Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

Глава 3

Я «отбивался», пытаясь отвести её руки от моих пуговиц на рубашке и на джинсах, недолго. Буквально до того момента пока она не укусила меня за губу.

— Ой! — вскрикнул я.

— Долго ты будешь ломаться, как девственник.

Она отпрянула от меня, поднявшись на руках над моим телом. Она полностью лежала на мне и мне казалось, что на мне может поместиться ещё одна Сьюзи Кватро, причём рядом.

— Или ты девственник? — спросила она.

Я покрутил головой.

— Но ты же сама говорила, что…

— Молчи, а то снова укушу и обижусь.

— Дверь не заперта, — сказал я.

— Точно!

Сьюзи соскочила с меня и с кровати и метнулась к двери. Попутно расстёгивая свои джинсы и прыгая на одной ноге к кровати. Как она успела так быстро провернуть ключ, не понимаю. Я лично успел только сесть на кровати, когда она уже прискакала и снова завалилась на меня, дёргая ногами, не желающими вылезать из тесных штанов.

Я крутнулся, выбираясь из-под неё и одним махом сдёрнул с Сьюзи нижнюю часть одежды вместе с трусиками.

— Ничего себе, ты какой ловкий! — воскликнула девушка сидя на кровати в одной рубашке. — Ах, так!

Она накинулась на мои джинсы, вцепившись крепкими пальцами бас-гитаристки в гульфик. Я махом скинул с себя рубашку и потянулся к её пуговицам.

— Подожди! — рявкнула она на меня. — Не мешай! Чёртовы пуговицы!

— Я же сижу, как ты их расстегнёшь?

— Ну, так вставай!

Я встал перед ней и она быстро вывела металлические пуговицы из плотных, обмётанных оранжевой нитью, петель.

— Ух ты! — выдохнула Сью, обдав мой пах своим жаром. — Достойный, хе-хе, аппарат.

Пока я всю весну катался по гастролям, в Лондон приезжали оба Стива: Джобс и Возняк. Указания мои были выполнены, как мне сообщили по телефону, полностью. То есть им обоим показали наше производство полностью. От изготовления методом фотолитографии печатных плат, до собственно, их пайки конвейерным способом паяльниками с разной температурой нагрева. Для этого мы вынуждены были использовать помещение спортзала, установив в нём дополнительные столы для сборки. А спортивные занятия перенести в соседнее здание, где тоже имелся спортзал детского футбольного клуба.

Конвейерная сборка позволила разбить процесс по категориям сложности. Что-то, действительно, паяли дети, причём, плата лежала на рабочем столе и была закрыта шаблоном, раскрывавшимся по мере продвижения стола по «конвейеру». Детишки старшего возраста — лет четырнадцати — шестнадцати, освоив примерно за месяц профессию радио-монтажника, паяли, в основном, что по проще: сопротивления, конденсаторы, диоды, контакты в блоке питания, платы контроллеров. Наёмные профессиональные монтажники выполняли пайку контактов микросхем и процессоров, одновременно проверяя качество выполнения предыдущих операций.

Детишкам, а в основном в школе «Сомерсета» учились дети представителей среднего и ниже среднего класса, было гарантировано трудоустройство в компании «Rainbow», а самым способным, поступление в электро-технический «Сомерсет- колледж», лицензию на который Джон Сомерсет получил, предоставив мой патент на микрокомпьютер «Rainbow» и договор со мной-любимым на чтение положенных часов и практических занятий на моём предприятии. Никого не смутило, что я сам не имею должного диплома и квалификации. Как мне сказал Джон Сомерсет, правительству дела нет, чему будут учить в колледже. Хоть лазанию по деревьям… Главное, чтобы основные общеобразовательные предметы преподавали квалифицированные учителя.

Вернувшись с концертных поездок по «Великой Британии», я в который уже раз согласовал с поставщиками графики поставок радиодеталей, ограничив их штрафными санкциями, я отдался «звукозаписи» с Сьюзи Кватро. Которую мы устроили в соседней с моей комнатке, переоборудованной, пока меня не было под студию звукозаписи, то есть, просто обшитую изнутри звукоизоляционными конструкциями, типа акустических диффузоров, выполненных из противопожарного пенополистирола.

Кроме звукоизоляции диффузоры несли эстетическую нагрузку в стиле модерн и очень понравились Сью.

Когда мы с ней записали первый трек и прослушали, причем, кроме бас-гитары, она сыграла партию барабанов, а я кроме гитары, сыграл на клавишах-синтезаторе, она удивилась, что мы не делали дублей, а записали партии с одной попытки. А я сразу вспомнил, что и мои первые партнёры по музыке, школьники старших классов, вместе со мной играли намного чище, чем без меня.

— Это ты такой, что я такая с тобой вся умелая? Обычно мне надо хорошенько завестись, чтобы я выдала всё, как по нотам. А тут я по ним играю и не ошибаюсь. А я их, честно говоря, терпеть не могу. Да и не знаю толком. Ты — волшебник?

