В последнее время уже ни для кого не было тайной, что бывший полигон стратегических межконтинентальных ракет Капустин Яр в Астраханской области молодое государство Россия стало быстрыми (насколько это было возможно) темпами переделывать в космодром вместо казахстанского Байконура.
Западные разведки по-прежнему следили за происходящим в том районе, но уже их интерес был не столь горяч. Сейчас запросто можно было выхлопотать официальное разрешение на посещение не то что какого-то недостроенного космодрома, а хоть на базу сверхсекретных «Тополей». Приезд в Капустин Яр полковника военно-строительных частей Брусинцова вряд ли привлек чье-то внимание, да и в том, что полковник отправился к месту расположения трубопроводного батальона, не было ничего странного, хотя во времена «холодной войны» западные аналитики наверняка обратили бы внимание, что этот батальон занимает территорию, на которой запросто могла бы разместиться мотострелковая дивизия. В недавнем прошлом на этом месте находилась подземная испытательная батарея стратегических ракет. Да и толком неизвестно, сколько же человек служит в этом самом трубопроводном батальоне. И машины в основном с территории выезжают почему-то крытые, и куда ездят? Да и в полковнике Брусинцове, на котором форма сидит как-то нескладно, дотошные шпионы старой формации узнали бы начальника армейского спецназа генерал-майора Талащицкого Владимира Ивановича. И задали бы характерные для их работы вопросы: «Почему и зачем». А получить ответы в нынешнее время не составило бы большого труда.
Но, слава богу, новые шпионы сильно отличались от старых, и сейчас их больше интересовали не военные секреты, а секреты политические (на них можно неплохо заработать, играя на бирже) или хотя бы промышленные (их можно продать, если на Западе нет еще аналогов). Сменив шпионскую доктрину, западные разведчики кое-что про-глядели-таки. А именно: на базе трубопроводного батальона размещалась особая интернациональная бригада «Фантом». Укомплектована она была начисто офицерским составом из бывших представителей армий Варшавского Договора и не только. Молодые офицеры спецназа, кто был завербован военной разведкой еще в годы Советского Союза, кто по убеждению после развала блока, были зачислены в эту бригаду. Здесь они готовились для оперативной деятельности в странах, к которым были адаптированы.
Командир бригады полковник Гамбаров, как и положено трубопроводчику, носил в петлицах «золотой» канализационный вентиль. Иногда пил с командирами других частей и слушал их насмешки по поводу своих солдат. Никому и невдомек было, что этот худой жилистый смуглый и уже немолодой полковник азербайджанец в Афганистане два года руководил отрядом «ложных моджахедов», который занимался ликвидацией лидеров оппозиции и их отрядов, да еще умудрялся получать помощь от резидентуры ЦРУ оружием и продовольствием. Отряд натворил много «добрых дел» и вышел из Афганистана через три месяца после Сороковой армии. Некоторые из «лжедушманов» отказались служить и осели со своими семьями в Подмосковье, другие, что помоложе, остались на службе. Именно эта группировка послужила костяком будущей особой интернациональной бригады. Потом в нее вошли группы чехословацких горнострелков, польских и венгерских парашютистов, болгарских и румынских мотострелков-разведчиков, особая группа из ГДР. Также были тут кубинцы, корейцы, ангольцы и сирийцы. Но эти группы были малочисленные. А бойцов из Латинской Америки — всего несколько человек. Когда этих людей стали присылать из разведотделов армий, группировок и групп, встал вопрос, где же их разместить. КГБ имел несколько лагерей необходимого профиля, один в Крыму и несколько в Московской области. Но с развалом СССР местное руководство приказало закрыть учебный центр в Крыму, а местное население поспешило растащить все, что плохо лежит. Лагеря в Подмосковье не были известны разве что разведке Чада или Гондураса, и то вряд ли. Тогда-то кто-то из светлых голов ГРУ вспомнил об испытательной подземной ракетной батарее. В ее недрах, где прорыты в толще земли десятки километров галерей, казематов, шахт, можно разместить спортзалы, стрельбища, даже полосы препятствий любой сложности.
Постоянная подготовка ракет, их испытания затруднят поиск спутникам-шпионам. А в скопище войск с разными погонами и эмблемами кто обратит внимание на каких-то трубопроводчиков.
Пока расчет специалистов оправдывался.
Полковника Брусинцова на КПП части встретил старший лейтенант Петрушин, командир комендантской роты, на плечах которой и держалась внешняя сторона этого макияжа. После доклада полковник с неудовольствием оглядел служебное помещение контрольно-пропускного пункта, буркнул что-то себе под нос и тут же потребовал проводить его к командиру части. Талащицкий и Гамбаров обнялись как старые друзья. Бывшие выпускники Благовещенского командного училища прошли крещение огнем в Египте, Анголе и, наконец, в Афганистане. Бывшие морпехи, они знали, почем фунт лиха.
