Когда я открыла глаза, мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что я видела перед собой. Я разглядывала больничный потолок, во рту было непривычно сухо. Что же такое есть во всех больницах, отчего во рту образуется пустыня Сахара? Во время прошлого длительного пребывания на больничной койке со мной каждое утро происходило ровно то же самое. Странно.
Я глубоко вдохнула, ожидая ощутить горьковатый запах, свойственный больнице: смесь моющих средств и болезни, и удивилась приятному цитрусовому аромату, который был так непривычен для этого места. Сердце ускорило свой бег, и я повернула голову налево.
И тут же влюбилась.
Прямо в тот самый момент.
Я по уши влюбилась.
Звучит абсолютно странно и кто-то может подумать, что это эффект болеутоляющих, которые мне дали после ухода Дерека, но я узнала этот трепет в своей груди. Чувство заполняло меня, как воздух наполняет воздушный шарик, и это точно не имело никакого отношения к тому, что ввела мне медсестра. Как и к моему короткому сну после визита Миранды и Джейсона. Как только я посмотрела на Коула, я осознала, что мои чувства реальны, а их сила заставила меня сглотнуть подступившие слезы.
По правде говоря, я влюбилась в него еще десять лет назад, и это чувство было со мной всегда.
Коул сидел на неудобном больничном стуле. Его ноги лежали на краю моей кровати. Он снова был в темных брюках. Я подумала, что Коул только с работы. Сверху на нем были черная кожаная куртка и классическая рубашка. Одна рука лежала на животе, а другая подпирала подбородок. Его поза казалась ужасно неудобной, и я понятия не имела, сколько времени он здесь провел, но в небольшом окне больничной палаты было видно, что на улице уже стемнело, да и в самой больнице было непривычно тихо. Волосы Коула были в беспорядке, словно он много раз зарывался в них пальцами. Даже с учетом того, что его длинные ноги лежали на моей кровати, он сидел, свернувшись.
И был самым прекрасным из всех, кого мне доводилось видеть.
Он не обязан был быть здесь. Хотя я и не удивилась его присутствию, ведь Дерек позвонил ему, но все же он был не обязан не только быть здесь, но и делать все, что он уже сделал для меня. Внезапно все его поступки приобрели для меня особый смысл, вообще-то, это должно было произойти еще после разговора с моей мамой, но лучше поздно, чем никогда. Теперь я и правда поняла, что он делал все это не потому что чувствовал себя обязанным. Он всегда делал это, потому что сам хотел.
Видимо, мне потребовалось падение с лестницы, чтобы в голове прояснилось.
Я резко выдохнула, и Коул открыл глаза. Наши глаза встретились, и через мгновение он выпрямился и убрал ноги с кровати. Коул с силой опустил их на пол.
— Привет, — сказал он грубым ото сна голосом и наклонился вперед.
— Привет, — прошептала в ответ я.
На губах Коула появилась полуулыбка.
— Как ты себя чувствуешь?
— Отлично.
Улыбка стала еще шире, когда он поймал прядь моих волос и заправил ее за ухо.
— Ты попала в больницу после того, как ударилась головой. Что здесь может быть отличного?
— Ты же здесь, — все так же шепотом, ответила ему я.
Брови Коула приподнялись от удивления, а затем его взгляд стал невероятно нежным. Он накрыл ладонью мою щеку, поглаживая большим пальцем изгиб челюсти.
— Это со мной говорит Саша на болеутоляющих? Она мне очень нравится.
Я рассмеялась, игнорируя укол тупой боли.
— Я не настолько под кайфом.
— Точно?
— Точно.
Глаза Коула внимательно изучали мое лицо.
— Хочешь попить что-нибудь? Здесь есть вода.
Когда я согласилась, он встал, чтобы налить мне немного в пластиковый стаканчик, а я пыталась понять, как бы мне принять на кровати сидячее положение, чтобы не пролить на себя воду. Коул протянул мне стакан, и прохладная жидкость смягчила сухость в моем горле. Я начала делать жадные глотки, но Коул остановил меня, коснувшись запястья.
