Диверсионная команда

V

Выбрасывая облака сизого дыма, с ревом пожирая километры горных дорог, полз зелено-коричневый монстр-танк «Т-72», как бронтозавр, ощетинившийся шипами динамической защиты.

За танком двигалась пара остромордых БТРов с пехотой на бортах. Чуть позади броневиков двигалась цепью группа трехосных гигантов «Урал-375» с брезентовыми тентами, прикрывающими от посторонних глаз содержимое кузовов. За «Уралами», рыча, неслись три БМП-2, их длинные скорострельные пушки угрожающе поворачивались то в одну, то в другую сторону.

Мощное прикрытие армейской колонны никого теперь не удивит. Если и увидит вражеский лазутчик столь мощную процессию, то наверняка решит, что идет обычная плановая поставка продовольствия и боеприпасов на заставы. И будет отчасти прав, но лишь отчасти.

В двух из пяти «Уралов» не было ничего, кроме людей, двух десятков человек, одетых в обычную солдатскую форму с оружием и амуницией. Конечно, их можно было бы принять за пополнение, но большинство из них давно перешагнуло возрастной барьер срочной службы. И не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: здесь что-то не чисто.

Держась правой рукой за борт машины, а левой опершись на автомат, Волин смотрел на трепыхающийся брезент, которым завесили выход из машины. На ухабах брезент то и дело откидывался, открывая взору дорожный просвет, нотам, кроме коричнево-серого шлейфа пыли, ничего не было видно.

Сегодня в семь ноль-ноль колонна покинула расположение учебного батальона, и с этой минуты начал тикать таймер часов, отведенных на выполнение операции «Упреждение».

Волин отвлекся от своих размышлений и прислушался к смеху солдат, заправилой, естественно, был Ковалев.

— Меня тогда третий раз исключали из ЧВАКУШа, ротный требовал, чтобы в Упрун (там был один из наших полков) везли под вооруженной охраной. Так и сказал: «Чтобы сопровождали его два автоматчика». Хорошо, что командир эскадрильи был мужик с головой, говорит: «Хватит ему споить и одного сопровождающего прапорщика, а автоматчики — это круто. Автоматы на вино они еще перед выездом из Челябинска поменяют. Мне только с пропажей оружия неприятностей не хватало».

Дружный смех взорвался под сводом брезентового тента.

— А вот у меня был случай, — в разговор вмешался младший сержант Босяга. — Как раз перед самой армией скинулись мы с друганом на выпивку. Денег только-только и хватило, что на бутылку «шмурдяка». Ну, купили, значит, идем. А скользко, бля, и тут друган как навернется, бутылка вдребезги. Ну хоть плачь. Идем, молчим, а что говорить, и вдруг, бля, глядь, на снегу «чирик». Ну вот на десятку взяли «пузырь» водки и сырок. Вот как бывает, точно говорят, что не знаешь, где найдешь, где потеряешь...

Все грустно вздохнули, рассказ сержанта Босяги повеял чем-то далеким, родным и уже забытым. Эстафету болтунов подхватил Дубинин.

— Мы летом большой компашкой поехали в Крым немного отдохнуть от московской суеты. В общем, целыми днями проводили на море, загорели как негры. А потом появился новый «прикол» — вечером идти в центр города знакомиться с девчонками, и если они нормальные, то после полуночи устраивать купания голышом. Было у нас пару постоянных подруг, но они быстро приелись, и на них уже как на баб не смотрели, так — партнеры по пьянкам. А вот свежее мясо всегда вызывало восторг счастливчиков и зависть остальных. Был у нас в компании один парень, Шурик—невысокий, но крепкий, грудная клетка, как у бульдога, мы его называли «Мопс», и вот Шурик до баб был охоч просто жуть, а они его не очень жаловали. Но в тот раз ему повезло, снял кукольную телку. Кофе с молоком брюнетка, волосы до плеч вьющиеся, груди, что яблоки «Джонатан». — Олег всем продемонстрировал ладонью размер девичьей груди, вздох в этот раз был глубже, чем при вспоминании о водке и плавленом сырке, а Дубинин продолжал: — Ну, в общем, спустились к морю, искупались, там «газ, квас», все как положено, сидим расслабляемся. Подходит Мопс с этой телкой и говорит: «Кто еще хочет с Анжелой?»

