Все дороги Шанхая, коих тут всего ничего, ведут на Нанкин-роуд, центральную улицу города, в разной степени ухоженности протянувшуюся вдоль реки не менее чем на километр. Это главная административная, торговая, тусовочная — как ни скажи, всё будет верно.
— Нам нужно на Укан-роуд, консульство находится там, — уточнила Селезнёва в самом начале пути. — А дом стоит где-то между…
— Я знаю, где находится консульство, не волнуйтесь, Екатерина Матвеевна, — мягко перебил я начальницу.
Живописная Укан-роуд, также известная как Укан-Лу, это вторая настоящая улица города, всё остальное — кривые переулки и объездные дороги. В отличие от Нанкинской, она обсажена кипарисами и платанами, тенистая и уютная, не такая шумная и не настолько пыльная.
Дома здесь дорогие, народ живёт побогаче, а сам район называется Сохуэй. Прослойке состоятельных жителей потребовалась более комфортная, чем на Нанкин-роуд, среда обитания, и поэтому здесь имеются малые архитектурные формы, фонтан и три симпатичных памятника. На Укан-Лу расположены торговые представительства Базеля и Нью-Дели, наше консульство, элитарная общеобразовательная школа, две частные школы музыки и танцев, большой закрытый клуб и Сквер поэтов. Достопримечательность Сохуэй — дома в европейском стиле, вызывающие у шанхайцев чувство ностальгии, и очаровательные кафе.
В Шанхай ходят автобусы международных линий, я на этом маршруте целый год отработал. Поэтому город знаю, конечно. Консула, кстати, тоже знаю. Ну как знаю… Валерий Валерьевич приводит к рейсу потеряшек и наших залётчиков, оказавшихся в свирепой местной тюрьме.
Узкая полоса вытащенных на берег рыбачьих посудин, лодочных «сейфов» и дыряво-плетёных сарайчиков оставались позади, это жилой район бедноты, откуда начинаются главные переулочки Шанхая.
Порог нищеты начинается в пятидесяти метрах от ближайшего сейфа, где берег уже не заливает в половодье, возле бесплатной столовой «Чэнмай», где есть собранная из жердей высокая буква «П». Эта арка ведёт во дворик, где каждый день, в девять утра собираются бомжи, несчастные человеческие особи, которых отрыгнул даже бедный пригород южного Шанхая.
Их всегда не менее трёх десятков, как правило, пожилых, с испитыми лицами, обвисшими складками морщинистой кожи, воспалёнными коленями, неуверенными рваными движениями и хриплыми кашляющими голосами.
Нищета только со стороны представляется однозначным феноменом. Стоит пройти под аркой и оказаться в «Кормушке», как убеждаешься, что и среди бомжей имеется «элита». Кормятся здесь в основном обладатели бесплатных талонов Храма Дели и особо ценных карточек, дающих право на увеличенную порцию от швейцарского Красного Креста.
Где и за какие заслуги выдаются последние, для большинства бомжей загадка. «Карточники» кучкуются вместе, это свой круг интересов, разговоров и взглядов на окружающий мир. Те, кто вообще без талонов, жмутся к стенке в живой очереди и ждут, когда отобедают главные клиенты, чтобы доесть всё, что осталось в котлах.
— Какого чёрта их вообще надо кормить… — подал было голос Дино, собираясь, видимо, выразить своё отношение к происходящему, но мой взгляд приказал ему заткнуться.
Путь шёл в гору, уклон небольшой, но всё же:
— Давай ружьё, понесу. Рюкзак-то зачем взял?
— На всякий случай… Чёрт! — выругался Дино, споткнувшись на обломке доски. Здесь нужно постоянно смотреть под ноги, потому что в Шанхае есть всё, кроме брусчатки и асфальта.
— Исходя из напутствия Герески, магазины в центре могут и не работать… Хотелось кое-что приобрести, — с сожалением молвила Селезнёва.
— Костюмы дипломатов нам с падре? — предположил Дино.
— И это тоже. Рюкзак же есть.
— И галстук в горошек?
— О, господи…
Теперь мы шли через колоритный Старый Город, место, где обосновались первые поселенцы. Появились характерные домики с причудливыми китайскими завитушками — настоящий музей колониальной эстетики девятнадцатого века. Здесь нет ничего от строгого Берлина или опрятного двухэтажного Базеля, но этому муравейнику из ЮВА хватает своей, непередаваемой прелести. Маленький отряд шагал по улочке удивительного города, не заброшенного на Платформу заранее, а выстроенного самими людьми уже здесь. Из того, что они смогли найти.
Редкие прохожие, серая пыль проезжей, если можно так сказать, части, дощатые стены жилищ со щелями, замазанными глиной, мешанина запахов и отрешённые лица стариков на скамейках.
На крышах встречаются солнечные панели и баки для нагрева воды с насосом, это уже не редкость. Обязательный атрибут каждой семьи — большая бочка или ванна для воды. Здесь нет центрального водоснабжения, да и откуда ему взяться, если хижины строятся самими жильцами из подручных материалов? Поэтому люди набирают дождевую и привозную воду впрок. Много антенн, в Шанхае работает своя FM-станция. Слабенькая, конечно.
