Обязательная остановка на Берлинской заставе. Ничего особенного, сурового вида низкая постройка из железобетона и дерева, пулемёт «Льюис» в бойнице, прожектора, антенна радиостанции.
Короткий формальный переброс фразами с дежурным по КПП, к автобусу он вышел лично. Обстановка на участке до Аддис-Абебы, по сообщениям приезжающих, спокойная.
За Абебой, по ещё не подтверждённым данным, случилась какая-то автоавария, которую уже разобрали, потом кто-то зацепил на обочине ишака и, наконец, в песках пропал какой-то мотоциклист. Эксцессов с нападениями на транспорт нет. Конфликтовать здесь практически не с кем. Кастет позже сказал, что с тех пор, как здешний крестьянин-бандит, устав выхватывать от егерей люлей, перебрался в окрестности своей столицы, из Зусулки пропала романтика.
Несколько иная ситуация сложилась вокруг правобережной Тортуги, где преступный элемент нет-нет да проявляется. Негро-пираты ещё не окончательно растворились в Волге, они прячутся по норам выше по течению. Хорошо прячутся. Кажется, что выгрызать их оттуда можно до бесконечности. Речная вольница, простор и открытость всех направлений провоцируют слабые души на береговое пиратство. Так что с поломкой мотора к берегу в тех краях лучше не приставать. Ещё и по этой причине я отдыхал на берегах спокойной Шпрее.
Тайгу как ножом обрезало. Дорога, покрытая подсохшей красной глиной, пролегала через итог одного из экспериментов Смотрящих — дикую оливковую рощу с крошечными жёсткими плодами. С первого раза у них не получилось, тогда кураторы поменяли сорт и следующую, удачную рощу они забросили уже к самому Берлину.
Отсюда трасса вьётся меж двух оврагов, и выпрямляется только возле трёх больших камней, которыми начинается гребень невысоких серых скал. Впереди уже мерцала серебристой рябью поверхность небольшого пригородного озерца, на левом берегу которого виднелся уютный заливчик с жёлтым песчаным пляжем в форме вытянутой капли. У самого берега, создавая столь желанную в жаркое время года тень, раскинулась рощица приземистых акаций. Сейчас уже не сезон, конечно, а вот летом, в выходные дни, горожане наведываются сюда на пикники.
— О, она, родная! Узнал! — крикнул Кастет, увидев слева небольшую группу деревьев. — Здесь мы с Демченко два дня от зусулов отбивались, пока нас Вальтер Кох с камрадами не вытащил.
— Потише… — я быстро оглянулся на пассажиров. — С Демченко?
— Ну да, он ведь раньше группером у сталкеров был. Позывной «Демон».
За рулём сидел Лунёв. Дорога вполне комфортная, даже без кочек, самое время набирать опыт и практиковать практику.
— Не знал… Хотя как-то из разговора я что-то подобное заподозрил. Просто не увязывается облик чиновника такого ранга с перестрелками в саванне.
— Демченко среди нас лучшим был. То есть, своим трудом и головой вырос из сталкеров. И получил головняк.
— Потому Сотников его и забрал на повышение…
— Да и правильно сделал, не место Демону в ползунах-разведчиках! Какое-то время он оператором канала у вас в Берлине сидел, а потом они со Смотрящими что-то хитро порешали, и Серый вернулся на оперативно руководящую работу… Сейчас заплыл, конечно, но в форму его можно привести достаточно быстро.
Саванна постепенно превратилась в степь, а потом уже степь начала приобретать признаки пустыни.
Вскоре состоялась интересная встреча на большой дороге. Со стороны Аддис-Абебы по магистрали медленно тащились две груженые сельхозпродукцией арбы. Ослики своих погонщиков слушались неохотно, шли неторопливо, успевая губами прихватывать между высохших корней что-то условно съедобное. Приближающийся автобус поначалу их ни чем не заинтересовал.
— Скорость сбавь, Костя, сейчас они испугаются. Ещё медленнее, и не сигналь.
— Может, надо остановиться?
— Нет, всё равно испугаются, просто катись тихо.
Так оно и вышло. Всё-таки решив, что надвигающийся на них жёлтый дорожный монстр опасен для жизни, животные всполошились. Один ишак резко рванулся, освободился из простейшей сбруи из дрянных веревок, и с хорошей скоростью припустил по дороге в сторону Берлина.