— Аврал?
— Что-то вроде того.
— Но даже при спешке пренебрегать угощением не следует, — философски произнес Гамбаров.
Открыв дверь, крикнул в коридор:
— Давай, Сережа, заноси.
Вошел молодой ефрейтор, совсем мальчишка, уши торчком. Перед собой на вытянутых руках ефрейтор держал поднос. Пройдя через кабинет, он поставил поднос на обшарпанный письменный стол командира.
Талащицкий осмотрел угощение: большая пиала с зернистой черной икрой, балык осетровый, тонко нарезанные ломти кроваво-красной бастурмы, салями, свежие овощи. Главенствовала на этом пиршестве бутылка азербайджанского коньяка.
— Богато живешь, Тимур, —хмыкнул генерал.
— Так не все же время мои церберы сидят в подземелье, иногда и на волю их пускаем. Вот недавно приняли участие в операции по отлову браконьеров, оттуда и трофеи.
Да, Талащицкий знал об этом, сам подписывал рапорт полковника с просьбой разрешить участвовать бригаде в крупномасштабной операции МВД, направленной против осетровой мафии.
— А коньяк где взял? — поинтересовался Талащицкий. — Устроил налет со своими головорезами на суверенное государство Азербайджан?
— Коньяк из моих личных запасов, — почти обиженно буркнул полковник Г амбаров.
— Ну, тогда наливай.
Выпили, закусили.
— Так какие тебе люди нужны, Володя?
— Мне нужны трое-четверо афганцев, специалистов по ликвидации. Снайперы, саперы, пулеметчики и тому подобное. К тому же нужен старший группы — афганец или наш, только чтобы был опытный.
— А четверых хватит?
— Мы их усилим такой же группой «терминаторов».
— Место действия?
Другому бы генерал не сказал, но Тимуру ответил правдиво: «Кабул». Глаза Гамбарова вспыхнули азартным огнем, но, справившись с эмоциями, он спросил:
— Я могу возглавить группу?
— Нет, — буркнул Талащицкий. — Ты должен руководить здесь, а мне нужен кто-то помоложе.
— Хорошо, — вздохнул полковник, снова наполняя рюмки. — Я представлю тебе несколько кандидатур, сам выберешь...
Рано объехал злачные места Кабула, пытаясь отыскать диверсантов, хотя прекрасно понимал, что спецназовцы прибыли в Кабул не на танке и, естественно, не с погонами «СА». Для того чтобы отыскать группу, надо иметь зацепку, а ее-то у «крота» как раз и не было.
С восемьдесят шестого года латиноамериканский исламист Рано Турхамадин рвался помогать своим братьям по вере на далекой родине, в Афганистане. Приехав в Пакистан, Рано где деньгами, а где и просто пламенной речью помогал воюющим повстанцам. Дважды с караваном переходил границу, привозя медикаменты и продовольствие страдающим от бомбардировок дехканам из мятежных районов. Пламенные речи Рано достигли слуха «нужных ушей», лидеры оппозиционных отрядов привлекали его на свою сторону, обещая всякие блага. Но Рано не влезал в политику, говоря, что он «всего лишь слуга Аллаха» и его долг помогать единоверцам. Скромность в сочетании с бурной деятельностью сделали свое дело, на Рано обратил внимание сам лидер Исламского общества Бархунадин Раббани. Однажды доктор Раббани пригласил к себе в ставку Рано Турхамадина. Богобоязненный старец долгое время говорил о борьбе против русских захватчиков.
— Если каждый мусульманин убьет по русскому, война закончится через месяц, — говорил доверительно Раббани.
Слушая его, Рано улыбался и кивал, про себя думая: «Если бы так ставили вопрос в Кремле, с вами было бы покончено за две недели».
Но в ответ он говорил:
— Я купец, мое дело купил, продал. Деньгами помочь страждущим я могу, а вот воевать нет.
Подобный ответ очень понравился будущему президенту Афганистана. И когда Раббани пришел к власти, он не забыл купца из далекого Эквадора, приблизил, назначив его поставщиком продовольствия в армию. После этого Рано Турхамадин часто бывал в президентском дворце, иногда встречался с самим президентом, но чаще он виделся с министром обороны Ахмадом Шахом Масудом.
Цель, поставленная КГБ, была достигнута, «крот» был вживлен едва ли не в самые верхние слои новой власти. Бывший выпускник специальных курсов разведки уже и сам просматривал открывающиеся перед ним перспективы (несмотря на развал Союза и КГБ, отдел внешней разведки не бросал своего «крота» на произвол судьбы, помогая деньгами и информацией экономического типа). Доходы, а значит, политическое влияние купца росли.
Пройдя через только что подметенный плац, генерал Талащицкий обратил внимание, что Гамбаров следил не только за своими «фантомами», живущими под многометровой толщей земли, но и за территорией. Все вокруг блестело и сверкало. Молодые, коротко постриженные солдаты в не по размеру большой полевой форме и тяжелых кирза-чах, надраенных едва ли не до блеска, передвигались по территории части только бегом.
