Диверсионная команда

XII

За долгие годы бездействия Рано считал, что о нем забыли. И немудрено, что сейчас творится в России. Каждый раз в указанное время он приходил на кладбище и садился у одной из могил. Немногие из приходящих на кладбище, видя его в такой позе, считали, что горюет мусульманин. Но никому не могло прийти в голову, что это разведчик приходит за корреспонденцией к обусловленному тайнику. Обычно тайник был пуст, но только не сегодня. Присев над могилой, Рано опустил голову и запустил левую руку под могильный камень, В небольшой нише под надгробной плитой агент обнаружил небольшую пластиковую капсулу. От неожиданности он даже отдернул руку, по его телу пробежала судорога. Сказались долгие годы «вакуума бездействия». Наконец совладав с собой, разведчик вновь сунул руку в тайник, извлек капсулу и тут же укрыл ее в потайном карманчике широкого рукава. Посидев немного возле могилы, Рано поднялся и медленно двинулся к выходу. Пройдя несколько кварталов, разведчик убедился, что за ним не следят, свернул к себе. В большом сером доме он занимал три этажа, два верхних и подвал, там размещался склад. Старый афганец, еще издалека заметив своего хозяина, поспешил отворить дверь.

В большом доме, занятом Рано Турхамадином, его личные покои занимали две большие комнаты — кабинет, спальня. Остальные помещения были предназначены для приема гостей, партнеров по бизнесу. Все хозяйство обслуживали полторы дюжины слуг. В обнищавшей, разоренной войной стране служить у богатого господина сейчас считалось едва ли не манной небесной.

Зайдя к себе в кабинет, Рано запер тяжелые дубовые двери. Сел за массивный письменный стол, зажег настольную лампу. Сдерживая нетерпение, аккуратно вскрыл капсулу. Внутри миниатюрного контейнера находился свернутый листок пергамента. Разведчик обнаружил там несколько кадров микропленки. А на самом пергаменте была напечатана колонка цифр. Рано подошел к книжному стеллажу. Взял Коран, открыл его на суре, которая служила кодом. «Ключ» находился на нескольких листах суры. Рано быстро расшифровал донесение.

«Срочно. «Пилигриму».

В связи с выходом из-под контроля операции «ХЕ-103. «Упреждение», требуется ваше вмешательство. В Кабул нелегально прибыла диверсионная группа. На пленке изображена цель операции, информация о руководящем составе группы, психологическая оценка возможных действий командира. После ознакомления с материалами примите меры по обнаружению группы и контакту с ней.

Необходимо провести координацию действий по плану операции. По окончании операции обеспечить отход уцелевших.

«Аксакал».

Рано зажег спичку и сжег шифровку.

«Легко сказать, найти в Кабуле нелегально прибывших диверсантов, — подумал с раздражением Рано. Сколько лет он сидел без дела, внедряясь в доверие к руководству ИОА, а теперь все насмарку. — Надо будет самому лазить по подвалам, развалинам в поисках группы. Такое слугам не доверишь. Но, видно, действительно дело серьезное, если руководство всю информацию передало одним контейнером. Ладно, пока ознакомлюсь с деталями операции, а потом уже решу, как лучше ее выполнить».

Разведчик взял со стола кусок микропленки и, спрятав ее в переплет Корана, поставил книгу обратно на стеллаж...

Уже прошли сутки после боя в ущелье, и остатки группы Волина, изнемогая от усталости, двигались в направлении Кабула. Прошла нервная горячка, и Игорь ощущал боль от ушибов во всем теле, голова гудела, как колокол, а на глаза нет-нет да опускалась кровавая пелена. Волин едва передвигал ногами, бойцы были ничуть не лучше. Впереди шел лейтенант Кадыров, за его спиной торчали три зеленых футляра гранатометов, а на груди, под подсумками магазинов, была засунута коробка с пулеметной лентой. Идущий за ним мичман Лебедев также тащил, кроме своего оружия, несколько одноразовых гранатометов и ленты к «ПК». Волин шел за мичманом, у него, кроме своего «Калашникова» с «подствольником», за спиной болтался автомат Иванникова, оснащенный подствольным гранатометом, оптическим прицелом и глушителем. Отдавая свое оружие, спортсмен аргументировал просто и доходчиво: «Одной рукой мне легче обращаться с обычным «АКМом», чем с этой навороченной байдой». Вспоминая раненого Иванникова, капитан невольно вспомнил и других бойцов. Контуженый Назаренков все рвался идти мстить за брата, хотя не то, что слышать, говорить мог с трудом. Волину пришлось потратить немало сил, чтобы убедить пулеметчика вернуться обратно к границе. Раненый Костя Исаев еле держался на ногах, много крови потерял.

