Дом певчих птиц

Глава 10

Петербург. Далекое прошлое…

– Соня сейчас придет, она собрала вещи, – важно произнесла Берта, когда Николай Степанович вернулся за ответом.

– Примите мою благодарность. – Абакумов сдержанно улыбнулся, но глаза выдавали его истинные чувства. Кажется, он все же сможет порадовать Олюшку. Что выйдет из этой затеи – непонятно, однако не стоит торопить события, время расставит все на свои места. В крайнем случае, если будут проблемы, девочка вернется к своей хозяйке раньше.

Готовясь к встрече с Абакумовым, Берта нарочно надела длинное платье из синего бархата. Оно хорошо скрывало бордовые туфли с гранатами, и от этого в душе царило удовлетворение. «Пусть я для тебя всего лишь торговка птицами. Думай так. Но я гораздо хитрее и умнее тебя. Нет, ты забираешь не игрушку для своей внучки, а соперницу. Равновесие вступает в силу, и простому смертному его не нарушить».

Соня тихо зашла в магазин и робко встала около Берты.

– Добрый вечер, – произнесла она.

– Добрый вечер, – ответил Николай Степанович, приблизился и взял у Сони вещи. – Не стоит волноваться. Думаю, тебе понравится в нашем доме.

– Я буду рада помочь с кенаром.

– Полагаю, он запоет, как только тебя увидит, – усмехнулась Берта. – Надеюсь, мне не придется стыдиться твоего поведения. Слушайся Николая Степановича и знай свое место.

– Да, конечно, – ответила Соня. Ее душа раскалывалась на две части. Вдруг нестерпимо захотелось остаться с Бертой, но мечта увидеть Хвостика отчаянно тянула к двери.

– Мы пойдем. – Николай Степанович свободной рукой застегнул пуговицу пиджака. – Надо успеть к ужину.

– Счастливого пути, – просто сказала Берта, будто не прощалась на долгие дни.

Соня коснулась ее локтя, а затем сильно сжала его, точно хотела прочувствовать разлуку уже сейчас. Странно, раньше она и не предполагала, что так привыкла к хозяйке. А теперь кажется: они почти единое целое. Как так? Старая сгорбленная резкая Берта, с крючковатым носом и дрожащим подбородком, и юная Соня, старающаяся тихо ходить и не привлекать к себе особого внимания.

– Хорошо, что закончились проливные дожди, – желая заполнить паузу, произнес Николай Степанович.

– Завтра начнутся снова, – пообещала Берта, и на ее губах заиграла кривая улыбка.

Соня опустила руку и направилась вместе с Абакумовым к двери. На пороге она обернулась и увидела на лице Берты совсем другую улыбку – теплую…

Только оказавшись в доме Николая Степановича, Соня поверила, что сказки существуют. Монолитный, трехэтажный, с четырьмя колоннами и серо-бежевыми стенами, он тянулся к небу и удивлял каждым окном и ступенькой. И пусть рядом стояли дома и пошире, но этот…

Большой зал встретил радушно, предлагая выбрать любое кресло или столик со стульями у окна. Здесь гуляло приглушенное эхо: слова Николая Степановича раздваивались и летели по кругу, отскакивая от прозрачных ваз. Полы сияли, с портретов смотрели мужчины и женщины, обстановка казалась одновременно простой и сложной. Наверное, Николай Степанович не любил вычурность, ему ближе была сдержанность.

Лешка Соловей рассказывал о таких домах, но в его историях мебель всегда поражала яркими красками: зеленой, синей, красной или желто-золотой. Здесь же тона успокаивали взгляд, а вторая часть дома демонстрировала в основном строгий коричневый цвет.

– Олю ты уже видела, но я хочу вас познакомить. И лучше всего это сделать в моем кабинете.

«Где же Хвостик?» – Соня вертела головой, надеясь обнаружить знакомую клетку, но, к сожалению, поиск не привел к результату.

Кабинет Николая Степановича поражал количеством книг, они полностью заполняли узкие шкафы, тянущиеся вдоль стен. Некоторые из них могли похвастаться стеклянными дверцами, а некоторые были просто открытыми – протяни руку, да бери любую книгу.

Много места занимал длинный массивный стол, на нем царила идеальная частота, и даже возникло робкое желание подойти и потрогать гладкую столешницу, отделанную по краям полосками матовой кожи.