«Дрессирует, как десантников», — хмыкнул генерал, следя за Гамбаровым и искоса наблюдая за мельтешащими срочниками. Полковник быстрым шагом преодолел расстояние от здания штаба до бетонного блока закрытой котельной. Открыв своим ключом бронированную дверь, Гамбаров пропустил командующего спецназом вперед и зашел следом. Трехсоткилограммовая дверь бесшумно закрылась, едва щелкнув замком.
— Ну и бардак здесь, — хмыкнул генерал-майор, оглядываясь. Особую интернациональную бригаду он посещал впервые. В котельной творился хаос — пыль, паутина, ржавые механизмы и разбитые экраны приборов.
— Вах, как нэхорошо получаэтся, — с кавказским акцентом произнес совершенно серьезно полковник Гамбаров, затем, улыбнувшись, на чистом русском добавил: — Если бы не наложенный гриф секретности, я бы давно заставил моих «щеглов» навести здесь порядок, а так, извините, товарищ генерал.
Пройдя в глубь помещения, Гамбаров завернул за махину котельной установки. Открыв ржавую коробку приборного щитка, полковник сунул вовнутрь длинную пластину кодового ключа. Мгновенно отъехал кусок бетонной стены, за которой оказалась кабина обычного бытового лифта.
Полковник, нажав кнопку «вниз», объяснил генералу:
— Шахта имеет шесть галерей, расположенных одна под другой.
— Это что, единственная связь с внешним миром? А в случае экстренной эвакуации как ты из этого достанешь почти тысячу человек? — поинтересовался Талащицкий. Решение о базировании бригады под землей принимали еще до него, и генерал сейчас сам хотел убедится, что это решение было правильным.
— У нас имеется десять платформ, способных доставить на поверхность полторы тысячи человек в полной боевой экипировке. Со всех уровней и одновременно.
— Что, все сюда, в котельную? Тесновато вроде, — продолжал расспрашивать генерал.
— Нет, котельная — это, я бы сказал, парадный ход для проверяющих, а для подразделений Эвакуационные платформы выходят в ангары автопарка. Все рассчитано до мелочей. В течение десяти минут мы можем весь состав посадить на технику. Лишь бы ее хватило. А срочную службу и того быстрее.
Кабина лифта бесшумно опускалась вниз, оба военных молчали. Полковник размышлял над тем, какие недостатки генерал может обнаружить, а генерал мысленно себе представлял картину подземного учебного центра. Хотя когда-то и слышал что-то от своих контролеров, но вникать в подробности не было времени.
Наконец лифт замер, со змеиным шипением отворились задвижки дверей, и в глаза ударил яркий свет. По высокому бетонному потолку тянулись длинные пунктиры люминесцентных ламп. Возле лифта стоял дежурный офицер. Широкоплечий верзила в прилично выцветшем камуфляже был перетянут широким ремнем с большой кобурой для «ТТ», а под правым плечом ютился портативный пистолет-пулемет «кедр». На голове у дежурного вместо уставной кепки была офицерская фуражка, верх которой был затянут пограничным камуфляжным чехлом. Увидев командира бригады, дежурный быстро и четко почти на чистом русском доложил:
— Товарищ полковник, личный состав бригады на занятиях. Больные и травмированные в санчасти. Докладывал капитан Юзеф Шпаковский.
— Вольно, — козырнул полковник и, повернувшись к командующему, произнес: — Верхнюю галерею у нас занимают спальные помещения, душ, туалет, столовая. Несколько тренажер-классов медицинской помощи, радиодела, теории реактивного вооружения.
— А следующая галерея?
— Следующая отведена полностью тренажер-классам, в которых обучают управлению боевой техникой. Начиная с грузовика и танка и заканчивая вертолетом и ракетным катером. После обучения на тренажерах мы стараемся вывозить бойцов на практические испытания. Конечно, довести их до уровня профессионалов мы не сможем, но дать определенные навыки, которые смогут в критической ситуации спасти им жизнь, — это, пожалуй, возможно.
Генерала это сейчас не интересовало, поэтому он прервал монолог полковника:
— Это ясно. Что на следующем уровне?
— Третий уровень у нас занимают спортзалы...
— Вот с них и начнем.
Двери лифта закрылись, и он вновь бесшумно стал опускаться. Щелчок —двери стали медленно открываться, перед ними стоял брат-близнец дежурного офицера, только если тот был по-славянски белобрыс, то этот — атлетически сложенный негр. Он уже поднял руку к козырьку фуражки, чтобы доложить, но Гамбаров рукой сделал останавливающий жест. За спиной дежурного офицера была перегородка из матового стекла. Командир бригады прямиком направился к ней. В центре перегородки виднелся контур стеклянной двери, толкнув ее, полковник пропустил вперед Талащицкого.
