Диверсионная команда

XX

Сквозь неплотно задернутую штору Абдулхан Нурадин смотрел из окна своего кабинета на раскинувшийся под оградой лагерь афганских моджахедов. С третьего этажа особняка лагерь был как на ладони, несмотря на недавний ночной бой, когда пропал полковник Хектим, брат командира полка, моджахеды вели себя так, как будто ничего не произошло. По-прежнему лагерь охраняли несколько полусонных часовых на выезде с площади недалеко от танков. Наверное, рассчитывая в случае опасности укрыться за их корпусами. Остальные душманы убивали время как могли: спали, курили хаш, играли в кости.

Сегодня утром вернулся гонец, которого Абдулхан посылал на связь со своим штабом. Однако связной приехал в окружении боевиков Резвона. Резвон Джафаров был едва ли не самым популярным полевым командиром таджикской оппозиции. И только Резвон мог составить конкуренцию Нурадину. Сообщение полевого командира потрясло лидера исламистов: штаб уничтожен, все люди во главе с начальником штаба погибли. Крепость, служившая резиденцией Нурадина, взорвана, на ее обломках найдены несколько трупов, которые принадлежали боевикам Махмуддина. В то же время сам Махмуддин на границе был разбит русскими пограничниками, в бою он погиб. Через надежный источник стало известно, что генерал Дустум недоволен фактом переговоров Нурадина с Раббани. Совет Фронта исламского освобождения требует возвращения лидера для решения сложившейся ситуации...

Ситуация складывалась парадоксально. Ведя переговоры с англичанами, Абдулхан терял время (наверняка среди полевых командиров уже начались разговоры о некомпетентности Нурадина). Но отложить переговоры и вернуться на границу без конкретных результатов этой поездки —значит вызвать новые обвинения. Сейчас нельзя было возвращаться и нельзя было не возвращаться.

«Сюжет, достойный мистера Вильяма Шекспира», — с грустной улыбкой подумал экс-мулла. Политическая борьба—самое грязное ремесло, здесь никогда нельзя добиться совершенства, нельзя расслабиться или отвлечься: тут же «доброжелатели» вцепятся в горло. Один намек на слабость — и тебя разорвут «шакалы» из твоего же окружения. Невольно Нурадин вспомнил своего начальника штаба и командира «непримиримых» Махмуддина. Они были большими друзьями, настоящими «воинами Аллаха», сколько раз их объединенные отряды выходили на границу и устраивали русским пограничникам «кровавое воскресенье». Идея объединения всех оппозиционных отрядов в единый исламский фронт стала призрачной, как пустынный мираж.

Необходимо было действовать, и как можно быстрое'. Рассчитывать на помощь извне не приходилось. Ни Дустум, ни тем более Раббани не станут его поддерживать. Английский эмиссар тоже не может служить какой-либо поддержкой (слишком долго тянется совещание в Лондоне). Но мир держится не на этих «трех столбах» — существуют и другие точки опоры.

Отойдя от окна, Нурадин сел в глубокое кресло и, подперев голову рукой, задумался.

«Если Великобритания со своими чопорными традициями и многовековой бюрократией будет бесконечно долго раздумывать, можно с этими же предложениями обратиться к США. Янки если почувствуют выгоду, то согласятся моментально. Другой вопрос, нужна ли ему, Нурадину, помощь Запада? Он ведь исламист, посланник Аллаха, зачем же ему помощь неверных, ведь по соседству достаточно мусульманских государств, и самые мощные из них Пакистан и Иран. Но выбирать надо одного покровителя. Политическая монополия не считается с затратами ради достижения конкретной цели. Кто же из двух? Пакистан алчно поглядывает на приграничные провинции своего южного соседа — Индии, да и в Афганистане существует достаточно значительная сила, поддерживаемая Пакистаном. Тут уже не до таджикской оппозиции. А вот Иран — мощное исламское государство, сбросившее с себя проамерикански настроенного шаха, выдержало и блокаду США, и войну с Ираком. А после поражения Саддама Хусейна в Кувейте претендует на роль государства номер один в регионе Центрального Востока».

В голове Юсуфа Нурадина возник текст речи, которая убедит его противников и укрепит веру в него у сторонников. В своих ораторских способностях бывший мулла нисколько не сомневался, недаром в недавние годы его преследовал КГБ. Поднявшись с кресла, Нурадин быстро вышел из своего кабинета. По лестнице спустился на первый этаж. Двое английских парашютистов, увидев высокопоставленного таджика, взяли оружие «на караул».

— Где я могу найти мистера Д’Олэнторна? — спросил Абдулхан у часовых (английскому языку муллу обучил бывший профессор университета, проходивший «лечение» вместе с Нурадином в психиатрической больнице КГБ). Коротко остриженные солдаты с бычьими шеями, держа перед собой оружие, бесстрастными глазами смотрели сквозь Абдулхана, как будто он был прозрачный. Лишь после повторения вопроса один из них нажал кнопку переговорного устройства, висящего на груди, но все равно не произнес ни слова. И лишь когда Нурадин открыл рот, чтобы в третий раз задать свой вопрос, за его спиной раздался слегка хриплый голос капитана Вудхолла:

— У вас какие-то проблемы, мистер Нурадин?

— Почему ваши люди молчат, они что, немые? —в свою очередь с раздражением спросил таджик.

— По уставу армии ее величества часовым запрещено говорить во время несения караульной службы, — ответил английский капитан (Абдулхан, слушая его, заметил, что у офицера такой же бесстрастный взгляд, как и у солдат). — И все же, что вы хотели, мистер Нурадин?

— Мне необходимо встретиться с сэром Д’Олэнторном.