Она голая, без стыда подсаживается к нам и хохочет. Этот мудила думал, раз он ее трахнул, все — любовь до гроба. А я возьми да и ляпни: «Ну, я хочу», а Анжела — раз и садится ко мне на колени. Мопс чуть в обмороке не валяется, а потом приносит телкин сарафан и говорит: «Анжела, прикройся, холодно», а нам: «Надо еще бухануть». Ну, мы пока бухали, он, сволочь, утарабанил свой «кусок мяса» потрошить дальше. Когда я опомнился, их и след простыл.

Надо было бы Мопсу и репу начистить, но, с другой стороны, телку ведь он закадрил, ладно уж, проехали...

— А вот у меня был случай, — неожиданно подал голос младший из братьев Назаренковых. — Еду я как-то в троллейбусе, толчея несусветная, как селедки в бочке. Ну, стою, держусь за поручень, рядом пристраивается деваха такая невысокая, в шубке из крашеного кролика, на руке золотое колечко, ясно, замужем. Значит, стоим, едем, толчея еще больше. Она стоит, вздыхает, тяжело ей тянуть руку вверх. Опустила, держится за сиденье. Ну, едем...

— Да не томи ты, — прохрипел Ковалев, — что дальше, дальше?

— А дальше девица смотрит в окно, и я смотрю и вдруг чувствую, что ее рука так и трется об мои брюки и не где-то там на заднице, а возле ширинки. Сама смотрит в окно, а рукой уже не гладит, а прямо сжимает, дергает. Ну я же мужик, чувствую, что еще чуть-чуть и не удержусь. А она, зараза, как ни в чем не бывало в окно смотрит.

— А ты бы внимательней посмотрел, — стараясь сдержать смех, проговорил Дубинин, — может, это не девица вовсе, а мужик какой. Из этих, как его, «голубых».

Взрыв смеха заложил Волину уши, не удержался и Лебедев, стал вытирать уголки глаз.

— Да точно, это была она, — не сдавался второй номер пулеметного расчета — и главное, такая стоит невозмутимая, глаза в одну точку, а рукой чуть ли под пояс не лезет. И по всему еще замужем. Повезло же какому-то дураку жениться на такой заразе.

— Ой, Васек, и где это ты на троллейбусе катался, не по нашей ли Людмиловке, что ли? — неожиданно спросил у младшего брата старший, Сергей, он же первый номер в расчете, — тоже мне выискался Мистер Член.

Снова здоровый мужской смех, подобный лошадиному ржанию. Игорь Волин с раздражением смотрел на хохочущих и про себя думал:

«Не спецназовцы, а колония умалишенных».

Сколько раз Волин ходил в составе группы на учебные задания, не сосчитать. И независимо от десантирования с воздуха или из-под воды, с вертолета, «Джейрана» или на своих двоих, всегда диверсанты были собранны, молчаливы, думали лишь об успешном выполнении задания. А эти — любая шутка, даже самая плоская, вызывает неудержимый истерический смех, почему? Может, действительно прав Чечетов, прежде чем судить об этих людях, надо побывать в их шкуре. Узнать, что такое смерть, попробовать ее на вкус. Кстати, как там майор в машине со спортсменами, тоже дурачатся или, может, спортсмены люди солидные? Хотя вряд ли...

Размышления капитана оборвал рев мичмана:

— А ну, салабоны, закрыли хлеборезки и немы как таке -лаж, въезжаем на заставу.

