Диверсионная команда

IV

Новый день начался с пронзительного скрипа кроватных пружин. После всего, что Волин увидел вчера, сегодняшний свободный подъем вместо общей побудки казался вполне естественным.

Поднявшись с кровати, Игорь потянулся и, взяв из своей тумбочки полотенце, мыло и зубную щетку, обул тапочки и в одних трусах последовал за группой бойцов, которые в таком же виде направлялись в глубь ангара.

За блоком размещалась «комната отдыха», в которой находились несколько табуреток, длинная, плохо обструганная скамья, некогда цветной телевизор «Фотон» и проигрыватель «Вега» с полусотней пластинок типа «Эстрада 80-х».

Напротив комнаты отдыха был еще один блок. Огражденный небольшими листами пластика, он занял едва ли не четверть территории ангара. Здесь размещались умывальник, туалет, душ.

Волин привел себя в порядок, почистил зубы, сполоснул лицо, взглянув на себя в зеркало, погладил щеку, решая, бриться или нет. Поразмыслив над здешними законами и обычаями, решил не спешить.

Вернувшись из душевой, он увидел, что большинство бойцов застелили свои постели и тренируются в спортзале.

Тяжело пыхтя, мичман Лебедев тягает двухпудовые гири, прапорщик Зульфибаев с остервенением работает на тренажере. По его лицу стекает пот, а на лбу вздулись вены. Кадыров держит боксерскую грушу, по которой ногами лупит Ким. Ковалев, вырядившись в облегающие велотреки, руководит «секцией аэробики», в которую он «записал» срочников из ДШМГ. Бойцы из спортроты «оккупировали» турник и подобно киплинговским бандерлогам дурачились на нем, то крутя «солнце», то цепляясь ногами за перекладину и в прыжке выписывая кульбиты.

Натянув брюки от полевой формы, с голым торсом Волин отошел от тренирующихся подальше и медленно стал выполнять плавные движения китайской гимнастики тайзы-цуань. Сосредоточившись на выполнении упражнений и правильном дыхании, Игорь абсолютно забыл о присутствующих. Очнулся он лишь тогда, когда услышал за спиной хлопки. Оглянулся. В двух шагах от него стоял Ким, на губах корейца играла улыбка, а глаза, спрятанные в узких щелках, оставались холодными и бесстрастными, ничего не выражающими. Про такие глаза говорят — «глаза убийцы».

— Где ты этому научился? — по-прежнему улыбаясь, спросил Ким.

— Пять лет назад служил в Дальневосточной бригаде армейской разведки. Там у нас начальник спецподготовки был помешан на китайских боевых искусствах, многому нас научил, — спокойно ответил Игорь и спросил у Кима: — Хочешь со мной поспарринговать?

— В полный контакт бои нам запрещены. А без контакта кому нужен этот балет, — пожал плечами кореец. Разминая шею, он снова вернулся к «груше».

Размявшись, Волин направился к «железу», сорок минут работы со штангой, гантелями, налил мышцы свежей кровью и силой. Пора было переходить к «груше», но не успел, подошло время завтрака.

Длинный стол, который использовали для чистки оружия, сейчас был заставлен чайниками с кипятком, блюдами с пышными горячими лепешками и кусками вяленой верблюжатины.

Игорь помнил из лекций в училище, что питаться надо этнической пищей того народа, где должны действовать диверсанты. Правило это пришло от американцев, воевавших во Вьетнаме. После завтрака всем бойцам Кадыров раздал карты приграничного района Афганистана, кроме того, каждый получил брошюру, где было записано несколько фраз по-пуштунски с русским переводом.

Волин тщательно изучил карту, все населенные пункты, все тропы, колодцы, позиции моджахедских застав. В русско-пуштунский разговорник он даже не заглянул. За несколько дней он все равно ничего не выучит.

Повторив наизусть карту, Волин поднялся со своего места, отработав серию ударов «по корпусу», двинулся в сторону стенда для метания ножей. Там вовсю тренировался Дубинин. Он с какой-то непонятной яростью метал ножи в силуэт человека. Половина из брошенных ножей не втыкалась, из-за чего Олег еще больше нервничал, яростней метал ножи.

— Бросай мягче и на вылете фиксируй кисть, — посоветовал Игорь.

Взяв из рук Олега длинный штык от устаревшего «АК-47», занес его за голову и, размахнувшись, метнул. Просвистев, штык врезался в центр силуэта, вбив клинок в доску почти наполовину.