Тянулись лабиринты крошечных домиков, архитектурный коктейль пристроек, сараев, крылец и крыш — чаще плетёных и крытых грубо сделанной черепицей или кусочками крашенной на два-три раза фанеры. Но встречаются кровли из длинных листьев, а у счастливчиков есть пластик и даже шифер.
Уличное электричество отсутствует напрочь, маленькие светодиодные лампочки висят лишь под навесами крыльцев наиболее зажиточных домов, но жидкостные светильники на стенах висят у многих. Ночью тут интересно, я как-то забрёл. Но жутковато.
Прохожие одеты, кто во что горазд. Национальных юго-восточных одежд немного, они в основном на женщинах. Чаще встречаются люди в европейской одежде: футболки, рубашки с короткими рукавами навыпуск, тонкие джинсы или шорты. Много велосипедов, прикованных к стенам домов, есть скутеры.
Гнилостные миазмы исчезли, на смену им пришли восточные ароматы: пряные, сладкие, дымные шашлычные и жареные рыбные.
— Между прочим, мы так и не пообедали, голодный дипломат хуже разбойника, — проворчал я, сглотнув слюну. Сейчас, чувствую, личный состав готов пообедать даже в «Кормушке».
Дино то же самое бубнил на итальянском.
— Мальчики, давайте сначала сделаем дело, ну потерпите! — уговаривала нас Селезнёва.
Вот и центральная улица, о чём свидетельствует первая табличка с надписью на трёх языках: «南京路», «Nánjīng Lù» и «Nanjing Road». Рядом из земли торчит самый высокий флагшток с развевающимся многозвёздным флагом Свободной Территории Шанхай.
Начались национальные районы.
В конце таиландского квартала я зацепился взглядом за вывеску харчевни с названием «Dim Sum» и невольно сбавил ход — ох, какие запахи! В Шанхае точно не проголодаешься, если есть деньги в кармане, причём совсем небольшие. И добрая начальница в придачу.
Бирманский район отличается от тайского одеждой жителей и домами. В этом районе люди чаще всего обращаются к традиционному костюму, тогда как в остальных районах города царит полный микс. Бегают чёрные курицы и босоногие дети. Возле знаменитой бирманской «Стоматологии», с трудом втиснувшись в закуток между домами, спряталась уродливая самоделка, собранная из разных авто.
Старики Новой Мьянмы сидят возле глиняных стен на низких скамейках в характерных куртках с застежками. Женщины хлопочут по хозяйству в юбках-лонджах, завязанных спереди узлом. Головные уборы местных тоже приметны — повязки с узлом на боку или красные шапочки на каркасе. Внимания на нас никто не обращал.
Кроме индусов тут имеются китайцы, имеющие большое культурное влияние, и даже вьетнамцы, по тем или иным причинам оказавшиеся в составе монокластеров. Игры Смотрящих порой таковы, что среди потеряшек определённых национальных анклавов вдруг оказываются люди других национальностей. Так, в Дели может объявиться голландец, а в Замке Россия — бразилец. Говорят, что вокруг городка Форт-Росс вообще полная мешанина рас и народов.
Главная мечта любого шанхайского лоста — когда-нибудь влиться в состав какого-либо монокластера, получить ту самую «прописку». И не временную, а постоянную, чтобы попасть под благословенный дождь ништяков из канала поставки. Согласно соглашению, каждая община должна держать численность в пятьдесят человек. Так что, все в живую очередь.
Соответственно, число привилегированных акционеров всегда постоянно и равняется шестистам.
— Долго ещё топать, Макс? — нетерпеливо спросила уставшая Екатерина.
Я огляделся.
— Вот этот переулок, до Укан-роуд всего метров двести. Там спокойное место. Только…
— Что только? — в голосе Селезнёвой кроме усталости всё явственней чувствовалось напряжение.
— Автомобилей что-то не видно, и очень мало рикш. Да и прохожих тоже. Даже странно.
— Выходит, капитан был прав?
— А с чего ему врать-то, Катя? — невесело хмыкнул я. — Пошли-ка побыстрей.
Усадьба русского консульства небольшая, но основательная, капитальная. Высокий кирпичный забор, территория с деревьями, массивные деревянные ворота, двухэтажное здание за ними с европейской двухскатной крышей под черепицей, реет российский флаг. На знакомом флагштоке установлен фаловый подъёмный механизм с синтетическим тросом и кнехтом, их централизованно изготавливают на мехзаводе, везде стоят. Видны солнечные панели и две антенны.
Возил я сюда строителей… А вот внутри побывать не довелось.
Справа на заборе висит большая латунная табличка, указывающая, что это за здание, рядом — солидные ворота с дверью. Квадратный глазок со шторкой, тяжелое бронзовое кольцо, сбоку кнопка электрического звонка. Мы ещё не успели остановиться, как я вжал красный пластик до упора. Ничего не произошло, звонок внутри дома. И ещё раз.
— Постучи кольцом для верности, — нетерпеливо предложила начальница.
Ишь, раскомандовалась в мелочах… Я же не мог предложить ей постучать по чему-то другому!
Тут Дино подпрыгнул, кое-как ухватился за край забора и подтянулся до подбородка.
— Во дворе никого нет, — доложил он, отряхивая ладони.
Спят что ли?
Что-то происходило, напряжение витало в воздухе.