— Тебе не следует так торопиться, — сказал он.
Наверняка он был прав. Я опустила стаканчик.
— Который час?
Коул ответил, посмотрев на часы:
— Немного за полночь.
От удивления я распахнула глаза.
— Как же тебе позволили здесь остаться?
Он встретился со мной взглядом и поднял бровь.
— У значка ФБР есть определенные преимущества. Да и моя очаровательная улыбка делает свое дело. — Коул усмехнулся. — И ничто не заставит меня покинуть эту комнату.
Мое сердце станцевало победный танец.
Коул придвинулся ближе и наклонил голову, касаясь губами моего лба. От этого приятного жеста я прикрыла глаза.
— Я в ужасе.
Я сдвинула брови.
— Что?
— Я насмерть перепугался, когда Дерек позвонил мне и сказал, что ты в больнице, — пояснил Коул, отстраняясь так, чтобы я могла заглянуть ему в глаза. — Даже когда он сказал, что ты в порядке, когда объяснил, что произошло, я все еще был в ужасе. Все время по пути сюда.
— Коул…
— Я должен был лично убедиться, что ты в порядке. — Он снова погладил меня, на сей раз по нижней губе, заставляя мурашки пробежаться по моей спине. — Мне не нравится видеть тебя здесь.
— А мне не нравится быть здесь, — призналась я, допивая воду.
Коул не сводил с меня глаз, забирая стаканчик и ставя его на поднос рядом с кроватью.
— Наверное, хорошо, что я не видел тебя здесь в прошлый раз.
В прошлый раз я выглядела ужасно. Глаза были подбиты. Челюсть сломана. Синяки были даже там, где я никогда не ожидала их увидеть. И еще были повязки на животе и на груди.
Коул взял меня за руку, переплетая наши пальцы.
— Дерек рассказал мне, что произошло.
По мне пробежал холодок.
— Он выяснил что-нибудь?
Коул прикрыл глаза и ответил лишь спустя несколько секунд.
— Давай поговорим об этом завтра? Уже поздно. Тебе нужно отдохнуть…
— Он что-то нашел, так ведь? — мои пальцы сжались вокруг пальцев Коула. — Я хочу все знать.
Мышцы на его челюсти напряглись и на мгновение мне показалось, что он не ответит.
— Он дважды проверил гостиницу. И приехал еще раз, когда твоя мама вернулась, чтобы проверить, не пропало ли что-нибудь. Но она не заметила пропажи.
Я и не ожидала, что это ограбление.
— Когда Дерек приехал первый раз, — продолжил Коул, — то проверил старый проход через тоннель. Кирпичи обвалились.
Я резко втянула воздух.
— Правда?
Коул кивнул.
— Дело в том, что Дерек не знает, обвалились они сами по себе или нет. Твой отец делал эту кладку, верно?
— Да. Это было очень давно.
— Они могли обвалиться сами по себе или кто-то мог их разбить, к тому же неизвестно, сколько времени они уже в таком состоянии. Твоя мама сказала, что в мавзолей никто не заходил годами. — Коул повернул мою руку и провел большим пальцем по ладони.
У меня было чувство, что это еще не все.
— Но?
Густые ресницы вспорхнули вверх, и его глаза нашли мои.
— Но проход, который вел к двери в подвале, свободен.
— Боже правый. — Я отвернулась, мысли неслись галопом. — То есть эта дверь могла быть открыта какое-то время и… Кто-то мог пройти по тоннелю в гостиницу и обратно. Вопрос в том, зачем кому-то преодолевать все эти трудности? Ведь проще пройти через парадную дверь.
Палец Коула все еще двигался по моей ладони.
— Потому что они хотели остаться незамеченными. Тот, кто преодолевает такие трудности, не хочет лишний раз рисковать.
Я сжала губы.
— Про тоннель знает тот, кому известна история гостиницы. — Я сразу же подумала о мэре, который был первый недоволен моим возвращением, но ему-то зачем проникать в гостиницу?
Да кому вообще это нужно?