Хозяин с гортанными криками бросил арбу и прямо в тапках побежал по камням за скотиной, а напарник кинулся ему помогать. Но тут второй ишак тоже освободился от пут, огляделся по сторонам, и, решив, что весь этот грёбаный цирк ему не интересен, неторопливо побрёл назад в родной африканский город.
В автобусе громко хихикали и ржали в голос, ишаки истошно орали, возницы на бегу напряжённо думали, яркими оранжевыми игрушками в дорожной пыли живописно рассыпались апельсины.
— Поможем африканским товарищам? — спросил Кастет, облизнувшись.
— Не надо, погонщики сами справятся. Всегда у них так. Понял теперь, как нелегко им на ярмарку в Берлин овощи и фрукты доставлять? Логистика! — поднял я указательный палец.
Пустыня преобладала в ландшафте недолго. Началась длинная каменистая пустошь с чертополохом, стайки мелких птиц с дружным посвистом перелетали с одного куста на другой.
— Макс, а чего негров-то всего двое домой едут? — шёпотом спросил Кастет, кивая за спину.
— Многие из них опасаются, немцев боятся, — так же тихо пояснил я. — Вся эта политкорректность и мультикультурализм остались на Земле, здесь люди и народы сразу всё былое вспомнили, даже корпус Роммеля. Для африканцев немцы — чуть ли не образцовые нацисты, хотя в последнее время расклад меняется… Ну, и британцев с французами поблизости нет, а кого-то ведь надо назначить колонизаторами? Нормально. Три месяца назад в салоне вообще ни одного чёрного не было. А теперь они, считай, в каждом рейсе. Так что, пока Берн под договор не открылся, смысла организовывать здесь линию просто не было. Африканцы, если уж едут куда, то чаще предпочитают Базель.
— А ты своих пассажиров по национальностям различаешь?
— Скорее да. Китайцы позади сидят, супружеская пара, сам видишь. Они в Абебе живут. Двое индусов, эти часто в Берлин ездят. А слева — арабы, скорее всего из Джибути, могу ошибаться. Ну и эфиопка симатичная, знаю я её…
— А где сомалийцы?
— Тех, кто жил поближе, похоже, вышибли под ноль. Остальные, западные, ушли в город. Наверное. И дикие ещё остались. Два сомалийских монокластера составляли костяк зусулки, самая отморозь, невменяемые. Ну, и примкнувшее к ним отребье. Причём покрошили их в основном не наши, а Императорская гвардия Аддис-Абебы.
— О-па. У них что, реально император правит?
— Нет, по традиции так назвали. Одновременно армия и полицейские силы. В последнее время гвардейцы воюют с сомалийской группировкой «Аш-Шабаат».
— Это те, что к востоку от Абебы?
— Уже далеко не только сомалийцы, свято место… сброд, команчи, сам понимаешь. Рельеф там очень сложный, много леса, горы, полностью зачистить трудно.
— Понял…
Через час навстречу проехал первый автомобиль — «копейка» синего цвета с белой крышей. В восьмидесятых годах, то есть, в самый разгар дружбы с СССР, мы эфиопам продали огромное количество автомобилей «Лада», которые теперь составляют львиную долю таксопарка уже новой Аддис-Абебы. Рассказал об этом Лунёву.
— Государственного транспорта у них вообще нет, кроме военного. Все перевозки частные. Смотрящие традиции учли, и «копейки» ВАЗ-2101 им в локалках регулярно попадаются, аж по несколько штук сразу, причём всегда новые, оцени! Любят их очень, целый культ… Мне один владелец год назад рассказывал, как у него на дороге бензин кончился, а вёз он настойку на ядовитой змее, вроде бы, к ярмарке, — вспоминал я. — Там сплошной чистый спирт! Залил змею в бак и доехал. Хотя деревенский колдун потом утверждал, что это экстракт яда так подействовал, типа даёт ускорение.
— Круто! Мы с Сомовым как-то вискарь заливали в «жигуль», не едет. Про яд Гоблину расскажу, он такое любит. А «Нивы»?
— Есть и «Нивы», но их мало, машина знати, заоблачный престиж.
Я посмотрел в салон. Народ дремал, включая наших туристов. Ничего, после Абебы спать им не придётся. Пусть отдыхают, скоро приедем.