«Как они там, доберутся ли сами до границы?» — с чувством непонятной вины думал о бойцах капитан.

Следовало с ними отправить сопровождающим кого-то из здоровых, но раненые отказались. Как сказал Исаев:

«Там, в Кабуле, у вас каждый «ствол» будет на счету, а мы как-нибудь сами. Дорога домой вдвое короче».

«Дорога домой», — мысленно повторил последнюю фразу бойца Волин, сейчас он толком и не понимал ее значения. За последние пять лет понятие дом для него было абстракцией, а сейчас... и подавно.

За спиной Игоря шел Ковалев, штурман-недоучка был нагружен оружием, как верблюд, кроме своего штатного, он тащил за спиной пару гранатометов, а в руках нес пулемет, оставшийся бесхозным после гибели расчета.

Силы с каждым километром все убывали и убывали. Несмотря на частые привалы, диверсанты к исходу второго дня уже двигались с черепашьей скоростью, а до Кабула еще далеко. Наконец тропа, по которой двигались разведчики, обогнула гору и пошла вниз. Идти стало немного полегче, только смотри под ноги да не зевай. Один упавший может «завалить» всю группу. Голые утесы, скалы уже порядком надоели. Игорь Волин вспомнил дальневосточные леса, особенно зимой ему они нравились. Кругом белым-бело, кедры под снежными шапками смотрятся, как сказочные великаны. А какая красота — после оттепели мороз. Влажные ветки деревьев покрываются коркой льда и напоминают застывшие фонтаны. Правда, снег на земле, тоже подтаяв, покрывается ледяным настилом, и тогда прокладывать лыжню по такому настилу сущее мучение. На окружных учениях «Тайга» его группе пришлось совершить марш-бросок на лыжах в тридцать километров. Были такие условия: пройти в тыл «противника» и устроить засаду на дороге. А после того, как удалось добыть «языка», и не какого-то там замухрышку, а полковника, начпрода танкового корпуса, еще десять километров ломали лед к месту посадки вертолета. Да, ну и намучился он тогда с бойцами, играя «в солдатиков»...

— Товарищ капитан, — от воспоминаний Волина отвлек хриплый бас Лебедева.

Мичман, указывая на широкую расщелину в стороне от тропы, произнес:

— Место укромное, хорошо бы привальчик организовать?

— Значит, организуем, — согласился капитан.

Группа свернула с тропы, и по одному диверсанты начали проскальзывать в расщелину, которая оказалась шириной более метра. Бойцы туда проходили свободно, не снимая рюкзаков. Внутри было темно и сыро, с потолка капали тяжелые холодные капли.

— Привал двадцать минут, — объявил Волин, стягивая с плеч лямки рюкзака. Ноги его от напряжения дрожали, горели ступни, но, переборов слабость, капитан добавил: — Всем отдыхать, я покараулю.

Опустив рюкзак, Игорь присел на корточки и тут же из кармана брюк вывалился тяжелый «стечкин». Выругавшись, капитан подобрал оружие, хотел снова засунуть в карман, но тут его окликнул Ковалев.

— Возьмите, товарищ капитан, — сказал боец, протягивая кожаную кобуру, взятую у убитого душманского командира.

— А как же твой «кольт»?

— Да ну его к черту, — отмахнулся Гога, — вещь красивая, блестящая, но тяжелая. В общем, выкинул я его еще вчера.

Отведенные командиром двадцать минут уже истекли, но никто из бойцов не спешил подниматься, все ждали команды старшего.

— Подъем, — наконец тихо произнес капитан. Диверсанты молча поднимались со своих мест, снова берясь за оружие и экипировку.

— Товарищ капитан, — обратился к командиру переводчик.

— Слушаю.

— Я вот думаю. От группы майора Чечетова мы уже отстаем на двое суток. После боя наши силы порядком ослабли, мы уже идем со скоростью три-четыре километра в час и через пару часов привалы. Но они короткие, люди не могут отдохнуть. Завтра мы уже совсем выдохнемся.