— Прошу, — Вудхолл указал рукой в сторону большой дубовой двери.

За дверью оказался небольшой рабочий кабинет, в самом конце которого за письменным столом сидел Чарльз Мортимер Д’Олэнторн. Профессор-востоковед что-то быстро писал.

— Сэр, — войдя без стука (наверное, были на этот счет особые распоряжения), обратился к эмиссару капитан, — к вам мистер Нурадин.

Тут же отложив свои бумаги, Д’Олэнторн поспешно выбрался из-за стола.

— Вудхолл, вы свободны и проследите, чтобы нам не мешали. Хотите что-то выпить? — автоматически спросил английский разведчик.

Нурадин с достоинством ответил:

— Коран запрещает правоверным употребление алкоголя.

— Ах, простите. Ваш визит так внезапен, что-то случилось?

— Да, дела, связанные с нашим движением, требуют моего отъезда обратно. Завтра утром я вас покину.

— Но как же, — пробубнил сэр Чарльз, он знал от резидента о перемещении английского флота, а это могло обозначать одно — тори готовы пойти на условия таджиков. В свою очередь подписание договора с Нурадином было бы «золотой страницей» в биографии самого разведчика, после чего можно было бы уйти с почетом на пенсию. — Может, мистер Нурадин, вы задержитесь еще на немного? В самое ближайшее время мы должны получить подтверждение из Лондона. Мы бы сразу подписали договор, тем самым запустив механизм помощи вашему движению.

— Хорошо, — почти не задумываясь, проговорил экс-мулла. — Я могу задержаться еще на сутки. Так что поторопите свое руководство. Мы либо сотрудничаем, либо нет.

Стены минарета были покрыты толстым слоем копоти, лишь под самым куполом виднелись на голубом фоне черные письмена. Шарообразный купол был наполовину разрушен попаданием артиллерийского снаряда.

Лейтенант Мартинес и сержант Гисенд залегли на балконе под куполом, оттуда обычно завывали муэдзины. Укрывшись за обломками бордюра, лейтенант обследовал позиции афганского полка. Лежащий рядом снайпер сквозь окуляр оптического прицела своей крупнокалиберной винтовки рассматривал усадьбу резиденции и сам особняк. Сквозь неплотно задернутую штору окна на третьем этаже Гарри разглядел силуэт человека, большой палец правой руки рефлекторно опустил предохранитель в крайнее нижнее положение, но тут же спохватившись, вернул его в прежнее положение. Луис Мартинес, засекая огневые средства полка, вносил данные на блок ввода сообщений, которые через спутник связи передавались непосредственно на компьютер майора Моула и одновременно на главные компьютеры ЦРУ и Пентагона (в случае провала операции эти

данные можно будет легко изъять из файлов и провести независимое расследование). Внеся информацию о крупнокалиберных пулеметах афганцев, Мартинес снова взялся за бинокль.

— Для того чтобы без потерь прорваться на территорию резиденции, нам придется перемолоть душманов в колбасный фарш.

— Для современных военных технологий это не препятствие, — ловя в перекрестие прицела смуглое лицо гуркха, проговорил Гисенд.

Рядом с лестницей, ведущей к парадному входу, была возведена баррикада из мешков с песком, из-за которых выглядывал длинный ствол крупнокалиберного пулемета.

— И все-таки до меня не доходит... Столько лет мы и англичане — союзники. И против Гитлера, и против русских, и против Хусейна. И вдруг —теперь враги. Помнишь, Луис, когда иракские мотострелки нас прижали к заливу, где вовсю горела разлитая Саддамом нефть. Тогда нас выручил английский вертолет, да и потом «томми» угостили выпивкой, сигаретами, отвезли в наше расположение. Мы же были почти друзьями, а теперь что? Может, там есть кто-то из тех парней, что нас спасали?

— Это вряд ли, — ответил лейтенант, снова стуча по клавишам передающего устройства. — Здесь нечего делать вертолетчикам, нет вертолета. За оградой такие же командос, как и мы.

— Ну необязательно, чтобы эти «томми» были вертолетчиками, это я образно, но все же мы ведь союзники. А тут идет подготовка к операции тотального уничтожения. Не понимаю, — продолжал настаивать на своей точке зрения Гисенд.

— Послушай, Гарри, — с раздражением произнес лейтенант, — задай себе такой вопрос: «Почему мы находимся здесь, в абсолютно нейтральной стране?» И второй вопрос: «Почему «томми» тоже здесь?» Вот когда ты узнаешь цель миссии, тогда возникнет третий вопрос.

— Должен ли я это делать? — глядя прямо в глаза лейтенанту, спросил Гисенд.

— Нет, — с раздражением ответил Мартинес, — у солдата не бывает подобных вопросов, он выполняет приказ командования. Но у тебя может возникнуть другой вопрос. Если подобное задание получат англичане, они будут по этому поводу сокрушаться, как ты?

— Ты хочешь сказать, Луис, что у «томми» может быть аналогичное задание? — поинтересовался снайпер, ловя в объектив оптического прицела стальные ворота, закрывающие проезд на территорию усадьбы.

Внося информацию о количестве палаток и их расположении, лейтенант Мартинес безмолвно шевелил губами, но, едва закончив, он одарил сержанта лучезарной улыбкой.

— Гарри, как ты думаешь, почему этот гражданский мудак поселился с нами? И морда у него такая перекошенная, как будто ему в задницу вставили взведенную гранату.

Сержант Гисенд вспомнил физиономию Фишера, его испуганные бегающие глаза, дрожащие губы.

— Ты думаешь, они, британцы, охотятся на нашего резидента?

