в Польше лично я считал началом развала СССР. Но, надеюсь, в этот раз комитет государственной безопасности СССР не даст разгуляться Папской креатуре. Хотя, как СССР справится с внешним долгом Польши к семьдесят девятому году достигшему десяти миллиардов долларов, представлялось с трудом. Да, чего там. Никак не представлялось.

В 1970 г. Польша не имела долгов. После 1971 года внешняя задолженность возросла до 8,4 миллиардов долларов, в 1981 году составила 25,5 миллиардов, а под конец 1987 года равнялась 39,2 миллиардов. Параллельно росла процентная ставка польского долга. В 1971 −1975 годах она составляла 5–6 %, в 1976–1979 годах — 8–10, в 1980–1981 — 15–20 %, причем банки США в 1980 году подняли ее до 21,5 %. Таким образом, в 1971–1987 гг. западные банки дали ПНР в долг 47,5 млрд долларов, а ПНР выплатила им за тот же период 50,6 млрд долларов в счет погашения задолженности, и при этом ее внешний долг остался равен 39,2 миллиардов долларов.

Хуже всего то, что Соединённые штаты были готовы предъявить финансовые требования не к одной обанкротившейся Польше, а ко всем странам Варшавского блока одновременно, что поставило бы их все в кризисное положение. Этим, наверное и прижали американцы Горбачёва.

К сожалению падение Польши в долговую, даже не яму, а пропасть, зашло уже далеко. Что характерно, в правительстве Польши уже давно взошли «всходы капитализма» посеянные католическими ксендзами и другими британскими агентами влияния. Если в СССР они только всходили, то в Польше уже заколосились. Поэтому мне не верилось, что СССР можно было спасти. Движение паровоза вниз, летящего к «коммуне», уже началось. Смогут ли правители Союза Советских Социалистических Республик его затормозить? Да, и захотят ли? Э-хе-хе…

Говорят, что если предупреждён, значит — вооружён. Ну, предупредил я Комитет Государственной Безопасности через «полковника» ещё в семьдесят четвёртом голу о грядущих событиях в Польше: вокруг её долговых обязательств и о том, что на Польский экспорт наложат санкции, так как она, дура (Польша), станет торговать медью, углем и сталью по ценам ниже рыночных, и что? Кто её, дуру (Польшу), остановит? Ведь она рассчитывала и рассчитывает с этой экспортной валютной выручки гасить кредиты. И ведь её никто не предупреждал, что кредитная ставка может быть увеличена в одностороннем порядке. Э-хе-хе…

После тренировки мы ещё немного пообщались с ребятами, не желающими расходиться по домам и общажным койко-местам. Мы попили чая и кофе с коржиками, которых я накупил целый «фирменный» пакет. Девушка на раздаче в студенческой столовой смотрела на меня как на врага народа, когда я сгребал коржики в разрисованный рекламой духов пакет. А я в это время смотрел на неё и думал, что если начать всех одаривать сувенирами, то с меня не «слезут» пока не погоню. А погоню, стану врагом ещё больше, чем теперь.

— Пусть уж лучше считают жадным буржуином, — решил я. — Может быть потом, как-нибудь. Если найти повод… Без повода дарить подарки почему-то не поднималась рука.

Ребята жевали коржики, запивали их чаем и таинственно переглядывались. Я, предчувствуя серьёзный разговор, помалкивал, развалившись на огромной подушке, наполненной мной пакетами с полипропиленовыми шариками, которыми были заполнены ящики с аппаратурой. Подушка принимала любую форму. У меня были такие подушки в моём доме. Внукам очень нравилось на них сидеть и играть на своих гаджетах или читать книжки.

— Послушайте, Пьер, — решился наконец Семцов. — У нас есть предложение по поводу вторых и третьих составов, э-э-э, ваших рок-групп. Мы же послушали ваши песни… И-и-и… Э-э-э…

— Да не тени ты кота за хвост, Саша! Мне уже сейчас нравится твоя мысль.

— Как это? — удивился Семцов. — Я же её не выразил.

— Я, Саша, за любой кипеж, кроме голодовки. Рожай мысль. В смысле, выражай.

— Хорошо. У вас, Пьер, очень разностороннее творчество. Мы слышали ваши английские песни, потом эти, э-э-э, про лес, э-э-э, «не губите мужики». Сейчас слушали танцевальные, лёгкие. Всё нам очень понравилось, но кому-то больше понравилось одно, кому-то другое. Вон, Мишане, вторая плёнка понравилась, а мне, Борису, Славе и Николаю третья — танцевальная.

— Ну, и хорошо. В чём мысль?

— Давайте разучивать сразу три направления, — предложил Семцов.

— Ну, наконец-то, — подумал я.

— Мы набберём много ребят-музыкантов. Такие песни захотят петь все. И играть на таких инструментах. Они же сами играют. Вон, Мишаня со Славой уже наяривают. Мы им подключили наушники, включили вторую плёнку и подключили гитары.

— Так Славик, что, на басу играет? — удивился я, увидев второй басовый «Фендер» на сцене.

— Да, он захотел попробовать и у него получается. Отличный у вас пульт! Столько возможностей!

— Вы — молодцы! Разобрались!

У нас Славик врубается в радиоэлектронику. Он даже сам себе синтезатор собирал.

— Да, ну, какой там синтезатор? — стыдливо покраснев, замахал руками клавишник. — По сравнению с этим, мой — детский конструктор.

— Отлично! — обрадовался я. — Я согласен! И вообще, ребята. Хотелось бы дольше инициативы. Ваши идеи — мои деньги.

Я поднял кружку с чаем вверх, солютуя.

— За хорошие идеи!

— Ура! — сказал Миша. Он был искренне воодушевлён.

— Ура! — поддержали остальные, тоже расплывшиеся в улыбках.