Мой взгляд вернулся к Коулу, и я поняла, что он внимательно меня изучает. По какой-то ужасной причине я вспомнила о том времени, что провела с Женихом, и я знала, что если бы не оттолкнула тогда Коула, то он сидел бы на этом самом месте десять лет назад. И что-то совсем странное пришло мне тогда в голову. Впервые мне захотелось поговорить о том, что произошло. Коул продолжал смотреть на меня, и слова вырвались сами собой.
— Я не думала, что выживу, думала, что умру в спальне без окон, — прошептала я, а в его глазах появилось понимание. — Я так много раз желала умереть и знаю, что это звучит как слабость, но я не могла… того, что он творил. И он не видел в этом ничего дурного. Он искал идеальную невесту. — Закрыв глаза, я подняла лицо к потолку. — Вот чего он хотел. Чтобы его невесты желали быть с ним, чтобы наслаждались его присутствием. Думаю, все это тебе и так уже известно. Я слышала, что какие-то детали были в газетах, но… Он был словно двумя разными людьми. Иногда он был почти добр. Он был болен, в его голове все было извращено настолько ненормально, что когда у него было то самое настроение, было похоже, что приходил совсем другой человек, тот, что жил ради боли и мучений других. Эти моменты были худшими.
Коул ничего не сказал, но все в нем было сосредоточено на мне. Его палец замер, но хватка на моей руке стала крепче. Тишина позволила мне продолжать.
— Однажды он сказал мне, после того как я… осчастливила его, — сказала я, содрогаясь, — почему другие невесты разочаровали его. Все они давали отпор. Как и я. Но дело было не в этом. Он настойчиво считал, что сможет перевоспитать их, сделать покорными. — Последнее словно я выплюнула с отвращением. — Дело было в самых обыденных вещах, понимаешь? Одна была ненатуральной блондинкой. Она осветляла волосы и поэтому была недостаточно идеальной. Другая призналась ему, что не могла иметь детей. Я даже не знаю, было ли это правдой, но ее жизнь закончилась из-за этого. Была еще одна, она… слишком худая. Она похудела, потому что не ела то, что он ей давал. — Я тяжело сглотнула, прежде чем продолжить. — Он убил одну из них, потому что она слишком много плакала. Словно она плакала не из-за него. — От отвращения мой желудок сжался. — Ту, что была до меня, он убил, потому что внезапно решил, что она для него слишком стара. Хотя он знал ее возраст, ведь он следил за ней, за всеми нами. Казалось, что кого бы он ни выбирал, они все были недостаточно хороши. Он находил недостатки. В этом было все дело.
Мой следующий вдох был резким, и он опалил меня, словно огнем.
— Я знала, что не первая сказала ему то, что сказала, и он решил, что я больше не могу быть его невестой. Когда он мне сказал об этом, я поняла, что это значит. Я больше не была достаточно хороша на его взгляд.
Я открыла глаза, но на самом деле ничего не видела перед собой.
— Я знала, когда он убьет меня, когда нарядил, закрыл глаза и повел на улицу. Я помню те моменты, словно они были секунду назад. Платье было настолько тонким, словно из одного кружева, я чувствовала ветерок каждой клеткой кожи. Я ощущала свежесть воздуха, запах прохладного дождя и слабый аромат удобрений. Я поняла, что находилась на улице. Поняла, что это был тот самый момент. Что все вот-вот произойдет. — По телу пробежала дрожь, и Коул крепче сжал мою руку. — Он плакал, Коул. Плакал, пока вел меня на улицу. Рыдал, и я… я умоляла его. Я упрашивала его, и, бог свидетель, я говорила все, что могла, потому что знала, что умру, а я так не хотела умирать.
Ком в моем горле едва ли не душил меня.
— Он перестал плакать и отпустил меня. Я не знала, где он был, но попробовала убежать. Но убежать далеко мне не удалось, он сбил меня с ног и повалил на землю. Он перевернул меня на спину, и я ощутила это ужасное жжение в животе, словно меня разрывали на части. Он пырнул меня ножом.
Коул все еще сидел молча, но напряжение, исходящее от него, словно присутствовало с нами в комнате, я ощущала волны его ярости.