Бойцы мгновенно умолкли. Рев танкового двигателя заглушил звуки остальной техники. Бронированное чудовище встало в стороне, направив ствол танковой пушки в сторону афганской границы, пропуская на территорию заставы колонну. Зеленые броневики и камуфлированные боевые машины пехоты, выехав вперед, своими корпусами прикрыли «Уралы» от возможного огня с той стороны границы. К одному из грузовиков устремилась группа пограничников. В кузове этого «Урала» сидела группа бойцов во главе с майором Чечетовым. Наперерез пограничникам бросился начальник колонны — немолодой и обрюзгший капитан с лицом цвета мороженого мяса.

— Куда, бля, направились, — кричал сиплым голосом начальник колонны, — вон ту машину разгружай, мать вашу.

— А какая разница? — удивился молоденький прапорщик, который возглавлял группу бойцов, выделенных под выгрузку машин.

— Одна дает, другая дразнится, — рявкнул на него капитан. — А ну быстро выгружаться, мать вашу так. Можно подумать, что у меня одна ваша застава. Шевелись, бля, мать вашу... — дальше шел сплошной мат.

Игорь Волин сквозь дыру брезентового тента с любопытством разглядывал погранзаставу в районе боевых действий. То, что увидел, никак не вязалось с той заставой, какую раньше показывали в передачах по телевидению, приуроченных ко Дню пограничника.

Вся территория была изрыта бурыми воронками с черным нагаром по краям. Вместо вышки виднелись обгоревшие столбы и железные сваи. Здание казармы зияло рваными ранами выбитых окон, оконные проемы заложены кирпичом, были оставлены лишь узкие бойницы — амбразуры. Крыша казармы представляла собой подобие гигантского решета, где пробита снарядами, а где камнями, брошенными взрывной волной. Весь периметр заставы был обозначен линией окопов, ходов сообщений, дзотов и блиндажей, откуда торчали стволы пулеметов. По флангам заставу прикрывали счетверенные зенитные установки «Шилка», обложенные в несколько рядов мешками с песком. Четырехугольные громоздкие башни зениток были обварены антикумулятивными экранами. Сейчас, когда шла разгрузка конвоя, «Шилки» медленно вертели своими головами-башнями, четыре трубы скорострельных пушек, подобно носам гончих, как бы принюхивались в поисках опасности, врага.

Выгрузка прошла быстро, пограничники стали заносить в блокгауз ящики с консервами, мешки с крупами и картошкой.

Взревев моторами, колонна стала вытягиваться на выезд с заставы, колонну возглавлял лобастый «Т-72», за ним БТРы, и, пропустив вперед «Уралы», колонну замыкали желто-коричневые тараканы БМП-2.

— Вольно, салаги, можете снова зубоскалить, — откинув свое грузное тело на кабину автомашины, зевая, произнес Лебедев.

— Время жрать, а мы не спали, — подал голос Ковалев, обращаясь к мичману, — как насчет справить малую нужду, боцман.

— Друг другу в карман справляйте, понял, салага, — прежде чем провалиться в дрему, сонно ответил Михал Михалыч...

...На заставу майора Фадеева колонна прибыла глубокой ночью. На этот раз на территорию заставы въехала вся техника: БТР, БМП, танк, выгруженные «Уралы», все они своими телами прикрыли два грузовика, в котором сидели спецназовцы.

Из кузова одного «Урала» выпрыгнул майор Чечетов, ему навстречу спешил высокий, широкоплечий военный, в фуражке, обтянутой маскировочным чехлом и в латаном-перелатаном ватнике на плечах.

— Какие люди, — протягивая сразу обе руки, воскликнул военный. Выбравшийся из кузова Волин посмотрел на лицо подошедшего. Это был мужчина неопределенного возраста. Из-под фуражки выбивались неровно обстриженные седые волосы, а лицо до самых глаз заросло густой рыжей бородой. — Не ожидал снова тебя увидеть, Владимир Андреевич, — пожимая руку Чечетова, произнес Фадеев.

— Мы, Олег Федорович, люди военные, едем куда пошлют, а посылают, как сам знаешь, часто.

После обмена рукопожатиями Владимир Чечетов спросил:

— Мне бы, Олег, своих людей укрыть до завтрашнего вечера от посторонних глаз.