— Пускай думают в Капитолии, Пентагоне и Лэнгли, они за это получают большие деньги. А тебе, дружище, я скажу опять же словами незабвенного премьера Черчилля: «Политика — это бой бульдогов под ковром». В данном случае сошлись британский лев и североамериканский кондор. А ковром служит раздираемый гражданской войной Афганистан. Кого удивит гибель человека в стране, где каждый день убивают десятки, если не сотни людей? Только меня беспокоит одно обстоятельство...

Подняв бинокль, Мартинес снова начал рассматривать территорию афганского лагеря. Неожиданно его внимание привлекли двое моджахедов. Один, невысокий, широкоплечий, в длинной домотканой рубахе, перетянутой на животе кожаным ремнем с брезентовыми подсумками. Поверх рубахи была надета жилетка, сделанная из солдатского бушлата времен Советской Армии. На правом плече афганца висел автомат Калашникова с потертым деревянным прикладом и не менее потертым подствольным гранатометом. Лицо его было гладко выбрито, а голову венчала плоская паншерка. Второй был одет в светло-зеленую форму иорданского солдата, голова была завернута в клетчатый палестинский платок. Мартинес сфокусировал взгляд на лице иорданца, глубоко посаженные глаза, прямой нос, черная короткая борода с благородной проседью. Медленно шевеля губами, он что-то говорил своему спутнику.

— Так что же тебя беспокоит, Луис? — спросил Гисенд, отложив снайперскую винтовку и разминая затекшее плечо.

Мартинес не сводил взгляда с этой пары. Больше всего его поразило оружие иорданца — американская штурмовая винтовка «М-16» с подствольным гранатометом «М-203». Американское оружие, как и советское, сейчас в Афганистане не было редкостью, но... подствольники. Либо эти парни из президентской охраны, либо...

— Меня беспокоит, дружище, чтобы во время грызни кондора со львом под ковром на этот самый ковер своей мохнатой жопой не сел русский медведь. Тогда из нас получится новая версия грифона.

— При чем здесь русские, медведь их уже сдох, — недовольно буркнул сержант.

— Ну, во-первых, медведи легко не сдыхают, лежащий не значит мертвый. Когда-то в годы моей студенческой молодости отец — фанат охоты — повез меня в Канаду показать охоту на гризли — канадского медведя. В эту сволочь засадили восемнадцать зарядов, пока он не упал и не замер, а когда егерь подошел к нему, чтобы убедиться, мертв ли он, гризли одним ударом лапы отделил голову несчастного от туловища. Из услышанного, Гарри, сделай соответствующий вывод. А насчет русских скажу тебе так, дружище. Если мы и англичане сюда влезли и оскалились друг против друга, значит, здесь есть что делить. И чего бы русским не присоединиться к общему веселью, тем более что этот регион всегда входил в зону жизненных интересов России.

— Ты думаешь, что... — попытался прояснить мнение лейтенанта Гисенд, но тот лишь отмахнулся.

— Я ничего не думаю, знаю только одно — мы здесь как астронавты на Луне. Если что случится, помощи не дождемся.

В окуляр бинокля снова попали двое моджахедов, они прошли через площадь, забитую техникой и людьми. Миновали зевающего часового и остановились за ним в тени обгорелой полуобвалившейся каменной стены, присели, положив на колени оружие, начали сворачивать самокрутки. Мартинес обратил внимание на движения пальцев афганцев, они с каким-то неуловимым проворством быстро свернули по самодельной папиросе. Потом прикурили от зажигалки иорданца.

Курение гашиша в Афганистане не считалось преступлением, многие века богатые курили опий для удовольствия, а бедные гашишем забивали чувство голода и прибавляли себе сил для тяжелой работы. В том, что боевики курят наркотик, лейтенант не увидел ничего особенного, подозрительным ему показалось другое. Несколько лет, проведенных в странах Среднего Востока, не прошли для него бесследно. Наблюдательный глаз разведчика обратил внимание, что у обоих моджахедов губы двигаются не так, как у арабов, говорящих на фарси или дари.

«Жаль, нет направленного микрофона», — подумал Луис; как всякому молодому человеку, ему не был чужд дух сыщика.

Но служба есть служба, лейтенанта окликнул сержант Гисенд.

— Луис, я обнаружил их штаб.

— Где? — берясь за бинокль, спросил Мартинес.

— Следи за стволом моей винтовки, — произнес сержант, указывая рукой на длинный ствол, увенчанный на конце ребристым компенсатором.

Взглянув в указанном направлении, лейтенант обнаружил за чередой небольших выцветших палаток большое строение, стены которого были выложены из мешков с песком, а вместо крыши натянуто полотнище камуфлированного брезента. У входа, завешенного такой же расцветки лоскутом, стояли двое часовых, оба вооруженных ручными пулеметами Калашникова с длинными рожками. «Действительно, штаб, и как я его проглядел?» — мысленно выругался Мартинес, впрочем, в первую очередь его интересовали огневые средства и бронетехника. А когда начнется мясорубка, вряд ли штаб сможет руководить войсками, американские военные технологии их перемелют в фарш. Несмотря на уверенность в мощи американской военной машины, Мартинес данные об афганском штабе внес в АСУ. Когда эта работа была закончена, он поднял бинокль и поискал двух боевиков. Они сидели на прежнем месте, иорданец сидел спиной к лагерю, а его приятель в паншерке — лицом. Несмотря на то, что их самокрутки дотлели почти до пальцев, лица боевиков оставались бесстрастными, они беседовали...

— Андреич, их же здесь что говна за баней, — затягиваясь самокруткой, хрипел приглушенно Лебедев.