— Что вы предлагаете, лейтенант?

— Если устроить большой привал часов на пять, конечно, силы мы сможем восстановить, но время будет еще больше упущено. Да и от места боя мы не очень далеко ушли. Если будет погоня, нас возьмут тепленькими. Я думаю, надо идти не через горы, а спускаться вниз, на дорогу, и тормознуть попутку до Кабула. И отдохнем, и сократим расстояние.

— Как вы себе представляете это, лейтенант? Это что вам, дома: «Подкинь, браток, до ближайшего колхоза», так что ли?

— Не стоит утрировать, товарищ капитан, — не сдавался переводчик, — мы одеты подобающим образом, я говорю на всех местных наречиях без акцента, не отличишь. Михал Михалыч говорит плохо, но зато понимает хорошо. В случае опасности успеет вас предупредить.

— А мы с Гогой ни «в зуб ногой», что нам делать? — поинтересовался Волин, он еще упирался, но предложение ему нравилось все больше.

— Будете молчать как глухонемые или контуженые.

— Контуженые с такой горой оружия?

— А что такого, сейчас в Афганистане оружие самый ходовой товар. Так что ничего удивительного. Добыли оружие где-то на границе, теперь едем в Кабул торговать. По нашему виду можно догадаться, что мы недавно из боя.

Капитан посмотрел на Ковалева и Лебедева:

— Что скажете?

— Думаю, прав Кадыр, надо спускаться к дороге, — прорычал мичман.

— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — поддержал переводчика Гога, — а если что, у нас есть чем отбиться, — он нежно погладил цевье пулемета.

— Никакой стрельбы, — отрезал капитан. — Значит так, порядок движения прежний: впереди Кадыров, Лебедев, мы с Ковалевым идем следом. Спускаемся к дороге, дальше Кадыров действует по обстановке. Но никакой стрельбы, никакой поножовщины. Если за нами будет погоня, то не должно быть никаких следов, указывающих направление движения нашей группы. Всем ясно?

— Ясно, понятно, — буркнул за всех Лебедев.

— Первый пошел, — прозвучала десантная команда.

Лейтенант Кадыров, взяв оружие на изготовку, выбрался из расщелины. Около минуты переводчик осматривался по сторонам, убедившись, что все тихо, он подал знак и не спеша двинулся по тропе вниз. За ним Лебедев, Волин и, наконец, Ковалев. Замыкающий Гога нет-нет да и оглядывался назад, держа указательный палец на спусковом крючке пулемета. Но вокруг было тихо, горы хранили молчание. Больше часа спускались с горы, тропа вела вниз то почти полого, то, наоборот, едва не обрываясь в пропасть. Тогда диверсантам приходилось, закинув оружие за спину, обеими руками хвататься за шершавые и острые камни. Наконец они увидели широкую буро-оранжевую ленту грунтовой дороги, до нее оставалось еще несколько сот метров, но видимость цели придает сил. Прибавив шаг, разведчики вскоре достигли дороги.

Сверившись с наручным компасом, Волин спросил у переводчика:

— Ну что, будем ждать попутку или потихоньку пойдем?

— Чтобы не привлекать внимания, пойдем, — сказал Кадыров, двигаясь вперед.

Дорога была пустынна, вокруг нависали голые горы. Местный пейзаж был уныл и однообразен, лишь по краям дороги росла жиденькая трава, покрытая толстым слоем пыли.

Спустя несколько минут из-за поворота выехал небольшой ярко-красный грузовик японской фирмы «Хонда». Кадыров повернулся к ней лицом и поднял вверх левую руку, правой демонстративно оперся на поясной ремень. Скрипнув тормозами, автомобиль остановился перед переводчиком, из кабины высунулось морщинистое лицо немолодого афганца. Несколько минут шла беседа на местном языке между двумя мужчинами. Затем водитель, улыбаясь, открыл дверцу кабины и призывно махнул рукой. Прежде чем забраться в кабину, Кадыров повернулся и командным тоном что-то сказал на фарси, указав рукой на кузов грузовика. Не говоря ни слова, диверсанты забрались в кузов. Металлический пол кузова был усыпан мелкой грязной соломой, и стоял тяжелый запах домашних животных. Укладываясь на солому, Волин положил возле себя оба автома -та, сняв их с предохранителя, сунув рюкзак под голову. Рядом завалились Ковалев и Лебедев. Едва машина, взревев мотором, сорвалась с места, капитан тихо спросил:

— Как будем дежурить?