— Костя, музыку потише сделай.
Ближе к городу Лунева сменил я. Кастет с удовольствием размялся, присел пару раз, сходил на корму, проверил укладку багажа и сейфы, принес новую бутылку с водой.
— Ты говорил про таксопарк, что, реально много машин? — «копейка» явно запала в душу Лунева.
— Много. Зато тяжёлой техники практически нет, возят на чём попало… Аддис-Абеба это большой город, действительно большой, просто мало кто его видел. Карту Африки помнишь? Государств там много. Один бог знает, сколько здесь монокластеров спрессовано. Что-то оттягивает на себя Египет, но там всё больше Магриб. А здесь! Сомали две штуки, Суданов два, Уганда, Кения, Эритрея… Аддис-Абеба на Земле — столица Африканского союза, второй по значимости после ООН международной организации. На новом месте эфиопы попытались отморозиться от этой миссии, но монокластеры их прессуют. Все привыкли к тому, что город — эдакий африканский Брюссель, так что скоро и на Платформе-5 Африканский союз возникнет.
— Блин, столько нового узнаю! — продолжал удивляться Кастет. — А вроде соседи.
— Вот именно. Я вообще удивляюсь, почему у нас люди в отпуске дома сидят! Ну, съездят по скукоте в устье к Маяку, в Балаклаву. Нотр-Дам крошечный, полдня, и делать там больше ничего. Вот ты же в отпуске был? На Кордоне, так? Взял бы молодую красивую жену, купил билеты, да и махнул в круиз! Берлин, Абеба, Базель, Берн… Заграница! Мир посмотрели бы.
После этих слов Кастет смешно выпучил глаза и застыл с открытым ртом. Аж уши зашевелились и шрам па правой щеке побелел. Было видно, что боевой, много чего повидавший комсталк был поражён до глубины души.
— Бли-ин… Мне и в голову такое не приходило! Думаю, посижу в лесочке, цветочки там, грибочки, будь они неладны. А кроме деда и самогона ничего не видел, трахома!
— Турбюро нужно организовывать, контакты наладить, договоры заключить, — авторитетно заявил я.
— Точно! Займись, Макс, поддержим, отвечаю. Кто если не ты?
— Не, Костя, у меня другая миссия, — я мысленно усмехнулся.
Столица эфиопов умеет удивить с первого взгляда.
Город этот, конечно, абсолютно африканский, во всех проявлениях феномена: повальная бедность, общая неустроенность, плохая или даже катастрофическая инфраструктура, отсутствие городского планирования, масса социальных проблем и довольно высокий уровень криминала.
— Грязно там?
— Не грязнее, чем в Шанхае. Скажу тебе так: город по-своему интересен, точечно, но в целом он мало приспособлен для прогулок. Эфиопия в основном христианская страна, поэтому здесь много привычных для нас храмов. Только молятся они, часто даже не заходя внутрь, а прямо у стены. Музеев нет. Центр реально интересен. Но основная часть Аддис-Абебы точно не для прогулок.
— А замок?
— Нет замка. Есть крепость, которая не крепость.
— Ничего не понял.
— Местная крепость называется, Фасил-Гебби, копия земного аналога, который не имеет никакого отношения к столице, она в другом регионе страны. Но именно там император Фасиледэс положил конец кочевому образу жизни эфиопов, люди перестали перевозить свои палатки и имущество с места на место.
— Вот почему гвардия императорская! Тогда понятно.
— Крепость получила название Фасил-Гебби, что на ахтарском языке означает «соединение, ограждение Фазиля». Находится на севере города, феноменальная штука! Архитектура Фасил-Гебби не только уникальна, но и разнообразна. Стена длиной в километр есть, но она прилично разрушена и восстанавливать её никто не собирается. Главное, что стена соединяет двенадцать капитальных башен, маленьких замков. И каждый принадлежит определённому клану, который там же и живёт.
— Ты хочешь сказать, что периметра у города нет?
— Вообще никакого. Да и как заключить всё эту разбросанную застройку в периметр? — я показал рукой на появившуюся впереди группу из шести саманных домишек, тесно вставших на берегу ручья. — Смотри, это считай, уже Аддис-Абеба, сейчас таких деревушек вдоль ручьев и возле источников будет всё больше, а потом они соберутся в главном оазисе.