На маленьком пятачке перед воротами тихой усадьбы, на спокойной обычно Укан-роуд стояли три взволнованных человека. И до их ушей всё чаще долетали необычные шумы с соседней улицы: треск, долгие трели велосипедов, захлебывающееся тарахтение быстро двигающегося автомобиля и выкрики людей.
— Макс, звони же!
— Да звоню я!
— Падре… — тихо окликнул меня adottato.
В дальнем конце улицы, с южной оконечности города, появилась движущаяся тёмная масса с проблесками вспышек. Через несколько секунд я понял, что это горящие просмоленные факела, совершенно неуместные днём даже при низком сером небе. Но в глазах потемнело. Эти факелы не для освещения, а для поднятия духа и запугивания чужих.
Что ж, у них получалось, стало страшновато.
— Твою мать… — протянул я.
Селезнёва уже без перерыва звонила и колотила в дверь ногами.
— Прыгнем? — предложил уловивший общее настроение Дино, глазами показывая на кирпичную стену.
Я лишь вздохнул.
В принципе можно, с моей спины залезут. А вот меня на стену вряд ли кто затащит, я на пальцах не подтянусь, не ниндзя-спецназовец.
— Может, сможем втащить? — поняв в чём дело, неуверенно пробормотала Катя.
Дино неожиданно развернулся и бросил, как выстрелил:
— Тихо!
Из переулка прямо к консульству резво выскочила довольно обшарпанная жёлтая «импреза». Стекла авто были забраны горизонтальными перекладинами, напоминающими жалюзи, внутри ничего не видно. Лишь боковое стекло водителя было прозрачным — он сидел в футболке камуфляжной окраски и с какой-то пёстрой повязкой на голове.
«Ружьё не достал» — мелькнуло в голове. Вопреки мудрым заветам Кости Лунёва, о «вальтере» в этот момент мирный водитель вообще не вспомнил.
— Открывают! — раздался радостный крик Селезнёвой.
«Импреза» с визгом затормозила. Правая задняя дверца резко распахнулась, и оттуда, как парашютисты из двери аэроклубовского «Ан-2», последовательно высыпались два одинаковых типа с изрезанными в ножевых драках мордами уличных убийц, в таких же камуфляжных обносках, чёрных «авиаторах» и с длинными мачете в руках.
— Внутрь! — истошно заорал я,
Нападавшие хорошо знали, что хотят сделать: обегая машину сзади, они с гортанным криком рванули к нам, а «импреза», как ни в чём не бывало, неторопливо покатила дальше, чтобы высадить вторую группу в следующей намеченной точке.
Ну? Что же они так медленно проникают⁈ Наконец Селезнёва ушла в портал, я шагнул следом и сразу в сторону, давая возможность молодой служанке с восточным лицом запереть калитку.
Не получилось.
Первый налётчик, что поздоровее, мощным пинком вбил дверь внутрь и с громким рёвом буквально влетел во двор, начиная широкий взмах мачете, обещая для начала раскроить череп девчонке.
Прикрыв начальницу корпусом, я с силой толкнул Селезневу, надеясь, что она упадёт, и она упала. Но я, размахиваясь, в свою очередь, тяжёлым кейсом, уже понимал, что работаю вторым номером.
Служанка с выпученными глазами кролика смотрела на своего убийцу, а в калитку уже лез второй негодяй.
В этот момент мне казалось, что буквально всё вокруг, включая кирпичную стену, мелко завибрировало от ужаса обречённости. Словно на эти чёртовы ворота и людей перед ними внезапно накатился огромный танк, чудище, и никто уже ничего не успевает сделать!
— Ба-бах!
Во лбу первого налётчика возникла отвратительное чёрное отверстие.
Дефективный мозг, и не рассчитанный, в общем-то, на долгую счастливую жизнь, мгновенно прекратил подачу конечностям управляющих импульсов. Ноги громилы подкосились, и он плавно, как при замедленной съемке, сложился вниз, словно высотное здание после управляемого подрыва.
Пафосный кейс с «бенелли» описал в воздухе широкую дугу, и я еле удержал его в руках, не дав врезаться в кирпичную кладку.
Подельник мгновенно понял, что налёт пошёл не по плану, и прямо в портале начал разворачиваться.
— Ба-бах! — дерринджер оглушительно выстрелил второй раз, изрыгнув сноп огня и тупоносую пулю, угодившую бандиту в поясницу слева.
Тот дёрнулся, взвыл от ужаса и боли, вывалился наружу и, стараясь двигаться побыстрей, заковылял меж кипарисов в направлении уехавшей «импрезы».
— Сдохни, тварь! — крикнул я вслед, четыре раза выстрелив из «вальтера» в сторону деревьев.
Дино, не шелохнувшись, всё ещё стоял с вытянутым перед собой пистолетом, из стволов которого курился сизый дымок.
Селезнева так и не смогла подняться, и просто сидела на газоне с открытым ртом.
Молодая служанка смотрела на труп налётчика и беспрерывно визжала, мне пришлось, вырвав у неё из рук ключи, самому запереть калитку, с трудом попадая зубчатой бородкой в скважину.
Убрав перезаряженный дерринджер в карман штанов, Дино вытянул руку и растопырил пальцы, убедившись, что они ходят ходуном.
Пару раз с силой встряхнув кистью, он взял служанку за подбородок, что-то сказал ей на итальянском, затем по-английски, и для ясности рявкнул на ломаном русском:
— Не ори, дура!