— Спокойно, мичман, — шептал одними губами Чечетов, — запоминай, что видишь, домой вернемся, рисовать будешь, что твой Кукрыникс. Ты не забывай считать коробочки.

— Да что их считать — два танка, три БТР, десяток грузовиков на соседней улице, четыре батальонных миномета, шесть крупнокалиберных пулеметов «ДШК». А людей не считано, посчитай, наверное, не меньше тыщи, тут шомполами не отделаешься. Да и к тому же, слышал, Владимир Андреевич, о чем «духи» бормотали?.

— О чем? — переспросил Чечетов.

— У ворот виллы «духи» бормотали, что завтра будут готовиться к проводам Нурадина. Как я понял, мулла послезавтра собирается выехать из Кабула. Не прогадать бы нам и на этот раз.

— Да, если они снова устроят ему торжественные проводы, как у Раббани, придется идти на прорыв.

— Эх, нет на их голову Серегина, — сжав лежащий на коленях автомат, пробормотал Лебедев, — помнишь его, майор?

Чечетов хорошо помнил капитана Евгения Серегина. Выпускник Тбилисского артиллерийского училища, он остался на кафедре баллистики. Отдал восемь лет подготовке молодого пополнения, а потом написал рапорт о переводе в Афганистан. В штабе армии новоприбывшего капитана определили на должность заместителя начальника артиллерии бригады спецназа. За несколько недель невысокий, худосочный капитан в полевой форме, висящей на нем мешком, и в роговых очках заработал прозвище «Чинуша» не столько за свою внешность, сколько за большой блокнот, куда он записывал все свои замечания по артиллерийскому хозяйству. Дальше было еще смешнее. По приказу начальника артиллерии Серегин составил заявку на боеприпасы. Вместо обычных фугасно-осколочных снарядов, которыми артиллеристы любовно крушили горячие горы Афганистана, он выписал шрапнельно-осколочные снаряды дистанционного подрыва. Боеприпас эффективный, но сложный в применении, поэтому не пользующийся здесь популярностью. Дальше — больше, Серегин составил новые таблицы стрельб и заставил расчеты гаубиц действовать по ним. За каждодневные многочасовые тренировки капитана артиллеристы перекрестили из «Чинуши» в «Дрессировщика». Сам же начальник артиллерии бригады майор Волков, весельчак и любитель посидеть за бутылочкой, Серегина иначе не называл как «Посмешище». Но однажды все изменилось. По данным агентурной разведки стало известно: небольшая группа моджахедов перешла пакистанскую границу и направляется в район Кандагара. Среди моджахедов, по сообщению разведчиков, был один европеец, то ли журналист, то ли шпион (что, впрочем, тогда было одно и то же).

«Лакомый кусочек», — решило командование бригады.

Чтобы сохранить секретность операции, было решено высадить небольшую группу захвата на пути следования моджахедов. Винтокрылый «Ми-8» высадил десять спецназовцев в нескольких километрах от предполагаемой засады. Быстро преодолев по горным склонам расстояние до выхода из ущелья, разведчики стали готовить позицию. Кроме диверсантов Чечетова, Лебедева и семерых бойцов срочной службы, в группу был включен Серегин как артиллерийский корректировщик. На рассвете появились моджахеды, но вместо небольшой группы (которую по замыслу командования следовало частично уничтожить, частично взять в плен, естественно, с европейским гостем) разведчики оказались перед огромным душманским караваном. Десятки навьюченных верблюдов, лошадей, малолитражных грузовиков и сотни вооруженных душманов. Группа захвата оказалась в самом эпицентре этого животно-людского потока.

На всю жизнь Чечетов запомнил, как его тело покрылось липким холодным потом, а низ живота заболел так, будто его саданул кто-то сапогом в пах. Сглотнув подступивший ком, он только и смог произнести: «Пиздец. Что называется, пошли по шерсть...»

Другие разведчики угрюмо молчали, лишь капитан Серегин, прижав к себе рацию, что-то бубнил в микрофон. А затем, поправив на переносице роговую оправу, негромко сказал:

— Советую вам, господа, каждому найти камень, под которым можно спрятаться. Потому что сейчас начнется.

Через несколько секунд издалека донесся нарастающий свист, переходящий в жуткий вой, а затем в грохот. Воздух сотрясался от разрывов снарядов, ущелье наполнилось визгом шрапнели, криками раненых животных и кислым запахом сгоревшей взрывчатки. Чечетов и Лебедев забились в неглубокую пещеру, прижавшись друг к другу, слушали какофонию «конца света», молились всем святым и проклинали агентурную разведку. Сколько длился артобстрел и когда он закончился, никто из спецназовцев сказать не мог, они лежали, оглушенные и придавленные ударной волной и толком не зная, живы они или нет. Из состояния прострации их вывел рокот приближающихся вертолетов. Через несколько минут ущелье было забито афганскими командос, которые с профессионализмом мясников добивали раненых верблюдов, лошадей, моджахедов и в спешном порядке грузили ящики с оружием в вертолеты. Найдя братьев по оружию, афганцы помогли разведчикам вернуться обратно на базу. Всю обратную дорогу майор-афганец хвалил русских артиллеристов, так мастерски накрывших караван.

— Ни один не уцелел, — восхищался афганец, — три десятка раненых доходяг, и все. Отлично.

Через три дня ТАСС взахлеб поведал миру о грандиозном успехе правительственных войск в районе Кандагара. Скупые кадры телерепортажа показывали захваченное у душманов оружие и угрюмые лица пленных «духов» (до сих пор для Чечетова оставалось загадкой, кто это были — он точно знал, тогда пленных командос не брали).