— Здорово, — произнес Дубинин.

Взяв за лезвие нож разведчика, он повторил движение Волина. Нож вонзился в область головы, лезвие на этот раз вошло прочно.

— Неплохо, — похвалил бойца капитан, потом, как бы спохватившись, спросил: — Ты же снайпер, работа на расстоянии, зачем тебе нож?

— В каком-то западном фильме слышал такое изречение: «Нож —это корона мастерства в ремесле наемного убийцы».

— Ну, так то на Западе. Да и к тому же... ты что, собираешься стать киллером? — с усмешкой спросил Игорь, для него как-то не вписывался этот парень с неоконченным высшим образованием в роль убийцы по найму.

— А что, на завод идти? — вопросом на вопрос ответил Дубинин, голос его был бесстрастен. — Да и заводы почти все закрыты. А к тому времени, как истечет мой контракт, так вообще ни одного завода не останется. Так что мне, машины мыть «новым русским»? Уж лучше их мочить.

Олег направился к стенду собирать ножи. Глядя ему вслед, Волин подумал: «Теперь ясно, за что его выгнали из института. Фантазер».

— Кх...кх, —послышалось за спиной, Игорь оглянулся.

Одетый в выгоревшую до белизны афганку, с ремнем

на талии, бляха которого опущена едва ли не до паха, перед ним стоял Ковалев.

— Тут такое дело, товарищ капитан, — изображая смущение, произнес «Гога», — мы тут с коллективом посовещались, ну, сами понимаете, реформы, демократические веяния докатились и до армии, ну, в общем...

— Короче.

— Если короче, то Чечетова, как мы поняли, сегодня не будет. Его еще до подъема вызвали в Душанбе. А у «бобров» из учебного батальона можно на консервы «Герань» выменять. Молодые еще, не наедаются.

— Что за «Герань»? — не понял Волин.

— Ну, одеколон такой, — пояснил доходчиво Ковалев, — а пока нет майора, можем себе небольшой праздник устроить. Мы вот с Михал Михалычем готовы смотаться.

Игорь посмотрел на мичмана, рыжий пузан изображал само внимание по изучению разговорника, хотя напряженная поза, в которой он сидел, говорила о том, что Лебедева сейчас больше волновал результат переговоров.

— Надо оттянуться, — продолжал давить Ковалев, — а то кто знает, когда в следующий раз доведется выпить и вообще доведется ли.

Скорбные ноты в голосе рекордсмена срочной службы могли разжалобить кого угодно, но не Волина, прослужившего более девяти лет в частях специального назначения, и для которого понятие «дисциплина — основа воинской службы» воспринималось не только головным мозгом, но даже и спинным. Ответ был коротким.

— Гога, на твой счет майор Чечетов не только дал характеристику, но и особые указания, огласить?

— Да уж не надо, — буркнул Ковалев отходя.

Игорь подошел к самодельной «груше», расправив грудную клетку и размяв шею, он подумал о словах Ковалева, про себя решив:

«Да, а оттянуться необходимо», — кулак правой руки с «оттяжки» начал свой энергетический путь от пальцев ноги и врезался в связку покрышек со скоростью и силой локомотива. От такого удара «груша» подпрыгнула. Не давая ей занять прежнее положение, Игорь с остервенением начал ее молотить, двойки, тройки боксерских ударов гулко откликались под сводами ангара, иногда заглушая работу дизель-генератора.

На смену ударам кулаками пошли удары локтями, коленями, ногами. Только так можно избавиться от «дурной» лишней энергии, еще в училище Волин таким образом снимал стрессы.

— Офицеров и прапорщиков вызывает майор Чечетов в штаб, — раздался голос одного из спортсменов, стоящих в охране ангара. Эта команда отвлекла Игоря от избиения спортивного инвентаря.

Взяв со своей кровати куртку, он двинулся вслед за выходящими из помещения офицерами.

Штаб группы размещался в кузове «шестьдесят шестого», под брезентовым тентом скрывался обшитый металлическими листами «кунг», внутри которого был стол, радиостанция, несколько табуретов.

В центре стола сидел майор Чечетов.

— Садитесь, — сказал он вошедшим.

Не спеша все рассаживались вокруг стола, где была расстелена карта, на которой розовым цветом был обозначен район утреннего изучения группы.