— Какой дежурить? — удивился мичман, зевая, широко разинув рот. — Как грузовик затормозит, сам проснешься, а нет, я толкну. Я чутко сплю. А дежурить сейчас незачем.

— Пусть будет так, — согласился Волин, но на всякий случай вынул «лимонку» из подсумка и, зажав ее в руке, тут же провалился в трясину сна. Капитан еще не знал, насколько слова мичмана окажутся пророческими...

С приходом к власти доктора Раббани Кабул медленно превращался в город руин и развалин. То, что удавалось иногда восстановить простым афганцам, разносилось в щебенку во время очередного мятежа кого-то из «недовольных» полевых командиров.

Своих людей Чечетов разместил в небольшом полуразрушенном доме в полуквартале от руин бывшей советской военной комендатуры. Район этот был малонаселенным из-за того, что здесь постоянно происходили стычки противоборствующих группировок. Несмотря на это, район был самым безопасным для диверсантов. Здесь жили по закону силы, а сила у спецназовцев была. На втором этаже разрушенного дома с пулеметом разместился Зиновьев, внизу у входа его прикрывал «второй номер» Скалий. Бойцы несли охрану, а заодно следили за комендатурой, не появится ли там кто-то из людей Волина. Время шло, а из прикрывающей подгруппы так еще никто и не прибыл. День подходил к закату, шум в центре постепенно стихал. Андрей Зиновьев, постелив под себя рваный ватник, с любопытством наблюдал за горожанами, которые с приближением сумерек спешили домой, под защиту толстых каменных стен.

— Саллам алейкум, — раздался за спиной голос Зульфибаева. Прапорщик и старший лейтенант Ким ходили в разведку к президентскому дворцу. Исхудавшие лица обоих представителей Востока обросли недельной щетиной, и сейчас они ничем не отличались от толп вооруженных моджахедов, заполнивших улицы Кабула.

— Как успехи? — поинтересовался майор, наполняя купленный чайник водой из своей фляги.

— Да никак, — отмахнулся Ким, — площадь перед президентским дворцом заложена баррикадами, вокруг «духи», сохраняющие верность Раббани. Не будешь же у них спрашивать, гостит ли у президента его таджикский друг Абдулхаи Юсуф Нурадин?

— Надо по чайханам пройтись, — снимая с плеча автомат, произнес Зульфибаев, — в чайхане люди отдыхают, пьют чай, беседуют. Из этих разговоров можно будет кое-что и выяснить.

— Угу, выяснить, — усмехнулся Ким, — чтобы ходить по чайханам, нужны деньги, доллары или хотя бы, на крайний случай, афгани. А у нас при себе нет даже советских рублей.

Может, для начала займемся мелким разбоем? Чтобы приобрести первичный капитал.

Чечетов сказал:

— Завтра я прошвырнусь вдоль дворца, а вы, сиамские близнецы, возьмете один из «АКМов» и торганете на базаре. Но смотрите, расчет только деньгами, никакого обмена или «натуры».

Наломав хвороста, Чечетов затопил очаг, поставил на него чайник. Голова гудела от мыслей:

«Где сейчас Нурадин? Что с людьми Волина? Может, кто жив остался?» Впитавший в себя принцип спецназа: «Выполнение поставленной задачи любой ценой», как человек и командир, майор все же больше думал о своих людях, и вопрос: «Где Волин и его люди?» был для Чечетова едва ли не самым главным...

Едва грузовик, скрипнув тормозами, остановился, как Игорь Волин проснулся и сразу же схватил автомат. До его слуха донеслись щелчок открываемой двери, торопливые шаги и наконец истошный крик.

— Шурави, шурави, — визжал бегущий водитель.