«Если я когда-нибудь увижу Лешку Соловья, мне будет что ему рассказать», – подумала Соня с улыбкой.

– Дедушка, дедушка! – донесся голос, и в кабинет впорхнула Оля. – Ты привез ее! – воскликнула она, точно речь шла о новой кукле или плюшевой игрушке.

– Пожалуйста, сядь, – требовательно остановил поток слов Николай Степанович. Ему хотелось побыстрее решить все вопросы, отправить девочек в комнаты на второй этаж и выпить чашку обжигающего крепкого чая. Он устал. Для его возраста и сердца – это слишком большие волнения. Пожалуй, ему потребуется несколько дней, чтобы привыкнуть к собственному поступку. А сколько придется привыкать к Соне? Это сложный вопрос, от нее тоже многое зависит. «Не совершил ли я ошибку? Даже если и так, я смогу ее быстро исправить». – Соня, и ты присаживайся, где удобно. Ты у нас в гостях. Я бы хотел, чтобы ты именно так относилась к своему небольшому переезду.

– Дедушка, а насколько она приехала?

– На месяц.

– Но почему?! Мы же говорили…

– Пожалуйста, помолчи. – Кустистые, окрашенные сединой, брови Николая Степановича встретились на переносице.

– Хорошо. – Оля надулась, но ее негодования хватило ненадолго. Усевшись в кресло поглубже, она принялась с неподдельным любопытством разглядывать Соню.

– На чем я закончил?.. Ах, да. Ты – гость, и хорошенько запомни это. На завтрак, обед и ужин попрошу являться без опоздания. Не бери пример с Оли, мне приходится ее ждать очень долго, а я этого не терплю. У тебя будет комната на втором этаже, Лиза проводит.

– Лиза служит у нас, – не удержалась Оля и, счастливо улыбнувшись дедушке, быстро добавила: – Не сердись, что я тебя перебила, но надо же объяснить…

– Вот сейчас ты молодец, – похвалил Николай Степанович и тоже улыбнулся. – Ваши комнаты находятся почти рядом.

– Ты хочешь, чтобы Соня гостила в той, где полосатые стены или в той, где розовые?

– Розовые.

– А Патрик живет в желтом зале. – Оля повернулась к Соне. – Правда, это имя подходит кенару? Я сама придумала! А дедушке не нравится. Скорей бы Патрик начал петь, я бы пригласила Машу Щерскую и Катю Калинину, они бы мне позавидовали!

– Чувствую, вы и сами разберетесь, без меня. Оля, позови Лизу. Скоро ужин, продолжим разговор за столом.

Соня слушала и не верила своим ушам. Как она – девочка с улицы, может стать гостем в доме Абакумова Николая Степановича? И она поселится в комнате рядом с его внучкой… И есть они будут вместе за одним столом… Может, это сон, и нужно срочно проснуться?!

Соня искренне полагала, что ей выделят каморку и разрешат изредка подходить к Хвостику. Кто в ее положении посмеет надеяться на большее?

«Бедный Хвостик, тебя назвали Париком. Наверное, именно поэтому ты не поешь. Тебе грустно».

– Дедушка, я сама покажу Соне комнату.

Как только они вышли из кабинета, Оля принялась задавать вопросы. Хромота вовсе не мешала ей ходить быстро, и даже приходилось ускорять шаг, чтобы ее догнать.

– Как тебе наш дом?

– Очень красивый.

– Наверное, ты никогда не бывала в таких? Ты всю жизнь провела в птичьем магазине?

– Нет, – Соня покачала головой, надеясь, что не придется рассказывать про Прохора. Они поднялись на второй этаж и с левой стороны потянулись двери, а с правой… Неужели? Вот же клетка, и вот Хвостик! Соня еле сдержала порыв и не бросилась к крылатому другу. Показывать чувства нельзя, хохлатый кенар теперь принадлежит Оле.

– Мы непременно станем подружками, и ты мне обязательно доверишься. Тебя не удивляет, что я собираюсь с тобой дружить? Многие и на порог бы тебя не пустили.

– Честно говоря, мне не верится, – осторожно ответила Соня, стараясь не смотреть на Хвостика.