— Наконец получено задание, — сообщил собравшимся майор, — операция «ХЕ 103 «Упреждение», где главная роль отводится нашей группе. Нам предстоит пересечь таджикско-афганскую границу, углубиться на территорию сопредельного государства на расстояние сто двадцать километров. Здесь в развалинах старой крепости находится штаб таджикских фундаменталистов. Наша задача ликвидация их лидера Абдулхана Юсуфа Нурадина.

На стол легла пачка фотографий, на них был изображен еще не старый мужчина с черной окладистой бородой, в белой чалме, в полувоенной форме без знаков различия, но затянутый кожаным ремнем с портупеей и с автоматом у бедра.

— Почему надо вмешиваться в дела таджиков? — поинтересовался Ким, разглядывая фото лидера сепаратистов. — Ведь до недавнего времени говорилось, что Российская армия не вмешивается во внутренние дела таджиков, что же сейчас произошло?

— По полученным агентурным данным, с Нурадином хотят заключить договор английские спецслужбы. А это денежные инвестиции, новое оружие, английские инструктора. И забьет тогда «фонтан» русской крови с новой силой по всей длине таджикской границы. Этого допустить нельзя, — объяснил смену ситуации Чечетов. — Еще есть вопросы?

Все молчали. Каждый, узнав, что его ждет, думал сейчас о своем. Это потом будет подготовка, изучение, отработка действий, когда мозг и рефлексы будут задействованы лишь на одно — на выполнение задачи. А сейчас каждый думал о личном.

— Хорошо, — сказал командир группы. — Сегодня еще изучайте карты. Завтра будем заниматься изучением макета крепости и теоретической проработкой операции. Вечером выезд на стрельбище, пристреляем оружие, поработаем в боевом применении. Всё, все свободны...

Местом для стрельбища было выбрано старое брошенное еще при советской власти высокогорное таджикское село.

Два десятка полуразрушенных каменных и глинобитных домов с обвалившимися крышами и выбитыми окнами. Группу Чечетова доставили сюда на броневиках в сопровождении двух взводов охранения. Пока бойцы спецназа разминали затекшие от долгой езды ноги, солдаты охранения занимали позиции по периметру деревушки.

В большом полуразрушенном здании, стоящем в центре деревни, где наверняка в лучшие времена располагался сельсовет, сейчас самая большая комната была превращена в арсенал.

— Разбирайте оружие, — тихо произнес Чечетов, и чтобы не было неразберихи, добавил: — «Стечкина» пулеметчикам, снайперу, мне и моему заместителю, остальным «ТТ». «Калаши» с подствольниками кто захочет, гранатометы все равно всем нести придется.

После такого заявления самыми желанными, естественно, стали обычные «Калашниковы».

— Тю, так это же китайские, — неожиданно произнес мичман, разглядывая клеймо на корпусе автомата. После минутного раздумья он со злостью плюнул на пол и выругался. Лебедева поддержал прапорщик Зульфибаев.

— Мы как-то под самым Кабулом накрыли караван с оружием, где было больше трехсот штук китайских «калашей». Новенькие, в смазке. Понабирали себе как те идиоты, пристреляли. А как дошло до жареного, так эта сука на каждых пять выстрелов дает перекос патрона. И хоть очередями, хоть одиночными, пять выстрелов — и осечка. Еле дождался, пока вернемся в расположение, поцеловал свой родной «АК» в потное цевье, а китайскую порнографию — об камни...

Разобрав автоматы, обвешавшись пистолетами, каждый взял по патронному цинку и десятку магазинов. Бойцы садились где попало и набивали патронами автоматные магазины.

Чечетов тем временем натянул себе на плечи сбрую, состоящую из двенадцати подсумков под магазины «М-16», подсумка аптечки, по бокам были пришиты в два ряда кожаные ячейки. Верхний ряд для гранатометных выстрелов, нижний для ручных гранат.

Застегнув сбрую, майор неожиданно произнес:

— А насчет китайского оружия... Клейма на эти автоматы ставили там, где их собирали, в Златоусте или Ижевске, одним словом, тактическая маскировка.

Игорь Волин точно знал задачу, поставленную командованием, и больше его ничего не волновало. Задача должна быть выполнена, и они ее выполнят. Какой ценой? А цена в таких делах одна...