Написав отчет о проведенной операции, как старший разведгруппы, Чечетов приложил к нему представление на капитана Евгения Сергеевича Серегина к званию Героя Советского Союза за обеспечение артиллерийского прикрытия. Но на это представление наложил свою лапу комбриг, он, что называется, «залупился» на Серегина. Вызвав к себе Чечетова, комбриг покрыл матом его как дефективного писаку, не соображающего, кого и к чему представлять. Но после того, как Владимир Андреевич стал настаивать на своем, комбриг ему в сердцах бросил:

— Да никогда этот придурок очкастый не станет героем.

Может, этим все и закончилось бы, не окажись в тот самый момент в штабе майор-афганец, командир батальона командос, он оказался случайным свидетелем этой беседы и тут же встал на сторону Чечетова. А дядя майора был губернатором здешней провинции, и он мог запросто связаться с Наджибуллой, а если надо, и с Кремлем... Короче, в штаб армии ушло представление на Серегина с краткой пояснительной запиской для политотдела. Через два месяца пришел приказ о присвоении капитану Серегину звания Героя Советского Союза. Еще через месяц Серегин улетел в Москву за наградами, обратно он не вернулся.

Уже находясь в Союзе (тогда еще Союзе), Чечетов узнал, что Серегин уже полковник и преподает баллистику.

Медленно поднявшись на ноги, Чечетов поправил куфию на голове. Вешая на плечо винтовку, не спеша повернулся в сторону лагеря моджахедов. Плюнув сквозь зубы, он тихо произнес:

— Серегинский трюк сейчас был бы в самый раз. — И, повернувшись к Лебедеву, добавил: — Ладно, Михалыч, пойдем, надо что-то решать, а то снова придется гоняться за Нурадином.

Крякнув, Лебедев медленно поднялся, бубня себе под нос:

— Стар я, я очень стар, я просто СУПЕР СТАР...

В подвале пакгауза было душно, в полумраке слабо горели пара армейских фонарей и экран дисплея АСУ, перед которым сидел Моул. Зажав зубами окурок сигары, майор стучал по клавишам командного компьютера.

По углам подвала в свободных позах лежали рейнджеры, последние сутки были достаточно напряженные, бойцы изрядно устали. Спертый воздух подвала был наполнен едким запахом пота и табачного дыма. От этих ароматов Джеймс Фишер просто задыхался, он лежал у дальней стены, откуда через небольшую щель поступал воздух с улицы. Впрочем, тоже раскаленный.

— Итак, джентльмены, — жуя сигару, сказал Терри Моул, — начинаем подготовку операции «Шерхан», подползайте ближе.

Подобно зомби из фильмов ужасов, рейнджеры со вздохами стали выбираться из своих углов.

На ярко-синем дисплее компьютера отсвечивали контуры плана с обозначенной на нем резиденцией эмиссара английской разведки и лагерем афганского полка.

— Всем известна цель операции «Шерхан». Для ее выполнения нашей группе необходимо преодолеть сопротивление полка афганских моджахедов, оснащенных тяжелым вооружением. Затем прорваться через каменную ограду и, подавив сопротивление английских парашютистов и гуркхов, захватить особняк. Численностью нашей группы это сделать невозможно.

— Может, устроить ракетный обстрел особняка? — предложил лейтенант Колхейр.

— Или давайте запустим на территорию виллы грузовик, начиненный взрывчаткой, — поддержал первого лейтенант Мартинес.

— Нет, — отрезал майор Моул, — эти варианты нам не подходят. В первом случае нет стопроцентной гарантии поражения цели. А грузовик со взрывчаткой вряд ли сможет доехать даже до ворот, вся площадь перекрыта палатками моджахедов. Поэтому будем действовать по моему плану, двумя группами. Пятеро бойцов с лейтенантом Колхейром минируют палатки на правом фланге, — майор обозначил пальцем палатки, предназначенные группе Эймса. — Левый фланг минируют солдаты Мартинеса.

— Какие мины используем? —спросил Колхейр.

— Противопехотные осколочные SM121/11C направленного действия.

— Одной мины может не хватить — пробубнил первый лейтенант, — в каждой палатке, как червей в упаковке живого корма.

— Это неважно. Все равно получится много убитых и раненых. А раненые своими криками дезорганизуют и без того напуганных моджахедов. Наша главная цель — не уничтожение афганцев, а выведение их из игры. — Немного помолчав, майор дал рейнджерам осмыслить сказанное, потом продолжил: — Как только начнется светопреставление, с крыш домов, находящихся на противоположной стороне площади, — палец майора обозначил два прямоугольника, — мы нанесем удар противотанковыми ракетами. Я с левого фланга уничтожу танк и два броневика, с правого Тарвит — танк и БТР, третьей ракетой сделает пролом в стене ограды. У «томми» должна возникнуть иллюзия, что через этот пролом их будут штурмовать. Это заблуждение подтвердит Гисенд, — палец Моула обвел окружность, обозначавшую башню минарета. — Тебе, сержант, предстоит из снайперской винтовки подавить крупнокалиберные пулеметы гуркхов и уничтожить все живое в особняке.

— Но сэр, — поднялся во весь рост чернокожий сержант, — англичане профессионалы, у них не займет много времени меня засечь. А на минарете я буду беззащитен, как под куполом цирка.

— У них не будет много времени. Потому что как только по тебе, сержант, «томми» откроют огонь, на левом фланге группа Мартинеса взорвет стену, сделав еще один пролом. Забросают его дымовыми шашками, создав еще одну иллюзию прорыва, — палец указал на точку в ограде виллы. — И вот когда...