– А вот и Патрик. Хорошее местечко я ему нашла, правда? Это желтый зал. Пойдем, поздороваешься. Мне так хочется выпустить его полетать, но дедушка не разрешает, говорит, что Патрик может удариться о стекло или еще обо что-то. – Оля схватила Соню за рукав и потянула к клетке. – Но, если он птица, то разберется как-нибудь! Когда дедушка уедет надолго, я все равно выпущу Патрика. Видишь, сколько у него корма? Он живет прекрасно.

Соня смотрела на Хвостика и еле сдерживала улыбку. Ее маленький верный друг…

«Мы будем вместе целый месяц. Я расскажу тебе обо всем, что случилось за последние дни, а ты мне поведаешь о своих новостях. Как же я рада тебя видеть!»

– Да, он кушает вдоволь.

Соня коснулась кончиками пальцев прутьев, и Хвостик прыгнул на ветку поближе, чуть приподнял голову и запел звонко и переливисто. Его голос звучал ликующе и трогал душу, даже Оля замерла, боясь спугнуть кенара.

– Он поет, – наконец выдохнула она. – Надо обязательно рассказать дедушки. Патрик поет!

Хвостик затих, прыгнул к кормушке и принялся есть, точно хотел сказать: «Вам показалось, ничего не было, я совершенно не умею петь».

– Это очень хорошая птица, – произнесла Соня. – Талантливая.

– Пусть поет каждый день!

– Хорошо.

– Уверена, мои подруги тоже купят кенаров, но с хохолком им не найти. Он мой и только мой.

«Хвостик, я постараюсь приходить к тебе как можно чаще, обязательно жди…»

Соня никогда не думала, что будет жить в такой комнате. Переступив порог, она будто оказалась в розовом облаке, и главное теперь – не шевелиться, чтобы чудо не улетучилось и не растаяло. Большая кровать, окно, узоры на потолке, белый столик с вазой, напоминающей цветок, мягкий белый стул, на стенах пейзажи в золоченых рамах, огромное зеркало на деревянной подставке в углу…

– Я попросила дедушку тебя привести, а он всегда выполняет мои желания, – сказала Оля, выделяя каждое слово. – Просто я не люблю, когда скучно. А вообще ты обязана стать моей подругой, но есть одно условие. – Она многозначительно улыбнулась и добавила: – Пойдем, потом налюбуешься своей комнатой.

Соня не поспевала за впечатлениями, они обрушивались на нее со всех сторон. Ей бы остановиться и впитать происходящее, дотронуться до предметов, поймать отражение в зеркале и спросить: «Это точно я?», но события не давали передышки, голова уже начинала кружиться, а язык немел.

– Здесь очень красиво, – произнесла она, надеясь, что Оля все же даст ей возможность отдышаться.

– Следуй за мной. Катя Калинина, я познакомлю тебя с ней потом, рассказывала, что в гимназиях есть ритуал посвящения. Как же это интересно! Новая ученица должна совершить то, что потребует старшая… Ты меня слушаешь?

– Да.

Теперь они двигались в противоположную сторону, и вскоре стало гораздо темнее и прохладнее, похоже, в этой части дома хозяева не жили, а гости бывали редко. Оля свернула, Соня направилась за ней и почти сразу остановилась. Вниз вела довольно широкая лестница, огороженная с левой стороны крепкими перилами.

– Думаешь, я переживаю из-за того, что хромаю? Вовсе нет. – Оля пожала плечом и улыбнулась. – У дедушки много денег, и меня всегда будут любить. Даже если бы мое лицо рассекал шрам, – она начертила в воздухе резкую линию, – меня все равно бы обожали. Не понимаю, как можно родиться в бедной семье? Подобное случается лишь с неудачниками. Уже сейчас многие мне завидуют. Ах, как же это приятно! – Оля указала пальцем на первую ступеньку и скомандовала: – Встань сюда.

Слова удивили Соню. Конечно, у тех, кто обладает богатством, гораздо радостнее, ярче и сытнее проходят будни и праздники. Этим людям не надо задумываться о тарелке щей, теплой одежде, чистой постели. Но разве деньги означают любовь? Ту самую, настоящую? А если она не настоящая, то… Счастье ли это?