Думая о своем, капитан автоматически набивал магазины, складывая снаряженные у своих ног. Закончив с автоматными «рожками», принялся за обоймы «стечкина», на каждый пистолет было выделено по три пачки золотистых патронов, чуть больше двух обойм.

— Поторапливайтесь, поторапливайтесь, — по-медвежьи ревел Лебедев.

Спецназовцы торопились, рассовывая по подсумкам магазины, гранаты, обоймы.

— Разбирайте, господа, гранатометы, — весело проговорил Чечетов, беря из штабеля два зеленых алюминиевых цилиндра.

Волин заполнил свой разгрузочный жилет боеприпасами, поднявшись на ноги, повесил автомат на грудь. Встряхнувшись по-десантному, проверил, не звенит ли его арсенал, нормально. Из штабеля взял три гранатомета, подумав, взял еще один. Взглянув на черные буквы маркировки, Игорь удивленно поднял брови, потом перевел взгляд на Чечетова и спросил:

— Я думал это наша «муха», а это американский «вай-пер». Почему?

— Ну, во-первых, «муха» оснащена кумулятивным зарядом, а у «вайпера» осколочно-фугасный, что предпочтительнее для нашей операции. А, во-вторых, не стоит сорить оружием с пометкой «Сделано в СССР».

Майор повесил винтовку на плечо стволом вниз и громко произнес:

— Ну что, все готовы? На выход. Лебедев, проследите, чтобы все боеприпасы были вынесены на стрельбище. Да, и пусть спортсмены захватят коробки с пулеметными лентами.

Мичман, услышав свою фамилию, как боевой конь, дернул головой и тут же накинулся на бойцов спортроты:

— А ну, салаги, быстро разобрали пулемет, схватили станок и коробки с лентами. Живо, а то я вас научу любить Родину и своего старшину...

...Пристрелка оружия заняла не больше часа. Каждый боец отстрелял по полдюжины магазинов по пустым банкам, камням, ведрам, изучая достоинство своего оружия. Подобное испытание всех устраивало, кроме снайпера. Дубинин, жуя сухой стебель, с презрением говорил:

— Что это за стрельба по банкам? Хоть бы собака какая-то забежала...

— Не переживай, — попытался Волин урезонить пыл снайпера, — еще настреляешься по людям.

— А я и настрелялся, — обрубил Олег, — в прошлом месяце наша маневренная группа зажала группу «хачиков», с опием прижучили. Так я семерых положил.

— Чего же ты сейчас хочешь?

— Не хочу стрелять на интерес. Снайпер должен видеть результат своей работы.

«Ну вот еще одно порождение войны, типичный экземпляр. В будущем если не убьют, то будет еще один геморрой на задницу уголовного розыска. Целенаправленный подлец», — подумал Волин, отходя от Дубинина.

После пристрелки оружия Чечетов провел учения по взаимодействию пар, по прикрытию друг друга и прочее.

После отработки всех возможных вариантов для будущей операции Чечетов подошел к Волину, который с двух рук пристреливал автоматический пистолет.

— Ну что, капитан, скажешь о боевом применении группы?—оглохший от автоматного грохота, кричал майор.

— Отлично, — закончив пристрелку, кричал Волин, — только я, думаю, для усиления огневой мощи добавил бы группе пару «ПК».

— Дельно, — согласился Чечетов и тут же гаркнул: — Исаев, Воробьев, Зиновьев, Скалий, сегодня в учебном батальоне получите два пулемета «Калашникова». Теперь будете пулеметчиками, ясно?

— А куда денешься с подводной лодки, — за всех новоиспеченных пулеметчиков ответил Зиновьев. Перспектива тягать тяжелый «ПК» или ленты к нему была безрадостной. Но выбирать не приходилось.

— Ладно, закругляйтесь, до темноты надо вернуться на базу. Лебедев, проследите, чтобы никто оружие не забыл.

После продуваемого высокогорья в ангаре было тепло и уютно. На койке каждого бойца лежал ворох одежды, в которой придется выполнять задание, в основном это была национальная одежда Афганистана. Широкие шаровары, длинные полотняные рубахи, жилетки. Но десять лет советской оккупации не могло не сказаться и на одежде афганских аборигенов.

Волину достались штаны с накладными карманами, длинная холщовая рубаха, свитер грубой вязки, коричневые ботинки с высокими голенищами и специальным зажимом для крепления ножа. Ботинки были довольно поношенные, но в хорошем состоянии и, главное, нужного размера. Ко всему этому гардеробу шла камуфлированная куртка с теплой подстежкой и вязаная серая шапочка-подшлемник.