— Нет, я просто драйвовый!

— Ха! Если бы я была такая «драйвовая», то от меня бы все фанаты ушли. Ха-ха! Рассмешил! Иди сюда, я тебя поцелую, мой малыш.

Оказалось, что Сьюзи сильно комплексовала из-за своего и моего возраста. По её меркам, она по сравнению со мной, была настоящая старуха. Ага, старше на целых семь лет. По паспорту. Ха-ха! Эх, знала бы она сколько мне на самом деле… Хотя… А сколько мне теперь на самом деле?

Внешне я сравнялся с заявленными в паспорте Джона Сомерсета. Я продолжал нагружать себя физически, бегая по улицам Лондона «кроссы». Тут таких, как я, энтузиастов ЗОЖ[5], бегающих в Вестминстерском парке было предостаточно. Парк от школы «Сомерсета» находился не так далеко и я до него добирался на велосипеде. Так все делали, и я не стал выделяться из общей массы, так сказать.

Зато в парке я и бегал, и прыгал, и метал всевозможные металлические предметы, которые носил на своём поясе, в сухое дерево, которое избрал своей «макиварой», и лазал по деревьям, подтягиваясь на руках… Короче, продолжал себя грузить по полной программе. Поэтому и развивался гармонично: и тело, и внешность.

В принципе, юношеская мягкость черт почти полностью исчезла. Помниться и мама мне говорила, что ещё в двадцать лет я выглядел слишком молодо, чтобы жениться. Но я женился, и ничуть не пожалел. «Раньше сядешь, раньше выйдешь», — всегда отшучивался я, отвечая на сетования и переживания знакомых.

Так вот сейчас моя внешность не имела юношеской мягкости и нежности. Как и моё тело, лицо выглядело идеально очерченным, словно я и лицо тренировал, ха-ха… Ну, наверное, при больших нагрузках напрягаются и мышцы лица. Ведь не даром же бегунам-спринтерам рекомендуют дышать через трубочку, чтобы учиться не напрягать челюстные мышцы. Так вот и я, видимо помогал себе мышцами лица. Хе-хе…

Короче, по моему, я за этот год сильно изменился. Да и Джон Сомерсет заметил, что моё лицо стало другим. А уж он, как пластический хирург, привык замечать изменения в лицах.

Об этих глупостях я думал, пока мы с Сьюзи целовались. Я применял такой способ, чтобы не терять голову и не сильно возбуждаться. Организм, всё-таки, был молодой и возбуждался мгновенно. Поэтому надо было его, хе-хе, «тормозить», отвлекаясь на посторонние мысли. На музыку, например, вспоминая табулатуры тех песен, что мной ещё не «прочитаны» из памяти.

С памятью моей тоже творилось что-то невероятное. Чем больше я «вспоминал», тем больше вспоминалось того, чего я точно не знал раньше. Это касалось, как музыуи, так и просто исторических событий, программных и инженерных решений. Я понял, что и архитектуру «Аппла» я не смог сразу нарисовать, потому, что мысли путались, соединяя «ежа с ужом». В итоге через некоторое время получилась компиляция сразу трёх компьютеров. И это произошло у меня в голове помимо моей воли. По наитию она появилась!

Я даже не до конца понимал, как она станет работать и боялся, что это будет мыльный пузырь, который лопнет. Представляете моё изумление и радость, когда первая пропаянная схема, показала великолепную производительность и стабильность в работе. Гонял я свой первый персональный компьютер не выключая, неделю. И он, сука, я имею ввиду его алюминиевый корпус, не нагрелся выше сорока градусов. Это был такой успех, о котором я просто не мог мечтать, и такой технологический прорыв, к которому долго не смогут подобраться конкуренты. Честно говоря, мне самому было не понятно, как работает эта схема. По мне, так, в ней имелись серьёзные излишества. С точно бы укоротил её раза в полтора, сэкономив при этом долларов сто, но интуиция подсказывала, что эта схема в моей голове появилась не спроста.

Кстати, Стив Возняк, на этом и попался. Они собрали похожий на мой компьютер, сэкономив на «излишествах» и получили некий агрегат «WJ», подобный «Эпплу-II», который в подмётки не годился моему «Rainbow».

Я, пока ездил по гастролям, написал для него несколько операционных и пользовательских программ под разные процессоры и мы стали выпускать «Rainbow» в различных модификациях, от большой счётной машинки, до графического трёхмерного моделирования, наподобие «Авто-када». Ну, как, написал? Я не был каким-то продвинутым программистом. Всё-таки мне было ближе «железо», чем «кракозябры», но в этом времени моя память одаривала меня «видениями» даже написанных кем-то когда-то программ. И не только написанных, как я понял позже, но и скомпилированных моим, (или не моим, тогда, чьим?) разумом.