Соня пока не могла разобрать и оформить все те мысли и чувства, которые вдруг вспыхнули в душе. Но она подумала о побирушках Прохора – нищих, ершистых, вечно голодных, о старой Берте, о Хвостике… Нет, любовь это что-то другое… Это когда ты стоишь перед погибелью, а Лешка Соловей шепчет: «Не вздумай хорошо петь. Кто их знает…», это когда твой друг кенар прыгает на ветку поближе, когда хочется укрыть старую женщину вязаной шалью…

Соня встала на первую ступеньку и вопросительно посмотрела на Олю.

– И что теперь? – спросила она.

– Если ты собираешься стать моей лучшей подругой, то ты должна пройти обряд посвящения. Уже сейчас представляю, как я расскажу об этом всем… У Кати, наверняка, глаза станут как чайные блюдца, а Машенька, возможно, упадет в обморок. – Оля засмеялась громко и звонко. – Я очень рада, что ты теперь будешь жить у нас. Пожалуй, это одна из самых лучших моих затей. Да, да, да! Ты тоже должна стать хромой. Не думаю, что это слишком больно. Зато мы будем одинаковыми. Ну, что же ты стоишь? Прыгай.

– Как?

– С лестницы прыгай. Она крутая и каменная, ты непременно повредишь ногу.

Усталость и нервное напряжение помешали сразу понять, о чем говорит Оля. «Если ты собираешься стать моей лучшей подругой…» Соня не собиралась, она мечтала увидеть Хвостика, и это произошло. Зачем прыгать с лестницы? Невозможно потребовать такое. Или внучка Николая Степановича шутит?

– Не буду, – произнесла Соня и удивилась, как твердо прозвучал ответ.

– Ты должна меня слушаться.

– Я вовсе не хочу быть хромой.

– Что?..

– И нам не обязательно быть лучшими подругами.

Губы Оли дрогнули, она явно приготовилась сказать что-то еще – жесткое и гневное, взгляд стал тяжелым, пальцы сжались в кулаки. Полумрак сгустился, будто кто-то неведомый резко зашторил окна, тишина превратилась в тяжелый бархат – сухой и пыльный.

Соня мгновенно почувствовала приближение беды, и уже собиралась сделать интуитивный шаг к стене, но не успела. Прошипев: «Все равно будет по-моему», Оля двумя руками сильно толкнула ее в грудь и…

Но больше ничего понять не удалось. Резко качнулись стены, потолок, а затем сразу с неимоверной скоростью перед глазами замелькали крутые ступеньки: одна, две, три… Соня летела вниз, ловя удары и боль – ребрами, коленями, локтями, во рту появился привкус крови, сердце оглушительно ухнуло, да так, что заложило уши.

Остановка.

Лестница плывет…

Шуршат юбки, и мелькают светлые туфли. Это Оля бежит вниз.

– И не вздумай рассказать дедушке! – хлестнул требовательный голос.

Соня сделала попытку перевернуться на спину, и у нее это получилось. Вставать было страшно, казалось, руки и ноги непременно отвалятся и останутся лежать на полу, но неведомая сила подтолкнула в бок, и страх медленно пошел на спад. Соня согнула правую ногу, левую… Положила руку на лоб и почувствовала тепло собственного тела. «Я живая».

– Как же здесь плохо видно! – воскликнула Оля. – Немедленно вставай!

Самое странное, что боль ушла, будто и не было никакого падения. Соня сначала села, а затем, убрав с лица выбившуюся из прически прядь, поднялась и ухватилась за перила. Ей показалось, будто между ней и Олей выросла стеклянная стена, зеленая и почти прозрачная. Выросла и растаяла.

– Ты могла меня убить, – произнесла Соня.

– Глупости. Пройдись, давай же пройдись. Ты хромаешь? – В глазах Оли застыл интерес, ей не терпелось узнать, получилось ли задуманное. – У тебя даже ни одного синячка на лице нет. Умеешь же ты падать!

Отпустив перила, Соня подошла к ступенькам. Нет, она не хромала, ее шаг был уверенным и твердым.

– Мне просто повезло, – ответила она, вспомнив о пузатой бутылке, запечатанной сургучом.

* * *

Чемодан я собрала рано утром и до двенадцати скучала, болтая время от времени с Хвостиком. Каникулы почти закончились, послезавтра в школу, и душа рвалась домой, к бабушке. Не терпелось обнять ее, поцеловать и услышать теплое: «Приехала, голубушка моя».

