Джони, оу-е! Или назад в СССР 3

Глава 16

Неделя прошла быстро первые два дня музыканты разбирали партитуры и слушали мои записи. Кроме тех-четырёх песен, что мы с группой Джонни Холлидей записали на синглах, было ещё десять композиций, в основном про Россию, Москву: Iron Maiden — «Mother Russia», Matt Monro — «From Russia with Love», Boney M. — «Rasputin», The Vibrators — «Disco in Moscow», Sting — «Russians», Robbie Williams— «Party Like A Russian», Chris DeBourgh — «Monnlight and vodka», Pet Shop Boys «Go west», The Beatles — «Back in the USSR», Майкл Джексон — «Stranger in Moscow», Dark Lunacy — «Heart Of Leningrad»[31].

Я решил, что наши люди, имеются ввиду «хомо советикус», английских слов всё равно не разбирают и тексты их, как информационная составляющая песни, не интересуют. А значит, песни народом должны будут приняться за внешнюю составляющую, то есть — за звук.

Как и ожидалось, на рабочем собрании седьмого дня Слободкин сообщил, что им не песни понравились и они уезжают.

— Кто уезжает? — спросил я, немного напрягшись. — Поднимите руки.

С ребятами уже было оговорено, кто остаётся, но всё же. Кто уезжает, те подняли.

— Э! Э! Вы чего? — выпучил глаза Павел Слободкин, глядя на пятёрку отважных. — А ну ка, подняли руки! Или вас потом в Союзе нигде не примут. На свадьбах играть будете!

— Паш, ты не злись и не обижайся. Нам музыка Пьера понравилась. Зачем ты говоришь сразу за всех. Ты моё мнение спрашивал? Зачем ты так? — спросил Саша Барыкин.

— А ты зачем говоришь за всех? — осклабился Слободкин.

— Затем, что мы между собой обсудили. Видишь, они руки тоже не подняли?

— Мы остаёмся Паша, — подал голос барабанщик Виталя. — Отрепетируем положенный месяц и вернёмся. Осталось три недели всего.

— Некуда возвращаться будет, — криво усмехнулся руководитель «Весёлых ребят». — Свято место пусто не бывает.

— Зачем ты так? — спросил Буйнов. — Какая разница, что сюда приедут другие наши ребята?

— Хрена себе, какая разница. Другие приедут и тоже заработают по штуке баксов. Хотите себе всё «лавэ» получить? И другие хотят!

— Ага! А ты и с них по сотке слупишь? — спросила Людмила Барыкина.

— Ты, вообще молчи! Взяли её, понимаешь, безголосую, а она тут бунт устроила.

Я хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

— Собрание постепенно перешло в ругань, а ругань в моём доме не приветствуется. Павел, согласно контракту, уезжают те, которым не подошли условия. Хотите уехать, пишите претензии с обоснованием вашего решения. Их вы передаёте в консульство и консульство отправляет вас в Союз. И поторопитесь, Павел. Сегодня последние сутки вашего пребывания в этом доме. И спасибо вам за работу.

Расстались с другими музыкантами мирно. Честно говоря, консульство мной уже заранее было уведомлено, о том, что до конца месяца останутся пятеро: гитарист Саша Барыкин с Людмилой Барыкиной, Саша Буйнов со своей бас-гитарой, клавишник Алексей Пузырёв и барабанщик Виталий Валитов.

Кто выбрал Союз, уехали. Однако оставшиеся музыканты немного взгрустнули и я устроил им туристическую поездку «по городу Парижу» с выдачей следующей суммы суточных за неделю. Приехавшие под вечер ребята были уставшие, но возбуждённые. Возбуждало их количество и качество шмутья, купленного на выданный мной аванс. Мне на них смотреть было приятно. Отчего? Не знаю. Просто приятно. Так я соприкасался с покинутой четыре года назад Родиной. Мне очень хотелось домой. Но куда?

Вздохнув, я пошёл в столовую, налил себе коньяка, зашёл в студию и включил последний диск группы Пинк Флойд «Animals»[32] выпущенный ими в семьдесят седьмом году. Постепенно на музыку собрались и другие члены нашей команды и переводчица. И мы снова неплохо отдохнули.

— Это хорошая традиция, начинать рабочую неделю с нормальной пьянки. Мне она нравится, — сказал Саша Барыкин.