— Но сэр, — Гисенд по-прежнему стоял перед майором, — вы говорите, что группа Мартинеса начнет действовать только после того, как меня обнаружат. Но ведь на минарете почти нет укрытия, и достаточно выстрела из под-ствольного гранатомета, чтобы меня разнесло в клочья.

— Придется рискнуть, Гарри, — эту фразу Моул произнес ледяным тоном, за которым сквозило презрение к смалодушничавшему сержанту. Гарри Гисенд молча опустился на земляной пол.

— Как только англичане ввяжутся в бой и увязнут, — продолжал майор, — группа Колхейра ворвется в особняк с тыла. Ликвидировав объект, —Терри Ли Моул лишь однажды произнес имя того, кого им предстояло уничтожить, все остальные разы он говорил «цель» или «объект», считая, что тем самым предохраняет свою совесть. Сознание солдата все еще не могло привыкнуть к мысли, что надо убить союзника. — Как только задание будет выполнено, группа Колхейра будет отходить через пролом на левом фланге, люди Мартинеса их прикроют.

— Сэр, — на этот раз встал второй лейтенант Луис Мартинес, — во время боя англичане могут попытаться прорваться из «мешка». Я лично видел, в их подземном гараже стоят два броневика. К тому же в особняке находится большой отряд таджиков, они вооружены и могут оказать сопротивление.

— Вряд ли таджики так же обучены, как английские САС. В узких коридорах особняка они только внесут большую сумятицу и дезорганизацию. Они не проблема для стрельбы в упор. Проблема — броневики, но их прорыв будут контролировать все имитирующие фронтальный штурм. Главное, не дать им вырваться из подземного гаража. Впрочем, я думаю, у них не будет времени даже попытаться эвакуироваться. Но все равно, Гарри, ворота остаются на тебе, ни один броневик, ни одна машина не должны проехать через них.

— Я все выполню, сэр, — подал с пола голос Гисенд.

— Теперь едва ли не о самом главном — наш отход. Все мы после выполнения задания собираемся возле минарета. Здесь нас будут ждать наш друг мистер Фишер и его друг мистер Турхамадин, они нас выведут к этому благословенному убежищу, — Терри Ли Моул, как религиозный гуру, обвел руками черное пространство подвала.

В дальнем углу раздался хруст сухой соломы, которую подстелил под себя резидент. Пригибаясь, как будто на него давит низкий потолок, Джеймс Фишер приблизился к скопищу рейнджеров.

— Какого черта, Моул, — прохрипел Фишер.

— Не понял, — голос майора вновь стал ледяным.

— Зачем вам нужны мы? Ваши люди доказали, что сами неплохо ориентируются в Кабуле. Вы же их сами обучали.

Вытащив изо рта окурок, майор обдал клубом табачного дыма физиономию цэрэушника, криво усмехнулся и произнес:

— Я готовил своих людей ориентироваться в Кабуле на тот случай, если кто-то из них отстанет от группы. А ты думал отсидеться здесь, пока мы будем подтирать твое дерьмо. Нет, дружище, в эту выгребную яму полезем вместе. И вместе оттуда выберемся. Несколько дней придется просидеть здесь. А потом «добрые дяди» из Лэнгли придумают, как нам отсюда выбраться прямо на Гавайи, чтобы хорошенько расслабиться после резни.

Последняя фраза касалась подчиненных. Те, вспомнив о ждущих их шикарных курортах, оживленно загудели.

— Теперь необходимо посчитать количество дополнительного вооружения, — на этот раз Моул обратился к офицерам.

— Я уже сделал соответствующие расчеты, — произнес Мартинес. — Сэр, необходимо пять дюжин осколочных мин SM 121/11C с радиоуправляемыми детонаторами. Два переносных противотанковых комплекса «милан» с телевизионными прицелами и дюжина ракет к ним. И дополнительно двести фунтов пластиковой взрывчатки для проделывания проломов и минирования путей отхода группы.

— Отлично, — довольно произнес Моул, закинув руки за голову и попыхивая сигарой. — Пульт дистанционного подрыва будет у меня, чтобы у вас руки были свободны. — Алан, — обратился майор к радисту, — передай в центр: «Срочно ждем посылку, место приема обеспечим радиомаяком».

Радист подошел к небольшому пластиковому футляру с антенной, похожей на перевернутый зонтик, открыл крышку футляра, щелкнул несколькими тумблерами. Затем зашифровал депешу майора и передал ее в эфир.

Пропущенная через американский спутник информация достигла радиоцентра ЦРУ, оттуда ее передали в центр подготовки специальных операций. Где тут же была получена резолюция «К немедленному выполнению». Американская военная машина набирала обороты...

Липкий жар Исламабада встретил пассажиров «Боинга» авиакомпании «Пан Ам». Смуглолицые угрюмые таможенники тщательно проверяли паспорта прилетевших.

Валерий Бойко и Алексей были в параллельных очередях к паспортному контролю. Молодой офицер-таможенник с продолговатым аскетичным лицом и тонкой ниткой щегольских усов, взглянув на ливанский паспорт с арабскими письменами, без промедления поставил печать. Как-никак брат мусульманин.

Зато второй таможенник, немолодой кареглазый пакистанец, сурово взглянул на лицо Алексея, затем раскрыл паспорт и, ухмыляясь, произнес:

— Колумбия, наркотики.

На это восклицание «терминатор» лишь улыбнулся, про себя подумав: «Кто бы говорил о наркотиках».

— Цель визита? — на хорошем английском спросил таможенник.

— Хочу познакомиться с древневосточной культурой, — ответил обладатель колумбийского паспорта, затем, с улыбкой подмигнув таможеннику, добавил: — Если понравится, приму мусульманство.