Рядом с Игорем облачался в «обновку» Ковалев. Гога натянул на себя серые застиранные шаровары, теплую байковую рубаху фиолетового цвета, поверх рубахи надел свободного покроя куртку из плотной верблюжьей шерсти, поверх куртки — накидку с камуфляжной песочно-горной раскраской. На ногах у Ковалева были теплые высокие кроссовки, голову же венчала помятая панама.

— Не слишком ли мы тепло одеваемся? — спросил Волин.

— Да вы что, товарищ капитан, — искренне удивился Ковалев. — Осень на носу, а по ночам в горах знаете какой зусман, что у нас на Украине зимой.

— Аты с Украины?

— Да. Когда отец вышел на пенсию, мы перебрались на юг, в Николаев.

— А что, отец военный?

— Да, дослужился до капитана, был штурманом на «Ту-16». У нас все военные, брат и сейчас летает в Оренбурге на «двадцать вторых». Я тоже хотел быть штурманом, но оказался слабым на горлышко, — Игорь щелкнул себя по горлу указательным пальцем, — не получилось.

Неожиданно капитан ощутил, что Гога — Игорь Ковалев — не такой беспробудный пьяница и сорвиголова.

Мичман был одет в самодельные сапоги из телячьей кожи, широкие шаровары, длинную полотняную рубаху, подпоясанную кожаным ремнем со множеством нашитых винтовочных подсумков. Поверх рубахи он надел жилетку, сделанную из армейского стеганого бушлата. А на голову все пытался натянуть чалму из серой домотканой материи.

— Вылитый Карась из «Запорожца за Дунаем», — под общий хохот объявил Ковалев.

— Ну что, жеребцы, наржались? — спросил Чечетов, пробираясь сквозь столпившихся спецназовцев.

В отличие от всего подразделения, одетого в местные наряды, майор выглядел настоящим франтом. На нем были высокие ботинки с толстой подошвой, кожаным верхом и брезентовыми голенищами в камуфлированных разводах,

в ботинки были заправлены брюки цвета хаки свободного покроя с накладными карманами, в брюки была заправлена байковая рубаха с обрезанным воротом, поверх которой надет был серый джемпер фабричной вязки. На голове — некогда темно-синяя, а сейчас выгоревшая до серости бейсболка, над козырьком можно было различить надпись «Chicago Bulls».

— Ну и «прикид» у тебя, — искренне позавидовал Волин.

—Гардеробчик подобран соответственно имиджу, то есть как дополнение к моей «Эмке», — похвастался Чечетов, потом уже серьезно добавил: — Американская винтовка, американские шмотки. Там, в Афгане, это имеет силу. Как же, антипод Советскому Союзу, к «дяде Сэму» «духи» испытывают чуть ли не сыновнюю любовь. Если бы не американские поставки оружия, их инструктора и наемники, мы бы их... А что там говорить, — майор раздраженно махнул рукой, —дали бы нам волю еще тогда, в семьдесят девятом, и не было бы проблем в девяностых.

Для ношения боеприпасов каждый спецназовец получил разгрузочный жилет. Внешне они были похожи на жилет Чечетова, но только не из кожи, а самодельные — из брезента. На груди и животе имелось десять ячеек для магазинов, по бокам подсумок для аптечки и крепление для ножа. На пояс вешались подсумки ручных гранат и гранатометных выстрелов. На спину цеплялся рюкзак, тоже самодельный, внешне очень схожий с ранцем десантника. Над ранцем закреплялась труба одноразового гранатомета.

Из шести ручных гранат каждый боец получил по четыре наступательных гранаты «РГД-5» и две оборонительных «Ф-1» _ мощное оружие уничтожения живой силы противника. Но на близком расстоянии опасно как для того, в кого бросают, так и для того, кто бросает. В ранце лежало несколько упаковок перевязочного материала, ломти вяленой верблюжатины, пара лепешек, мешочек с солью и мешочек побольше с сухофруктами, изюмом, курагой.

Волин заканчивал экипироваться, он уже рассовал магазины и гранаты по подсумкам, проверил содержание аптечки и рюкзака. В чехол на правом боку засунул штык-нож от своего «АКМа». Через шею надел ремень с деревянной кобурой «стечкина». К боковой панели кобуры был прикреплен черный цилиндр глушителя. Чтобы кобура при ходьбе не болталась, с внутренней стороны на ней имелись крепления для фиксации на поясе.