— Нет проблем, — пробасил начальник заставы, — занимай бункер. Он просторный, места хватит, вода, уборная там же, так что днем твоим орлам не надо будет светиться.

— Ну а если «хачики» ночью устроят сабантуй, куда своих погранцов прятать будешь?

— Вопрос, конечно, каверзный. Но ты, Вовик, не знаешь последних новостей. Сопку Безымянную, — Фадеев указал в сторону афганской границы, — помнишь? Сколько она крови попортила. Что ни ночь, то обстрел реактивными снарядами, и сколько я ни докладывал руководству, никакой реакции. Будто и не реактивные снаряды в нас летят, а китайские петарды. А пару дней назад докладывают наблюдатели из «секрета» — на Безымянной «хачики» зашевелились, засекли две их пусковые установки. Докладываю руководству, так и так, мол, снова «хачики» пулять собираются. И что я слышу в ответ: «Дайте координаты и уводите людей в укрытие. Проведем зачистку «градами». В общем, координаты им были нужны как корове пятая нога. В течение получаса лупил по Безымянной дивизион «градов» осколочно-фугасными снарядами и под конец «зачистили» вакуумными боеголовками, да так, что я думал, от высоты воронка останется, но нет, устояла. Но теперь ее скорее можно назвать Мертвая, сколько времени прошло, а на высоте никаких шевелений. Думал, наконец наше начальство поумнело, а оказывается, — тут пограничник перешел на шепот...

Но Чечетов остановил его взмахом руки и, повернувшись к Волину, коротко произнес:

— Капитан, ведите людей в бункер, — он указал на холм, откуда при свете лунного диска были видны торчащие из земли углы бетонных плит, — пусть оправятся, поедят — и спать, завтра будет много дел.

Игорь молча кивнул и, повернувшись, негромко скомандовал:

— На выгрузку.

Бойцы молча прыгали на землю и, стараясь не греметь баулами с амуницией, бесшумно двигались в сторону бункера.

Волин, стоя спиной к беседующим офицерам, наблюдал за движением бойцов группы и невольно слушал рассказ Фадеева.

— Так вот, думал, наши отцы командиры поумнели, как же. Два дня назад приходит шифровка: «Подготовить коридор через Пяндж для действий ДШМГ». Думаю, что-то тут не так, ведь ДШМГ работают на нашей территории, и вдруг коридор на ту сторону... А когда увидел тебя, Володя, все стало на свои места.

— А как с коридором? — спросил Чечетов.

— Все в порядке, еще вчера группа старлея Петрова перешла Пяндж и разведала вглубь границ километров на десять, пока все чисто. Думаю, до завтра ситуация не изменится.

— Ну и славно, — зевая, произнес диверсант.

— Зайдешь ко мне в блиндаж? Посидим, вспомним былое.

— Нет, спасибо, хочу отоспаться перед выходом на «нейтралку».

— Как знаешь, — пожал плечами Фадеев. Офицеры расстались. Чечетов и Волин направились в бункер.

В дальнем углу едва тлела коптилка, сделанная из неразорвавшегося снаряда. Желтый огонек слабо освещал низкие потолки бетонного каземата, в центре которого стояло несколько столов и самодельных скамеек. Вдоль стен тянулись в два яруса деревянные стеллажи-нары.

Спецназовцы, приведя себя в порядок, кто ложился спать, кто сперва все же собирался поужинать.

Плохо вентилируемое помещение сразу же наполнилось запахом солдатских портянок. Волин бросил свой баул под нары, под стенку положил автомат. Сев на край стеллажа, снял ботинки, размял затекшие от долгого сидения пальцы ног и, постелив под голову сложенную куртку, завалился спать.

... Пробуждение было тяжелым, всю ночь Игоря мучили непонятные сны. Появился Чечетов и строго объявил:

— Сейчас получите завтрак. Есть будете то, что дадут, и не дай бог, кто залезет в НЗ, сам лично сверну шею. После завтрака занимаемся подгонкой амуниции. У меня все.