В дверях дома статуей стояла оторопевшая женщина, скорее всего, это была жена консула.
Мачете лежало на коротко стриженой траве, а труп налетчика рассыпался по рыжей гаревой дорожке. Очки свалились. Ну и рожа… Лицо злодея полностью подтверждало теорию Чезаре Ломброзо о преступном типе человека. Массивный подбородок, развитые надбровные дуги и глубоко посаженные маленькие глаза выдавали склонность к насильственным преступлениям.
Кое-как вытащив ключ из замка, я широко перешагнул через тело, рывком поднял с земли Екатерину Матвеевну и бросил в сторону Дино:
— Мачете подбери.
Затем вытер вспотевшую ладонь о штанину и протянул руку:
— Добрый день, Валерий Валерьевич, давно не виделись. Как дела?
…Наша начальница до сих пор протирала пальцами глаза: не привиделось ли? Екатерина Матвеевна явно не была уверена, что увиденное и пережитое здесь и сейчас произошло в действительности.
— Пойдёмте, товарищи, нужно запереть все двери и осмотреться, — решительно распорядился консул. — Берите вещи и идите за мной. Таенг, приди же в себя!
— Сверху и посмотрим. Быстрей! — кивнул я.
Хозяин сам накинул изнутри длинные крюки на петли створок парадного входа и энергичными жестами погнал нас по лестнице.
Большой зал, куда нас привёл Стогов, заслуживал отдельного внимания и изучения, если бы не напряжённость момента. Полированный овальный стол с дюжиной стульев, глубокие кресла, кожаный диван, высокие шкафы и камин.
Оказавшись наверху, Елена, супруга консула, вместе с горничной опрометью бросилась затворять по кругу внутренние ставни на окнах. Снаружи — изящные решётки для красоты, а внутри — массивные дубовые доски, не видимые с улицы, разумно.
— Стань сбоку от окна, наблюдай и готовься! — приказал я младшему, подходя ко второму окну. Вытащив пистолет, Дино положил его перед собой на широкий подоконник.
— Он же ещё мальчишка! — удивился Стогов.
— Дино не мальчишка, а работник охраны, телохранитель, — твёрдым голосом негромко пояснила Екатерина. — Числится в штате дипмиссии, находится на довольствии и оформлен по всем правилам. И, между прочим, он только что спас жизнь мне и вашей горничной.
«Пожалуй, в бескомпромиссном дворовом воспитании есть и свои положительные стороны, — подумалось мне. — В сложных ситуациях Дино умеет быстро принимать решения, парень не растерялся и не дрогнул».
— Надо быть готовыми ко всему. Но только без лишней удали и переговорных процессов с толпой! — предупредил я. — В консульстве охрана есть? Оружие?
— Охраны нет, ведь мы… мы как-то обходились… — смутился Валерий Валерьевич. — Второй раз такое вижу… Но тогда всё было гораздо тише, почти без эксцессов!
— С оружием-то что? — нетерпеливо переспросил я.
— Есть наган! Елена, где мой револьвер⁈
— Внизу, в кладовой! Найти?
— Неси немедля! — топнул ногой консул.
Отлично, отлично, всё складывается просто замечательно! На консула надеяться нельзя. Женщина обернулась на удивление быстро, но легче после этого не стало. Стогов взял револьвер и недипломатично выругался:
— А где патроны, Лена⁈ Мне что, фисташками из него стрелять? — он указал стволом револьвера на вазочку посреди стола.
— Толпа двинулась, — коротко доложил Дино и почти сразу, не дожидаясь исхода поисков боеприпаса в кладовке, предложил:
— Падре, отдай мне «бенелли», знаешь ведь, что я из ружья стреляю лучше. В рюкзаке посмотри.
— Чего?
Только сейчас я обратил внимание на то, что из-под клапана рюкзака топорщится нечто, прикрытое тряпицей.
Мама дорогая, да это ППС-43! Он прихватил автомат! И все шесть магазинов, полных! Да когда уже я прекращу косячить?
Это меняет дело. Не хочется, знаете ли, оказаться в шкуре Грибоедова.
У стола консул всё ещё неумело набивал барабан.
— Земля выкуплена, здесь суверенная российская территория, сюда никто не смеет вторгаться… это просто немыслимо! — тихо бормотал он.
— Валерий Валерьевич, вам лучше не стрелять, — предупредил я, покачав головой. — Либо в самом крайнем случае. А пока, прошу вас, спрячьте женщин подальше и поглубже.
— Валера, я здесь! Не уйду! — раздувая ноздри, решительно воспротивилась супруга.
— Я останусь с вами! — присоединилась к бунту Селезнёва.
— С чем останешься, Катя? — ехидно поморщился я. — Ты же во имя мира во всём мире отказалась носить дерринджер с собой, нет? Мать вашу! Валерий Валерьевич! Уберите их! — заорал я.
Позади начались жаркие споры, возмущённые выкрики, с грохотом упал стул, где-то в здании истошно заорал напуганный кот.
— Стойте! Замерли! — рявкнул я в сторону смутьянов.
Все замерли.
Давно заметил, что томительная тишина обычно прерывается чем-то очень нехорошим. На улице послышался какой-то гул. Разноголосый шум хаотичного движения, нарастающий и очень тревожный.