— Он не связал мне руки. Был настолько уверен, что справится со мной, и я… Я даже не знаю, что произошло дальше. Знаю лишь, что я боролась. И снова ощутила эту дикую боль здесь, — сказала я, показывая рукой на грудь. — Мы боролись на земле и в какой-то момент он выронил нож. Он начал душить меня. Но я дотянулась до камня. Чистое везение, — прошептала я. — Оно и спасло мне жизнь. Я ударила его по голове, и он выпустил меня. Я помню, как подпрыгнула и побежала, срывая с себя повязку, и просто бежала и бежала, пока не добралась до той фермы…
Той фермы, на которой были лошади, которых я слышала. То же самое везение направило меня в правильную сторону, и удача по-королевски улыбнулась мне еще раз, когда хозяин фермы, мистер Мокерсон, оказался на улице, ремонтируя свой забор.
Я снова повернулась к Коулу и сделала глубокий вдох.
— Если бы он убил меня, то отрезал бы мой безымянный палец. Он снял бы с меня наряд, надел другой, а окровавленное платье вместе с пальцем повесил бы в комнате к остальным. — Я медленно моргнула. — Я не знаю, почему рассказала тебе все это.
На челюсти Коула дергалась мышца.
— Я рад, что ты рассказала.
Напряжение, копившееся во мне десять лет, немного отпустило. Мой психолог говорила о преимуществах такого открытого разговора, но я ей не верила. Я ошибалась, потому что следующий мой вдох показался мне легче прежних.
— И я хочу тебе кое-что сказать. В этом не было ни капли слабости, — тихо сказал Коул. — Это слово вообще к тебе неприменимо. Ты прошла через ад и дело не только в везении. Ты сражалась и выжила. Ты боец. Ты заслужила это звание, детка. Оно принадлежит тебе.
На моих губах появилась слабая улыбка.
— Принадлежит мне. Мне это нравится. — Я остановилась. — Знаешь, я не знала, как он выглядел, узнала гораздо позже. Он всегда скрывал свое лицо. Я либо была в темной комнате, либо в повязке. Я не знаю, зачем он это делал, но, когда я увидела его фото, я удивилась. Настолько больной на голову, но настолько… нормальный внешне. Он мог бы преподавать нам в колледже. Он мог быть тем, кого ты видишь в магазине или прохожим, что улыбнулся тебе на улице.
— Так и есть, — сказал Коул, поднимая наши сцепленные руки. Он поцеловал мои костяшки, каждую из них. — Серийные убийцы чаще всего выглядят обычными соседями, ты и не станешь опасаться его до тех пор, пока не станет поздно.
— Все были удивлены, так ведь? — спросила я.
Коул кивнул.
— Никто из тех, кто знал Вернона Джоана, не подозревал, что он и был Женихом, — сказал он, и я вздрогнула от звука этого имени. — Никто из его соседей или коллег по работе. У него не было семьи. По крайней мере, никого из живых.
Вернон Джоан.
Жених.
Серийный убийца и насильник как минимум шести женщин. Некоторые верили, что жертв могло быть больше, но их так и не нашли. Мое бегство привело к его аресту. Даже находясь при смерти по пути в больницу, я смогла рассказать все, что знала, и этого было достаточно для властей, чтобы выйти на его дом в предгорье Аппалачей. Вместо того, чтобы сдаться, он схватился за охотничий нож, который использовал со мной, и перерезал себе горло в комнате, где держал меня и многих других женщин.
Я не знала, как относилась к такому финалу и, наверное, никогда не узнаю. Часть меня хотела, чтобы его судили, чтобы он ответил перед семьями и любимыми тех, чьи жизни он забрал. Другая часть просто радовалась, что он был мертв.
Мои глаза снова вернулись к Коулу. Было еще кое-что, что я ему не рассказала.
— Я сказала ему, что люблю другого.
Рот Коула выдавал напряжение.
— Что?
— Вот, что я сказала ему, Жениху, — пояснила я. Я не использовала его имя и не хотела начинать. Это слишком большая честь для него. — Я сказала ему, что уже люблю другого.