На завтрак диверсанты получили по полному котелку какого-то бледного варева. Это оказалась похлебка, заправленная бараньими шкварками. От котелков шел тяжелый запах жареного бараньего жира.

— Это надо есть? — демонстративно кривясь, громко спросил Ковалев.

— Жри, салага, — рявкнул Лебедев, — ты должен вонять, как воняют «хачики», иначе тебя вычислят, как только ты окажешься на той стороне.

Волин начал есть похлебку, несмотря на непривычный запах, пища была сносная. Через несколько минут котелок опустел. Игорь облизал ложку, сунул ее за голенище ботинка, как он обычно делал на учениях.

Потом по котелкам разлили светло-коричневый напиток под названием зеленый чай. Напиток был горячий и немного горький.

После завтрака все принялись подгонять амуницию. Разложив содержимое своих баулов, спецназовцы занимались снаряжением, оружием и одеждой. Кто-то латал дыры, кто-то подтягивал ремни на ранце или паковал подсумки.

Как всегда, возле Волина восседал на нарах Ковалев. Затягивая замки застежек на разгрузочном жилете, он зычно напевал некогда популярный шлягер:

Группа крови на рукаве,

Твой порядковый номер на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою,

Пожелай мне удачи...

Капитан уже хотел остепенить распевшегося экс-штурмана, но тут его слух уловил, что поет не один Ковалев. В стороне сипел вполголоса мичман:

«Нэсэ Галя воду...»

В другом углу что-то свое заунывно тянул Зульфибаев, а Кадыров, наоборот, пел на русском:

«Уч Кудук —три колодца...»

«Спортсмен» Иванников, здоровенный детина-много-борец, один из лучших стрелков (единственный человек из группы, у которого «АКМ» был оснащен глушителем и оптическим прицелом), с лицом, будто по нему танки прошлись, был человеком грубым, несдержанным, на любое замечание даже руководства отвечал однозначно: «А мне насрать».

Про него мичман Лебедев говорил со вздохом: «Что делать, этот парень получил воспитание на одесском «Привозе». И сейчас этот угрюмый грубиян пел чистым приятным баритоном:

Земля в иллюминаторе...

Земля в иллюминаторе...

Земля в иллюминаторе видна.

Как сын грустит о матери,

Грустим мы о Земле, она одна.

«Как можно понять их — спецназовцев, танкистов, пограничников, — думал Волин. — Они здесь в окружении, и непонятно, где фронт, где тыл. И неизвестно, где опасней, откуда ждать удара в спину или грудь. Они как воины Евпатия Коловрата, дерутся в этом сумасшедшем окружении и без приказа не отступят. Почему? А кто знает? Это и есть загадочная русская душа».

Волин вдруг услышал и собственный голос, он пел одну из песен Виктора Цоя, но только не тот бодрый марш космодесантников, а скорбный блюз из последнего его альбома. Когда-то давно, слушая его, Игорь подумал, что это было написано о нем:

А потом пришла она, говорит: «Пошли».

А тело оставь земле,

А телу недостало любви.

А телу недостало тепла.

Поймав себя на мажорной мысли, Игорь едва не сплюнул с досадой: «Ну мать твою, я завываю, как платная плакальщица на собственных похоронах. Надо что-то спеть веселое, хотя бы из репертуара «Машины времени», хотя бы про охотников за удачей». Но вспомнить слова он так и не успел, сквозь открытую дверь бункера донеслись звуки медленной песни на английском языке.

Спецназовцы как по команде разом замолчали, стали слушать.

— Какая душевная песня, хоть и не по-нашему. А все равно пробирает до костей, — пробубнил младший Наза-ренков. К нему тут же повернулся Ковалев.

— Песня душевная, — перекривил его Гога, второй номер, — это же «Солджер оф Форчун» в исполнении «Дипперпл», классика золотого медленного рока. А ты, песня душевная, лапоть, одним словом.