— Ну как, готов? — спросил Чечетов, вновь-переодевшийся в песочный комбинезон.

— Да вроде того.

— Тогда держи, — майор протянул Игорю зачехленный нож, — этот крепится на левой стороне груди.

Прежде чем цеплять нож к разгрузочному жилету, Волин вытащил его из чехла. Полированное лезвие блеснуло под электрическим светом. Широкое, длиной около двадцати сантиметров лезвие имело треугольную заточку клином, лунообразное жало. Мощная гарда с загибом на два пальца, рукоятка цилиндрической формы из бакаута, заканчивающаяся мощным стальным набалдашником в форме воробьиного клюва.

— Сделан по моему заказу, — объяснил Чечетов, — с американского ножа.

Когда Волин снял с себя аксессуары будущей операции и переоделся в привычную афганку, к нему снова подошел Чечетов.

— В общем, так, капитан, старших я здесь назначил, значит, обойдутся без нас. А тебя приглашаю в гости. Нам еще надо поговорить. Все-таки не на рыбалку собрались. А здесь разве поговоришь, особенно когда веселье начнется.

Местом своей резиденции майор Чечетов избрал домик дежурной эскадрильи вертолетчиков. Правда, почти весь дом пустовал, а Владимир Андреевич занимал одну небольшую комнату с видом на летное поле, где вместо вертолетов стояли танки и БМП учебного батальона. В комнате было чисто убрано, мокрая тряпка вместо половика лежала на пороге. Обстановка была почти спартанская. В углу стоял небольшой стол, возле него два стула с деревянными спинками. С противоположной стороны застеленная кровать на манер тех, что стоят в ангаре, над кроватью вместо ковра висела большая политическая карта мира. У изголовья стояла тумбочка, на ней стоял мутный граненый стакан с какими-то давно засохшими цветами. У дверей возвышался небольшой кривоногий буфет, верхние полки которого были заставлены книгами и брошюрами, а на нижней стояли стаканы, тарелки, гора ложек и вилок.

На столе появилось две бутылки дагестанского коньяка, фляга с родниковой водой, ярко-красные помидоры, зеленый лук, огурцы. Рядом стоял «кирпич» серого хлеба, открытая банка «лосося», кружок копченой колбасы. Майор, орудуя самодельной финкой, нарезал тонкими пластами соленое сало.

Офицеры сели за стол, Чечетов вскрыл бутылку коньяка, налил по полстакана.

— Ну, давай за знакомство, заместитель. И чтоб были на «ты», — поднимая свой стакан, произнес Чечетов.

Чокнулись и, как положено военным, одним глотком осушили. Жуя стебель зеленого лука, майор задумчиво произнес:

— Довелось три года назад побывать в Москве, купил тогда ящик этого коньяка. Да вот осталось две бутылки, раньше держал для какого-то торжественного повода. А вчера подумал, задание серьезное, и если убьют, что ж, пропадать добру, что ли?

Он снова наполнил стаканы и сказал:

— Ты закусывай, Игорек, а то быстро окосеешь, а нам ведь еще надо по душам поговорить. Это в пехоте с кем попало можно идти на смерть, а нам, диверсантам, все надо знать друг о друге, чтобы потом не бояться за свою спину. Ну, вздрогнули.

Они снова выпили, Игорь закусил салом с хлебом, надкусил большой помидор.

— Так что тебе рассказать, Володя? — спросил он.

— Все.