Впереди простирался длинный коридор, как на верхнем ярусе, с той лишь разницей, что там свет бил из-под потолка, а здесь из-за стен. Стены из прозрачного стекла пропускали свет ламп из спортивных залов. Справа размещался зал, где на сотне всевозможных тренажеров равное количество крепких мускулистых мужчин наращивали мышечную массу. С противоположной стороны размещался зал ударной техники. Там висело множество боксерских груш, установлены различные манивары. В центре зала стоял профессиональный ринг. Перед грушами и маниварами стояли такие же крепкие мужики и вовсю отрабатывали технику ударов. Талащицкий несколько минут понаблюдал за тренировками, потом перешел дальше.
В следующем зале пол был застелен матами, где вовсю кувыркались, боролись, выгибая и ломая друг друга, несколько десятков человек. Зал же напротив больше походил на что-то среднее между отделом манекенов и анатомии. Вдоль прозрачной стены сидели на коленях пять шеренг бойцов в белых кимоно. В каждой шеренге генерал насчитал по двенадцать человек. Перед ними стоял невысокий и на вид щуплый кореец в сером застиранном кимоно. За его спиной стояли десятки голых бледно-розовых кукол-манекенов, разукрашенных красными пятнами болевых точек. Кореец что-то долго объяснял, показывая бойцам разное положение кулаков. Затем, повернувшись к ближайшей кукле, за одну секунду нанес не менее десятка ударов. В месте попадания оболочка манекена прогнулась.
Генерал-майор знал, что достаточно было одного точного удара такой силы, чтобы убить человека. Не «куклы» и не «гладиаторы», о которых так любила распространяться западная пресса, были главным средством подготовки спецназовцев, а именно эти манекены, изготовленные из полимеров. Еще с царских времен «пластунов» (диверсантов), а позже бойцов спецназа готовили убивать на деревянных манекенах, обмотанных веревками или сделанных из связок хвороста. Лишь недавно спецы додумались для этой цели применять полимерные манекены. Плотность их покрытия соответствует плотности и крепости человеческих тканей и костей. Сперва на них испытывали новые стрелковые боеприпасы, в основном пули со смещенным центром. А потом подумали: почему бы не дать их спецназу? И дали. «Матрешки» в спецназе прижились.
В следующих двух залах вовсю шла «рубка». В левом бойцы, одетые в защитные доспехи, лупили друг друга по чем ни попадя. Количество дерущихся было такое, что здесь запросто можно было снимать средневековое ристалище. В правом, наоборот, без доспехов бойцы едва ли не танцевали плясовую, двигаясь по кругу и вращаясь вокруг своей оси, то и дело швыряли друг друга на жесткий бетонный пол.
— Мы отказались от стандартной подготовки своих бойцов, — попытался объяснить генералу увиденное Гамбаров. — У нас не пропадают ни пресловутое боевое самбо, ни сверхсекретный БАРС2. Мы пошли дальше, разделив технику рукопашного боя на два этапа. Этап «нападение» и этап «защита». Нападение основано на запрещенных приемах древнетаиландского бокса, усиленной элементами славяно-греческой борьбы. Защита вся построена по «системе Кадочникова». Эффективность, как видите, перед глазами, товарищ генерал.
— Ладно, убедил, — согласился Талащицкий, снова бросая взгляды на дерущихся. «Такого запусти в траншею или блиндаж, он людей, что щепок, наломал бы. А в поле или на улице, чтобы скрутить такого, не меньше десятка бойцов потребовалось бы. Учили бы так драться пацанов перед отправкой в Афганистан, глядишь, и не было бы девяти лет войны с позорным концом. Так нет же, боялись, что обученные мальчики потом своим накостыляют. Добоялись, мать твою. Скоро всех бояться придется».
— Хорошо, Тимур. Что на следующем уровне?
— Следующий уровень стрелковый. Там у нас тиры: три пистолетных, два пулеметно-винтовочных и один гранатометный. Но там в основном стреляем болванками.
— Каким оружием пользуетесь?
— Разным, какое поставляет управление, такое и опробуем, хотя предпочтение отдаем новым разработкам отечественного. Трофейное, конечно, знать надо, но пользоваться придется в основном нашим.
Талащицкий посмотрел на полковника, его глаза горели озорными огоньками. Сколько лет он провел среди оружия и боеприпасов. Сколько тысяч раз он стрелял из разных образцов оружия, но едва речь заходила об оружии, так в Тимуре Гамбарове всякий раз возрождался дух горца-воина, охотника.
— Ладно, Тимур, пошли посмотрим твое адское стрельбище, — произнес генерал.
Снова кабина лифта, снова дежурный офицер в камуфлированном чехле на фуражке.