Через десять минут пути встречные легковушки, велосипеды и запряжённые ослами повозки стали попадаться настолько часто, что Лунёв не успевал крутить головой. Пассажиры проснулись, загомонили, начали привставать с мест и шумно собираться.
— Понял. В одном из таких «замков» работает терминал поставки, угадал? — спросил Костя.
— Не угадал. Основной терминал стоит в центре города, а в Фасил-Гебби работает «шоколадка», — я помолчал, и добавил, сворачивая налево, в сторону центра. — А то и пара. Народу-то до фига.
Кастет не выдержал и достал записную книжку, куда тут же принялся что-то усердно записывать.
— Жене расскажу во всех красках! — пояснил он, на секунду подняв на меня глаза. — Ты продолжай!
— В городе все строения выполнены в различных стилях, главный из которых — бичовский. Это самые примитивные дома из глины и веток, песчаника и сланца. Деревянных практически нет, если не считать сараев, сшитых из картонок и фанерок. И все они расположены хаотично, из-за чего тут так мало нормальных улиц.
Через пару минут «пазик» выехал на шумную привокзальную площадь и остановился под яркой табличкой возле двухэтажного каменного здания с низкой и широкой надстройкой посередине. Бывший железнодорожный вокзал, ставший автовокзалом.
— Ничего себе! А ты говорил, саманные.
— Остряки шутят, что эфиопы даже переживали, что всех соседей колонизировали, а их ещё нет. Оставили без европейской архитектуры, понимаешь ли! Ну и допросились, пришли итальянцы, колонизаторы-неудачники. Всего за шесть лет они успели понастроить зданий в итальянском стиле, после чего их выперли из страны, не сказав спасибо. А здания остались. Теперь макаронники ездят туда из Базеля, ностальгируют. И у них прекрасные отношения, между прочим! Ну всё, сейчас будем выгружаться. Отдавай оружие, помогай с багажом. Проверяй салон на забытые вещи. И всё вежливо, с улыбкой!
М-да. Надо будет посмотреть, как умеет улыбаться этот волкодав.
На вокзальной площади было довольно оживленно. Сновал во встречных направлениях прибывший, пробегающий мимо и отъезжающий на арбах, велосипедах и авто люд. Тяжело разворачивались огромные повозки, пронзительно сигналили крошечные мотороллеры, рьяные гвардейцы-полицейские, вопреки здравому смыслу, занимались не регулированием движения и арестом торговцев дурью, а разгоном длинными палками без дела шатающейся молодежи с купленными здесь же косяками. Назгулы, жулики, крестьяне и водители существовали как бы в разных измерениях, по отдельности. И, тем не менее, весь этот бедлам как-то договаривался, сопрягался и сосуществовал.
— Вот это шалман… — оценил обстановку Кастет.
«Желтопузика» я отогнал на VIP-стоянку, расположенную сбоку от здания.
— За что деньги плочены, что я здесь должен увидеть с буквами VIP? — Лунев со скепсисом оглядел небольшой открытый бокс.
— Во-первых, есть большой навес. Во-вторых — прочный, хоть и не высокий забор. Ну и последнее: здесь целых два охранника.
— А на обычной платной? Боюсь представить.
— На обычной стоянке ничего нет, кроме белых полос на земле. Уполномоченные мальчишки с палками отгоняют других мальчишек, с ножиками.
— Зашибись!
— Вот и я так думаю… М-да, что-то моего коллеги не видно, опаздывает, что ли?
— Ты имеешь в виду швейцарский автобус?
— Его. Бело-голубой «Шаолинь» 68-й серии, машина для сельской местности. Салон поменьше, чем у нас, а пассажиров возит больше, Курст иной раз до семнадцати человек набивает. Грузового отсека нет вовсе, зато на крыше — целый табор на решётке. Ну всё, пойдём гулять, город посмотришь, немного времени есть. Костя!
— Что? — резко развернулся Лунёв.
— Автомат оставь. Здесь длинноствол носят только гвардейцы и бандиты. Пистолетов хватит, только за кобурой следи, а лучше к ремешку пристегни.
— А ты?
— А у меня подмышкой. Бонд, просто Бонд.