— В общем, жизнь у меня началась как у всех, ну не у всех, так у большинства. Родители-трудяги, сын-балбес, восемь классов, потом ПТУ. За три года насмотрелся на совдеповский пролетариат, нет, думаю — это не для меня. Все-таки потомственный кубанский казак, деды-прадеды служили в пластунах, чем я хуже? Решил себя попробовать на военной стезе, поступил в Благовещенское общевойсковое командное училище, благо в тот год был недобор. Начал учиться, понравилось. Да к тому же училище имело лишь название «общевойсковое», а на самом деле там «ковали» кадры для морской пехоты и фронтовой разведки. Учили нас всему, что должны знать разведчики: рейды по тылам, засады, налеты на штабы, узлы связи. Стрельба до рези в глазах, до глухоты, вождение боевой техники, рукопашный бой. По окончании училища был направлен в отдельный разведбатальон Черноморского флота, через полтора года откомандирован в разведку воздушно-десантной дивизии. Через полгода направлен в отдельный полк береговой обороны Калининградской военно-морской базы. Оттуда бросили в Узбекистан, в Чирчикский учебный центр ДШБ, потом был и Североморск, Хабаровск, Тула, Петропавловск-Камчатский. В общем, нигде я более полугода не задерживался. Приезжал, обживался, притирался к новым условиям. Затем участие в каких-нибудь учениях, и все — «труба зовет», еду осваивать новое место службы. За почти десять лет службы в спецназе я прошел шесть учебных центров и несколько различных курсов, хотя все это время числился за морской пехотой ЧФ.

— В боевых операциях участие принимал? — снова наливая коньяк, спросил майор.

— Нет, даже когда писал рапорта с просьбой направить в «горячую точку», получал лишь нагоняй от руководства.

— Я так и думал.

— Что ты думал?

— Ты — «терминатор».

— Не-е понял, — тягуче произнес капитан, глаза его округлились, и он не мог уразуметь, у кого из них двоих началась «белая горячка».

— Ну что тут понимать. Ты относишься к элите, к стратегическому резерву разведки Генштаба. Таких, как ты, долгие годы готовят, любят и лелеют. Не дают засидеться на одном месте, чтобы не обзавелся семьей. Постоянно в боевой готовности, все время работа с новыми группами. И все время на пределе. В любой момент тревога может оказаться не учебной, и тебя с твоей группой могли бы забросить куда угодно. Для современной авиации нет расстояний, и через несколько часов джунгли Никарагуа, Анголы или Аравийская пустыня. Говорят, но не знаю, насколько это правда, эта идея принадлежит доблестному маршалу Тухачевскому. Еще в тридцатые годы он организовал первый стратегический резерв из молодых офицеров. Со временем этот институт подмяло под себя ГРУ, и теперь только военная разведка обладает монополией на «терминаторов».

— Почему «терминаторы»? — не унимался Волин.

Прежде чем ответить, майор выпил свой коньяк, закусил огурцом с колбасой и только после этого произнес:

— Раньше вас как будто и не существовало. Но во второй половине восьмидесятых нашим удалым генералам довелось посмотреть киношедевр американской фабрики грез под названием «Киборг-убийца», где синтетический человек — «терминатор» — пачками уничтожает все живое. Это так понравилось нашим военачальникам, что они дружно решили дать название своему стратегическому резерву «Терминатор», что по-русски можно перевести как «машина для убийства», или «абсолютное оружие».

Чечетов поставил на пол пустую бутылку, открыл вторую, налил себе. И, хрустя огурцом, спросил капитана:

— Слушай, Игорек, а убивать людей тебе уже приходилось?

— Откуда, если в боевых операциях участия не принимал, — поспешно ответил Волин.

— Значит, тебе еще предстоит пройти последний и, возможно, самый главный экзамен — чужой смертью. Страшный, но необходимый экзамен. И как после него меняются люди, одни по ночам кричат, чтобы забыться, пьют или курят шалу. Другие наоборот — ими овладевает жажда убийства, и плевать, кого убивать и за что. Вон Дубинин пришел на заставу два года назад ни дать ни взять «маменькин сыночек», а как обтерся в боях да первых десять зарубок сделал на прикладе, все —зверь, Чикатиле рядом делать нечего. Хорошо, что остался на сверхсрочную... Но ты должен подходить к смерти как к работе, как к необходимой обязанности при выполнении задания. Ты должен контролировать свои эмоции, ты профессионал.

— А ты? — беря свой стакан, спросил Игорь.

— Что я? — поднимая свой стакан, ответил Владимир.

— Как твоя военная жизнь сложилась?

— Моя... ну, в общем, не совсем так, как у тебя. Закончил Московское училище погранвойск, был направлен в Узбекистан. Сначала был командиром взвода на заставе, потом перевели в управление погранотряда на ту же должность. Тогда формировали особую группу из «партизан», это как раз было перед нашим вторжением в Афганистан. Вот пока «Альфа» штурмовала дворец Амина, мы без шума по-ленински брали банки, телеграфы, телефоны, аэропорт. И когда доблестные антитеры улетели в Москву за орденами, мы остались «расхлебывать кашу». — Чечетов задумался, потом налил в стаканы и тихо произнес: — Если исключить госпиталя, отпуска и кратковременные отстранения от служебных обязанностей (два таких отстранения было, я даже рапорт писал на имя Андропова, чтобы восстановили). Так вот, в общей сложности я провел в Афгане больше шести лет. Чего там только не было — и вручали ордена, и срывали погоны.