За тяжелой бронированной дверью, которая открывалась при помощи кодового ключа, оказалось просторное помещение, заставленное рядами оружейных пирамид. Опытный глаз военного профессионала быстро обнаружил американскую винтовку «М-16», западногерманский «хекер кох», французский «клерон» и бельгийский «FN». Коллекция действительно была внушительная — новые, а иногда и новейшие образцы стрелкового оружия. Сегодня генерала Талащицкого, как и полковника Гамбарова, больше интересовали отечественные образцы. Пирамида слева направо была заставлена длинноствольной снайперской винтовкой Драгунова, потом шел массивный «АК-47», за ним более компактный «АКМ», дальше «АК-74», завершал знакомую серию вооружений куцый «АКСУ».
Дальше шли новые образцы, некоторые еще более секретные.
— Желаете опробовать? — поинтересовался полковник Гамбаров, но генерал лишь сокрушенно взглянул на часы и, покачав головой, ответил:
— И рад бы в рай, да грехи не пускают. Через три часа надо лететь в Москву. Ты, наверное, в курсе, какая там каша заваривается.
— Да, затянулось противостояние двух ветвей власти, — согласился командир бригады. Но ему, человеку, занимающемуся конкретным делом, не до высокой политики. — Так что дальше, товарищ генерал?
— Наслышан о твоей штурмовой полосе, так что показывай.
— Какое подразделение?
— Я же сказал, нужны твои азиаты. А чтобы время сократить, ты продемонстрируй мне группу кандидатов. Хочу посмотреть, что они смогут.
— Владимир Иванович, прохождение штурмовой полосы у нас с обязательными стрельбами. Чем вооружить бойцов?
— Если мне выбирать, — хитро прищурил глаза генерал, — то остановлю выбор на тяжелом автомате и пистолете «гюрза». Справятся или надо что-то одно?
— Справятся, — уверенно произнес Гамбаров, выходя из оружейки...
...Старший лейтенант Ким, быстро орудуя финкой, нарезал толстыми кусками вяленое мясо, уже изрядно зачерствевшие лепешки, разложил недавно купленную на базаре зелень и овощи, рядом поставил мятую, обтертую до белизны флягу, после чего доложил:
— Готово, товарищ майор.
Чечетов оторвался от разговора с Волиным и произнес:
— Ладно, потом договорим. Пока давайте поедим.
Вокруг разложенной на бумаге еды сели спецназовцы: Волин, Чечетов, Ким, Зульфибаев, Лебедев, Ковалев. Зиновьев и Скалий по-прежнему стерегли подходы к дому. Зазвенела посуда: алюминиевые и стальные кружки с черными пятнами отбитой эмали, афганские пиалы с чеканкой.
— Лей сразу. Чтобы за один раз, — сказал майор, протягивая флягу старшему в группе мичману Лебедеву.
Конопатая рука, поросшая золотой растительностью, привычным жестом стала разливать по посудинам прозрачную жидкость.
— Михал Михалыч, не забудь про пайку часовых, они тоже люди, — деловито заметил Ковалев.
— Не бзди, салага, все учтено, — беззлобно парировал мичман.
Лебедев закрутил крышку и отложил флягу, в ней еще булькала жидкость. Подняв свою кружку, майор тихо произнес:
— Это чистый спирт, кому надо, может развести. Пьем один раз и за встречу, и чтобы помянуть погибших. Кто останется жив и вернется назад, устроит поминки по полной программе, а сейчас главное —задание.
Сделав выдох, майор влил в рот содержимое своей кружки, подождал немного, и принялся за еду. Все последовали примеру командира. Выпитый спирт огнем разлился по желудку капитана, и горячая волна бросилась в голову. Через несколько минут офицер с трудом мог жевать мясо, глаза его смыкались, сознание то и дело пропадало, погружая мозг в забытье. Сказались долгие переходы, физические и психические нагрузки в боевой обстановке, нервное напряжение последних часов.
Уничтожение заставы на подъезде к городу сторонники президента Раббани оценили как новый штурм генерала Дустума. Были приведены в боевую готовность артиллерийские части, к центру стягивались пехота и немногочисленные танковые группы. Город бурлил в ожидании новых разрушительных боев. Остаткам группы Волина едва не пришлось вступить в бой с отрядом моджахедов, занявших подходы к комендатуре. И неизвестно, чем бы все это закончилось, не окажись случайно рядом Зульфибаева. Прапорщик шел на базар узнать последние новости. Позже удалось выяснить причину всей этой катавасии. Сложив воедино все факты, Чечетов задумчиво произнес:
— Да, знай мы сейчас, где находится Нурадин, можно было бы использовать всю эту заваруху. Устроили бы побольше шума, а под шумок... не то, что к мулле пробраться, в президентский дворец войти можно. Эх, жаль, что не знаем, где находится Нурадин.
Наконец капитан уснул, повалился на спину. Майор сказал Ковалеву:
— Положи рюкзак ему под голову. Выдохся парень, пусть поспит. Теперь начинается самое трудное...