— И мне, — подхватила Людмила Барыкина, кружась под звуки «стринга» и лай собак.

— Хорошо поработали. Почему бы не расслабиться? — пожал плечами я.

— Да, что мы там наработали? Каша в голове! — скривившись словно от кислятины, сказал Буйнов. — Как мы хоть называться станем? Есть имя для группы?

— Есть, — сказал я. — «Земляне». Причём, название тоже согласовано с «Москонцертом».

— Так мы, что, от «Москонцерта» работаем? — удивилась Людмила.

— Вы — да, — подтвердил я. — Пока не закончится мой контракт. А контракт годовой. Вы у меня в аренде. Причём, вы всё-таки определяйтесь чётче, потому, что через месяц по условиям контракта вы никуда деться от меня не сможете. Только в случае форсмажора.

— А это как? — спросила Людмила.

— В случае гибели, — хохотнул Виталик Валитов. Он уже был в курсе условий контракта.

— У меня сын часто болеет, — грустно сказала она. — Он с мамой моей сейчас.

— Хочешь, подлечим его здесь? — спросил я. — Что у него?

— С лёгкими вечные проблемы.

— А заработки такими же останутся? — спросил Пузырёв.

— Нет. Это мой вам «усиленный паёк». Суточные у вас по контракту — двести фунтов в неделю. В Союзе вы снова попадаете на ставку «Москонцерта». Хождение валюты в СССР запрещено, а рублей у меня нет. Что нам организуют ваши начальники, то и получим. Однако, до этого ещё дожить надо. Я остальным ребятам не говорил, но после месяца репетиции, мы сделаем небольшой перерыв, во время которого вы скатаетесь домой, отвезёте подарки. Там я порешаю кое-какие вопросы с вашим «Москонцертом» и вернусь в Париж. А вы вернётесь сюда чуть позже, в конце октября. Тут мы с вами закончим оттачивать программу и числа десятого декабря вернёмся в Союз.

Как раз закончилась одна сторона альбома, я встал и перевернул диск.

— Суточные такие же ждать? — спросил Барыкин, запивая вопрос вискарём.

— Такие же, Саша. Но за такие суточные я из вас всю душу выну. Столько не получают даже полицейские в Париже. И такие деньги, только для вашего рывка. В дальнейшем, что заработаем, то и будем есть. Вернее, что вы заработаете, на то и будете существовать. У меня имеются и иные доходы. Это чтобы между нами не было недопонимания. Тут, — я ткнул пальцем в пол, — настоящий социализм. «От каждого по способностям каждому по труду». Пашем и стараемся. Стараемся и пашем. Всё, что наработаем, запишем и отдадим в печать. Всё, что издадим здесь, наше полностью. Мои пятьдесят процентов, вам по десять. Это, замечу вам, много. Через три недели откроете счета и можете положить оставшуюся валюту здесь, чтобы не отобрали там. На них же покапает гонорар от продажи пластинок.

— Круто! — не выдержал Виталик.

— Можете оставить деньги в фонде, тогда про них вообще не узнают в «Москонцерте». Где и кому надо, естественно, будут знать.

Мы посмотрели на переводчицу. Ксюша даже не зарделась, а только кивнула.

— Если можно, я бы открыл счёт в банке, — сказал Буйнов.

— Дело в том, что по предварительной договорённости мой фонд в Москве откроет валютный счёт и получит возможность конвертации валюты в рубли. Вы сможете вывести фунты в рубли, или купить на них что-нибудь за границей. Мы это обязательно организуем. Мне и самому придётся долгое время жить в Союзе, а без некоторых продуктов или вещей я уже не могу. Думаю, мы организуем небольшой коммерческий магазинчик.

Ребята изумлённо переглянулись, а я решил пояснить.

— Вы оставите деньги в фонде. У вас будут на руках фондовские чеки, которые вы сможете в Москве обналичивать или реализовать по другому. Со счетов в Парижском банке снять деньги будет сложно. С ваших счетов по вашим письменным ордерам деньги будут перетекать на счёт Фонда, а с него на счёт Внешэкономбанка в Москве. Понятно?

Наконец-то все понимающе закивали.

Тут поднял руку Лёша Пузырёв.

— Слышь, Пьер, а группа «Земляне» то уже существует. При доме культуры имени Феликса нашего Дзержинского в Питере. Они распались, правда, этой весной, но соберутся, наверное.

— Да, пофиг, — пожал я плечами. — Моя группа «Земляне» зарегистрирована в «Москонцерте» ещё в мае этого года. Хотят играть, пусть играют. Страна у вас большая. Но, ты сам сказал, что они распались.

— Ну да, распались. Только их администратор набирает сейчас других музыкантов. Я знаю его. Это Андрей Большев. Он и меня к себе звал. Но я сюда уехал. Он Вовку Киселёва подтянул из группы «Апрель». Вовка не хочет своё название менять. Спорят они, наверное, до сих пор, как называться будут.

— Вот и пусть называются «Апрель». Хорошее название, — дёрнул плечами я. — А мы будем «Землянами».

— Ну, да, — хохотнул Буйнов. — А были ещё «Россияне»…

— Это — вообще не наше, — улыбнулся я.

Закончилась вторая сторона альбома.

— Вот — вещь! — со значением в голосе сказал Саша Барыкин и вздохнул. — Пишут же люди музыку…

— Им разрешают её писать… И играть… — Сказал Буйнов так вздохнул, что покачнулась ткань, прикрывавшая барабаны. Я посмотрел на них и, подумав, сказал:

— В Союзе тоже грядут перемены. Олимпиаду в Москве проведёте, много гостей из за рубежа приедут. Вот, меня пригласили свои песни спеть. Вас разрешили привлечь к концертам.

— Главное, чтобы потом не привлекли за сотрудничество с иностранными разведками, — буркнул Барыкин.

Переводчица нахмурилась. Я хмыкнул.

— Не привлекут. По сути, вас выбрали, чтобы вы показали, на что гаразды советские рок-музыканты.

— Рок-музыка у нас запрещена. Даже слов таких произносить нельзя, — продолжил спорить Барыкин.

— Музыка музыке рознь. Вон взять к примеру Мика Джагера. Он опустился до того, что решил сыграть в каком-то фильме Сатану. Это нормально? Или другие рок-музыканты. Несут всякую похабщину и непотребство со сцены, жопы и гениталии показывают. Это же гадость! Для чего? Чтобы запомнили. Проще простого пукнуть на балу и прослыть поручиком Ржевским. Не так ли?

Все засмеялись.

— Это точно! Поручик Ржевский — ходячий анекдот, — засмеялась Людмила.

— Я правильно понимаю, что среди нас нет поручиков Ржевских? — спросил я настороженно.

— Нет, конечно, — скал Виктор вытирая слёзы, выступившие от смеха. — Можешь, ты, Пьер, художественно объяснить.

— Так, художник, млять, — хрюкнул, давя смешинку, Буйнов.

— Ну и хорошо, — облегчённо выдохнул я. — Стараемся ребята, чтобы наша музыка соответствовала образу современного прогрессивного советского человека.

Все удивлённо вылупились на меня. Даже Ксюша.

— Ну, ты и выдал! — крутя головой выдохнул Буйнов. — Как наш политрук в армии.

— Кстати, по-английски слово «земляне» произносится, как «Ёслингс», — сказала Людмила.

Все замолчали.

— Не говори никому, Людочка, — пробасил Буйнов. — Ослингами чтобы не прозвали.

— Пока мы — группа Пьера Делаваля. Нам этого достаточно, — проговорил Саша Барыкин.

— А по-французски «земляне» — «терья», — сказала переводчица Ксюша.

— Тоже гадость какая-то, — скривился Виталик. — Мне нравится название «Земляне» на русском. Земляне, инопланетяне… Почему у них названия не о чём? Пинк флойд? Дип Пёрпл? Вот что означает «Лэд Зеппилин»? Как не переводили, фигня получается. А нам нужно, чтобы название мело смысл. Вон, Битлы… Взяли слово «Жуки» и поменяли, сука, одну букву. Почему нам не назваться «Жуки»? Ведь Битлы не поют про насекомых.

— Будут, — подумал я, — и «Жуки» и «Божьи коровки» и «Звери». Даже будет рок-группа с красивым названием «Ленинград», лидер который будет петь матом и показывать со сцены срам. Много чего будет ещё в этой России. Или нет? Будет, будет, скорее всего. Всё будет тоже самое. Отпускают вожжи коммунисты. Удержат ли? Вопрос. Как удержать «Птицу Тройку» несущуюся вскачь с брошенными возницей поводьями?