Что-что? Ну, ёлки…
— Да тихо же вы!
Вдалеке послышались хлопки выстрелов.
Сердечко-то застучало!
— Что там? Полиция? — неуверенно пробормотал консул.
— Бунт! Там же настоящий бунт, Валерий! Эта страшная пиратская сабля! Этот труп во дворе! — прокричала от дверей его жена, задыхаясь от волнения и пережитого страха. Словно плотину прорвало.
— Спокойно, Леночка, спокойно, — попросил Стогов, стараясь говорить уверенно. — Выпей воды и пойдем в спальню, так будет верней.
Она отпила холодной воды из стакана, протянутого мужем, громко вздохнула и собралась продолжить.
— Нет! Идите уже в спальню, в коридор, к черту на рога! Вы мешаете! Спрячьтесь! — заорал я.
Толпа? Нет, это была не просто толпа. Это был хоть и разношёрстный, неровный, но более-менее организованный строй, костяк которого составляли самые мотивированные и обученные. С воодушевлением и революционным порывом люди, двигаясь вперёд, раз за разом хором повторяли одни и те же непонятные слова и фразы. В руках у многих были флагштоки с острыми навершиями и вытянутыми по вертикали узкими жесткими флагами, другие держали готовые факела. Позади за толпой вдоль улицы в трёх местах поднимались в небо чёрные дымы.
Выкрикивая лозунги, живая лента двигалась по улице медленно, но целеустремлённо и агрессивно.
— Чего они добиваются? — спросил я.
— Насколько я понимаю, триады опять пробуют сместить с должности главы города Субедара, капитана гуркхов, лучшего, пожалуй, политика и крупного бизнесмена, — ответил вернувшийся консул. — Их не очень много, но Субедар сумел сплотить вокруг себя и другие общины. Уже три месяца он отказывается проводить выборы под предлогом готовящейся смуты… В общем, деспот и тиран, при котором кормят нищих, открывают школы, а на улицах не стреляют и не режут по вечерам глотки. Не знаю, кто их спровоцировал… В другие времена не согрешил бы, заподозрив в этом руку британцев.
Загипнотизированная собственной слаженностью и криками, колонна бунтовщиков вела себя, как живой организм. Всё ближе и ближе! Жители Укан-роуд наверняка прильнули к затворённым окнам, наблюдая в щели за происходящим.
Прокричав положенное, люди с восторженными, и в то же время злыми лицами потрясали кулаками и продолжали движение — ничего подобного я не видел вживую, только когда-то по ТВ.
— О, боже! — вскрикнул консул, пытаясь показать пальцем. — В хвосте колонны поджигатели, жгут дом!
— Не машите руками, — попросил я.
Выглядывать было неудобно, приходилось выворачивать шею. Хотя изгибаться было незачем, подходят.
И вот они пошли мимо нашего убежища, поочерёдно появляясь в прямоугольной рамке окна, как на экране смартфона. Кроме флагштоков, бунтовщики были вооружены окованными металлом или утыканные гвоздям дубинами, длинными мачете и цепями. По обочинам, словно конвоиры, бежали мальчишки с рогатками. Сволочи, ещё и детей к бунту притянули…
— Куда они идут? — спросил Дино.
— В административный центр, — уверенно ответил Валерий Валерьевич. — И я не завидую тем, кто там остался.
Колонна прошла, лозунги-кричалки звучали всё глуше и глуше. Факелы никто не кидал. Зато появилась главная опасность.
— Внимание, Дино! Стреляем над забором, стараемся никого не задеть! Валерий Валерьевич, уберите свой шпалер, я не хочу получить пулю в спину! Сядьте на пол!
Как я и ожидал, бандитская нечисть двигалась не только впереди колонны бунтовщиков, но и позади неё, чтобы под шумок пограбить до смерти напуганных горожан.
Человек семь сразу остановились у ворот, быстро осмотрели дом снаружи, и затем скрылись в мёртвой зоне, чтобы начать подъём на стену.
— Огонь! — скомандовал я.
— Ба-бах! Ба-бах!
Картечь ушла выше, но часть заряда все-таки зацепила кирпич, выбивая крошки и пыль.
Налётчики, не ожидавшие организованного отпора, откатились на середину улицы, двое вытащили из-за спины популярные обрезы-хаудахи и без раздумий издали саданули из всех стволов по окнам, позади меня жалобно звякнуло разбитое стекло шкафа.
— Ба-бах! Ба-бах!
Дино дисциплинированно стрелял поверху.
Часть бандитов опять полезли на стену, ещё двое начали поджигать зажигалками «зиппо» факелы.
Ещё чего не хватало, так дело не пойдёт!
ППС в моих руках нервно задёргался, выбрасывая быстрые злые пули. Фонтанчики взметнули грязную воду в луже, резанули край ограды, кто-то вскрикнул.
Самый главный идиот банды стоял на видном месте, как на сцене, и уже размахивался, готовясь швырнуть к дому первый пылающий факел.
— Бей!
Мы ударили синхронно, уже без запугиваний и игры в войнушку.
Двое факельщиков легли сразу, а лазутчики, делая огромные прыжки зигзагами, как их кто-то научил, буквально за полминуты разбежались в разные стороны.
На какое-то время наступила тишина.