— «Солдат удачи», — ни к кому не обращаясь произнес прапорщик Зульфибаев. — Наш майор ее очень любит, в Афгане сколько он за нее нагоняев получал от командования, а как на задание идти, так ее и крутит. Получается вроде как талисман группы. Это, видно, начальник заставы решил побаловать Чечетова, а заодно и нас.

— Обед.

В дверях стоял Чечетов, одетый, как заправский турист, весь в американском. Майор все время находился в блиндаже начальника заставы, появляясь лишь тогда, когда считал, что это необходимо. Вот и сейчас, жуя жевательную резинку, он инструктировал личный состав.

— Обедайте по полной программе и сверх того. Ужина не будет. Значит, набили желудки, навели макияж и на боковую — отдыхать. Сегодня придется топать всю ночь, а это вам не «бубль-гум», «вышивать» по своей территории. Здесь ни связи, ни поддержки, ни эвакуации. Если влипнем, то конец.

Больше не говоря ни слова, майор вышел из блиндажа. На обед был плов, настоящий таджикский с бараниной. Молча орудуя ложками, диверсанты с жадностью поедали плов. Волин тоже с аппетитом съел все содержимое котелка. Затем, вспомнив слова командира, взял добавку. Умолотив еще котелок жирной рисовой каши с нежной молодой бараниной, капитан ощутил себя переевшим, но это не помешало ему приняться за чай.

После обеда диверсанты принялись за «макияж». Раздевшись до пояса, они друг друга брили наголо, сверкая голыми черепами при свете коптилок.

Лебедев обмыв круглую как шар голову водой, посмотрел на себя в зеркало и, проведя рукой по щекам, буркнул недовольно:

— А шо делать с рыжей щетиной?

Тут же откликнулся на голос мичмана Ковалев:

— Я бы на твоем месте, Михал Михалыч, ее ваксой, она тогда как у абрека будет.

Волин самолично сбрил с себя остатки армейской стрижки, вымыл теплой водой голову, насухо ее вытер. А затем тщательно намазал голову, лицо и шею тональным кремом. Цвет кожи стал такой, как будто Игорь несколько месяцев провел на пляже в Крыму. Это и был «макияж», разработанный научно-исследовательским институтом разведки.

...Одетый в старого образца общевойсковой камуфлированный комбинезон, весь испачканный бурым пянджским илом, старший лейтенант Петров, слегка сутулясь, стоял в блиндаже начальника заставы.

— Ну что, все в порядке? — спросил майор Фадеев.

— Так точно, провели еще раз разведку по всей длине коридора. Все чисто. После того как в этом районе поработали «грады», его и «хачики», и «духи» обходят стороной, — слегка заикаясь, ответил Петров.

— Ты чего, старлей, дрожишь, простыл, что ли?

— Да нет, просто нервы.

— Ну, нервы мы подлечим, как только группа перейдет на ту сторону. Ты своих архаровцев выводи на заставу. Получите по сто граммов «наркомовских» и как минимум на неделю застрянете на внутренних нарядах заставы.

— Да я про внутренние наряды сказал ребятам, радуются. Сейчас ночью в секрете холод жуткий.

— А что про группу сказал? — настороженно спросил начальник заставы.

— Сказал, что надо провести через границу группу афганских товарищей — они-де возвращаются на родину.

— И что, поверили?

— Не знаю, но больше вопросов не задавали, — пожал плечами Петров. Майор Фадеев посмотрел в глаза своего заместителя. Сколько он здесь, этот мальчик с Брянщины, пять лет, пора бы и самому стать начальником заставы. А ситуация такая, что скоро на заставах будет столько войск, что в пору будет командовать генералам. Ничего, скоро придет приказ Петрову о присвоении капитана, может, тогда...

— Ладно, старлей, — неожиданно произнес начальник заставы, указывая на карту, разложенную при свете «летучей мыши», — сядь, посмотри на карту и подумай, как доходчивей объяснить «афганскому товарищу» маршрут по коридору, а я пойду его приведу.