Несколько секунд Коул просто смотрел на меня. Его бледные глаза словно потеплели на несколько градусов. Когда я сказала это Жениху, я умоляла его увидеть во мне живого человека, того, кого любили, по кому будут скучать, женщину, которая будет скучать по своим любимым. Это сработало в весьма извращенной манере, помогая мне сбежать, но это не было ложью. Я уже тогда была влюблена в Коула, возможно, даже по-настоящему любила его.
Как и сейчас.
Коул прикрыл глаза и наклонился к нашим соединенным рукам. Он молчал. Я не знала, о чем он думал, но пока наблюдала за ним, успела понять, что именно я чувствовала, проснувшись и увидев его здесь. И мои чувства не изменятся.
Я любила Коула Ландиса.
***
Коул остался на ночь в моей больничной палате, и я задумалась, насколько сильно на медсестер повлияли его значок и улыбка. Утром меня выписали, и он отвез меня домой.
Коул не поднимал тему того, что я рассказала ему вчера ночью, но было не похоже, чтобы она зависла между нами. Я просто высказалась, открылась, и это изменило то, что я чувствовала в его присутствии. Не думаю, что Коулу это было очевидно, и не то что бы у меня на лбу было написано: я поделилась, потому что влюбилась. Но для меня все было иначе. В хорошем смысле.
Я не жалела об этом.
Мама настояла на том, чтобы накормить Коула завтраком, и порхала над ним, накладывая ему на тарелку бекон и сосиски. Его ухмылка явно говорила о том, что такое внимание ему нравится, а мне нравилось наблюдать за ним. После завтрака я вышла вместе с ним на крыльцо.
— Я скоро вернусь, — сказал он, положив руку мне на бедро. Он притянул меня к себе. — Нужно кое-что закончить. И принять душ, а еще собрать сумку.
— Сумку? — переспросила я.
На его губах заиграла полуулыбка.
— Чтобы остаться у тебя на выходных.
— Правда?
— Да. У нас ведь в силе планы на ужин, но мы их скорректируем так, чтобы тебе не пришлось выходить из дома. Да, я знаю, что ты в порядке, — сказал он, прежде чем я смогла его перебить, — но мы не станем тебя перенапрягать.
Я приподняла бровь.
— Я уеду совсем ненадолго. — Коул положил другую руку мне на щеку. — Обещай мне поберечь себя.
— Обещаю, — пробормотала я, немного потерявшись в его голубых глазах.
Понимающая улыбка появилась на губах Коула, и он наклонился, нежно, но кратко целуя меня. Я не хотела его отпускать, и это чувство было столь новым для меня, я задумалась о нем, возвращаясь на кухню. В воздухе витал аромат бекона.
Мама уже убрала тарелки и, хотя я обещала не перенапрягаться, это не означало, что я стану сидеть сиднем весь день. Боль в голове была терпимой даже без медикаментов, и я хотела кое-что проверить.
Я взяла фонарик и накинула дождевик, прежде чем выскользнула в заднюю дверь. Застегивая дождевик, я пересекла веранду и вдохнула морозный воздух. Вокруг пахло снегом. Не многие люди знали, что у предстоящего снегопада есть запах, но для меня он всегда пах свежо и знакомо.
Подмерзшая трава хрустела у меня под ногами, пока я проходила под деревьями. Передо мной появилась низкая каменная стена. Она была здесь с тех самых пор, как построили дом, и я предполагала, что это была изначальная граница владений. Я прошла через небольшую калитку на заброшенную аллею, тоже поросшую травой. Несколько ярдов спустя я увидела еще одну каменную стену, высотой мне по пояс. За ней, в центре лужайки, стоял мавзолей.
Желудок сжался, когда я зашла на территорию старого кладбища. Я не могла припомнить, когда в последний раз была здесь, когда была помладше, я вообще избегала этого места так, словно там притаились зомби, пожирающие людей.
Сердце грохотало, пока я шла по крохотному кладбищу. Там было всего пять надгробий. Они уже рассыпались, и эпитафии было невозможно прочесть, они почти исчезли.