Однако расслабиться и насладиться спокойствием немногочисленному гарнизону осаждённого русского консульства не удалось.
Со стороны административного центра донеслись сначала разрозненные выстрелы, затем частая пальба, быстро перерастающая в перестрелку с автоматными очередями. Заговорил пулемёт — возле здания администрации, где заседает кабинет Субедара, начался настоящий городской стрелковый бой.
Минут через пятнадцать сражение стало затухать, по Укан-роуд в обратном направлении сначала потянулись самые сообразительные одиночки, а затем, спотыкаясь и хромая, побежали целые ватаги умывшихся кровавой юшкой бунтовщиков.
Закон противодействия неумолим — теперь уже с северной стороны Укан-роуд послышался гул приближающейся разъярённой толпы в одинаковых одеждах.
— Jai Mahakali, Ayo Gorkhali! — хором орали люди, потрясая ружьями и тяжёлыми кривыми тесаками.
— Что они кричат? — спросил Дино.
— «Слава великой Кали, идут гуркхи!», — ответил Стогов, застывший у стола с револьвером в дрожащей руке. — Это гвардия Субедара, его спецназ, можно сказать.
Теперь точно всё закончено.
Через приоткрытые окна, как ни в чём не бывало, в зал уже проникал мирный аромат жареной снеди и пряный сентябрьский воздух Востока. Южная часть Шанхая расстилалась перед окном полностью: две длинные улицы вдоль берега, переулки и узкие проходы, которые не разглядишь, даже приблизившись к ним вплотную, они нарезаны и натоптаны хаотично. Вот, собственно, и весь генплан.
Со второго этажа слева была видна огромная долина с пятнами бесчисленных полей, краешек отгороженного Храма Ништяка, вышка с пулеметчиком и солидной антенной наверху. Грунтовая дорога на Нью-Дели змеилась на запад где-то за спиной. С левой стороны — сады и городской базар. Готов биться об заклад, что самые смелые торговцы уже заканчивают раскладывать убранные на время бунта товары. Но большинство лавчонок в центре событий пока закрыты, Первый рикша прокатился по Укан-роуд, спокойно объезжая неподвижные тела, словно лужи…
— Да уж, Валерий Валерьевич, на консульской работе не заскучаешь… — заметил я.
— Ну, а как же. Работа-то с людьми, — с тяжким вздохом ответил Стогов.
Полиция, как я понял, лишних вопросов не задавала. Да они и во двор консульства не заходили… Стогов быстро подписал какую-то бумагу, те махнули рукой грузчикам, сноровисто перетащившим трупы на низкий дощатый прицеп, где уже лежали собранные по улице тела.
Копы не остались в обиде. Мы с Дино при обыске просмотрели документы, не найдя там ничего интересного, сынуля забрал себе две золотые монеты, оставив полиции все остальные деньги, длинные ножи и один самодельный обрез. Фабричный Hudson вместе с хольстером забрали, этот хаудах пригодится.
Служанка Таенг совком убрала пятна крови и засыпала дорожку свежей крошкой.
Словно и не было ничего.
Котлеты! Настоящие домашние котлеты, которые невозможно найти даже в замечательной столовой Замка Россия. Единственно, где можно обнаружить эти скрепы — Посад и поселения окрест в котлетном треугольнике «Дровянка — Дальний пост — Заостровская» — я знаю, о чём сказал.
Мясо с богатого шанхайского рынка — свинина жирная, говядина постная, мясорубка каслинского литья, сильные, но немного ленивые на кухне мужские руки, добрые, мягко уговаривающие слова жены со скалкой.
Домашние котлеты, родные до слез, навеки ставшие символом семейной теплоты. Рюмочка ледяной беленькой под сельдей для стимуляции, и мужчина послушно мнёт фарш сильными пальцами, сексуально кряхтит, отдавая свежему мясу энергию голоса, жмякает, массирует его и для вязкости кидает с размаха на стол. Хлеб в фарше обязателен, пусть сок останется в нём, а не уйдёт на сковороду. Но немного, а лучше совсем немного. Яичко для крутости, можно влить молоко, а то и сметанку, если фарш жирком бедноват.
И никаких специй кроме чайной ложки соли на килограмм и чёрного перца преобильно, желающие потом макнут этот символ, во что им будет угодно.
Всё, мавр может уходить, дальше колдует Её Величество Женщина. Это она, привычно оценив несгораемым пальцем кондицию раскалённого металла, составляет легкоплавкую среду из топлёного и растительного масла, чтобы потом непостижимым образом, из года в год, размещать на стандартной сковороде строго одиннадцать домашних котлет. И лишь изредка, желая по-женски пошалить — двенадцать.
Контроль температуры — тоже её талант, потому что масло обязано подарить котлете хорошо выраженную корочку без признаков парного, и вместе с тем сохранить среднюю сочность, да ещё и не дать нагар, позже оно, масло сковородочное, пригодится.
Гарнир? Я вас умоляю, только отварная картошка под рубленой укропной мелочью.
Да! Всё вредное, всё! Особенно ломти свежего хлеба, дотронувшиеся до котлетного масла — их можно есть просто так. Всё для пухлости телес и ничего для диеты!
Но, чёрт возьми! Последний раз я ел домашние котлеты года полтора назад в гостях у одной светлой женщины, дай бог ей мужа-электрика…
Дайте пятую котлету, Елена!