Новому гостю города захотелось пройти через фойе в колоритном здании вокзала, но я не согласился. Внутри много бездельников и нищих, замучаешься отбиваться. Пока мы огибали здание, я прочёл вводную лекцию по криминалу в эфиопской столице:
— Это, конечно, не земной Найроби, но на окраинах вполне можно оказаться одиноким оленем в угодьях волчьей стаи. Поэтому в сторону не виляем. Стреляют в Абебе редко, огнестрельное оружие стоит дорого. Пистолеты можно не прятать, самооборона с ними легальна, деятельная помощь правоохранительным органам только приветствуется. Но героев мало.
— Естественно, на бандосов не каждый может пойти с авоськой.
— Напасть могут с ножом, и только под кайфом, здесь это дело житейское, м-да… Жуют и тянут дурь многие. Ну и самогон, разумеется. Главная опасность — карманники, тут их невероятное количество. Тусят вокруг площади Маскалис, убегают в трущобы, которые в паре шагов. Не вступай в разговор с очень напористыми юношами. Такие в лучшем случае потащат в лавку «брата» или в «наливайку» со всеми вытекающими.
Мы вышли на маленькую привокзальную площадь с высохшим фонтаном и вазонами. На скамейках лежали люди в пёстрой одежде.
— Это Пиацца, отсюда начинается Проспект Черчилля, главная и единственная транспортная артерия города. Заканчивается он на площади Мескаль. Все наличные каменные дома стоят на нём и на площади. Ну что, двигаемся?
— Сколько у нас времени?
— Полтора часа.
— Трахома… Куда это годится, вы издеваетесь? — громко возмутился сталкер. — Надо дать время транзитным на нормальный осмотр города либо ехать раньше, чего на площади торчать?
— Позже нельзя, график привязан ко времени суток. Раньше пассажиры не соберутся. Пока попрощаются со всей родней, потом раз пять станцуют, песенку споют, утуку-тум-леле… И вообще, знаешь, не я расписание составлял!
Всего-то за полчаса прогулки-экскурсии, а мой напарник переполнен впечатлениями.
— Обалдеть! — Лунёв действительно выглядел обалдевшим. — Думал, что я всё уже видел, но тут! Какой-то невероятный салат из ощущений и эмоций! Здесь вообще кто-нибудь и что-нибудь не продаёт?
Аддис-Абеба — это сплошной рынок. Торгуют всем, чем попало, и везде, где попало. Чаще всего торговые лавчонки выглядят совершенно уникально, они больше похожи не на торговую точку, а на цветастые шалаши из хлама. Причём на месте можно купить любую деталь этой халабуды. Оторвут и вручат, а ты потом на новом месте соберешь новый супермаркет. Торгуют на парапетах, коробках и прямо на земле, иногда без всякой подстилки. Говоря о том, что торгуют всем, чем попало, я не шучу.
Кучками лежат осколки стекла, заново смотанные нитки и аккуратно наколотые щепки, бутыльки-пузырьки, пустые и с какой-то жижей, старые поломанные оправы и стекла от очков, жестяные банки. Дети торгуют какими-то семечками и сигаретными окурками.
Привычная картина в Аддис-Абебе — женщины самого разного возраста тащат на спине, на голове или в необъятных сумках тяжелую поклажу: огромную вязанку дров, кирпичи, мешок с цементом, двадцатилитрову канистру с водой, фрукты… А мужчины будут лежать у парапета или пританцовывать под самодельное укулеле. Понятия «слабый пол» здесь не существует, все равны — воплощение феминизма.
Попадаются и вещи серьёзные.
— Смотри, какая пушка! — я показал на необычный ствол, лежавший в витрине из реек.
— Французский пистолет MAS М 1935А, — сразу опознал Кастет и оттянул полу куртки. — Нет-нет, товарищ абебер, у нас свои!
Только мы собрались уходить, как Лунев заметил в глубине переулка ужасного вида цирюльню.
— А не сделать ли мне прическу в этой треш-парикмахерской?
— Из этого бобрика? — ухмыльнулся я. — Ну сделай. Эфиопам будет, что вечером рассказать: «Какие-то крейзи-русские по глупости забрели в наш богоспасаемый переулок. Я точил опасную бритву и думал, сумеют ли они остаться не ограбленными?».
— Не буду стричься, — буркнул Кастет.