Вдалеке прогудел автомобильный сигнал, который заставил меня подпрыгнуть. Я была взрослой женщиной, черт возьми, но кладбище все еще наводило на меня ужас. Мы были в центре города, кладбище находилось в окружении домов, но подходя к склепу, я внезапно ощутила себя за много миль от цивилизации.
Темный дверной проем манил. Когда-то давно там была дверь, но я этого времени не помнила. Сделав глубокий вдох, я включила фонарик и шагнула внутрь.
Самым странным в склепе было то, что там не было гробниц. Вернее, они когда-то там были, но исчезли задолго до того, как бабушка Либби купила особняк и прочие владения. Никто не знал, куда и когда они пропали, и эта часть пугала меня больше всего.
Я освещала фонариком пол и очень быстро нашла старые двери в подвал. Одна створка была закрыта, а другая рассыпалась в щепки. Часть кирпичной стены обвалилась, открывая темноту тоннеля. Осколки красного с белым кирпича остались по бокам. Я не была экспертом криминалистом, да и опыта в строительстве у меня не было, так что понять, разбил ли кто-то кирпич или он сам обвалился, я не могла.
Во время завтрака мама сказала мне, что связалась с тем, кто в первую очередь займется этим на следующей неделе, тогда же примерно приятель Коула должен будет приехать, чтобы установить сигнализацию в апартаментах.
Кто-то прошел здесь и попал в дом. Я бы и за миллион долларов не согласилась туда зайти. Там было такое количество пауков, какое мне и в кошмаре не снилось.
Но Дерек был прав. Стена была сломана и первое, что я искала там — следы работы кувалдой. Дверь в подвал тоже выглядела подозрительно.
Я попятилась из склепа, но остановилась, когда услышала позади странный звук. Холодный ветерок пробежался по моей спине, волоски на шее встали дыбом. Я резко развернулась, крепче сжав фонарик. Я практически ожидала увидеть кого-то позади себя, но никого не было.
Слева от меня треснули ветки. Я повернулась на звук, но по-прежнему ничего не увидела за кустами снаружи. Мой взгляд сканировал кладбище, кирпичную стену и дворы окрестных домов. Я не заметила никакого движения, но мурашки бежали по коже.
Кто угодно мог быть там.
Кто угодно.
Нервы сдали. Я выключила фонарь и убежала прочь с кладбища. Как только я зашла в дом, сразу закрыла за собой дверь.
Положив фонарь на стойку, я сняла дождевик и посмотрела на ключницу. Повесив дождевик на крючок, я уже собиралась уйти, но внезапно развернулась так резко, что голова закружилась. Игнорируя боль, я подошла к доске с ключами, осматривая ее внимательнее. Там висели дополнительные ключи от комнаты, и все они были подписаны. Еще был запасной комплект от входной двери. И еще комплект от бывшего каретного сарая. Мамины ключи от машины, а вот следующий гвоздик был пуст.
И такого быть не могло.
Ключ от дома Анжелы пропал.
***
Она подошла так близко, невероятно близко к моему секрету, настолько близко, что я мог практически прикоснуться к ней.
А она и не подозревала.
Мне хотелось смеяться.
Я хотел обернуть руки вокруг ее шеи и наблюдать, как жизнь гаснет в ее глазах.
Даже сейчас она не знала, что я был там, наблюдал как она запирает дверь за собой, словно это поможет. Уголки моих губ приподнялись в улыбке. Я мог добраться до нее, стоило мне только захотеть. Я всегда мог до нее добраться. Закроет ли она тоннели. Запрет ли двери. Я смогу войти.
Потому что я всегда был внутри.
Я закусил губу, когда она подошла к ключнице около двери. Она свела брови, внимательно изучая ее. Я мог бы забрать ее прямо сейчас.
И никто никогда не узнает, что с ней случилось.
Как и должно было быть в первый раз.
Но я мог забрать ее.
Я почти решился на это, пока она лежала без сознания, мог легко убить ее, но это было бы слишком просто и закончилось бы слишком быстро.
А к этому я был не готов.
Потому что я все еще хотел поиграть.