В следующую секунду воздух прорезал грохот автоматной очереди. Услышав крик водителя, капитан инстинктивно рванулся из кузова, выстрелы он услышал, уже упав на землю, с противоположного борта грузовика рухнула туша Лебедева. Обученный многолетней практикой войны, мичман тут же откатился в сторону. Игорь, наоборот, попытался укрыться за колесом машины и осмотреться. Впереди маячило фортификационное сооружение типа «блокпост» или, как их называли во времена афганской войны — «застава». Полутораметровый бруствер, выложенный из кусков горной породы, квадратом охватывал весь периметр опорного пункта. За бруствером виднелись стволы орудий и крупнокалиберных пулеметов, покатые «шапки» блиндажей и бункеров. Возле кабины «Хонды» лежал, широко раскинув руки, лейтенант Кадыров, под ним растеклась лужа крови. На бруствере стояли несколько молодых афганцев с оружием в руках, они ошалело смотрели на бегущего к ним водителя, автомат одного из «духов» дымился, но другие не стреляли, по-видимому, не понимая, откуда возле Кабула могли взяться русские.

— А, мать вашу, — раздался над головой Волина отборный русский мат в исполнении Ковалева, который тут же заглушил грохот пулемета.

Очередь сбила моджахедов, а перепуганный водитель рухнул лицом вниз и накрыл голову руками, из глубины заставы доносились встревоженные крики.

«Теперь остается шквал огня и натиск», — подумал капитан. Срываясь с места, боковым зрением он увидел Гогу, тот упер пулемет в крышу грузовика и «поливал» свинцом внутренний дворик блокпоста. В несколько прыжков Игорь достиг бруствера, ухватившись левой рукой за край, он подбросил свое тело наверх. Взобравшись на ограду, Волин увидел бегущих на него трех моджахедов, нажал на спусковой крючок, короткая автоматная очередь в упор резанула их. Взмахнув руками, «духи» рухнули. Соскочив с бруствера, капитан бросился к ближайшему бункеру, стреляя от живота, он «положил» еще двоих. Вот и бункер. Рванув зубами чеку, Волин левой рукой запустил в дверной проем рифленое тело «лимонки», сам отскочил в сторону и прижался к бетонной стене бункера. Внутри ухнуло с такой силой, что, казалось, земля разверзлась, из бункера потянуло сгоревшей взрывчаткой и горелым человеческим мясом. В прицеле автомата замаячила человеческая фигура, и снова капитан нажал на спуск. Бегущего переломило пополам и бросило. Перебежав простреливаемую зону, Волин оказался на территории артиллерийского каземата. Задрав жерла стволов вверх, здесь стояли две безоткатные гаубицы «Д-30», и возле каждой из них лежали штабеля снарядов и пороховых зарядов к ним. В каземате суетились одурманенные гашишем полдюжины афганцев, их действия напоминали зомби из фильмов ужасов. Волин вскинул автомат и выстрелил. Коротко грохнув, автомат замолчал, патроны кончились.

— А, черт, — выругался Игорь, отскакивая под прикрытие бруствера, в проходе зазвенел рикошет от десятка пуль.

Рука капитана скользнула к подсумку с гранатами. Но вовремя спохватился, от взрыва могли сдетонировать снаряды, и тогда не будет ни победителей, ни побежденных. Заменив в автомате магазин, Волин передернул затвор и кувырком вкатился в проем, распластавшись на земле, он дал длинную очередь, поведя автоматом слева направо. Снова кувырок, еще одна очередь. Еще прыжок, и капитан укрылся за стальным лафетом орудия. Заменив магазин, Игорь выбрался из укрытия.

Двор каземата был завален трупами.

Держа перед собой автомат, Волин направился к артиллерийскому блиндажу. Внутри горела тусклым пламенем коптилка, слабо освещая блиндаж. Вошедший со света капитан на несколько секунд ослеп (это непростительно для спецназовца), но угроза сейчас явно отсутствовала. В блиндаже стоял противный тяжелый запах человеческого пота, грязной одежды и приторно сладкий запах гашиша. На двухъярусных нарах лежало несколько человеческих фигур, у многих были открыты глаза, их остекленевшие взгляды были устремлены в потолок. Они не реагировали на происходящее. Здесь было тихо, как в морге, а на территории заставы вовсю грохотали автоматы. Мичман Лебедев перебежками двигался через двор блокпоста, огибая его с противоположной стороны от гаубичной батареи. В отличие от молодого капитана, старый волк спецназа бил короткими очередями, считая каждый выстрел. Несмотря на грузную комплекцию и приличный живот, рыжий мичман двигался легко, даже, можно сказать, грациозно. «Духи», в которых стрелял Лебедев, падали и больше не двигались. Он уже достиг середины двора, когда из черного зева амбразуры крайнего блиндажа хлестанул пулемет. Перед мичманом вспыхнула цепь пыльных фонтанчиков, он рухнул на землю и стал отползать в укрытие, которым оказался остов сгоревшего броневика, лежащего посреди двора. Стрелок все никак не мог достать Лебедева, перенося огонь то слишком далеко, то, наоборот, слишком близко. И когда, наконец, пулеметчику удалось взять мичмана «в вилку», тот совершил почти фантастическое. Одним мощным рывком бросил свое большое грузное тело, выполнив поистине леопардовый прыжок. Едва Лебедев рухнул за спасительной броней, как очередь «прошила» то место, где секунду назад лежал он. Пули забарабанили по броне, вокруг стоял грохот и звон, как будто кто-то молотил кувалдой по пустой бочке. Мичман, прижавшись всем телом к корпусу броневика, то и дело вжимал голову в плечи и инстинктивно закрывал глаза, при этом немилосердно ругаясь.