Под краеведческие разговоры мы дошли до площади Мескаль, чтобы развернуться и пойти назад уже по другой стороне проспекта. На площади я показал Кастету статую «Иудейского льва», главного символа Эфиопии.
— У эфиопов вообще много общего с евреями и иудаизмом. Они тоже семиты, а любимой женой царя Соломона была эфиопская царица Савская.
И опять Костя начал торопливо записывать услышанное в свой вновь созданный путеводитель, а я чувствовал себя матёрым экскурсоводом.
— Может, хоть кофейку выпьем? — спросил Кастет.
Перед этим я рассказал ему, что основная статья экспорта в Эфиопии — отличный кофе. Выращивают здесь только зёрна арабики, а она лучшая из всех известных на Платформе — покупают все анклавы, много и охотно. Неплох кофе из Дели и Египта, говорят, что хорош манильский, есть крафтовые сорта… Но нет. Абеба-мама рулит.
— Только без листвы заказывай! — предупредил я, посмотрев на часы. — Они тут массово жуют под кофе какие-то листья, слабый наркотик, и заедают арахисом. Сплёвывают и опять жуют.
— Чего это вдруг без листьев? — возмутился Кастет, — Попробую!
Он начал разговор с продавцом и вскоре обернулся.
— Говорит, что два стакана стоят четыре быра. Что за быры?
— Не вникай, — я вытащил из кармана несколько монет. — Полтора года назад поменял наши деньги, так мне отсыпали целый куль этих быров. Никак не кончатся. Держи, дай ему пять!
Нам вручили стаканчики и два веника, которые Лунев забрал себе.
Кофе обоим ожидаемо понравился, и Кастет решил купить зерновое.
— Бери побольше, — посоветовал я. — Из каждого рейса привожу себе и знакомым.
Продавец отгрузил кофе в холщовый мешок, и мы пошли дальше, вокзал был уже недалеко.
Последняя остановка — возле большого каменного здания Правительства.
— Вот здесь терминал и стоит, Костя. Но это не главное, что нам до чужой плиты… Видишь чугунную пушку на постаменте? Доставай свою записную книжку, записывай.
— Это мортира, — поправил меня сталкер. — Ну да, старинная, чугунная. И что?
— Верь или не верь, но это памятник Севастополю. Дело в том, что пушку отлили сами же эфиопы в 1867 году, готовясь к войне с англичанами. И назвали пушку «Севастополь», имея в виду героизм, проявленный русской армией при обороне Севастополя во время Крымской войны против Англии и Франции. Представляешь, они её специально заказали и протащили сюда каналом!
— Потрясающе! А ты говорил, что тут нет музеев! Вот он, самый настоящий музей, между прочим! И даже не Севастополю памятник, хотя и это дорогого стоит… Ты понимаешь, что рядом с нами стоит город, жители которого поставили памятник русскому героизму и стойкости нашего воина, с которого они хотели брать пример!
— А ещё у эфиопов есть праздник 1 Мая, День международной солидарности трудящихся, и они христиане, — подсказал я.
— Вот именно! Ближайшие к нам христиане.
— Французы не в счёт?
— Да какие они христиане… Петух в символах, церкви позакрывали, один разврат. Знаешь, как Гоголь западников в «Тарасе Бульбе» прозвал? Недоверцы! — отмахнулся Костя. — А мы, получается, эфиопчиков, трахома, лишь по Зусулке гонять горазды были? Не, ну за дело, конечно, и всё-таки, Макс! Вместо того, чтобы помогать им, гуманитарную помощь оказывать, медицину развивать, общаться и совместно работать! У них «копейки», между прочим, на улицах, тут уже все якоря есть!
— Что ты на меня орёшь? Эфиопов никто не гонял, да и отношения у нас развиваются. Один из индусов — представитель правительства Абебы, второй — его помощник. Работают люди, обсуждают! Орёт он…
— Ну, извини тогда, — пробормотал Лунёв. — Просто я реально в шоке.
— И записать не забудь.
— Да уж не забуду.
Мы уже подошли к вокзалу, когда случилось нечто непредвиденное.
Шедшие впереди патрульные гвардейцы с карабинами вдруг что-то увидели впереди и резко остановились. Один громко вскрикнул и тут же тяжело упал на левый бок, двумя руками хватаясь за бедро. Карабин выпал из его рук и со звяканьем стукнулся о бетон скамьи. И только тогда мы услышали хлопки выстрелов. Нападение!