Кстати, adottato, впервые увидевший эти наши скрепы, понял всё очень быстро и котлеты метал, как не в себя.
Мяса и картофеля в Шанхае навалом, чугунную мясорубку доставили каналом.
Проблема оказалась в укропе, его тут просто нет.
— Не едят укроп басурмане! Не едят, и всё! Суют вместо него на базаре треклятый анис, представляете! Они внешне похожи. Я уж и заказывал, и просил вырастить… — сокрушался Валерий Валерьевич. — Плюнули мы с Еленой, и решили сами посадить, поздновато, правда… Разбили за домом огородик, надеемся, скоро будет урожай. Там ещё и петрушка родная растёт.
Русской водки на столе тоже нет, ужинали под разбавленное вино для детей и небольшие порции местной «рокси» — непальской рисовой водки, имеющей почему-то русское название «Ruslan».
Всё у них тут с ног на голову.
На территории консульства тоже была оборудована импровизированная питьевая цистерна — цилиндрический каменный резервуар для дождевой воды, которая после двойной фильтрации через песок подаётся в дом уже пригодной для питья. Воды в нём мало. На дворе хмурый осенний вечер, серо-свинцовая пелена готового к субтропическому дождю неба… Весь Шанхай ждёт этого дождя, у людей огороды, сады и баки-накопители, окрашенные в чёрное. Хозяйки, выбегая на улицу по хозяйственным делам, первым делом поглядывают на небеса, смешно подставляют вверх ладошки — не капает ли?
— Милочка, вы проявили разумную бдительность, однако накрутили лишнего, — консул положил сомкнутые руки на стол, чуть подался вперёд и продолжил начатый с Екатериной разговор. — Олег Викторович, конечно же, вовсе не «торговый представитель», не соглядатай, прости господи, не диверсант и не шпион. Хотя… Каждый из нас на службе немножко того… кхе-кхе… Миссия его не имеет ничего общего с вашей, он занимается исключительно еврейским вопросом.
— А я уже подумала, что… Стоп. Теми самыми «северянами»? — удивлённо спросила Селезнёва, тоже наклоняясь к столу. — Можно чуть подробнее?
Консул лишь пожал плечами.
— Я и сам не много знаю. Вы же понимаете, Катенька, что наличие допуска не тождественно знаниям обо всём, что происходит в конторе. Конечно, полезно и даже необходимо представлять, как там, у соседей, а далее — в части тебя касающейся. У всех уйма собственных забот и задач.
— А мне интересен сам феномен Северного Израиля. Вся эта скрытность, умалчивание… Будто они там надулись. С чего всё это? — спросил я, опять прикрывая окно, прохладно всё-таки.
— Хороший вопрос! Дело в том, молодой человек, что Платформа-5 у всех наций и народов пробудила историческую память, и теперь никто не хочет повторения прошлых ошибок и пагубных зависимостей. Все кинулись изучать свою историю! Кроме того, Смотрящие при перемещении стараются сохранять аутентичность. Не знаю, что там случилось у Кураторов с определением истинности еврейской крови, но их компьютер подсказал странное решение — селективный кластер северян полностью состоит из хасидов.
— Это которые с кисточками? — уточнил я.
— С пейсами, — кивнул Стогов, усмехнувшись. — Хасиды, как известно, образцовые ортодоксы. И убежденные антисионисты, как бы странно это не звучало… Они не поддерживали идею создания евреями собственного государства и сторонились любой политики, считая, что истинный Израиль может быть создан только мессией. А пока он не пришел, светский Израиль — искусственное образование… Им очень важно, чтобы материальные заботы не отвлекали от общения со Всевышним, а до сорока лет хасид вообще не должен работать, занимаясь только изучением священных текстов. Учитывая их многодетность, нетрудно понять, что в основном они жили на социалку… Простите, но это Платформа-5, а кто работать будет⁈ Вот так, — консул о чём-то задумался.
— Вы говорили об исторической памяти, — негромко напомнила Селезнёва.
— Ах да! Ещё на Земле всё это вкупе с антисионизмом вызывало раздражение у светских евреев, которые всю эту социалку и обеспечивали. Но их-то рядом нет! Тогда хасиды вспомнили, что многие десятилетия Израилю помогал, прежде всего, пресловутый Золотой миллиард. Вот они и отправились к швейцарцам… Но ведь у последних тоже проснулась историческая память! Швейцарцы не желают, чтобы впредь кто-либо заставлял их отменять банковскую тайну, втягивал в сомнительные миротворческие операции и уговаривал помогать кому-либо по указке…
— Свиссы евреев послали, — понял я. Прямо Капитан Очевидность.
— Как-то так, возникла напряжённость, Базель и Берн не хотели больше принимать делегации с требованиями. Кроме того, евреи из других анклавов не увидели в Северном Израиле новую Землю Обетованную и не захотели стать производителями благ для хасидов.
— Как интере-есно… Но нам-то зачем нужны контакты с хасидами?
— Главный считает, что в этом есть какой-то резон, Максим.
Ответил уклончиво.
Котлеты были доедены, напитки допиты. Я посмотрел на часы, затем на тёмное окно и сообщил Селезневой, что её планы нарядить нас с Дино в формальные костюмы с треском провалились.