Лебедев достал из подсумка реактивную гранату, вставил ее в подствольный гранатомет. Уперев магазин автомата в плечо, мичман правой рукой обхватил рукоятку гранатомета, а левой снял с бритой головы плоскую, как блин, паншерку и тут же швырнул ее в сторону. Пулеметчик «купился» на эту уловку, огненный шквал ударил в сторону. И тут же Лебедев вскочил во весь рост, доля секунды на прицеливание, выстрел. В черноте амбразуры вспыхнул фосфорной вспышкой взрыв гранаты, пулемет смолк. А мичман, сплюнув себе под ноги, криво усмехнулся и сам себе сказал:

— Что, доигрался, хер, на скрипке?

Бой закончился, Лебедев для верности запустил в блиндаж еще одну гранату, гладкую яйцеобразную «РГ». Ухнул взрыв, и из амбразуры повалил сизый удушливый дым. Повесив на плечо автомат, рыжий детина направился к своей паншерке, его расчет оказался дважды правильным, первый пулеметчик перевел огонь на брошенную шапку, а так как нервничал, то попасть не смог. Паншерка оказалась целой.

— Здорово все получилось, Дед, — донесся до мичмана голос Ковалева. Гога держал перед собой автомат стволом в спину едва держащегося на ногах водителя грузовика.

— Ты глянь, живой, паскуда, — вырвалось удивленное восклицание у Лебедева, он медленно снял автомат и, опустив до нижнего упора предохранитель, направил ствол оружия на перепуганного афганца.

— Ты, Дед, смотри меня не зацепи, — вяло предупредил его Ковалев.

— Не сцы, Машка, я Дубровский, — ответил Лебедев, крепко прижимая приклад к плечу, но выстрелить не успел.

— Отставить, мичман, — со стороны артиллерийской батареи шел Волин.

— Он же, сука, нас подставил, — злобно прохрипел Лебедев.

— «Духи» Кадыра пришили из-за него, — он обиженно махнул рукой.

— Ковалев, — капитан обратился к Гоге, — обследуйте блокпост, все выясните, подсчитайте потери.

— Сделаем, — пообещал боец. Оставив пленного, он направился к ближайшему бункеру.

— Михал Михалыч, — обратился Волин к мичману, — Кадыров говорил, что вы понимаете местный язык и даже можете объясниться на нем.

— Есть малехо, — кивнул Лебедев, все еще тая обиду на капитана.

— Сможете допросить водителя? Меня интересует, что произошло.

— Попытаюсь, — сказал мичман и стал говорить на чужом клокочущем языке.

Говорил долго, тщательно подбирая каждое слово. Афганец кивал, а потом заговорил быстро, едва ли не глотая слова. Но мичман снова его переспрашивал, когда не мог объяснить, показывал руками.

— Что он говорит?

— Говорит, Кадыров, когда заснул, во сне заговорил по-русски, а он простой дехканин, который боится русских. Пять лет назад во время армейской операции погибла вся его семья, жена с детьми. Он лишь недавно смог снова жениться. И очень боялся русских.

— Так что же он, паскуда, раз боялся, решил нас заложить, чтобы от своих страхов избавиться, — к диверсантам подошел Ковалев и, криво ухмыляясь добавил. — Пять лет назад он овдовел, теперь его жена овдовеет.

— Короче, Ковалев, — отрезал капитан, — что вы выяснили?