Четвертый этаж подземных галерей спецназовцы оборудовали под полосу препятствий. Здесь была устроена штурмовая полоса длиной триста метров со множеством препятствий, укрытий и всевозможных ловушек. Штурмующему необходимо было поразить из оружия шесть мишеней и три — приемами рукопашного боя. Каждому штурмовику вручалось семь патронов и нож, который он мог использовать как метательное оружие или оружие ближнего боя. На спине штурмовика крепилась коробочка с электродами. В случае непоражения какой-либо из мишеней штурмовика сбивал с ног электрический разряд, что считалось «гибелью». Здесь не могло быть подтасовки. Датчики работали в автоматическом режиме. На дистанции пятьдесят метров поразил мишень — бежишь дальше, а нет — на тридцати, пробежав замаскированный фотоэлемент, получаешь разряд тока. Почти то же самое с рукопашными мишенями: нанес мощный «убивающий» удар — бежишь дальше. Нет — получаешь слабый удар током, еще попытка — и то же самое, после третьей попытки получаешь нокаутирующий разряд. Кроме штурмовой полосы, в соседнем каземате располагалась «тропа разведчика», где диверсанты могли отрабатывать тактику прохода по «вражеским» тылам, захвата «языка». Кроме всего прочего, был класс «выживаемости», где моделировались различные условия — от зыбких песков и трясины до «зоны ядерного заражения». После всевозможных отработок на тренажерах диверсантов вывозили на природу, где в течение десяти дней они сдавали экзамен на выживаемость.
Талащицкий выслушал доклад полковника о техническом оснащении классов, но от просмотра всех других, кроме штурмовой полосы, отказался.
— Ну что ж, тогда давайте поднимемся на командно-диспетчерский пункт, — сказал Гамбаров, указывая на стальную лестницу, ведущую в помещение, похожее на стеклянный куб.
За дверью сидел моложавый майор в полевой форме без головного убора, перед ним стояло несколько мониторов с погашенными экранами и приборная доска со множеством тумблеров и разноцветных кнопок. Увидев вошедших, майор взвился со своего стула.
— Офицер технического обеспечения майор Ушаков.
— Вольно, майор, — сказал Талащицкий, потом добавил: —Хочу посмотреть ваш чудо-полигон. Покажете?
— Так точно.
— Вот и хорошо.
Ушаков стал щелкать тумблерами, нажимать разные кнопки. За стеклянной стеной, где еще секунду назад была космическая чернота, на ярко освещенном пространстве отчетливо была видна «штурмовая полоса». Развалины кирпичного дома с окнами, заложенными мешками, перед развалинами зигзаг окопа, дальше открытый канализационный люк, яма с водой. За ней колючая проволока, натянутая по всем правилам фортификации. Дальше стрелковая ячейка, несколько воронок, развесистое дерево. Наискосок от дерева сруб с запертой дверью. За срубом пустырь и несколько небольших стогов с сеном.
— За пустырем у нас идет имитация оврага, — пояснил майор.
— Как говорится, завершающий аккорд.
— Как мы сможем выяснить, что боец выполнил все правильно? — поинтересовался Талащицкий. — По показаниям датчиков?
— Нет, зачем же, — за майора ответил Гамбаров, — в контрольных местах у нас стоят телекамеры, которые тут же транслируют на монитор. Кроме того, есть основная камера.
Полковник указал в сторону полигона, под потолком с левой стороны тянулся монорельс, на котором держалась тележка с установленной камерой.
— Неплохо, — искренне удивился генерал, а про себя подумал: «Для таких асов, как эти интернационалисты, сойдет, а для обычного спецназа, даже при любой реформе, слишком уж дорого».
— Ну что ж, Тимур, давай посмотрим на твою команду, — скаламбурил Талащицкий. Время подпирало, а ему ох как надо было посмотреть, как действуют «призраки» Гамбарова.
— Штурм всей группой или по одному? — поинтересовался полковник.
— Одну проститутку спросили, какой секс ей больше всего нравится, — без всякой связи заговорил командующий спецназом. — Она ответила: «Групповуха». — «Почему?» — «Сачкануть можно». Так вот, Тимур, я хочу посмотреть каждого кандидата в отдельности. Давай по одному.
— Начинайте, — Гамбаров приказал майору-оператору. Тот нажал красную кнопку, раздалась сирена. Полигон моментально покрылся вспышками взрывов, сизым дымом, вокруг загрохотала канонада. Никому из присутствующих не надо было объяснять, что звуковое оформление необходимо для полноты ощущения картины боя.