Родные стены и запахи, учебники, тетради, болтовня с одноклассниками – теперь этого остро не хватало. И меня ждали вареники с картошкой и жареным луком, а еще – медовый торт. Бабушка всегда готовится к моим возвращениям, и это, конечно же, приятно.

«Жду папу, чемодан готов, скоро увидимся!» – отправила я сообщение, улыбнулась и посмотрела на часы. Такое чувство, будто я стала взрослее за каникулы и значительно выросла. Но если первое, в силу полученной самостоятельности, могло произойти, то второе точно нет – слишком мало дней прошло.

Квартиру я планировала оставить в идеальном порядке, пусть Матвей вернется и подумает: «А Динка – молодец». И до обеда была объявлена генеральная уборка, благодаря которой время пролетело быстро. Я даже протерла пыль вокруг фотографии Кристины и Матвея, но оставила ее так же лежать – картинкой вниз.

Приключения навсегда останутся тайной, я сохраню их в сердце. Бутылка займет место на подоконнике и, просыпаясь, я буду на нее смотреть.

«Жизнь прекрасна, да. Верь в это всегда».

– Хвостик, пока. С тобой было здорово болтать. Если бы не ты, мне бы плоховато пришлось. – Я коснулась клетки, а кенар посмотрел на меня внимательно, чуть поднял голову и запел. Наверное, он тоже со мной прощался.

Отец приехал в три и сразу предупредил, что сможет подвезти только до центра, так как у него запланирована важная встреча. Это ничуть не расстроило, наоборот, я хотела поехать одна, чтобы спокойно думать о чем-то своем, вспоминать и мечтать.

– Сколько ты прочитала книг?

– Одну. Но я еще позанималась историей.

Мы расстались неподалеку от станции метро, и я направилась к ступенькам, ведущим вниз. Колесики чемодана старательно гремели, в нос настойчиво лез аромат кофе и свежей выпечки, и сильно захотелось бабушкиного медовика. Воздушный, с семью коржами и сметанным кремом – он всегда меня манил, помнится, я пообещала себе, что научусь его готовить. Когда-нибудь у меня тоже будут внуки, пусть и им будет вкусно и волшебно.

Улыбнувшись, я подхватила чемодан и стала спускаться по лестнице. Воображение рисовало тарелку с тонкой серебряной полоской по краю и треугольный кусок торта, чуть обсыпанный сахарной пудрой. И даже послышался шум закипающего чайника… Но на миг в глазах потемнело, точно вдруг выключили солнце, а потом сразу включили, нога подвернулась, я потеряла равновесие, качнулась вправо и влево, отпустила чемодан, и он с грохотом полетел вниз. А я кубарем отправилась за ним следом.

Замелькали кроссовки, ботинки и туфли спешащих по своим делам людей, а еще замелькали ступеньки… Я падала, ловя боль, получая жесткие удары и в плечо, и по локтям, и по ребрам, и по бедрам. Вспыхнул страх, но скорость падения стерла его, оставив только дрожь и желание спастись…

Не знаю, сколько прошло секунд. Я лежала неподвижно, прижав руки к груди, вдыхая все тот же ароматный воздух: кофе, булочки… Обострился слух, мне предлагали помощь, обещали немедленно вызвать скорую…

– Спасибо, – прошептала я, отвечая всем сразу, инстинктивно чувствуя, что врач обязательно понадобится, и чем раньше, тем лучше.

Странно, боль притупилась, она стала тягучей и топкой, будто густая карамель. И не получалось определить, откуда она тянется, где ее начало.

– Не торопись, может, лучше тебе полежать, пока врач не приедет? – донесся заботливый женский голос. – Чемодан здесь, не волнуйся.

Но я не могла бездействовать. Сначала поднявшись на локоть, а затем медленно сев, я сразу посмотрела на ноги. И теперь я знала, где живут густая боль и огромная проблема… Правая нога ниже колена опухла и напрашивался только один диагноз: у меня стопроцентный закрытый перелом.

«Лучше бы я надела брюки, а не платье с колготками, – пролетела лихорадочная мысль. – Я бы тогда не увидела этого кошмара».