Майор вышел из блиндажа, а старший лейтенант с облегчением вздохнул, снял с головы промокший от росы и пота капюшон, напился воды из ведра, стоящего на ящике из-под боеприпасов, сел за стол, зевнув, уставился в карту и, водя пальцем, начал что-то шептать. В таком виде его застали Фадеев и Чечетов. При видё американизированного наряда Чечетова глаза Петрова округлились от удивления, и он спросил:

— Это тоже афганский товарищ?

— И к тому же старший, — подтвердил начальник заставы, потом спросил: Ну как, готов объяснять дорогу? Тогда объясняй.

Старшие офицеры присели за стол, а Петров начал объяснять.

— Вот наша застава, немного южнее, — палец с грязным, забитым под ноготь илом пополз по карте, — вот здесь, где река делает поворот и течение слабее и отмель, мы сделаем проход. Перейдя на ту сторону, вы должны двигаться строго на юг. Ориентир — вершина Безымянной, на ночном небосводе ее хорошо видно. В трех километрах от реки вы попадете на старую дорогу. Вот по этой дороге будете дальше двигаться на юго-восток к ущелью, дальше держитесь ближе к Безымянной, в тени. Во-первых, так легче укрыться, если вам попадется караван торговцев наркотиками или патруль афганцев. Во-вторых, с противоположной стороны гора Али Бей, ее подножье изрыто пещерами, как швейцарский сыр дырками, а там обитает разное отребье. Так что это учтите, товарищ старший афганский товарищ.

— Учту, — пряча улыбку в уголках губ, ответил Чечетов.

— Вчера и сегодня ночью мои ребята пытались сделать «засечку» инфракрасного излучения на манер афганских «секретов» или засад. Глухо.

— Хорошо, спасибо, старший лейтенант, — Чечетов пожал руку Петрову. — Ну что, пора идти к людям, а то застоялись мои жеребцы.

Офицеры вышли из блиндажа, пересекли двор заставы. Группа диверсантов сидела в ожидании командира в тени полуразрушенной казармы. Офицеры-пограничники считались самыми выдержанными: не нервы, а стальные канаты, говорили о них. Недаром погранчасти были резервом некогда славного Комитета государственной безопасности. Кадры для чекистов в большинстве случаев ковались на заставах и в погранотрядах. Старший лейтенант Петров не был изгоем среди выдержанных, но то, что он увидел, заставило его схватиться за автомат. Под стеной казармы сидели два десятка моджахедов, одетые кто в длинные халаты, кто в куртки, кто в фуфайки, в чалмах, вязаных шапочках, тюбетейках, паншерках и тюрбанах, обвешанные оружием и боеприпасами (у некоторых были приборы ночного видения). Это были настоящие «духи» — уж на кого-кого, а на них Петров за последние три года насмотрелся. Увидев подошедших и среди них Чечетова, диверсанты стали подниматься со своих мест.

— А ну быстро привели себя в порядок, проверили себя на звон, — скомандовал Чечетов.

Спецназовцы молча подтягивали ремни амуниции, затем попрыгали. Все было тихо.

— Так, хорошо, — спокойно произнес командир группы. — Теперь о порядке движения. Как только пересечем границу, в авангарде Зульфибаев и Босяга. Дальше движемся двумя подгруппами — первую возглавляю я, со мной Ким, Исаев, Воробьев, Цыганенко, Иванников. Вторую подгруппу возглавляет капитан Волин, с ним Кадыров, братья Назаренковы, Дубинин и оставшиеся спортсмены. Тыл прикрывают Лебедев и Ковалев. Вопросы есть?

Тишина.

— Вопросов нет. Начинаем движение. Ведите, старший лейтенант.