То брали военным советником от КГБ, то обещали расстрелять, как собаку, без суда и следствия. Я ведь там прошел все рода войск, начиная от командира взвода пограничников, потом советник КГБ, оттуда начальник разведки десантного батальона, оттуда командир разведроты мотострелкового полка (естественно с понижением в звании).

— За что такая немилость? — удивился Игорь.

— Да понимаешь, допрашивал я одного «духа», уцелел, сволочь, после нашего налета на караван с оружием. Ну я бился с ним, бился, ни в какую, молчит гад. Трое суток не спал, нервы на пределе... Ну и рубанул я его по кумполу саперной лопаткой, а его «бестолковка» возьми и развались пополам, как дыня. Это дело засек особист и начал раскручивать. И быть бы мне под трибуналом, да преставился Ильич Второй, к партийному и государственному рулю стал Юрий Владимирович. А командование не забыло мой рапорт Андропову и то, что тогда еще шеф КГБ поставил свою резолюцию «Восстановить». И поэтому меня тихонечко спихнули в пехоту, а через полгода отправили на восемь месяцев в Союз... Ладно, что там вспоминать плохое, было же и хорошее. Через три года Афганской войны от меня жена ушла. Во брат, какая удача, а должен тебе заметить, стерва была редкая. Ну давай выпьем за удачу, чтоб мадам нам сопуствовала.

Чокнулись, выпили, закусили, а Чечетов, вошедший во вкус застольной беседы, продолжал:

— Зато последний год перед выводом наших войск я был в фаворе, командир батальона специального назначения армейского подчинения. Вот тогда-то я получил майора. После того как политики сторговались с бандитами о выводе Сороковой, мой батальон получил приказ выдвинуться к советской границе, хотя разведка доложила, что в ста километрах от границы на стратегическом шоссе «духи» оборудовали мощную заградительную линию. Тамошние пещеры забили крупнокалиберными пулеметами и базуками, в общем, готовились нам устроить кровавую баню. Ну выдвинулись мы — впереди пара танков, за ними броневики, БМП, — все как положено, над головой эскадрилья прикрытия «Ми-24». Одним словом, имитируем отход. Да, чуть не забыл, эти два черта — Лебедев и Зульфибаев — с армейского склада, переданного «марионеткам», угнали «ЗИЛ-131», груженный реактивными огнеметами. Ну, едем, значит, отход... — Язык майора уже начал слегка заплетаться, он разлил остаток коньяка. Снова выпили. — Значит, подходим к «духовской» засаде, взрыв, у танка отрывает трал, и началось, они из всего по нам, мы из всего по ним. Снизу по горам лупят танки, БТРы, БМП, пехота, все... Сверху долбят «вертушки, а «духи» из своих нор как крысы грызут нас на чем свет стоит. В общем, как приказало командование, четыре часа мы изображаем «пассивный прорыв». За это время они нам перебили половину бронетехники, «вертухаи» потеряли пару «крокодилов». И тут приказ. Наши части прошли по вспомогательной трассе, можно и нам покуражиться. И покуражились —залили при помощи огнеметов все щели напалмом и фосфором, сделали из «духой» цыплят-гриль. Потом запах паленого мяса меня преследовал до самой границы. Но за этот подвиг я снова чуть не угодил под суд. Якобы в одной из этих пещер был госпиталь Красного Креста, капиталисты, как всегда, хипиш подняли, и быть бы мне почетным пенсионером, но хорошо, что вмешался командарм, а он тогда еще был у кремлевских в авторитете, и я отделался тем, что вместо командира батальона стал обычным военкомовским майором. Так бы, наверно, и просиживал штаны до сих пор, если бы не разборки между «вовчиками» и «юрчиками». Теперь я снова нужен, я снова в седле. Вот и получается — кому война, а ( кому... — Чечетов посмотрел на клюющего носом Волина и весело констатировал: — А вы, ваше благородие, уже баиньки? Ладно, иди в соседнюю комнату, там такая же койка. Утром договорим...