Первый кандидат был невысок, широкоплеч, в натовском ядовитых цветов камуфляже, двигался быстро, ловко преодолевая препятствия. Держа перед собой длинноствольный «вал», оружие он вскидывал лишь в момент появления цели, выстрел — и снова вперед. Новая цель — снова выстрел. Каждый такой выстрел опрокидывал мишень. После четырех выстрелов патроны в автомате закончились; закинув его за спину, боец выхватил из кобуры «гюрзу». Заграждение из колючей проволоки боец преодолел по всем канонам военного искусства, и тут же перед ним появился в дверях сарая макет противника. Кувырок — спецназовец встал на колено, держа двумя руками пистолет, вспышка огня — макет рухнул. И тут же почти за спиной бойца из воронки появляется голова еще одного «противника». Выдрессированный ко всяким неожиданностям «штурмовой полосы», боец узрел опасность боковым зрением и, тут же завалившись на спину, перевернулся через плечо и выстрелил дважды. Обе пули поразили мишень. Дальше, преодолев подземный ход сообщения, боец столкнулся с «рукопашником». Точный удар ногой в промежность, захват головы с резким поворотом ее вправо. Пробегая между стогами сена, спецназовец столкнулся с еще одной мишенью. Мощный удар локтем правой руки в висок — и «противник» валится. Третий «рукопашник» укрылся на дне оврага, и едва туда спрыгнул боец, как он его «атаковал». Диверсант отреагировал мгновенно, ударом ноги сломал опорную ногу куклы, и как только она рухнула, нанес добивающий удар ребром ладони.
Талащицкий то и дело переводил взгляд с одного монитора на другой. Когда штурмовая полоса была пройдена, он задумчиво произнес:
— Не пойму, зачем нужны эти манекены. Они ведь не могут оказать сопротивление штурмовику. Не лучше было бы вместо пластмассовых чурбанов поставить «братьев» спецназовцев, они смогли бы показать друг другу пару приемов?
— Поединки между «единоутробными братьями» были бы не более чем спектакль. А наша задача довести бойца до рефлекторного применения наработанных приемов. Конкретный удар в конкретную болевую или смертельную точку. Никакого спарринга, мгновенная нейтрализация или вообще уничтожение.
— Хорошо, — согласился генерал. — Давайте следующего.
Следующий был одет в пустынный камуфляж советского спецназа. Он был выше и стройней предыдущего. Да и двигался побыстрее, за счет этой быстроты боец и потратил на пять мишеней всего семь патронов, отведенных лимитом. Выхватив нож, боец сжал лезвие в правой руке и зигзагом бросился к срубу. На этот раз дверь была заперта, но с треском разлетелась крыша сарая, и оттуда «выглянул» грудной силуэт. Блеснув в свете взрывов, нож вонзился в мишень. Три «рукопашные» мишени были «убиты» еще быстрее, точный удар в шею, переносицу, висок.
Третий, как и первый, был одет в натовский камуфляж. Это был уже немолодой мужчина, выше среднего роста, с фигурой атлета и огромными мускулистыми руками, в которых тяжелый автомат издалека казался игрушкой. «Дядька», как его окрестил про себя Талащицкий, двигался не хуже предыдущих бойцов, только прежде, чем выстрелить по мишени, он прятал свое могучее тело за каким-нибудь укрытием. Видимо, сказался опыт боевой молодости — «хочешь выжить, умей прятаться». Все три мишени появлялись из разных точек, и все они были поражены. Хотя в действиях спецназовца отсутствовала красочная показуха с прыжками, кульбитами. Здесь была видна настоящая работа, движения все проходили по кратчайшему пути, рукопашная техника была мощной и примитивной. Сокрушающий удар, в крайнем случае, еще один — добивающий.
— Ловко они у тебя прошли полосу, Тимур, — задумчиво произнес генерал.
— Так ведь тренируются каждый день. Да и не пацанов желторотых держим в бригаде. — За долгие годы службы в армии у полковника почти полностью исчез кавказский акцент. Он говорил как стопроцентный русак, лишь в тесной дружеской компании мог, дурачась, говорить «Сол, бутилька...».
— А может, немного шельмуешь, Тимур? — подначивал полковника Талащицкий. — Так все мишени и поразили твои головорезы, может, кто промахнулся? А командир прикрыл.
— Все мишени поражены, — спокойно ответил Гамбаров. —Те, кто промахивался, давно ушли на вольные хлеба.
— Как «на вольные хлеба»? — вырвалось у командующего, он на мгновение представил себе одного из «призраков», поселившегося где-то в глуши, в районном городке.
За пару недель такой «призрак» истребит все группировки блатных и приблатненных вместе с милицией, службой безопасности, прокуратурой и судом. Кто такого остановит?
— «Вольными хлебами» у нас называется откоманди-ровка в инструкторский состав, — с усмешкой объяснил полковник. — Знаете, как говорят — «кто может учиться, учится. А кто не может, идет преподавать». Так и здесь, чего-то не можешь — до свидания. И пошли люди в училища, академии, в учебные центры ОМОНов, СОБРов... Благо по-русски все говорят.
— Ясненько, — буркнул Талащицкий, про себя подумав: «Вот же времена пошли. Нет времени даже выяснить, как дела обстоят в элитном подразделении, чем занимаются, куда люди уходят. Ведь живут здесь, как спортсмены на сборах, а почти у всех семьи...»