— Ложись! — рявкнул Кастет и с силой потянул меня вниз.
Началась скупая перестрелка, сопровождаемая истошными женскими криками, детским плачем, звоном опрокинутых бутылок и автомобильными сигналами — водители пытались как можно быстрее покинуть опасную зону.
Рука торопливо нащупала грибок застёжки кобуры.
Где кто? Раненого гвардейца я потерял из виду, а уцелевший прижался спиной к огромному вазону без цветов, на котором был изображен то ли носорог, то ли огромная свинья.
Спрятавшись в кустах за серой бетонной скамейкой, мы, в общем-то, были в относительной безопасности, но глянув на товарища, я по холодку на спине понял, что спокойно отсидеться не получится.
— Видишь их? — быстро спросил Кастет, вытаскивая из-под куртки девяносто вторую «Беретту». — Пистолет достань, но не стреляй без моей команды. А то настреляешь нам тюрьму… Ладно, сковыырнём гадов.
Не поднимая руку высоко, он махнул только что выстрелившему куда-то и перекатившемуся чуть дальше гвардейцу, привлекая его внимание. Убедившись, что служивый видит. Костя поднял к глазам два пальца, потом перевёл в сторону и нарисовал в воздухе знак вопроса.
Площадь продолжала орать, ругаться и топать ногами.
Ну и где полицейская сирена?
Сука, как назло, все звуки есть, кроме сирены!
Гвардеец тоже нарисовал в воздухе вопрос. Тогда Кастет плашмя показал ему свой пистолет, затем отложил в сторону, руками взвел затвор болтовой винтовки и имитировал выстрел.
Служивый всё понял и поднял карабин.
— Приготовься, — тихо проговорил комсталк. — По команде стреляешь три раза над спинкой. Хорошо бы зряче, чтобы мирняк не задеть. Я рукой покажу, сможешь?
Сглотнув слюну, я нервно кивнул, сердце билось, как бешеное!
Кастет махнул гвардейцу, тот собрался с духом, оторвал спину от вазона, развернулся и быстро засадил три выстрела в направлении, откуда стреляли по его напарнику. Я посмотрел на Лунева, но тот каким-то образом уже переполз метров на десять в сторону. Махнул мне.
Бах! Бах! Бах! Вниз! Но два силуэта я заметил и даже успел перевести ствол!
Злой ответный огонь выбил крошку из бетона, ещё раз, но тут сбоку застучала «Беретта».
— Один минус! Второй триста! — Кастет опять был рядом.
На фоне внезапно наступившей тишины со стороны врага раздался протяжный вой, похожий на пение.
Кастет выглянул и сообщил:
— У нас сюрпрайз.
Я тоже высунулся.
Раненый бандит в камуфляжной куртке не по размеру, сильно хромая с поднятой правой рукой, вышел на середину Пиаццо. В руке он держал флаг с круглой зелёно-желтой эмблемой, где на фоне восходящего солнца и открытого Корана были изображены перекрещенные автоматы Калашникова.
— Это «Аш-Шабаат», террористы, — пояснил я.
— Взрываться будет, — буднично сообщил Кастет. — Понимаю. Ну тогда взрывайся лёжа, брат.
Террорист уже начал с гнусавым пением взбираться на фонтан, собираясь увеличить разлёт смертельных осколков до максимального, но Костя вдолбил остаток магазина злодею в ноги. Тот согнулся и повалился за высокое фигурное ограждение.
— Пригнись!
Бум-м!
Громыхнуло хорошо, а вот дыма было немного. Хорошо его Кастет положил, большую часть осколков, а они наверняка были, принял друг человека Фонтан и ступени вокзала.
А это что?
Никак сирена!
Ну, всё как в американском кино, подоспевшей кавалерии остаются только трупы!
Не знаю, куда так быстро испарились с площади все прохожие, это меня уже не интересовало, я устало сел на скамью. Подскочивший чёрный мальчишка с медным кувшином без лишних разговоров протянул нам кружку с чистой водой.
— Вот это дело! — вернув пистолет в кобуру, Лунёв легонько потрепал рукой курчавую голову пацана. — Пошли, Макс, гвардию проведаем… Хорошая была экскурсия, надо Ольгу везти, надо!