Петров двинулся к подземному ходу сообщения. Спецназовцы, несмотря на то что были нагружены оружием под завязку, двигались быстро и бесшумно. Ход сообщения был длинный, как туннель, и вел далеко за территорию заставы. Подсвечивая себе небольшим фонариком, пограничник быстро и уверенно двигался по этому туннелю. В самом конце выход на поверхность был завешан камуфлированной плащ-палаткой. Погасив огонь, Петров откинул полотнище и выбрался наружу. Рядом с норой хода сообщения был вырыт окоп «секрета». Из глубокой ячейки на Петрова смотрели две пары испуганных глаз, как только глаза привыкли к темноте, можно было разглядеть над глазами козырьки фуражек, а чуть ниже поблескивали стволы автоматов.

— Кузин, все в порядке, свои, —тихо произнес Петров.

— А, это вы, товарищ старший лейтенант, — донесся испуганный голос бойца.

— Все в порядке? —теперь спросил офицер.

— Да, только что сигналил Мартынов, порядок.

— Так, ладно, Кузин, сейчас пройдет ДШМГ, так что затаились, как будто вас нет.

— Есть, — оба погранца нырнули в дыру ячейки.

Петров подал знак, и из хода сообщения начали выбираться диверсанты. Старший лейтенант, бесшумно раздвигая камыши, двинулся вниз к Пянджу, ему надо было быть первым, предупредить своих солдат. Он, опытный офицер, при виде маскарада спецназовцев схватился за оружие, так что неудивительно будет, если его солдаты откроют по ним огонь.

Чем ближе река, тем становилось прохладней, сыростью тянуло от камней и из воздуха. К шуму колышущегося камыша и завыванию ветра в расщелинах скал добавился шум горной реки, которая несла сотни кубометров родниковых вод, смешанных с тоннами ила.

— Т-с-ц, — подал условный сигнал Петров, и прямо из темноты перед ним вырос человек-куст. Как и старший лейтенант, он был одет в допотопный зелено-белый комбез общевойсковиков и каску, обтянутую камуфляжной сеткой. Рукава, спина, каска были утыканы свежими стеблями камыша. Лицо бойца было измазано речным илом.

— Все в порядке?

— Ага, — оскалился боец.

— Значит, так, младший сержант, — тихо произнес Петров, — сейчас начнут переправу дэшаэмгэшники, ты их переведешь и, как только они углубятся на ту сторону, снимешь прикрытие — и сюда. Здесь буду вас ждать я. Понял?

— Ага.

Возле старшего лейтенанта появились Чечетов и Волин.

— Ну что, первый пошел? — по-десантному произнес Чечетов.

— Ага, — подражая своему сержанту, ответил Петров.

Чечетов махнул рукой, из камышей вышли Зульфибаев и Босяга, в очках ночного видения они были похожи на пришельцев.

— Ориентир — вершина Безымянной, — тихо произнес Чечетов.

Дозорные, ничего не ответив, исчезли, легкий всплеск воды свидетельствовал — переправа началась. Вслед за дозорными двинулись бойцы первой подгруппы.

— Возвращение как договорились? — спросил Чечетов, прежде чем уйти.

— Да, —ответил Петров, остальные пояснения касались Волина.

— Когда будете возвращаться, подадите световой сигнал с той стороны. Через час мы вас выведем. Сигнал — три точки, тире.

— Ясно, —ответил Волин и, видя, что пошла его подгруппа, протянул руку Петрову и тихо сказал: — Ну, будь здоров, старлей, хотелось бы надеяться, что вернемся.

— Обязательно вернетесь, — крепко пожимая руку, искренне сказал пограничник.

Спецназовец надел на голову прибор ночного видения, шагнул в воду...

Старший лейтенант дождался возвращения своих бойцов, и, когда бойцы из группы прикрытия двинулись вверх к ходу сообщения, Петров остановил Мартынова и спросил:

— Все обошлось без эксцессов?

— Какие эксцессы? — искренне удивился младший сержант. — Эти ваши друзья — душманы, несмотря на то, что нагружены, как вьючные ослы, так рванули, что если такой темп выдержат пару часов, то еще до утра выйдут на ту сторону ущелья.

— Дай-то бог, — вслух произнес пограничник, а про себя подумал: «Не знаю, что им поручило командование, но удача им не помешает. Удачи вам, парни».