— Хорошая застава, добротная. Ее, по-видимому, строили наши доблестные мотострелки в годы недавней войны. Рассчитана на прикрытие подходов к столице ДРА, городу Кабулу, и стратегического шоссе. На вооружении имеется дальнобойная гаубичная батарея, минометная батарея, а также две счетверенные установки Владимирова. Другое оружие я не считал, а боеприпасов видимо-невидимо, удивительно, как в такой потасовке не рвануло. Убито двадцать семь «духов», еще восемь лежат в блиндаже обдолбанные и ничего не соображают, но я думаю, что это не весь состав гарнизона. Их, как минимум, должно быть вдвое больше. Другие либо дезертировали, либо подались на поиски наркоты. Хотя гашиша здесь полно.

— Что будем делать, мичман? — глядя в глаза Лебедева, спросил капитан.

— А что делать? — пожал плечами мичман. — Взорвать все надо к чертям собачьим. Только что вы, товарищ капитан, собираетесь делать с пленными? Отпустить?

Издевка в голосе Лебедева нисколько не трогала Волина, но он сам понимал, что с пленными надо что-то делать. Отпустить — себя выдать. Нейтрализовать? То есть ликвидировать?

— Гога, отведи водилу к обдолбанным и запри там, — наконец произнес Волин.

— Есть, — Ковалев попытался изобразить щелчок каблуками, затем ткнул стволом автомата в жирный бок афганца, почти ласково сказал:

— Пошли, «хачик», там еще найдется на пару мастырок, пыхнешь напоследок.

Афганец что-то жалобно залепетал, но на его бормотание никто не обратил внимания.

— Что будем делать с блокпостом, товарищ капитан? — спросил Лебедев.

— Мы диверсанты, и наша специфика обязывает все взорвать, — ответил Волин. — Только у меня пластита маловато, — Игорь показал два двухсотграммовых бруска.

— Ничего, тут полно подручной взрывчатки. Как-нибудь перебьемся.

Вернулся Ковалев. Лебедев спросил его:

— Слушай, Гога, ты здесь все обшмонал, взрывчатки случаем не видел?

— А как же, — хмыкнул Ковалев. — Возле минометной позиции есть блиндаж, там чего хочешь полно. Хоть взрывчатки, хоть взрывателей, хоть детонирующих шнуров. Настоящий склад, наверное, там свое «хозяйство» держала саперная группа.

— А ну покажи.

Двое диверсантов двинулись за Ковалевым, но неожиданно Лебедев остановился и, посмотрев по сторонам, обратился к Волину:

— Товарищ капитан, мы с Гогой разберемся, что к чему, а вы бы присмотрели за дорогой, — мичман указал на счетверенную установку крупнокалиберного пулемета Владимирова, смотрящую на створ шоссе, — не ровен час понаедут «духи», а мы тут взрывчатку, как камикадзе, таскаем.

— Хорошо, — обиженно произнес Игорь, сейчас он себя чувствовал школяром. Восторг от предстоящего фейерверка сменился досадой. Но он понимал, что мичман прав.

Подойдя к установке КПВ, он сел в кресло оператора-наводчйка и уставился на ленту шоссе. Если не считать одного допотопного автобуса с разукрашенными иностранной рекламой бортами, дорога была пустынна. Волин взялся за поворотные рули. Быстро перевел стволы в горизонтальное положение, на глаз прикинул упреждение по движущейся цели. Осталось только надавить на педаль гашетки...

Фырча изношенным мотором, старенький автобус скрылся за поворотом.

— Товарищ капитан, помогите, — донесся сдавленный голос Ковалева.

Боец, согнувшись под тяжелой ношей, тащил на спине длинный деревянный ящик стандартно зеленого цвета. Капитан подошел к Ковалеву и помог ему опустить ящик на землю. На крышке ящика черной краской была оттрафарече-на маркировка, опытный глаз разведчика мгновенно нашел знакомое наименование «ТП-400». Ударом носка ботинка он сбил уже надорванную крышку, все пространство ящика было заполнено грязно-белыми брусками взрывчатки.

За Ковалевым шел не спеша, по-матросски враскачку, мичман, держа под мышкой коробку со взрывателями, а в другой руке три бухты детонирующего шнура. Аккуратно положив на ящик коробку, мичман вытер нос, деловито произнес:

— Боеприпасов здесь море, и если правильно заложить заряды, от заставы останутся только воспоминания. Так и должно быть.