«Жалкий плейбой», — подумал пакистанец.

— В нашей стране законы очень суровы по отношению к торговцам наркотиками и контрабандистам, — сказал таможенник.

— В нашей тоже, — ответил Алексей, забирая проштампованный паспорт.

На выходе из здания аэропорта стоял молодой человек в национальной одежде с большим плакатом, где были написаны вымышленные имена. Внизу стоял условный знак. Подойдя к парню, Бойко, владеющий почти в совершенстве арабским, спросил:

— Вы ждете своих дальних родственников?

— Нет, — ответил юноша, — я жду врагов своих врагов.

— Это мы.

— Прошу, — юноша указал рукой на вездеход «Лендровер» с верхом, затянутым брезентом.

Разведчики сели на заднее сиденье, молодой пакистанец занял место за рулем. Машина, выехав на трассу, понеслась к столице Пакистана.

Через час «Лендровер» въехал в тень высоких пальм, под огромными зелеными макушками-зонтами стояло небольшое двухэтажное здание с затемненными стеклами.

Остановив машину перед парадным входом, юноша повернулся назад и произнес по-арабски:

— В этой гостинице вам забронирован номер. Можете искупаться, здесь есть бассейн. Отдыхайте, еду вам подадут в номер. Ближе к полуночи будьте готовы.

— О’кей, — по-английски ответил за двоих Алексей.

В гостинице их действительно ждали. Едва они вошли, как навстречу выбежал портье. Узкоплечий, толстозадый пакистанец визгливо приветствовал новых постояльцев и, сжимая ключи, начал быстро подниматься по лестнице из красного дерева. Гости последовали за ним.

Номер оказался большой, двухместный: холл, две спальни и ванная.

Бросив на пол чемодан, Бойко сел в глубокое кресло.

— Не понял, — сказал Алексей.

— Видишь ли, дружище, в годы моей молодости было все честно, и были такие понятия — Родина, долг, приказ. Смерть при выполнении приказа или при исполнении интернационального долга была почетна. Теперь все изменилось, — Бойко обвел рукой роскошный номер, — теперь, когда вышеназванные термины потускнели, наше руководство подсластило горькую пилюлю под названием приказ. Так поступали японцы со своими камикадзе. Даже перед выполнением последнего задания им разрешали выпить стаканчик саке. Вот так.

— А вот и не так, — уперев руки в бока, зло произнес Алексей, исподлобья глядя на подполковника. — Думаете, что только у вас, старых вояк, прошедших Афган, остались эти понятия, а мы так, грязь из-под ногтей. Нет, у нас тоже есть понятие о том, что такое долг, приказ, Родина... — Немного подумав, добавил: — Новая Родина. — Они оба поняли, что хотел сказать Алексей.

— Дай закурить, — произнес Бойко.

Глядя на ладную фигуру «терминатора», не без удовольствия подумал: «Хороший парень, бацилла вседозволенности его еще не разложила».

Выкурив сигарету, Алексей предложил:

— Может, сходим в бассейн окунемся. Вдруг кого из наших встретим.

— Нет, — отрезал подполковник, — не стоит светиться. Примем душ и спать. Ночью, как я понял, мы будем заняты.

— Как скажете, командир, — сразу согласился «терминатор».

Сон офицеров был глубоким и спокойным, бесшумно работавший кондиционер охлаждал воздух. Едва стемнело и на город опустилась ночная прохлада, в дверь их номера постучали.

— Войдите, — по-арабски крикнул подполковник.

Дверь отворилась, и в номер вошел тот самый портье, толкая перед собой сервировочный столик с ужином. Разложив на столике еду, портье с внешностью турецкого евнуха так же бесшумно удалился.

Одевшись, Бойко вышел из спальни, Алексей в одних трусах сидел в кресле, поджав под себя ноги, и уплетал бараний шашлык за обе щеки. Подполковник сперва хотел заставить «старлея» пойти одеться, но потом передумал, махнул рукой и сел напротив. Через час к ним в номер постучал уже знакомый юноша. Поклонившись, он произнес:

— Пора.

Офицеры поднялись, взялись было за свою поклажу, но юноша отрицательно покачал головой.

— Вещи оставьте.

Выходили черным ходом, по узкой винтовой лестнице через какой-то склад, где было темно, как в угольной шахте. От мусорных контейнеров исходил тошнотворный запах. В сторонке стоял небольшой закрытый микроавтобус белого цвета.

В нем сидели остальные члены группы «стрелков». Сев за руль, юноша добавил:

— Можете поспать, нам ехать долго.

Ехать пришлось действительно долго, Бойко за время поездки несколько раз впадал в дрему, и, лишь когда машина запрыгала на ухабах, он окончательно проснулся. Автобус остановился, водитель не выключал мотор (видимо, ждал, пока откроют ворота), затем опять тронулся. Через несколько минут машина остановилась, дверь отворилась.

— Выходите, — произнес водитель.

«Стрелки», выбравшись наружу, разминали затекшие суставы, осматривались. Перед ними простиралось поле, освещенное десятком небольших прожекторов. В перекрестии желтых лучей легко угадывались силуэты двух небольших самолетов. Слева от автобуса, растянувшись на десятки метров, стоял длинный деревянный барак. Указав На него, водитель сказал:

— Проходите туда.

Едва Бойко открыл толстую дверь, как по глазам ударил яркий свет и донесся чисто русский баритон:

— Входите, входите.