Мне всё чаще и чаще казалось, что в голове Женьки собрались не два разума, а больше. Даже не три или четыре. Я сильно боялся шизофрении, но моё «сумасшествие» давало реальный результат, не мешало мне и проявлялось только тогда, когда мне было необходимо принимать какое-то решение, то есть, при работе с информацией или с памятью. И этот кто-то «прорастал» во мне всё больше и больше. А может это мой разум в новых условиях становился всё совершеннее и совершеннее. Ведь мозг Женьки должен был расти. Так он и рос. Но там появился мой разум, который развивался вместе с мозгом. Вот и получился, наверное, такой, своеобразный, «Rainbow» в моей голове.

Наш с Сьюзи первый интим не остался незамеченным творческим коллективом. Меня удивило, но и Ленни не проявил недовольства, когда увидел наши с Сьюз довольные физиономии. Да, я понравился Сьюз, как любовник и это, естественно, отразилось на моей физиономии. Я был горд, Сьюзи была задумчива и отстранена от действительности. Ленни несколько раз спросил её о чём-то пустяковом, она не ответила, молча поглощая листья салата и сыр. Ленни фыркнул, и дурацкие вопросы задавать перестал.

Барабанщик и клавишник переглянулись и растянули в улыбках свои лошадиные лица — они были похожи друг на друга словно братья — и сосредоточились на ужине. Да-да, мы с Сьюзи не выходили из номера до самого завтрака, хотя Ленни до нас пытался достучаться. Да-а-а…

Сьюзи так же задумчиво отыграла концерт и после ужина просто переехала в мой номер, перенеся в него свои вещи. На следующий день мы отыграли третий концерт и переехали в другой ирландский город. И Сьюзи сразу заселилась в мой номер, который я взял двухкомнатный. И мне она ничего не говорила, просто подошла у ресепшена ко мне, поставила свою сумку рядом с моей сумкой и сама встала рядом, спокойно и молча глядя на администратора гостиницы.

Мне сначала было не по себе и я ждал от Ленни мордобоя. Но Ленни молчал, довольно ровно играл на концертах, хотя было видно, что сильно нервничал. Сьюзи тоже была предельно сосредоточена, и когда мы были вместе даже улыбалась и шутила. Через две недели мы вернулись в Лондон и тогда я понял, что у Сьюзи с Ленни всё же был разговор, хотя я не понял когда, Сьюз всегда находилась в пределах моей видимости.

Почему я понял, что они как-то сумели поговорить? Да потому, что Ленни вдруг стал ещё более хмурым и Сьюзи вышла из нашего автобуса и попросила меня помочь отнести её вещи и гитару, что я и сделал, с превеликим удовольствием. Я, откровенно говоря, предполагал, что меня попросту по возвращении в Лондон, снова отстранят от «тела». И я точно решил, что если такое случится, из группы я уйду. Но нет. Вероятно, Сьюзи Кватро сделала свой выбор, как обычно решив всё за всех единолично. Как в таком хрупком теле уживался такой сильный дух? Уму не постижимо.

Для всех участников группы Сьюзи устроила отпуск, а для нас началась работа над новым альбомом. Причём мы его решили сделать двойным. А что, два человека — две пластинки. Назвать альбом решили «Радуга Джони Сомерса и Сьюзи Кватро». Я набросал за два вечера картину, где Сьюзи стоит с бас-гитарой, спиной облокотившись на радугу. Простенько без особой выдумки, но конверт должен был получиться не хуже, чем у «тех Рэйнбоу», которых я знал.

Мы уже записали «Rock n' Roll Medley»[6], когда у меня в голове что-то щёлкнуло.

— Ты итальянский знаешь? — непонятно для чего спросил я.

— Да, так себе, — неуверенно ответила Сьюзи. — Общаюсь с местными, когда в турне ездим. А что?

— Да у меня пара песен есть на итальянском, — вроде как неуверенно произнёс я.

— Они красивые. У тебя в роке?

— Скорее в блюзе.

— В блюзе? Интересно. Не слышала итальянских песен в блюзе. Сыграй, а. Она, наверное, про нечастную мужскую любовь?

— Ну, да… Что-то типа того.

— Тогда, сыграй. А ты, что, итальянский знаешь?

— Немного. Наверное, также как и ты, — соврал я.

— Давай, давай! Я уже вся дрожу!

Я подошёл к клавишам сел на стульчик и начав перебирать их запел:

Я допел только до середины, а Сьюзи уже «пускала сопли».

— Что-то она в последние дни, когда осталась со мной, совсем расклеилась, — подумал я. — К чему бы это?

— Ты что ревёшь? — спросит тихо я, когда закончил.

— Ты, паразит, так тоскливо и печально поёшь… Ещё лицо такое делаешь, слово действительно страдаешь.

— А я, действительно, страдаю. Ты, разве не видишь?

— А о чём эта песня? — удивила она меня.

— Ха! Ты даже не поняла о чём она и ревёшь? — я хотел рассмеяться, но вовремя передумал. Если человек переживает какие-то эмоции смеяться над ними категорически нельзя.

— Буквально песня переводится так: