Дипмиссия

Глава 1 Введение в специальность

Проснувшись, я через некоторое время понял, что тарахтит не локомобиль на оставшемся далеко позади берлинском причале, а судовой дизель — главный двигатель ЯМЗ-238Р в 150 лошадиных сил. А ещё тут должен быть дизель-генератор на восемь киловатт… Вспомнил эту технику.

Я лежал, прижавшись к мелко вибрирующему борту, от которого ощутимо тянуло холодом. На нижнем месте в тесном кубрике, укрыт тонким шерстяным одеялом казённого серого цвета. Столик. Рядом с трапом втиснут шкаф для верхней одежды, есть пара рундуков под шмот и утварь, да две откидные верхние полки. Ретро-обивка каюты выполнена из крашеной фанеры с раскладкой из реек, палубные стрингеры обшиты крашеной доской.

Кроме меня в кубрике никого не было. Гранёный стакан в кольчугинском подстаканнике РЖД напомнил о завершении вчерашнего дня — выпил тёплый чай с лимоном и уснул, как убитый. О чае напоминал и мочевой пузырь, не перестающий беспокоить сразу после пробуждения. Что лежать-то, надо идти, я помню, где должен находиться гальюн. Если они тут всё не переделали… Наверх выбрался через люк на палубе.

Гальюн, как и ожидалось, оказался всё тем же крошечным пеналом с низким потолком, заклёпками на железных стенках и почти не помутневшим зеркалом овальной формы. Везет же кому-то, постоянно хорошее зеркало под боком. А я, похоже, до конца дней своих обречён смотреть в автомобильное. Если не женюсь. Выгляжу, кстати, относительно неплохо. Да, щетина лишняя. Надо будет попросить у ребят кипятку и заправить опасную бритву. В целом же выспавшаяся морда лица излучала готовность что-то делать и немножко тревогу. Зачем меня вызвали столь экзотическим способом?

Оказавшись на палубе, я приветственно махнул рукой человеку в рубке, после чего осмотрелся.

Гордо распустив из-под носа седые усы и оставляя за кормой ровный пенистый след, по предвечерней волжской воде уверенно бежал средних размеров красавец проекта 376, знаменитый флагман ВМФ Замка Россия «Дункан», 36-тонный вспомогательный, он же рейдовый катер «РК», который его создатели назвали «Ярославцем».

Я как-то целую навигацию отходил мотористом на таком катере по енисейским притокам. Ходовой стаж вышел невеликий, потому как большую часть времени пришлось заниматься ремонтом силовой части и пробными пробегами. И здесь хотел было устроиться речником, в том числе и на «Дункан», да не срослось. Мне вообще много куда хотелось устроиться, а срослось только на нынешней работе.

Красивый получился кораблик, как и всякая удачная конструкция, созданная людьми. На полном ходу «Ярославец» выглядит настолько ладным, надёжным и уверенным в себе, что многие на берегу невольно оборачиваются, вглядываясь в силуэт.

Спроектированный ещё в первые послевоенные годы, «Ярославец» оказался настолько удачным изделием, что выпускался десятки лет во множестве модификаций, порой сразу и не определишь. Сварной корпус из стали спокойной плавки. Приподнятый, с характерной горбинкой нос, слегка седловатая палуба, которая так мешает новым хозяевам переделывать приобретённый теплоходик в круизник, и небольшая, спускающаяся к корме надстройка. Выглядит всё это до того гармонично и привлекательно, что немедленно оказаться на борту хочется не только закоренелому романтику. Вот и я хотел.

Некоторые особенности конструкции отложились в памяти навсегда. В надстройке спереди расположена маленькая с виду, но неожиданно вместительная ходовая рубка, за ней по правому борту тяжёлая дверь. Там два трапа: направо в камбуз и кают-компанию. В этом моде, как мне было сказано вчера, в чистом виде её нет. Налево трап ведет в «машину», в машинное отделение. С кормы по трапу можно спуститься в невысокое помещение, у кого-то там пассажиры сидят, у кого груз. А по левому борту размещается гальюн с тем самым хорошим зеркалом, одновременно служащий умывальником, душевой кабиной, если поливать себя из ковшика, и крошечная радиорубка.

Надстройку венчает верхний ходовой мостик, где ждёт своего часа тщательно укрытый брезентом штурвал с датчиками положения руля, компас, сирена, два мощных прожектора, бортовой отличительный огонь и светоимпульсные отмашки. Ну и всё остальное навигационное богатство, накопленное рачительным капитаном. С этим на «Дункане» всё в порядке: анемометр с ветрячком, аж три антенны, включая волновой канал, и очень хорошая РЛС производства японской компании из Нагасаки FURUNO.

В то же время по стальным переговорным трубам старинного машинного телеграфа отсюда можно тёплым ламповым способом связываться с рубкой и механиком. Мачта при необходимости заваливается с помощью ручной лебедки, она на стенке ходовой рубки. Интересная деталь: ходовой мостик в передней его части имеет ветроотбойный козырёк, который создает восходящий поток воздуха, экранирующий находящихся на мостике от встречного воздушного потока. Такой способ защиты от ветра был подмечен нашими конструкторами ещё на немецких кораблях периода Второй Мировой войны и успешно использован на «Ярославцах».

В качестве дополнительного плавсредства на борту ближе к корме закреплена советская моторка, малыш «Неман-2». Отличная лодка, между прочим, со сварным корпусом и хорошей курсовой устойчивостью. Несмотря на крохотный размер, очень ходкая, уверенно идет под мотором 18–25 л. с. Тесновато в кокпите, конечно… Если рыбачить с борта, то двум солидным людям там делать нечего.

У многих «Ярославцев» на носовой палубе уже в стоке приварен массивный стальной круг, на котором в случае военной нужды можно установить крупнокалиберный зенитный пулемёт. Здесь же — настоящая бронебашня с трехсторонней защитой и жутковатого вида крупнокалиберным пулемётом ДШК. Ещё одна турель для чего-то поменьше видна на корме. Флагман ВМФ всё же.

Я прошел в рубку. Павел стоял на руле, а моторист Корнеев, которого я вообще ещё не видел, дежурит в машинном у дизеля.

— Очухался? — усмехнулся рулевой. — Ну, наконец-то, хорошо ты придавил. Аж опух.

Сам Паша, совсем молодой белобрысый парень, на красавчика тоже не тянул: запавшие не выспавшиеся глаза с чёрными кругами, вид уставший, небритая физия. Но штурвал он держит уверенно.

— Вишь, какой у меня тут фарватер! — ворчливо продолжил он. — Подкаменская водная система, многоостровье, сплошные мели среди рукавов… Это вам не шутки! Хорошо, что засветло проходим, в этом месте и на свету-то… чуть колыхнешься, и приплыли!

Слева за окном, совсем рядом, проплывал пустынный волжский берег. Справа — строй невысоких вытянутых островов, а за ними белые вершины горного хребта Этбай.

— А тут ещё и вполовину сокращённый экипаж… Капитан наш, Коломийцев Владимир Викторович, знаешь такого?

— Ещё бы, кто же его не знает, — откликнулся я.

— А то! Легенда акватории! — поднял указательный палец рулевой. — На больничном наш шеф, простыл. Лечится каштановым медком и наливками. Но это я так, в порядке обязательного ворчания. Рейс быстрый, пустой… Ты не стой посередине-то, сейчас поворот будет.

Какой шикарный штурвал из благородного дерева! Новенький, словно вчера сделан. И венский стул такого же цвета.

Главное русло Волги внезапно сузилась, острова стали выше, вокруг возникли красивые холмы. Корабль, не теряя канал, пошёл вправо.

Просто россыпь островов и островков!

— Не-не! Там для нормального парохода вообще навигации нет! Только для мелочи, — сообщил вахтенный, проследив мой взгляд. — А уж в дождь с туманом вообще пипец, какая там навигация? Надо на прикол становиться.

Рулевому было скучно одному в рубке, и он был рад поговорить. Новые уши лечат душу. Тогда поможем.

— А чё вы пустые-то, грузов в Берлине не нашлось?

— На долгожданный ремонт идём! Накопилось всякого. Ходили по Волге с патрулями, потом экспедицию на север забрасывали, не скажу кого, но в какой-то момент штуртросы начали конкретно ослабевать, старые уже… Военному кораблю так нельзя, сам понимаешь. Швартового матроса, юнгу нашего, мы из Берлина на попутке в Замок отправили, чтобы готовил там всё к ремонту, а сами водой.

— Что, тяжело управлять? — поддержал я разговор, рассматривая грамоту в рамочке на стене.

— Ну… Понимаешь, реакция стала специфическая. Иногда кажется, что штурвал вообще не связан с кораблём. Если начать вращать, намереваясь, скажем, принять «право на борт», то пароход сперва подумает, правильно ли он всё понял, а затем начнет выполнять команду с такой прытью, что хоть плёткой останавливай. А если допустить резкое возвращение штурвала назад, то начнётся крутой разворот в обратную сторону с наименьшей циркуляцией, то есть почти на месте.

— Хрена себе! — это ненадолго отвлекло меня от изучения рубки,

— Потому мы и паксов в порту не взяли, отвечай потом за них… Разве что тебя было приказано забрать.

— Как же тогда управлять? — спросил я, продолжив рассматривать интерьер.

И тут богато, всё блестит, красное дерево, карабин «колчак» на стене, две ракетницы. Настенные часы, второй судовой компас, секстант, барометр, большой цветной дисплей, эхолот на два датчика, пара радиостанций.

— Если говорить с ним осторожно и очень вежливо, то вполне можно добиться послушания. Беда в том, что всё это держит рулевого в постоянном напряжении, блин, рук от штурвала не оторвать.

— Понимаю. Я сам немного поработал мотористом на «Ярославце».

— Да иди ты! И за штурвалом стоял?

— Ну а как же.

— Слушай, Максим! — возбудился Павел. — Постой за меня, позарез в гальюн надо! А колесо не бросишь.

— Ну… Пф-ф… Не знаю, давненько это было, — растерялся я. — Сам же говорил про специфическую реакцию.

— Да ты не вибрируй, я постараюсь быстро!

— А что этот, Корнеев?

— Ха! Предложит сесть на горшок прямо в рубке, он нынче вредный, злой. У него «Нерпа» сломалась, капитально и надолго. У нас временно, ждёт, когда инженеры заново паровую машину рассчитают и соберут. Чего такому специалисту на берегу без дела сидеть, квалификацию терять? А нашего механика забрали, он на севера уплыл, секретное дело… Да и кэпа надо подменить. Но я тебе ничего не говорил!

Ну и не говорил бы. Зачем мне вообще что-то знать о поворотах карьеры чьих-то механиков, с которыми я не пересекаюсь ни в быту, ни по работе? Рассказать ему, что ли, о подменах всех шоферов анклава?

Ничего, слушай терпеливо, Макс, сейчас ты пассажир, а пассажир обязан слушать. Я досадливо покачал головой, но рулевой расценил этот жест иначе.

— Да здесь ничего не случится, отрезок детсадовский! Мотать начнёт, когда выйдем из тени Этбая и островов. Там даже шквал может налететь. Вон, видишь, ветер быстро поднимается, тогда уж точно никуда не отойду. А мне надо, очень надо. Так как?

— Ладно, порулю, — нехотя согласился я. — Ты только не держи в себе ничего, побыстрей давай, а?

— Пулей!

Пулей и умчался. Вот такая у меня жизнь, всё пробую, везде бываю, всё понемногу знаю. Трудовой спецназ, так сказать.

Он вернулся очень вовремя. «Дункан» вышел из-под гостеприимного прикрытия островов и резво выскочил на речной простор. Сначала всё шло хорошо. Павел держал штурвал, я с любопытством глядел вперёд. Механик Корнеев, судя по всему, невозмутимо ковырялся где-то в недрах машины.

Но дальше ничего хорошего нас не ждало. Как и предрекал вахтенный рулевой, внезапно поднялся жуткий шквалистый ветер с сильным косым дождём. Берега, что справа, что слева, начали быстро скрываться из вида. А я по команде Павла смотрел на экран эхолота и во все стороны сразу, пытался запомнить направление ветра, чтобы суметь вернуться и встать на фарватер.

Берега исчезли во мгле. РЛС, как выяснилось, не работает, какой-то вышедший из строя блок юнга увёз на ремонт в Замок. По объективным причинам знаков водной обстановки на Волге всё ещё очень мало. Как сказал Павел, на участке всего два буя, и один мы уже точно пропустили. Валять с боку на бок стало страшно, корпус потрескивал. Мне казалось, что на борту нет управляемых систем, и вообще, мы ломимся в самый шторм и в полную неизвестность.

Задница!

Тут заскрежетало железо, откинулась тяжёлая дверь, и в рубку быстро протиснулся механик Корнеев, человек со смешно выпяченной нижней губой, в прорезиненной штормовке и мягкой морской фуражке с «крабом», который для начала на нас наорал:

— Вы что творите? Там в камбузе всё разлетелось!

— Вон он! — крикнул мне Паша, показывая рукой во мглу, где по курсу еле заметно проявился второй буй.

В шквалистой мгле не было видно ни берега, ни неба. Мы замечали только исчезающий под вспененной водой нос, взлетающие и несущиеся через крышу рубки брызги, и тупой удар, когда волна перелетала через рубку и сваливалась через левый борт.

— Нормально пока, пока ничего страшного, держимся пока… — голосом начинающего гипнотизера успокаивал меня новый знакомый. Или себя.

— Да, уж… Сколько ходил на «Дункане», а первый раз вижу, как нос под водой скрывается, — задумчиво молвил Корнеев, обоими руками стряхивая с себя воду.

— Как думаешь, не развалимся? — противоречиво поинтересовался у коллеги рулевой.

— А чего об этом думать, если развалимся, то думать бесполезно, всё равно пузыри пускать.

— Надеюсь, на заводе швы варили хорошо.

— На каком заводе, Паша? Мы с капитаном сами всё переваривали. Ничего не развалится, ты рули, давай.

От таких разговоров мне становилось всё страшней и страшней. Как же хорошо, что у меня не получилось устроиться на флот!

— Уважаемый товарищ Корнеев, а не найдётся ли на камбузе пол чайника кипяточку? — почему-то спросил я в этот момент.

— Это корабль ВМФ, молодой человек, а не какой-нибудь там пассажирский бордель на плаву, здесь на камбузе всё найдётся, — с этими словами механик развернулся и гордо ушёл восвояси.

— Руля не слушается! — тут же сообщил вахтенный.

Не знаю как, но каким-то образом всё это безумие на водах окончилось благополучно. Шквал внезапно стих, река сразу же успокоилась, а «Дункан» снова стал послушным мальчиком.

— Вот так, все водку пьют, а мы, флотские, пашем.

Как же красиво вокруг, когда тихо! Совершенно невероятное сочетание прозрачной речной воды, камней в разноцветных пятнах лишайника на берегу, ярчайшей зелёно-золотой листвы и фиолетового вечернего неба. Всё это природное богатство отражалось, причудливо изгибалось и переливалось на воде.

— Максим, а что ты делал на Шпрее? — спросил Павел, вытаскивая из плоской жестяной коробочки заранее скрученную сигаретку. Похоже, спокойная обстановка говорливому вахтенному наскучила сразу же.

— Можно просто Макс. У хорошего знакомого из Берлина избушка там стоит. В правильном месте. Всё есть, банька, веранда, приезжай и живи. Отдыхал, по берегу и в лесу бродил, немного рыбачил, вволю отсыпался без будильника.

— Вот с этим? Маловато будет для прогулок по таёжным берегам, — он кивнул на мою самодельную кобуру. — Что у тебя там за пушка?

— Наган революционный.

Револьвер без кобуры я по случаю выменял в одном из придорожных посёлков, там же одна добрая женщина пошила мне брезентовую кобуру. Страшненькая, конечно, но функции выполняет. В смысле кобура.

— Из под Зимнего дворца? Дело обстоит ещё хуже, чем я думал, — без дальнейших пояснений прокомментировал он.

— Да ладно тебе, в рюкзаке лежит итальянский полуавтомат Benelli M4 Super 90.

— Ого! Это который у морпехов США?

— Ага, индекс М1014.

— Даже и не знаю, есть ли хоть один такой ствол в Замке… Так ты на Шпрее ещё и охотился?

— Уточки, там замечательное озерцо совсем рядом. И лодочка вёсельная.

— Солидно. Приятель твой, похоже, не бедствует. Изба, веранда… Утки-то много взял?

— Меньше десяти, — по обычаю я ответил расплывчато.

Рулевой на время замолчал, сосредоточившись на управлении.

Летали над водой чайки, высматривая в течении косяки мелочи, деловито рокотал двигатель, а из камбуза потянуло таким восхитительным запахом, что я еле сдерживался от соблазна оставить Павла в одиночестве и отправиться в гости к механику. Камбуз расположен в центре корпуса между машинным отделением и средним трюмом. Эх, помню, любимое место было… Там установлен водогрейный плита-котёл и мойка со сливом за борт.

— В Замок-то тебе зачем? Или не секрет?

— Не имею ни малейшего представления, дружище, наверное, есть какое-то дело, — пожал я плечами.

— Ничего себе! Его сам Сотников вызывает, в диспетчерской все девчата взбудоражены, срочно сняли с задачи флагман флота, а он ничего не знает! Нет, братка, в жизни так не бывает.

— Как видишь, бывает, — вздохнул я.

— А ты Сотникова видел?

— Всего один раз, на групповом собеседовании после прибытия.

— Где выбросило?

— На нашем берегу очнулся, неподалёку от Дровянки. Можно сказать, что повезло, подобрали быстро.

— Эт да… Не, мне, конечно, в государеву муть лезть по погонам не дозволено, но… Дай угадаю, ты видный учёный? Нет? Крутой засекреченный спец? Что-то, связанное с оборонкой?

— Если скажу, мне придётся тебя…

— Убить? — с нервным смешком продолжил фразу рулевой, машинально передернув плечами, словно от пробежавшего по спине холодка.

— Зачем сразу убить? Не сразу. Буду как-то убеждать, что правду говорю, — неопределенно ответил я. — Короче, не угадаешь.

— Вот чёрт, настоящий детектив! Но в любом случае, Макс, ты точно важный хлыщ, если тебя положено экстренно доставлять силами ВМФ. Одного горючего сколько сожгли для прохода по Шпрее…

— Да не, я обычно по земле перемещаюсь. Много и долго.

— Не по земле, а по суше, — автоматически поправил моряк.

— Слушай, а что там на камбузе стряпается, запах сумасшедший, а я не ел ничего.

Он оглянулся и втянул воздух.

— А… Это Корнеев свои знаменитые пирожки печёт. С диким луком и яйцами, да с лесной ягодой.

— А как бы…

— Не волнуйся, скоро сам притащит.

Так оно и вышло, минут через десять дверь в рубку открылась, и Корнеев торжественно внёс небольшой тазик, после чего уселся на откидной стульчик и принялся наблюдать, как исчезают его вкуснейшие пирожки.

— Говорит, что причину вызова не знает, — проглотив половину пирожка, кивнул на меня Паша, и тут же начал вытягивать двумя пальцами очередной горячущий пирожок, на этот раз с ягодой. — И кто по жизни, тоже не говорит, секретный человек. Гадаю теперь.

— Да чего тут гадать, водила он, — спокойно объявил строгий механик, неожиданно для меня улыбнувшись. — Водитель рейсового автобуса, я его полгода назад в Берлине на центральной площади заприметил. Потом ещё раз.

— Точно? — Павел повернул ко мне изумленные глаза.

Я кивнул.

— Говорил же, что не угадаешь.

Разговор продолжился.

— Значит, из Берлина в Замок мотаешься?

На этот раз я покачал головой отрицательно.

— Нет, Паша, международка. Международные пассажирские перевозки, заграница.

— Ни-че-го себе! — судя по выражению лица рулевого, это ремесло он сразу поставил гораздо выше знаменитого ядерного физика, лирика и засекреченного оружейника. — Я и не знал, что такие есть!

— А ты ничего не знаешь, потому как не интересуешься, — проворчал Корнеев. — И не мечи так кулинарию, оставь пироги важному пассажиру. Опять ведь из гальюна не вылезешь, стервец! — и бросил в мою сторону: — Вечно он обожрётся до треска в пузе, а потом стонет. На какие города рейсы выполняете, уважаемый? — это уже ко мне.

— На всякие… До недавнего времени гонял через Нью-Дели на Шанхай, а сейчас выполняю рейсы через Аддис-Абебу на Базель и Бёрн. Швейцария.

— Ух, ты! — опять возбудился Паша. — Макс, а ты в Санта-Барбаре бывал? Говорят, что местные девки особым способом…

— Так Санта ближе Дели на трассе стоит! — перебил я его с удивлением. — Бывал, конечно, мимо не проедешь.

— А как в…

— Да подожди ты, балабол! — рявкнул на него Корнеев. — Слова не дашь вставить. Пашка, вперёд смотри, а то в мель уткнёшься! Кэп вернётся — шкуру с тебя спустит. Девки ему… Человек сам расскажет, в каких городах-странах бывал, и с какими девками философию обсуждал, если захочет.

После таких пирожков грех было жеманничать.

— В Принс-Руперте бывал, в Квебек не так давно ездил. Но это были всего два пробных рейса из Промзоны, пока что это направление бесперспективное, мало пассажиров от устья. Только по спецзаказу, но то дорогое удовольствие. Из Квебека по заказному рейсу разок прокатился в Нотр-Дам…

— И как там у французов? — жадно спросил Павел, опасливо покосившись на строгого механика.

— Бессмысленно для нас, получается огромный крюк. Проще уж по воде пройти или вообще на внедорожнике и прочих квадроциклах махнуть через степь от Заостровской. А там на Сене местный паромщик за копейки в город перебросит.

— Да я не про дорогу, как там вообще с развлечениями для нас, молодых? Рестораны, кафе-бары, француженки, круассаны, мопассаны всякие?

— Паве-ел, йоп… — рыкнул на него механик. — Не позорь флот. А в Каир ездили? Мы ведь тоже кое-где бываем, да, но сейчас реже, начальство не любит флагмана на дальняк отсылать. А уж по суше вообще никак.

— В Каир дорога есть, но не для автобуса. Пока египтяне на своей стороне автомобильный мост через одну капризную речку не перекинут, нормального пассажирского сообщения там не будет.

— И что они?

— Что… Они египтяне, и этим всё сказано, — ответил я Корнееву. — На общественный труд их поднять трудно, кланы.

— Понятно… Интересная у вас работа. Поди, многих знаете на трассах?

— Многих, специфика, — не стал отрицать я.

— Особенно женского пола! — опять расфантазировался вахтенный.

— Времени на это нет, Паша, у меня же расписание.

— Да ладно, при желании всё можно провернуть!

— Можно, — опять подтвердил я. — Паша, у тебя помазок найдется? Надо бы побриться, а то я свой в суматохе на умывальнике в избе забыл.

Корнеев с легким кряхтением поднялся, стульчик со стуком вернулся на место.

— Нет у него ни хрена своего, вечно в машинном отделении побирается… Ходит, как геолог, высматривает, выискивает что-то на полу… Ишь, только что стоя ссать научился, а уже француженок ему подавай! Пошли, Максим, дам тебе и кипяток, и помазок, и туесок под пирожки. Зеркало знаешь, где. Хорошее у нас зеркало, это же ВМФ.

К базе флота подходили уже затемно. Вода была спокойная, пароходик шёл ровно, двигатель, как это у них бывает поздним вечером, работал тихо и с особым удовольствием. Теперь Корнеев находился в рубке, порой выходя на борт с большим флотским биноклем. А меня послали на верхний мостик с приказом развернуть один прожектор под небольшим углом на берег, не спускать глаз с вверенного под наблюдение сектора и ждать оперативных команд. Накинув капюшон штормовки, я следил за бежавшим чуть впереди по кустам и камням ярким пятном и старательно контролировал расстояние.

Впереди показались огоньки на берегу, а потом, мистически, ещё и в воздухе. Это были окна.

Замок возник из сумрака неожиданно: в пустом пространстве материализовалось огромное серое сооружение циклопического вида, причудливо сочетающее в себе зримый функционал неприступной рыцарской твердыни и первые удачные пробы средневековой замковой архитектуры.

Давненько я тут не был. Сколько, месяцев пять? Хотя моё главное начальство сидит здесь, в автохозяйстве, вызывают меня не часто… Помню, как впечатлился и восхитился, увидев грандиозную цитадель впервые, сохранив эти чувства и испытывая их и поныне. Толстые башни, массивные стены с зубцами, между которых выделяются недавно восстановленные крыши из красной черепицы, высокие печные трубы, шпили и изогнутые вверх острые стальные секиры системы замковой противовоздушной обороны. На флагштоках почти отсутствуют флаги, зато есть фонари.

Диссонансом в это мрачное великолепие врывались пятна маленьких служебных помещений караула на стенах, антенны ближней и дальней связи на башнях, полосатый ветровой конус и поворотные прожекторы. Теперь стало понятно, где именно расположены светящиеся окна. Их стало больше, время для сна раннее.

На донжоне, главной башне, установлен издали узнаваемый набор примет: зачехлённая пушка-сорокопятка, закрытая летающая тарелка радара и самые длинные в округе антенны вещательной радиостанции. Там же находится святая святых — резиденция самого Сотникова, человека, у которого, несмотря на все формальные фиксации, нет другой общественно принятой должности, кроме звания Главного, как выдающейся личности, заново собравшей по крупицам российское государство.

Я в донжоне так и не побывал, потому что собеседование проводилось в зале городской ратуше. А уж после распределения у простого человека, не попавшего в элиту из физиков-ядерщиков или в шарашку секретных военспецов, вообще нет никаких шансов заглянуть на этот Олимп.

Огней на берегу много, ориентиров ещё больше. Искажённый голос из железной ретро-трубы позвал меня вниз.

— Раньше мы стояли непосредственно под крепостью, там в скалу вделан старинный каменный причал, сейчас он чисто гостевой. Ну и мелочь водоплавающая сбоку чалится, — рассказывал мне Корнеев. — Наверх ведёт каменная лестница… Ох, Макс, вспоминать страшно, сколько там ступеней. Даже в моём, ещё вполне стойком возрасте карабкаться по ней уже непросто. Правда, есть дорога, которая огибает крепость с юга, но она идёт по большой петле, не натопчешься. Гостей, само собой, встречает транспорт, а у героев флота такое счастье случается редко. Ну и лишняя публичность, всё на виду. Теперь база флота ближе, вокруг потише. Своя территория, почти прямая дорога. И попуток больше, даже повозки ездят. Там лесобиржа сбоку.

— Биржа? — не совсем понял я.

— Большой береговое складское хозяйство, база, место изготовления, временного хранения и продажи лесоматериалов, включая пиломатериалы. Кому только не продаём.

— Лесоматериал?

— Ну да. Первично обработанная древесина, сохранившая природную физическую структуру и химсостав.

— Откуда вы всё это знаете?

— Отец мой на лесобирже начальником кранового хозяйства работал, а я мальцом у него отирался после школы. Там мно-ого тонкостей… К примеру, еловое бревно третьего сорта диаметром от четырнадцати до двадцати четырёх сантиметров и длиной четыре метра может быть названо пиловочником, балансом, тарным или клёпочным кряжем, стройлесом, лесоматериалом для радиомачт или мачт судовых…

— Всё-всё! — поднял я руки.

Через десять минут я сошёл по трапу на причал закрытой зоны воинской части. Это и есть конечная точка маршрута. Стояла тихая погода, из облаков выглянула луна, помогающая двум прожекторам, светившим со стороны лесобиржи. В чистом речном воздухе приятно запахло тайгой, луговыми травами и свежей древесиной. На миг мне снова захотелось связать жизнь с рекой, пусть даже на берегу. Но я вспомнил недавний шквал и резко передумал.

Прибывший в порт приписки «Дункан» встречал вышедший из одноэтажного строения с полудюжиной окон бойцовского вида дедок — дежурный по причалу. Был он в сером брезентовом плаще, перетянутом солдатским ремнем, с фонарём в руке и мосинкой с примкнутым штыком на плече. Колоритного дежурного сопровождала небольшая кудлатая собака, радостно встретившая знакомый экипаж и основательно обнюхавшая меня. Запомнила, один раз вильнула хвостом и уже без интереса отошла в сторону — раз со своими прибыл, да ещё и с воды, значит не чужой.

Так что здесь всё серьезно, охрана объекта. Периметр — массивный и грубый сплошной дощатый забор со спиральным барьером безопасности поверху типа «Егоза» поверху. Ну да,у них же лесобиржа под боком.

Рядом у причала стоял на ремонте тот самый военный пароходик «Нерпа», приписанный к Берлину. Черная с двумя белыми полосками труба лежала на берегу рядом с большими закрытыми ящиками, значит, ремонт серьёзный, а то и с модернизацией. Пароходик можно было бы назвать умильным, если бы не пулемётная турель на баке. Ещё здесь была мотолодка «Обь» в шаровой окраске и такого же цвета низкий неприметный скоростной катер без рубки. Да, это база флота.

Попрощались тепло.

— Шторм пережили — уже братство, — филосовски сказал на прощанье Корнеев. — Теперь слушай сюда, Максим. Идешь во-он тем проходом до самого тупика. Оттуда обычно… — он глянул на плоские золотые часы. — Так… Через двадцать семь минут оттуда отходит бортовой «газончик», предъявишь водиле вот этот транспортный чек, нам выдают по льготе.

— Флагман же, — не удержался я.

— А как иначе, — спокойно откликнулся механик, не заподозрив подвоха. — Он тебя подбросит до самых ворот замка, потом чек в учётку диспетчерам положит. Давай, и чтобы тебя на суше не штормило.

— Бывай Макс, с тебя открытка с француженкой в клетчатых чулках, помнишь? — широко улыбнулся Паша. — Ты на дальняках, мы на дальняках, где-нибудь, да пересечёмся!

Крепко пожали руки, хлопнули друг друга по плечам и разошлись по своим делам.

Огромные, по здешним меркам, склады лесоматериала, который вскоре отправится по нашим весям и за границу, впечатляли. Штабеля, между которыми я с большим рюкзаком за спиной и пирожковой корзинкой в руке пробирался к выходу, были аккуратные, ровные, каждая доска отмечена знаком. Пару раз мне попались хмурые работяги. У одного из-под ремня торчал большой плотницкий топор, а посмотрел он на меня весьма тревожно. Однако никто не поинтересовался у постороннего, шатающегося среди моря материальных ценностей, какого лешего он здесь делает.

Переступив через провисающий в распахнутых воротах стальной трос, я оказался в том самом тупике — на разворотной площадке, где стоял порожний грузовик с газогенераторным двигателем и сидели ожидающие водителя четверо работяг. Тему альтернативного топлива у нас любят, пароходы, локомобили и газгены давно в почёте. В Берлине освоили старую германскую технологию производства синтетического бензина из каменного угля, благо его-то Смотрящие по берегам Волги сложили предостаточно. Это значительно снижает зависимость от очереди заявок на ГСМ и работы топливозаправщиков.

В положенное время я отдал проездной чек ВМФ, и за это был помещён не в кузов к рабочему классу, а в кабину.

— Разве ж это жизнь, а? — сокрушался подвижный, бывалого вида водитель средних лет. — Раньше, помню, каждого, кто с колёсами, люди на части рвали — отвези, да привези… А сейчас автохлама стало больше, чем людей!

— И долбаных мопедов на трассе, — поддакнул я.

— Понимаешь, наш человек! — одобрительно отреагировал водила и от души дважды просигналил.

Возле крепостных ворот я пожал коллеге крепкую руку, забрал из кузова свои скромные пожитки и прошел к КПП, уже возле ворот обнаружив, что половина пирожков исчезла. Причём голодная лесобиржа сожрала именно те, что с ягодой.

Добро пожаловать в цивилизацию, Макс.