Перед дверью стоял широкоплечий мужчина в черном строгом костюме, белоснежной рубашке, с черным переливающимся галстуком и в дорогих черных очках, надежно скрывающих верхнюю часть лица. Оглядев ладную фигуру хозяина барака, подполковник подумал: «Ему бы еще черную шляпу — и вылитый персонаж из «Братьев блюза».

— Добрый вечер, товарищи, — поздоровался незнакомец.

«Товарищи, —хмыкнул Бойко, — давненько ты, братец, не был в Союзе, то бишь в России».

— Проходите, — продолжал незнакомец, — располагайтесь. Снимайте с себя всю одежду. Всю вместе с нижним бельем. Документы оставьте в одежде. Так, хорошо.

Когда «стрелки» разделись догола, незнакомец объявил:

— Сейчас получите экипировку и оружие. Одевайтесь и подгоняйте амуницию под себя.

Каждый боец получил по большому полиэтиленовому пакету, в котором, кроме нижнего белья, были легкие кожаные ботинки на каучуковой подошве с высокими голенищами, изготовленные по технологии кроссовок. Затем шел темно-серый комбинезон со множеством накладных карманов и капюшоном. Поверх этого комбинезона надевался другой, в виде густой сетки, связанной из широких лоскутов белой, желтой и светло-коричневой материи. Надев его, боец становился неопределенного цвета, подходящего для пустыни, гор, кишлака или окраины города. Лицо каждого бойца защищала накидка на манер восточной паранджи, а руки — легкие камуфлированные перчатки. Из оружия «стрелки» получили тяжелые автоматы «вал» с четырьмя магазинами, пистолет «гюрза» и три обоймы к нему, две осколочные гранаты и одну фосфорно-зажигательную. А также новый универсальный нож «оборотень». Ранец с сухим пайком и аптечкой солдата НАТО, американский прибор ночного видения и японскую портативную радиостанцию, наручные часы и компас.

Подполковник Бойко получил то же самое, кроме оружия, у него многоразовый разборный гранатомет «шмель», два стандартных заряда кумулятивного действия и шесть специальных огнеметных зарядов. Из стрелкового оружия лишь небольшой израильский пистолет-пулемет «узи» с пятью длинными магазинами. Причину такого отличия от остальных подполковник знал, перед вылетом ему дали специальные инструкции в ГРУ.

Оглядев фигуры разведчиков, незнакомец остался доволен, но все же спросил:

— Все готовы?

Получив утвердительный ответ, добавил:

— Прошу на выход, авиалайнер вас заждался.

«Стрелки» направились на выход. На летном поле один

самолет прогревал двигатели, а возле второго неподвижно стояла неясная черная тень. Лишь подойдя ближе, можно было разглядеть, что это человек в черном, одет в кожаный комбинезон, а самолет не имеет мотора. И вообще этот самолет был необычной формы: длинный приплюснутый фюзеляж заканчивался раздвоенным хвостовым оперением. Широкое фигурное крыло тянулось едва ли не на две трети длины фюзеляжа, на такую же длину тянулся прозрачный колпак-фонарь. Повнимательней присмотревшись, Бойко узнал силуэт летательного аппарата — это был новейший армейский планер. Изготовленный из сверхлегкого полимера, он был практически неуязвим для радаров и мог планировать едва ли не тысячи километров.

— Все готово? — спросил незнакомец у пилота.

— Так точно, — по-военному ответил планерист.

«Я смотрю, контора доставила сюда не только планер, но и пилота из армейских», — отметил Бойко.

— На погрузку, — скомандовал незнакомец.

«Стрелки» по очереди взбирались на плоскость крыла,

потом перебирались в кабину планера. Садясь по двое, они ставили оружие между ног, положив на колени ранцы. Последним сел подполковник, за ним заскочил пилот. Против грузных, похожих на медведей разведчиков он был маленький и верткий как обезьяна. Заняв свое место, он защелкнул колпак фонаря и, взявшись за штурвал управления, дал отмашку. Маленький двухмоторный самолет-буксир побежал по взлетному полю, буксируя за собой планер. Скорость самолета быстро возрастала, наконец он, разогнавшись, оторвался от земли, планер взмыл вслед за ним.

— С богом, — глядя вслед удаляющемуся планеру, прошептал резидент Службы внешней разведки Андрей Денисов.

Пока самолет набирал высоту, Бойко сверился с компасом: они летели на юг в противоположную сторону от Кабула. Но едва полет стабилизировался, самолет-буксир медленно стал разворачиваться. Когда курс был взят на запад, пилот планера отстегнул буксировочный трос и начал свободный полет.

Бойко долго следил за полетом, но в конце концов веки его сомкнулись и он заснул, время от времени пугая подчиненных храпом, напоминающим звериный рык. Проснулся подполковник от перепада давления, планер снижался. Протерев глаза, Бойко посмотрел на приборный щиток, возле штурвала горело зеленоватым светом небольшое табло.

«Садимся на радиомаяк», — догадался разведчик, хотя ему казалось, что планер падает в бесконечную темноту.

По каким-то одному ему известным параметрам пилот выровнял планер, и тот, скользнув плоским брюхом по песку, со скрежетом заскользил по нему. Постепенно скольжение закончилось, и планер замер. К ним подъехал грузовик, остановился рядом. Из открытой двери выглянул человек в чалме и халате и весело крикнул:

— Салам аллейкум, Ахмед.

— Аллейкум ассалам, уважаемый Рано, — ответил пилот и, повернувшись к Бойко, добавил: — Вот этот человек будет вам в Кабуле и поводырем, и отцом родным, и матерью-кормилицей.

Когда «стрелки» выбрались из планера, человек в чалме и халате выпрыгнул из кабины и громко произнес по-русски:

— Здравствуйте, товарищи.