Услышав это, Валерий Валерьевич пояснил:
— Некоторые магазины одежды в Шанхае работают допоздна, но сегодня торговцы наверняка подстрахуются. Закрыто вообще всё.
— Что поделать, давайте собираться, пора на судно, — предложил я, вставая со стула.
— Подождите! — воскликнула почти молчавшая до этого времени Елена Стогова.
От неожиданности я сел.
— Зачем вам тащится через Старый город, где и в добрые времена нормальному человеку вечером не по себе — наркоманы и воришки. А если полиция ещё не поймала всех бунтовщиков, и они прячутся в трущобах? Оставайтесь у нас, в консульстве есть гостевые комнаты! А утром позавтракаете и спокойно отправитесь к пароходу!
— Какая же ты у меня умница! — обрадовался Валерий Валерьевич. — Так и сделаем! Признаюсь честно, товарищи, и нам будет спокойней. А по одежде что-нибудь придумаем! Договорились?
Когда-то через земной Шанхай шла ползучая колонизация Китая, а в годы опиумных войн Британия через эти «ворота» ввозила дешевые наркотики, рассчитывая устроить настоящий геноцид. Печальная страница истории. Не потому ли именно в Шанхае зародилась КПК? Увы, и сейчас с веществами тут всё в порядке. Совет вождей разрешил употребление легких наркотиков, конопля торчит из-за изгородей тут и там. Идешь по проулку шириной в полтора метра и задеваешь локтями характерные листочки.
Я посмотрел на начальницу, ожидая распоряжений.
— Максим, ты у нас шеф службы безопасности! Наркоманы всякие… Даже и не знаю, — хитро выкрутилась Селезнёва.
— О чём они, я не всё понял, — шепнул на ухо Дино. Я положил руку ему на плечо и кивнул, успокаивая, дескать, всё нормально.
— Дождь начинается… Вообще-то, Валерий Валерьевич дело говорит, риск действительно есть, — я подтвердил опасения Стогова. — Да и подежурить не помешало бы, в городе разборки, аресты, следственные действия… Если хозяевам удобно, конечно.
— Как славно, у нас так давно не было гостей! Настолько давно, что мы с мужем уже интервьюируем друг друга, — мило заулыбалась хозяйка. — Я распоряжусь, Таенг сейчас затопит камин.
— Ага! Можно будет в картишки перекинуться! — довольно потирая руки, консул тут же предложил свой вариант отдыха перед сном.
Вот и досуг подъехал.
— Так, мужской вопрос мы решим быстро. Давайте, милочка, оставим их наверху, у Валерия шкафы в соседней комнате, а сами спокойно посмотрим мой гардероб в подвале, зря я его копила, что ли? — резюмировала Елена. — Уверена, кое-что вам точно понравится.
Как я и ожидал, костюма или непарного пиджака в обширном гардеробе консула для меня не нашлось, разные массогабаритные характеристики. А вот с брюками повезло, задницы у мужиков редко отрастают, всё больше животы. В придачу мне достался брючный ремень, чёрные оксфорды и отличная белая сорочка Thomas Brennett с эффектом «non-iron» из длинноволокнистого египетского хлопка с нитью двойного кручения. Стогов уверял, что она почти не мнётся, а иногда и вовсе не требует глажки. Значит, можно будет запихать её в баул.
Узнав, что я то и дело щеголяю в британском колониальном шлеме, консул секунд десять молча смотрел на меня, заново оценивая умственные способности.
— Как вы только могли до этого додуматься, Максим? Вы же белый, с вас снимут этот шлем вместе с головой, такие вольности не позволительны даже на карнавале! Сейчас…
В результате мне была подарена шикарная тёмно-коричневая шляпа, нечто среднее между классическим «стетсоном» и «Охотником за ведьмами» Ричи Блэкмора.
— Отлично выглядишь! — похвалил Дино. — Только вставь в ленту́те maslyatki, что подарил тебе старый русский капитан. Точно, как раз четыре пистона! Я сразу полез в карман.
Сюрприз для Дино отыскался не в мужской гардеробной, а в женской.
— Племянник наш, Лёшенька, поступил в Российский Государственный Университет, и теперь живёт не с нами. Мальчик возмужал, вырос и слегка поправился, — издалека начала Елена.
— Котлеты… — вспомнил я минуты счастья.
— В основном пельмени и манты, — вздохнув, поправила меня хозяйка. — Милый Дино, вот эта вещь должна тебе подойти!
На свет появилась убойного вида чёрная куртка-косуха из дорогой качественной кожи. Всё как положено: серебристые молнии, клепки, три кармана спереди, ремень внизу.
— Это мне? — не поверил парень. — Grazie mille, signora Elena! Тысяча благодарностей! У меня никогда не было такой куртки… Тяжёлая! Маde Crafted Levi’s, — молния Таlon, — это же премиум!
— Давай, помогу надеть, — Елена развернула его спиной.
А Селезнёва, стоящая рядом с какой-то спортивной сумкой, осмотрев нас, с удовлетворением заявила:
— Один в дикой шляпе, другой в рокерской косухе… Пожалуй, в таком виде, мальчики, с вами можно смело идти через Старый город!
— Нет уж, нет уж! Всё решено, — покачал я пальцем. — И вообще, нам ещё оружие нужно почистить.