Когда Волин вернулся к месту недавней перестрелки, кровь убитых уже впиталась в почву, оставив лишь бурые контуры. Тела убитых под палящим солнцем начинали разбухать на глазах, по ним ползали жирные мухи. Воздух наполнялся их гудением и сладковатым запахом разложения, вызывающим в организме спецназовца рвотные позывы. Пересилив брезгливость, Игорь зашел в каземат, перешагнув через пару трупов, подошел к орудиям. Открыв замки, в каждую гаубицу капитан вставил по снаряду, вместо пороховых зарядов сунул по тротиловой шашке, снаряженной взрывателем и шнуром.

Вход в артиллерийский блиндаж, где Ковалев запер хозяина грузовика с обкуренными пушкарями, был заложен болванками фугасных снарядов, оттуда из заостренных морд торчал запал «лимонки». Саму гранату с предохранительным рычагом прижимали несколько болванок. Вроде бы все безопасно, но стоило толкнуть с силой дверь...

Игорь Волин почувствовал, как по всему телу пробежали мурашки, благо арестанты попались не буйные и пока не ломились в дверь. Вставив в детонатор шашки шнур, капитан положил ее на снаряды. Минирование батареи минометов заняло еще меньше времени. В каждый ствол аккуратно опускался тротиловый заряд. Технология подрыва проста, и кто хоть год прослужил в армейском спецназе, владеет ею в совершенстве. Автоматически капитан закладывал заряды, отмерял метры детонирующего шнура, прикидывал силу будущего взрыва. А из глубины сознания взывала заповедь: «Не бей безоружного». А закон войны, закон спецназа, гласил: «Случайный свидетель прохода разведгруппы должен быть ликвидирован, ибо составляет угрозу секретности выполняемого задания».

Закончив минирование, Игорь стал распутывать бухту шнура, медленно отходя к тому месту, где стоял афганский грузовик. Возле машины его уже ждали Ковалев и Лебедев. Оба диверсанта стояли возле трупа переводчика.

— Что с Кадыром будем делать? Не бросать же его среди дохлых «духов», — пробасил мичман.

— Как будем дальше двигаться, на машине? — бросая к ногам остаток детонирующего шнура, спросил капитан.

— Тут до Кабула рукой подать, пешком дойдем, — не понимая, к чему клонит офицер, ответил Лебедев, — а машина может привлечь внимание.

— Хорошо, — произнес Волин, потом обратился к Ковалеву: — Гога, принеси с заставы хвороста, мешковины. Ну, в общем, всего, что горит, и побольше.

— Есть. — Ковалев скрылся за каменным бруствером.

— Михал Михалыч, — обратился капитан к Лебедеву, — помогите уложить лейтенанта в кузов.

Взяв труп переводчика за руки и ноги, спецназовцы уложили его в кузов. Волин сложил руки на груди убитого, вытряхнув из подсумков запасные магазины, гранаты, пистолет, капитан положил рядом с трупом автомат Кадырова. Развернув материю чалмы, Лебедев прикрыл лицо Нурали. Пришел Ковалев, неся охапку хвороста и пару старых шинелей. Труп обложили сухими ветками, шинелями. Волин достал из кабины полную канистру бензина и тщательно облил кузов, труп. Собрав свое оружие, диверсанты отошли на приличное расстояние от грузовика.

Мичман бросил зажженный факел в кузов, откуда полыхнул столб огня. Трое постояли минуту с непокрытыми головами. Ковалев сказал:

— Вот судьба у человека — родился узбеком, жил среди русских и умер как русский.

— Пора уходить, командир, — сказал Лебедев, надевая свою паншерку, — скоро баки взорвутся.

— Да, — согласился Волин, прикручивая к автомату Иванникова глушитель. В ночном городе бесшумный автомат самое эффективное оружие. — Зажигайте бикфордов шнур, мичман, уходим.

Когда диверсанты достигли утрамбованного грунта трассы, небо озарила яркая вспышка, в бесконечную черноту поднялся огненный шар. Вверх взвивались куски горной породы, бетона, вооружения, стальные балки перекрытий. Все грохотало, сверкало, взрывалось. Зрелище жуткое и одновременно завораживающее, как будто прощальный салют в память о погибшем бойце спецназа...