— Надумал, кого старшим поставить? — спросил генерал.
— Да, Валеру Бойко, он у меня начштаба бригады.
Командующий хорошо знал подполковника Бойко, в восемьдесят втором старший лейтенант служил в спецотряде КГБ «Каскад». Когда в восемьдесят третьем появилась необходимость в создании особой армейской группы, часть «каскадеров» были переведены из КГБ в армию. Бойко сначала был командиром взвода, затем отдельной разведроты и, наконец, особой группы. В восемьдесят пятом году его особая разведгруппа была задействована в операции «Скачок», задачей которой было освобождение советских и афганских военнопленных с территории Пакистана. В крепости Бадабера находился большой учебный центр душманов, там же был арсенал и лагерь военнопленных. Операция была продумана до мелочей и отработана на тактических картах. Одна группа спецназа проходит к крепости и ждет вечернего намаза. Когда моджахеды устраивают молебен, снимают часовых и заходят в крепость. Освободив военнопленных, захватывают автотранспорт, минируют арсенал и уходят к границе, где их будут ждать вертолеты огневой поддержки. На случай непредвиденных обстоятельств должны были быть засланы еще два отряда. Один, которым командовал Гамбаров, должен был изобразить восставших пуштунов и оттянуть на себя силы пакистанской армии. Другим отрядом командовал Бойко, он должен был атаковать с тыла лагерь моджахедов у крепости. Операция была продумана до мелочей, но в последний момент вмешались чинуши из Кремля, талдычащие о «неприкосновенности чужих границ» (вот тогда-то и случился первый сквозняк «новых веяний»), операцию отменили на самом высоком уровне. Но руководство ГРУ нарушило эту директиву и дало «добро» по упрощенному варианту. В Бадабер пробралась малочисленная группа диверсантов. Им удалось перебить охрану и освободить пленных, но вырваться не получилось (может, случайность, а может, и предательство). Спецназовцы вместе с пленными вступают в бой и дерутся до последнего... Против них были брошены не только афганские «духи» со своими западными инструкторами, но и регулярные пакистанские части с тяжелой артиллерией, танками и авиацией. Многочасовой бой закончился взрывом арсенала, по-видимому, кто-то из раненых пленных взорвал его, предпочтя смерть повторному плену. Когда стало известно о случившемся, советский МИД «сделал стойку». Ничего не знаем, ничего не ведаем. Мы ни при чем». Провал операции «Скачок» Талащицкий относил на совесть тогдашнего руководства страны. Но жизнь впоследствии показала, что это был едва ли не самый малый грех бывшего руководства. После службы в Афганистане Бойко был направлен в Монголию, где руководил отдельным батальоном армейской разведки. Подразделение отрабатывало рейдовую тактику на бесконечных просторах страны пастухов и коневодов. Теперь в звании подполковника Бойко руководил штабом бригады и готовился на будущий год поступать в академию ГРУ. Генерал хорошо помнил раскосое лицо тогда еще молодого «каскадера», выходца из крымских хохлов (а может, и обукраинившихся татар). «Пожалуй, его физиономия как нельзя лучше впишется в местный колорит Кабула», — подумал генерал о кандидате и спросил:
— Кстати, где он сейчас?
— Во второй шахте занимается альпинизмом.
— Не понял.
— Ну, у нас четыре пусковых шахты для ракет, — начал объяснять Гамбаров. — Сейчас они пустые, так мы приспособили три под тренажеры для альпинизма и скалолазания. Четвертую для прыжков с парашютом. Там у нас стоит воздуходувная установка, можно имитировать свободный полет. А из-под колпака имитируем спуск на ремнях, как с парашютной вышки.
— Неплохо придумано, — генерал взглянул на часы, времени в обрез. — Что еще такого у тебя есть заковыристого?
— Последний уровень у нас прохудился. Несколько отсеков залило подпочвенными водами. Хочу там устроить бассейн для подготовки легких водолазов. Нужны оборудование и инструкторы из боевых пловцов.
— Значит так, составь заявку по всей форме, я тебе выбью все необходимое, — произнес Талащицкий, снова глядя на часы. «Эх время, времечко, тут бы на недельку засесть, изучить, проверить результаты. Все говорят о строительстве новой армии. А из чего ее строить, как и кому, никто не говорит».
— Ладно, Тимур, уже нет времени точить лясы. Группу обеспечь документами и отправляй в Москву. Появится время — обязательно нагряну и захвачу кого-то из руководства. Твою бригаду надо лелеять и при необходимости использовать на все сто.
Военные обменялись крепким рукопожатием, потом обнялись.
— Дай мне поводыря из твоего подземного царства, — попросил командующий спецназа.
— Вызови дежурного, — полковник обратился к оператору. Майор надавил на клавишу селектора.